Фальсифицированное обвинение еврейской общины в убийстве христианской девочки в Тисаэслар.

Дело Гуфе заставило общественность обратить внимание на судебную медицину и оценить значение новой науки. Но это было не единственное дело, способствовавшее ее развитию и признанию. Еще в 1882 году в Австро-Венгрии имел место сенсационный процесс, в котором судебной медицине была отведена важная роль. (стр.138-139)

Ареной событий стала маленькая венгерская деревушка Тисаэслар в районе Соболч, расположенная на берегу Тисы, неподалеку от Ньекладхазы. Тисаэслар состояла из трех хуторов: Уйфалу— «новая деревня», Торфалу—«словацкая деревня» и Офалу—«старая деревня». Здесь жили католики, православные и евреи. (стр.139)

В пасху, 1 апреля 1882 года, четырнадцатилетняя служанка Эстер Шоймоши отправилась из Уйфалу в Торфалу к купцу Кольмайеру за краской. Эстер купила краску и на обратном пути встретилась со своей старшей сестрой Софьей. Но домой она больше не тянулась. Ее мать, родственники и хозяйка искали девочку до позднего вечера, но безрезультатно. Когда заплаканная мать Эстер пробегала мимо синагоги, ей встретился служитель синагоги Иосиф Шарф с супругой. Шарф, желая ее успокоить, сказал, что девочка, мол, обязательно найдется, что несколько лет назад в деревне Нанаш тоже исчез ребенок. Обвиняли евреев, будто они убили ребенка, а он просто заблудился и вскоре вернулся домой здоровым и невредимым. (стр.139)

Когда же Эстер не обнаружили и через неделю, комиссар Речки из Надьфалу предпринял розыск во всем районе. Безрезультатно. В начале мая по деревне поползли первые слухи, распространившиеся вскоре как ураган по всей округе. Пятилетний сын служителя синагоги Самуил Шарф якобы рассказал: «Папа зазвал Эстер в дом, помыл ее и отвел в синагогу, где ее убили. Мы с братом Морицем видели собранную в блюдце кровь». Установить, как появились эти слухи, не удалось. Область, в которую входила Тисаэслар, представлял в рейхстаге оголтелый антисемит Оноди. Он травил евреев, где только мог, не останавливаясь ни перед чем. Чтобы иметь «основание» для еврейских погромов, он распространил выдуманную в средневековье историю о ритуальных убийствах. Якобы евреям для богослужения необходима кровь христиан, и они убивают их детей, чтобы замесить на крови тесто для мацы. (стр.139)

Мать пропавшей девочки позднее вспомнила, как Иосиф Шарф 1 апреля рассказал ей о ребенке из Нанаш, в исчезновении которого обвинили евреев. В ограниченном, мнительном существе зародилось подозрение: должно быть, у Шарфа не чиста совесть, что он заговорил с ней об этом. Она рассказала о Шарфе комиссару Речки. Тот в свою очередь доложил Оноди, который посоветовал нескольким жителям Тисаэслар поручить своим детям расспросить Самуила Шарфа, заманить пятилетнего ребенка сладостями и внушить ему слова, смысл которых малыш не мог постичь. (стр.139)

19 мая в Тисаэслар появились из Ньекладхазы следователь Бари с секретарем Пицели, комиссары безопасности Речки, Пай и несколько конных полицейских, чтобы учинить расследование по делу Иосифа Шарфа. Бари был ограниченным неудержимым карьеристом и приспешником Оноди. Он прибыл в Тисаэслар с твердым убеждением, что Эстер Шоймоши убили евреи и что его задача — заставить их признаться в этом. Он допросил маленького Самуила Шарфа и запротоколировал высказывания, которые тот якобы, а может быть и в самом деле, сделал благодаря своей детской фантазии. (стр.139-140)

Истории, рассказанные ребенком, были так противоречивы, что в них трудно было разобраться. Но это не смутило Бари. Он велел привести Иосифа Шарфа и его четырнадцатилетнего сына Морица в так называемый Каллайский замок, где расположились приехавшие. (стр.140)

