Платоническая версия синергетики

Во всем содержится доля всего

Анаксагор

В этом месте наше повествование делает круг, возвра­щаясь к началу второго раздела главы. Речь пойдет о проблемах современной науки. Они удивительно напоми­нают коллизии главных школ греческой философии. Представители ионийской школы, а впоследствии атомис-ты полагали, что основными вопросами философии явля­ются следующие: «Из чего состоит мир?», «Каково исход­ное вещество?», тогда как Пифагор и Платон считали предметом философии форму, структуру и порядок мира. Современная наука явно несет в себе неоплатонические и неопифагорейские идеи. Имеется в виду структурное само­подобие мира, в идее которого современное мышление видит универсальную парадигму реальности. Наука при­нимает платоническую версию структурного самоподобия. В метафизическом плане ее можно охарактеризовать как соединение по сущности здешнего бытия и Абсолюта. В энергийной же онтологии бытийная дистанция радикаль­нее, глубже, значительнее. Но о ней говорилось ранее, те­перь же исследуем платоническую версию и ее импликации.

Согласно Проклу, все — во всем, однако в каждом особым образом. Действительно, в сущем и жизнь, и ум; в жизни и бытие, и мышление; в уме и бытие, и жизнь; но все существует в одном случае мыслительно, в другом жизненно и третьем сущно. Прокл преследовал здесь структурные цели: все существует во всем, но в каждом специфично, так что получается картина всего в четкой раздельности и упорядоченности. Подобный взгляд на мир

1 См.: Прокл. Первоосновы теологии. М., 1993. С. 78; Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 201, 208, 210.

 

подробно исследован А.Ф.Лосевым¹. Античный космос и любая его часть совершенно тождественны. Значит космос и делим, ибо возможны любые его части, и неделим, ибо в каждой своей части он опять присутствует весь целиком и опять его можно делить сколько угодно. Атом есть космос и космос есть атом. Они делимы неделимо.

В эпоху Возрождения эту точку зрения развивал Нико­лай Кузанский в блестящих диалектических рассуждениях о единстве конечного и бесконечного. Абсолютный макси­мум есть то единое, которое есть все. В нем все, поскольку он максимум, а поскольку ему ничто не противоположно, то с ним совпадает и минимум. Тем самым он пребывает во всем: в качестве абсолюта он есть актуально все возможное бытие и не определяется ничем вещественным, тогда как от него все. Максимум и минимум, возвышаясь над всем определившимся в количестве объема или силы, заключа­ют в своей абсолютной простоте весь универсум. При этом Кузанец избегает пантеизма. Он особо подчеркивает, что абсолютное единство совершенно свободно от всякой мно­жественности. Наоборот, определившееся единство, единая вселенная, пускай она тоже единый максимум, из-за своего определения в конкретные вещи, от множественности не свободна. Бог — абсолютная чтойность мира или вселен­ной, вселенная же — та же чтойность как конкретно опре­делившаяся. Бог во всем как бы через посредничество вселенной, тогда как все — во всем и каждое — в каждом. Не множество вещей актуально присутствует в каждой, а вселенское все без множественности есть само это каждое!.

Николай Кузанский употребляет творение такому про­изведению искусства, которое, совершенно завися от идеи художника, не имело бы другого бытия, кроме этой зави­симости, от которой оно существовало бы и под влиянием которой сохранялось бы. Это подобно отражению в зерка­ле образа, при условии, что это зеркало и прежде и после отражения было бы ничем. Данная платоническая идея

1 Кузанский Н. Соч.: в 2-х т. М., 1979. Т. 1. С. 51-52, 55, 102, 109-110.

 

позволяет понять тварный мир как тип виртуальной реаль­ности, продуцируемый активностью Творца.

