Мадемуазель де Ла-Моль настояла, чтобы Жюльен поехал домой с ними. К

Счастью, шел проливной дождь. Но маркиза усадила его против себя, непрерывно

Говорила с ним всю дорогу и не дала ему сказать ни слова с дочерью. Можно

Было подумать, что маркиза взялась охранять счастье Жюльена; и он, уже не

Боясь погубить все, как-нибудь нечаянно выдав свои чувства, предавался им со

Всем безрассудством.

Решусь ли я рассказать о том, что, едва только Жюльен очутился у себя в

Комнате, он бросился на колени и стал целовать любовные письма, которые ему

дал князь Коразов?

"О великий человек! - восклицал этот безумец. - Я всем, всем тебе

обязан!"

Мало-помалу к нему возвратилось некоторое хладнокровие. Он сравнил себя

с полководцем, который наполовину выиграл крупное сражение. "Успех явный,

огромный, - рассуждал он сам с собой, - но "что произойдет завтра? Один миг

- и можно потерять все".

Он лихорадочно раскрыл "Мемуары", продиктованные Наполеоном на острове

Св. Елены, и в течение добрых двух часов заставлял себя читать их; правда,

Читали только его глаза, но все равно он заставлял себя читать. А во время

Этого крайне странного чтения голова его и сердце, воспламененные свыше

всякой меры, работали сами собою. "Ведь это сердце совсем не то, что у

госпожи де Реналь", - повторял он себе, но дальше этого он двинуться не мог.

"Держать ее в страхе! - вдруг воскликнул он, далеко отшвырнув книгу. -

Мой враг только тогда будет повиноваться мне, когда он будет страшиться

меня: тогда он не посмеет меня презирать".

Он расхаживал по своей маленькой комнате, совершенно обезумев от

Счастья. Сказать правду, счастье это происходило скорее от гордости, нежели

От любви.

"Держать ее в страхе! - гордо повторял он себе, и у него были основания

Гордиться. - Даже в самые счастливые минуты госпожа де Реналь всегда

Мучилась страхом, люблю ли я ее так же сильно, как она меня. А ведь здесь -

это сущий демон, которого надо укротить, - ну, так и будем укрощать его!"

Он отлично знал, что завтра, в восемь часов утра, Матильда уже будет в

Библиотеке; он явился только к девяти, сгорая от любви, но заставляя свое

сердце повиноваться рассудку. Он ни одной минуты не забывал повторять себе:

"Держать ее постоянно в этом великом сомнении: любит ли он меня? Ее

Блестящее положение, лесть, которую ей расточают кругом, все это приводит к

тому, что она чересчур уверена в себе".

Она сидела на диване, бледная, спокойная, но, по-видимому, была не в

силах двинуться. Она протянула ему руку:

- Милый, я обидела тебя, это правда, и ты вправе сердиться на меня.

Жюльен никак не ожидал такого простого тона. Он чуть было тут же не

Выдал себя.

- Вы хотите от меня ручательства, мой друг? - добавила она, помолчав, в

Надежде, что он, может быть, прервет это молчание. - Вы правы. Увезите меня,

Уедем в Лондон... Это меня погубит навеки, обесчестит... - Она решилась

Отнять руку у Жюльена, чтобы прикрыть ею глаза. Чувства скромности и женской

Стыдливости вдруг снова овладели этой душой. - Ну вот, обесчестите меня, вот

Вам и ручательство.

"Вчера я был счастлив, потому что у меня хватило мужества обуздать

себя", - подумал Жюльен. Помолчав немного, он совладал со своим сердцем

настолько, что мог ответить ей ледяным тоном:

- Ну, допустим, что мы с вами уедем в Лондон; допустим, что вы, как вы

Изволили выразиться, обесчещены, - кто мне поручится, что вы будете любить

меня, что мое присутствие в почтовой карете не станет вам вдруг ненавистным?

Я не изверг, погубить вас в общественном мнении будет для меня только еще

Одним новым несчастьем. Ведь не ваше положение в свете является

Препятствием. Все горе в вашем собственном характере. Можете вы поручиться

самой себе, что будете любить меня хотя бы неделю?

"Ах, если бы она любила меня неделю, всего-навсего неделю, - шептал про