Иосиф Шарф, образованный человек, объяснил рассказы Самуила как результат специально инспирированной фантазии ребенка. Мориц тоже утверждал, что никогда не был свидетелем изображенных его братом событий. Но Бари обладал интуицией, позволявшей ему определять слабости людей, что, впрочем, характерно для многих недалеких людей. Он почувствовал, что Мориц имеет неустойчивый, поддающийся влиянию психопатический характер. 21 мая он передал Морица секретарю Пицели и комиссару Речки, которые увезли парня в Ньекладхазу, чтобы там добиться от него «необходимых признаний». По дороге они остановились переночевать в доме Речки в Надьфалу, где заперли Морица в темный сарай и пригрозили, что он до конца своих дней останется в этом сарае, если не признается, что был свидетелем убийства Эстер Шоймоши. К полночи они так избили Морица, что он был готов дать любые показания. Служанка Речки все это видела и рассказала соседям, за что ее по приказу хозяина полицейские пороли до тех пор, пока она не поклялась никогда ничего не говорить о ночи с 21 на 22 мая. (стр.140)

Пицели в ту же ночь сообщил в Тисаэслар следователю Бари о признании Морица Шарфа, и последний, приехав на рассвете, запротоколировал показания Морица. Протокол гласил: «Мой отец, служитель синагоги, позвал Эстер Шоймоши с улицы в наш дом. Живущий в нашем доме нищий еврей Вольнер отвел ее в синагогу, положил ее на пол и раздел до рубашки. Кроме моего отца и Вольнера, там были также мясник Шварц, Буксбаум и Браун, а потом пришли Адольф Юнгер, Авраам Браун, Самуил Люстиг, Лазарь Вайсштайн и Эммануил Тауб. Браун и Буксбаум крепко держали Эстер, а мясник Шварц ножом перерезал ей горло. Кровь собрали в кастрюльку. Я подглядывал в замочную скважину, и мне было все видно... Эстер Шоймоши, которую я хорошо знал, несла краску в старом желтом платочке... Мой брат Самуил ничего не видел. Я ему уже потом все рассказал...» (стр.140)

Бари так глубоко верил в существование еврейского кровавого ритуала, что нисколько не сомневался в правдоподобности описанной Морицем картины. Он велел доставить мальчика в Ньекладхазу и поместить его в доме охранника местной тюрьмы Хантера Хантеру поручили охранять Морица от общения с людьми и напоминать ему ежедневно, что он тотчас попадет в тюрьму, если взду мает отказаться от своих показаний. Затем Бари арестовал всех упомянутых Морицем граждан еврейского происхождения.. Все они без исключения клялись, что ни о чем подобном не имеют ни малейшего представления. Шварц, Буксбаум и Браун пришли 31 марта в Тисаэслар, потому что претендовали на освободившееся место шахтера. 1 апреля они присутствовали на богослужении, длившемся до 10 часов, и, покинув синагогу, больше туда не возвращались. Вольнер же был нищим, который случайно 31 марта нашел приют в доме Шарфа. После богослужения он ушел. Иосиф Шарф тоже присутствовал на богослужении, а потом отправился домой. Там он пообедал с тремя своими детьми, среди которых находились также Самуил и Мориц. После богослужения он лично запер синагогу и больше туда никто не входил. Шарф не верил, что Мориц мог дать такие показания. Он упорно отрицал предъявленные ему обвинения. Все другие арестованные также утверждали, что покинули синагогу сразу после богослужения, то есть в то время, когда Эстер Шоймоши была еще в пути по направлению к Торфалу. Показания арестованных засвидетельствовали члены их семей. (стр.140-141)

Первые же сообщения из Тисаэслар попали на благоприятную почву распространенного в Австро-Венгрии антисемитизма. Газеты пестрели сообщениями и комментариями. Над евреями издевались, их дома грабили, слуги-христиане покидали еврейские дома из страха быть убитыми. Бари получил уйму писем, в которых выражалось восхищение его действиями. Неизвестные лица посылали ему даже рецепты, по которым евреи якобы замешивают тесто на крови молодых христианок. Бари приобщил эти рецепты к делу. Отряды полиции обыскали все синагоги в поисках трупа Эстер Шоймоши, изломали подвалы в домах арестованных и разломали даже винные бочки. (стр.141)