В современной математике структурное самоподобие мира находит отражение в объектах, имеющих дробную размерность. Такие объекты получили название фракта­лов (множеств Б.Мандельброта). Фракталы обладают свойством масштабной инвариантности, т. е. малый фраг­мент такой структуры подобен другому, более крупному или даже структуре в целом. Типичные фракталы — обла­ка или береговая линия, их рисунок сходен и повторяется в различных масштабах. Свойство фрактальности описано еще Лейбницем в его учении о монаде. По словам Лейбни­ца, монада является живым зеркалом универсума. Каждая сотворенная монада представляет весь универсум, но от­четливее всего то тело, которое собственно с ней связано. Всякая часть материи может быть представлена наподобие сада, полного растений, или пруда, полного рыб. Но каж­дая ветвь растения, каждый член животного, каждая капля его соков есть опять такой же сад или такой же пруд1. Правда, Ф.Капру отталкивает фундаменталистский подход Лейбница к монаде как истинному атому природы и элементу всех вещей. Ведь философия бутстрапа, как уже говорилось, отрицает существование каких бы то ни было фундаментальных сущностей или субстанций. Что касается действительного взаимоотношения между монада­ми, основное отличие от адронного бустрапа заключается в том, что монады не способны взаимодействовать друг с другом: у них нет «окон» и поэтому они лишь отражаются друг в друге. В адронном бустрате основной акцент прихо­дится на взаимодействие или «взаимопроникновение» между всеми частицами.

Примером платонической версии структурного самопо­добия выступают учения о глобальном эволюционизме и теория о самоорганизации — синергетика. Синергетика

1 Лейбниц Г.В Соч. М., 1982. Т. 1. С. 422, 425. См. также: Капра Ф. Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. С. 274.

 

может быть названа наукой о сложном. Она ориентирова­на на поиск неких универсальных образцов (паттернов) эволюции и самоорганизации сложных систем. Для опре­деленных классов открытых нелинейных систем установ­лено, что в таких средах потенциально существуют спект­ры структур, способные возникнуть в них на развитых стадиях процессов. Спектр структур предопределен как спектр возможностей. Синергетический стиль мышления базируется на представлениях о равноправном онтологи­ческом статусе случая и закономерности, о многовариант­ности и необратимости процессов развития и о структур­ном самоподобии мира.

В исследовании процессов познания синергетический стиль мышления усматривает соответствие между гологра-фическим мозгом и миром-голограммой. Поэтому вводится понятие «гносеологического резонанса», также снимающее субъект-объектное противостояние. Открытие предстает как узнавание мира. То, что долго вынашивалось челове­ком, вдруг узнается и признается как именно это. Так объясняется феномен дежа вю¹.

Тип мировоззрения, соответствующий синергетическому стилю мышления, есть пантеизм. Действительно, если мир обладает предикатом разумности на одном из уровней своей организации (историческое человечество), он дол­жен быть разумен в целом. В подобных синергетических интерпретациях вселенная предстает как грандиозная самосознающая структура. На место абсолютного наблю­дателя классического рационализма, самодовольно созер­цающего бездны прошедшего и будущего мира, который, к тому же, полностью закончен, целиком изготовлен, прихо­дит универсальный трансличностный наблюдатель, форми-

1 Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М., 1993. С. 109; Князе­ва Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание // Вопросы философии, 1994, № 2. С. 110-111, 122. Дежа вю (франц. deja vu) ошибочное воспроизведение в памяти: кажется, что переживаемое теперь в прошлом уже когда-то было.

 

рующий семантический универсум. Но это уже не язычес­кий платонизм в чистом виде, он обогащен новоевропей­ским учением о личности.

Такой сниженный натурализированный персонализм напоминает гностико-романтический порыв начала христи­анской эры. В нем Ты поглощало Я в мистическом экстазе. Теперь это уже не Ты, а единственно сущее. В самопозна­нии смыкались гностик и мироздание. Для гностического персонализма характерен сниженный личный абсолют. До­статочно уже обыкновенной человеческой личности для того, чтобы познавать такой абсолют, презирая безлич­ностный мир, и даже практиковать себя самое как эту абсолютную личность. В гностических источниках Господь говорит так: «И воистину Я говорю вам: все люди суть Я, и Я есмь они». Гностическая специфика и острота начина­лись там, где учение о знании становилось лишь подразде­лом знания об абсолютной личности. Картина природы у гностиков (у Валентина) мечта и пророчество о европей­ском романтизме и его бесконечном Я. Гностики бесконеч­но драматизировали проблему познания. «Совершенное знание» переживание себя в единстве с Плермой, полнотой бытия, которой чужды разобщенность, разорванность и неведение.

