Полагали, что маркиз из прихоти покровительствует ему, и на всякий случай

Ухаживали за ним. Это были люди неимущие, малозначительные, державшиеся

Более или менее подобострастно; однако, к чести людей этой породы,

Встречающихся в наши дни в аристократических салонах, они были не со всеми

Одинаково подобострастны. Так, многие из них готовы были терпеть любое

Обращение маркиза, но из-за какогонибудь резкого слова г-жи де Ла-Моль

Поднимали бунт.

Хозяева дома по природе своей были слишком горды и пресыщены, слишком

Привыкли они, развлечения ради, унижать людей, поэтому им не приходилось

Рассчитывать на истинных друзей. Впрочем, если не считать дождливых дней и

Редких минут, когда их одолевала жесточайшая скука, они проявляли по

Отношению к своим гостям отменную вежливость.

Если бы эти пятеро или шестеро угодников, относившихся к Жюльену с

Отеческим дружелюбием, покинули особняк де Ла-Моля, г-жа маркиза была бы

Обречена на долгие часы одиночества; а в глазах женщин такого ранга

одиночество - вещь ужасная: это знак немилости.

Маркиз был безупречен по отношению к своей жене: он заботился о том,

Чтобы салон ее достойным образом блистал, однако не пэрами, ибо он полагал,

Что эти новые его коллеги недостаточно знатны, чтобы бывать у него запросто,

По-дружески, и недостаточно забавны, чтобы терпеть их здесь на положении

Низших.

Впрочем, во все эти тайны Жюльену удалось проникнуть значительно

Позднее. Высшая политика, которая в буржуазных домах служит обычной темой

Разговора, в домах людей того круга, к которому принадлежал маркиз,

Обсуждается только в минуты бедствий.

Потребность развлекаться и в наш скучающий век настолько непреодолима,

Что даже в дни званых обедов, едва только маркиз покидал гостиную, все

Моментально разбегались. В разговорах не допускалось только никаких шуточек

Над господом богом, над духовенством, над людьми с положением, над

Артистами, которым покровительствует двор, - словом, над чем-либо таким, что

Считалось раз навсегда установленным; не допускалось никаких лестных отзывов

О Беранже, об оппозиционных газетах, о Вольтере, о Руссо, ни о чем бы то ни

Было, что хоть чуть-чуть отдает свободомыслием, самое же главное - никоим

Образом не, допускалось говорить о политике; обо всем остальном можно было

Разговаривать совершенно свободно.

Преступить эту салонную хартию не давали права ни стотысячный доход, ни

Синяя лента. Малейшая живая мысль казалась грубостью. Невзирая на хороший

Тон, на отменную вежливость, на желание быть приятным, на всех лицах явно

Была написана скука. Молодые люди, являвшиеся с обязательными визитами,

Опасаясь говорить о чем-нибудь, что могло бы дать повод заподозрить у них

Какие-то мысли или обнаружить знакомство с каким-либо запрещенным

Сочинением, умолкали, обронив несколько изящных фраз о Россини да о том,

Какая сегодня погода.

Жюльен имел не один случай отметить, что разговор обычно поддерживался

Двумя виконтами и пятью баронами, с которыми г-н де Ла-Моль дружил в

Эмиграции. Эти господа располагали рентой от шести до восьми тысяч ливров,

четверо из них выписывали "Котидьен", а трое - "Газет де Франс". Один из них

Всегда имел про запас какой-нибудь свежий дворцовый анекдот, изобиловавший

словечком "восхитительно". Жюльен подметил, что у этого господина было пять

Орденов, а у остальных - примерно по три.

Но зато в передней торчали десять ливрейных лакеев и весь вечер через

Каждые четверть часа подавали чай или мороженое, а к полуночи бывал

Маленький ужин с шампанским.

Это было причиной того, что Жюльен иной раз засиживался до конца; а в

Общем, он никак не мог взять в толк, как это можно серьезно слушать

Разговоры, которые велись в этой великолепной раззолоченной гостиной. Он