Но 18 июня 1882 года произошло событие, которое превзошло по своей сенсационности все, что уже было известно. Утром в этот жаркий июньский день пастух из деревни Тисадада обнаружил в реке Тисе женский труп, в левой руке которого был зажат платок с голубоватой краской. Пастух знал, что Эстер Шоймоши в день ее исчезновения покупала краску. С быстротой молнии распространилось сообщение, что найден труп Эстер и что на шее у нее нет никакого пореза. (стр.141)

Бари поспешил в Тисадада. Если это действительно Эстер Шоймоши и на ее шее нет ранений, то все здание его обвинения рассыплется как карточный домик. Он велел привести в Тисадада мать девочки, их соседей и родственников. Мать Эстер подтвердила, что на трупе такое же платье, какое носила Эстер. Но, к великому счастью Бари, она заявила, что это не ее дочь. Некоторые соседи выразили свое согласие с ее мнением. Другие же утверждали, что это Эстер и никто другой. Утром 19 июня на место обнаружения трупа прибыли хирурги Трайтлер и Киш, а также будущий медик Хорват. Им поручили установить, является ли утопленница девочкой четырнадцати лет и мог ли труп находиться в воде с 1 апреля, то есть со дня исчезновения Эстер. (стр.141)

Трайтлер и Киш были сельскими врачами, которым лишь несколько раз приходилось производить вскрытие трупов. А Хорват кообще еще не окончил учёбу. 20 июня они составили протокол вскрытия, в котором констатировали следующее: 1. Утопленница была в возрасте восемнадцати или двадцати лет. Это доказано общим развитием тела, состоянием зубов и тем, что венечный шов лобной кости черепа уже зарос. 2. Половые органы свидетельствуют о том, что женщина жила половой жизнью. 3. «Найденная» умерла не более 10 дней назад. Ее кожа бела и не имеет следов разложения. Внутренности хорошо сохранились. 4. Сердце и вены умершей абсолютно обескровлены. Смерть наступила от малокровия. 5. Кожа очень нежная. Особенно кожа рук и ног, ногти чистые. Умершая никогда не ходила босиком и не выполняла тяжелой работы. (стр.141-142)

Все это доказывало, что найден труп не Эстер Шоймоши. Эстер было 14 лет, она не страдала малокровием, не жила половой жизнью, была загорелой, ходила босиком и имела привыкшие к тяжелой работе руки. Кроме того, она исчезла не 10 дней назад, а больше двух с половиной месяцев. Во всем этом Бари нашел подтверждение правильности своих действий. Но он на этом не успокоился. Его злобное и ненавистное отношение к евреям натолкнуло еге на мысль о связи факта по обнаружению трупа, выловленного из Тисы, с евреями деревни Тисаэслар. Тот факт, что на трупе было платье, как у Эстер, а в руке платок с краской, дал ему повод предположить, что друзья арестованных «костюмировали» какой-то труп, чтобы создать впечатление, будто Эстер утонула, и тем самым спасти своих единоверцев от обвинения в убийстве. За эту идею он ухватился, когда получил анонимное письмо, в котором сплавщик на Тисе еврей Смилович обвинялся в том, что он участвовал в подмене трупа. Анонимщик писал, что подмену трупа придумал Амзель Фогель из Тисаэслар. Потом два неизвестных еврея привезли труп на телеге в Тисамартон и передали его Смиловичу. А Давид Хершко переправил его на своем плоту в Тисаэслар. Тут какая-то еврейка принесла платье, как у Эстер, и мешочек с краской. Христианин Игнац Мати продался евреям и помогал им переодевать труп. (стр.142)

Бари арестовал Фогеля, Смиловича и Хершко и доставил их в Каллайский замок. Они отрицали свою вину. Тогда комиссар Пай заставил Фогеля пить литрами холодную воду, пока тот не взвыл от боли, а затем гнал его перед лошадью до тех пор, пока тот не потерял сознание. В конце концов он признался во всем, чего от него хотели. Смилович из страха перед пытками тоже признался. Так как он не был в состоянии назвать имена двух евреев, которые Якобы привезли ему труп в Тисамартон, то Бари приказал перед зданием общинного правления выстроить всех евреев деревни Тисаэслар и потребовал, чтобы Смилович нашел среди них тех двух. Дрожа от страха, Смилович указал на первых попавшихся двух человек в начале строя. Ими оказались Мартин Гросс и Игнац Клайн. Обоих били и заставляли пить воду, пока они не закричали: «Приказывайте, что я должен сказать. Я все скажу...» Хершко под пытками был вынужден подписать протокол, составленный на венгерском языке, который ему был непонятен. Христианин Мати был единственным, кого не арестовывали, но его при допросе били палками по пяткам до тех пор, пока он не признался, что знал обо всем. (стр.142)