Подобный взгляд получил развитие в одной из послед­них работ известного отечественного психолога С.Л.Ру­бинштейна «Человек и мир». В отношении «Я — мир» происходит становление личностного Я при условии беско­нечности (актуальной и потенциальной) и эквивалентности друг другу сторон этого отношения. Личность понимается здесь как такая часть мира, которая может включать в себя, выражать собою весь бесконечный мир. Актуальная бесконечность человека реализуется в наличном бытии в форме трансцендирования, что делает наличное бытие полем творчества. Чем глубже рефлексия, т. е. сознание все более глубоких слоев психики, внутреннего Я (вплоть до кантовского интеллигибельного Я), тем более расши­ренным оказывается трансцендирование, осознание своего

 

единства с миром как целым. В данном контексте предпо­лагается, что существование в человеке актуальной беско­нечности позволяет иметь дело с бесконечно глубоким, вневременным и внепространственным содержанием, со­ставляющим основу собственно человеческого бытия.

Позднее подобные взгляды получили развитие в экспе­риментальных исследованиях человеческой психики в русле трансперсональной психологии. С.Гроф ссылается на концепцию К.Уилбера, получившую название «проект Атман». По мнению Уилбера, мотивирующей силой на всех уровнях эволюции психики является целенаправлен­ное стремление человека к исходному космическому един­ству. Уилберовское описание сознания начинается с не­дифференцированного плеромического сознания и кончае­тся предельным единением с Абсолютом. В ходе движения сознания от обыденных состояний к трансперсональным его эволюция теряет линейную траекторию и, в определен­ном смысле, оборачивается внутрь себя. Индивид возвра­щается к ранним стадиям развития, но оценивает их более зрело. Он начинает осознавать определенные аспекты и качества этих стадий, которые неявно присутствовали, но не были узнаны в контексте линейного развития. Различие между пред- и транс- парадоксально, они не идентичны, но и не совсем различны. Таков своеобразный самоповтор психики¹. Гностико-романтический порыв в современной науке закономерен. Его следовало ожидать на переломе эпох.

1 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего разви­тия. М., 1992. Кн. 1. С. 255-257, 288; Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976; Арсеньев А.С. Размышления о работе С.Л.Рубинш­тейна «Человек и мир» // Вопросы философии, 1993, № 5. С. 135, 142—143, 159; Гроф С. За пределами мозга. Рождение, смерть и трансцен-денция в психотерапии. М., 1992. С. 43, 47, 54, 108-109, 305.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Книга написана авторами по принципу «Круглого стола»: авторы ведут трудную и дискуссионную тему — судьба теории познания и новые образы знания и реаль­ности в конце XX века, предоставляя возможность выска­заться многим размышляющим над этой проблематикой, но не утрачивая, надеемся, своих голосов и мнений. Пос­ледовательный диалогизм, вслушивание в многоголосие с целью преодоления доктринального изоляционизма и мо­нодисциплинарного исследования поставленной проблемы, не столько критический анализ, сколько необходимый син­тез — вот принципы, которыми стремились руководствовать­ся авторы, считая их методологически продуктивными.

