Движение, он почувствовал, что мужество изменяет ему.

"Ах, боже мой! - думал он, прислушиваясь к пустым словам, которые

Произносили его губы, как к какому-то постороннему шуму. - Если бы я мог

Покрыть поцелуями эти бледные щеки, но только так, чтобы ты этого не

почувствовала!"

- Я могу любить маршальшу, - продолжал он, - а голос его все слабел,

Так что его было еле слышно, - но, разумеется, у меня нет никаких

Существенных доказательств того, что она интересуется мной.

Матильда поглядела на него; он выдержал этот взгляд, по крайней мере он

Надеялся, что она ничего не смогла прочесть на его лице. Он чувствовал себя

Просто переполненным любовью, она словно нахлынула на него, заполнила до

Краев все самые сокровенные уголки его сердца. Никогда еще он так не

боготворил ее: в эту минуту он сам был почти таким же безумным, как и

Матильда. Если бы у нее только нашлось немножко мужества и хладнокровия,

Чтобы вести себя обдуманно, он бросился бы к ее ногам и отрекся от этой

Пустой комедии. Но, собрав последний остаток сил, он продолжал говорить.

"Ах, Коразов, - мысленно восклицал он, - если бы вы были здесь! Как важно

Мне было бы сейчас услышать от вас хоть одно слово, чтобы знать, что мне

делать дальше!" А губы его в это время произносили:

- Не будь у меня даже никаких чувств, одной признательности было бы

достаточно, чтобы я привязался к маршальше: она была так снисходительна ко

Мне, она утешала меня, когда меня презирали. У меня есть основания не

Слишком доверять некоторым проявлениям чувств, несомненно весьма лестным для

Меня, но, по всей вероятности, столь же мимолетным.

- Ах, боже мой! - воскликнула Матильда.

- В самом деле, какое ручательство вы можете мне дать? - настойчиво и

Решительно спросил ее Жюльен, вдруг словно откинув на миг всю свою

Дипломатическую сдержанность. - Да и какое может быть ручательство, какой

Бог может поручиться, что расположение ваше, которое вы готовы вернуть мне

сейчас, продлится более двух дней?

- Моя безграничная любовь и безграничное горе, если вы меня больше не

Любите, - отвечала она, схватив его за руки и поворачиваясь к нему.

От этого порывистого движения ее пелерина чутьчуть откинулась, и Жюльен

Увидел ее прелестные плечи. Ее слегка растрепавшиеся волосы воскресили в нем

Сладостные воспоминания...

Он уже готов был сдаться. "Одно неосторожное слово, - подумал он, - и

Опять наступит для меня бесконечная вереница дней беспросветного отчаяния.

Госпожа де Реналь находила для себя разумные оправдания, когда поступала

Так, как ей диктовало сердце. А эта великосветская девица дает волю своему

Сердцу только после того, как доводами рассудка докажет себе, что ему

следует дать волю".

Эта истина осенила его мгновенно, и в то же мгновение к нему вернулось

Мужество.

Он высвободил свои руки, которые Матильда так крепко сжимала в своих, и

С нарочитой почтительностью чуть-чуть отодвинулся от нее. Ему потребовалась

На это вся сила, вся стойкость, на какую только способен человек. Затем он

Собрал в одну пачку все письма г-жи де Фервак, разбросанные на диване, и с

преувеличенной учтивостью, столь жестокой в эту минуту, добавил:

- Надеюсь, мадемуазель де Ла-Моль разрешит мне подумать обо всем этом.

И он быстрыми шагами вышел из библиотеки; она долго слышала стук

Дверей, которые по мере того, как он удалялся, захлопывались за ним одна за

Другой.

"Он даже ничуть не растрогался! Вот изверг, - подумала она. - Ах, что я

говорю - изверг! Он умный, предусмотрительный, он хороший, а я кругом

виновата так, что хуже и придумать нельзя".

Это настроение не покидало ее весь день. Матильда чувствовала себя

Почти счастливой, ибо все существо ее было поглощено любовью; можно было

Подумать, что эта душа никогда и не знала страданий гордости, да еще какой

гордости!