Все это стало известно общественности и вызвало возмущение и жаркие споры далеко за пределами Австро-Венгрии. Дело Тисаэслар стало темой парламентских дебатов в Будапеште и Вене. Прокуратура Будапешта была вынуждена начать новое расследование по делу и поручила его прокурору Сцайферту. Несколько из-псстпейших венгерских адвокатов предложили свои услуги в качестве защитников арестованных, среди них был депутат рейхстага Карл фон Ётвёш. (стр.143)

Когда в октябре 1882 года Етвёш ознакомился с материалами дела и поговорил с несколькими заключенными, он убедился, что обвинение не располагает ни одним доказательством «убийства в синагоге», что все дело сфабриковано на основании слухов. Что представлял собой главный свидетель обвинения Мориц, этот не заслуживающий доверия психически неполноценный ребенок, которому внушили его показания? Что значили имевшиеся признания? Ничего. Каждый обвиняемый откажется от них, как только его перестанут подвергать пыткам. Особое внимание Етвёша привлек труп, извлеченный из Тисы. Он прочитал протокол, составленный Трайтлером, Кишем и Хорватом. Так как ему приходилось участвовать во многих судебных процессах, то он был знаком с пионерами венгерской судебной медицины, обучавшимися в Париже. Это были Айтай и Белки. Ётвёш бывал также в Вене и был свидетелем зарождения там венской школы судебной медицины профессора Эдуарда Гофманна. Гофманн обратил на себя внимание, сумев идентифицировать по зубам и особенностям скелета совершенно обгоревших трупов многих мужчин и женщин, ставших жертвами пожара в театре. Итак, Етвёш имел представление о работе судебных медиков. Изучая протокол вскрытия, он не мог отделаться от впечатления, что вскрытие проведено неквалифицированно. Ну а если хирурги ошибались и это труп Эстер Шоймоши? Что тогда остается от обвинительного акта? (стр.143)

Ётвёш привлек к себе в помощь профессора судебной медицины из Будапешта Иоганна Белки. Так как Белки был молодым (ему исполнилось лишь тридцать два года), то Ётвёш считал необходимым пригласить еще двух опытных патологов, которые, не будучи судебными медиками, своим авторитетом могли бы придать солидность и убедительность выводам обследования. 3 ноября 1882 года Етвёш предложил Бари эксгумировать труп для повторного вскрытия и обследования профессором из Будапешта. Бари отклонил но предложение. И тут неожиданно Етвёшу на помощь пришел прокурор Сцайферт, поддержавший его требование. Етвёш и не подозревал, что в процессе ознакомления с материалами дела Сцайферт тоже пришел к выводу, что они не содержат оснований для обвинения. 3 декабря 1882 года профессора Шойтхауер, Микалкович и Белки получили задание эксгумировать труп и еще раз проверить, не идентична ли утонувшая Эстер Шоймоши. Спустя четыре недели прокурор и судья получили их заключение, в котором было зафиксировано следующее: 1. Найденная ни в коем случае не может быть старше четырнадцати-пятнадцати лет. 2. Она могла находиться в воде Тисы два-три месяца. 3. Хирурги Трайтлер и Киш, а также студент Хорват стали жертвой незнания, каким изменениям подвергается кожа утопленника, когда утверждали, что утонувшая никогда не ходила босиком. 4. Не может быть и речи о том, что девушка жила половой жизнью. 5. Вполне вероятно, что это Эстер Шоймоши. Кроме Эстер, во всем районе не известны случаи исчезновения людей. Этот факт лишний раз подтверждает, что потерпевшая не кто иной, как Эстер, которая при неизвестных обстоятельствах могла стать жертвой несчастного случая и упасть в реку. (стр.143-144)

Бари отказался приобщить к делу заключения будапештских врачей. Тогда в мае 1883 года Етвёш решил привлечь для обследования трупа из Тисы самый крупный авторитет в судебной медицине Австрии, венского профессора Эдуарда фон Гофманна. (стр.144)