Эти идеи созвучны тенденциям постмодернизма, содер­жащего не только нетривиальные подходы к традицион­ным учениям и проблемам, но и новые методологические принципы, многие из которых несомненно плодотворны. Как известно, постмодернизм избегает всех форм монизма и универсализации, не приемлет единой общеобязательной утопии и различных явных и неявных форм деспотизма;

критически относится не только к позитивистским (логи-цистским) представлениям, но к идеалам и нормам класси­ческой науки, науки Нового времени вообще. Вместо этого — провозглашение множественности и диверсивнос-ти, многообразия и конкуренции парадигм, сосуществова­ния гетерогенных элементов, признание и поощрение многообразия современных проектов жизни, социальных взаимоотношений, философских учений и научных кон­цепций. Это предполагает переоценку фундаментализма, признание многомерного образа реальности и множества типов равносущностных отношений, а также неустранимой множественности описаний и «точек зрения», отношения дополнительности и взаимодействия между ними. Эти

 

идеи, пришедшие прежде в сферу искусства (литературу, живопись, архитектуру), сегодня приобретают общекуль­турный характер, превращаются в принципы интеллекту­альной, творческой деятельности вообще.

Преодоление тотального господства одной доктрины это не только идеологическое, но 'и методологическое тре­бование в духе постмодернизма. Приоритет должен быть отдан другим подходам: диалог и взаимодействие различ­ных учений в рассмотрении конкретных проблем; принцип диалогизма и многоголосия, «когнитивного плюрализма» (В.П.Зинченко) вместо вульгарной, механической эклек­тики. Успешно реализуются различного рода «интерфе­ренции» и новые сопряжения, как, например, у П.Рике-ра — «прививка герменевтической проблематики к фено­менологическому методу»; у К.-О.Апеля — соединение рациональных идей диалектики, феноменологии, герменев­тики и философии языка; у Дж.Верча — синтез идей М.М.Бахтина и Л.С.Выготского в диалоге со многими западными философами.

Известный в постмодернизме принцип Фидлера — «Пересекайте границы, засыпайте рвы!» — должен, по-ви­димому, работать и в философских исследованиях. В част­ности, необходимо «засыпать ров» между философией (теорией) познания и гуманитарным знанием. Господство естественнонаучных идеалов знания в гносеологии и мето­дологии науки насчитывает сотни лет. По этим образцам строились и строятся категории субъект, объект, объектив­ная истина; опыт гуманитарного познания, где интерпрета­ция и понимание являются ведущими моментами, по суще­ству не учитывался, а проблема языка не рассматривалась как фундаментальная для гносеологии. Обращение к опыту гуманитарного знания и к философским учениям, учитывающим этот опыт (например, Л.Витгенштейна, гер­меневтики), позволяет прежде всего преодолеть «прямое онтологизирование», принять осознанный плюрализм язы-

 

ков, моделей, методов и подходов в ходе интерпретации и понимания философских проблем.

Важнейшим следствием из постмодернистских идей для философии познания является необходимость «расшатать» привычное бинарное мышление в оппозициях, снять упро­щенную редукцию к оппозиции, — противоположным вза­имоисключающим моментам, по принципу «или/или». Возможные для этого пути: «герменевтический круг», гар­монизация, дополнительность, одновременность вместо или наряду с оппозицией и другие приемы, требующие содержательной рефлексии и аналитической работы.

Вместе с тем следует указать на опасности и трудности, которые поджидают нас, если мы будем исходить из базо­вых идей постмодернизма. Прежде всего это трудности объединения гетерогенных, разноплановых идей и подхо­дов. Плюрализм легко совращает, подбивает на вседозво-ленность, поэтому необходимо обосновывать «право на перенос» и сам механизм переноса тех или иных понятий, принципов, методов из оной концепции в другую, что требует предварительной рефлексии и методологической грамотности. Резко возрастает также опасность релятивиз­ма, поскольку равноправие позиций может приводить к индифферентности: «Все годится!» Очевидно, что если мы признаем многообразие подходов, в философский анализ включаем целостного субъекта в отличие от абстрактно-гносеологическогго, то проблема релятивизма в познании возникает неизбежно. К ней необходимо «встать лицом», разработать новые принципы и понятия, иначе осмысли­вающие то, что традиционно оценивалось как релятивизм, но, по сути дела, отражало «человеческое измерение» по­знания.

Обновление методологии в соединении с идеями экзис­тенциально-антропологического, социокультурного и гер­меневтического подходов может стать существенной пред­посылкой для развития философии познания в начале сле­дующего века.

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение...................................