Глава 13. Как я могу надеяться на большее?

 

Как я могу надеяться на большее? Это жестоко с твоей стороны — заставлять меня верить, что такое возможно.

Заложив руки за спину, Себастьян ходил перед входом в салон, когда Лия появилась из другого крыла.

Боже праведный!

Проклятие!

Обе фразы казались подходящими, как взывающие к небесам и проклинающие низшие силы. Он с такой силой сжал зубы, что они скрипнули.

Вдова, которую он знал четыре месяца, полностью преобразилась. Не было больше вдовьего чепца, ее волосы были уложены в сложную прическу, прекрасно подчеркивающую красоту ее лица. В ушах и на груди сверкали бриллианты, а не какие-то тусклые украшения, которые были дозволены при трауре. И хотя ее платье казалось на первый взгляд черным, когда она шла, было видно, что синие нити вплетены в материал, отчего платье переливалось и отражало свет, мерцая то синим, то черным блеском при каждом шаге.

Но слава Богу, платье было достаточно скромным. Рукава достигали запястий, и лиф закрывал грудь до самой шеи. Любые недозволенные мысли, которые присутствовали в его голове, сейчас, когда она шла к нему, появились благодаря его собственному воображению, а не покрою платья.

Она замедлила шаг, поравнявшись с ним. Улыбка растаяла на ее губах.

— Вы не предполагали увидеть меня.

Себастьян подошел к ней. Он сказал себе, что хочет преградить ей путь в салон, а на самом деле просто хотел быть ближе к ней.

— Вернитесь в свою комнату, — сказал он. — И наденьте то платье, в котором были прежде. И пожалуйста, не вздумайте танцевать сегодня.

Она покачала головой и постаралась обойти его, но он протянул руку. Ее грудь поднялась, когда она вздохнула, отталкивая его. Затем повернула голову и встретила его взгляд.

— Мне необходимо сделать это.

— Если вы это сделаете, то рискуете повредить Генри. Я не могу позволить вам...

— Пожалуйста, Себастьян. Право же, это притянуто за уши, думать, будто бы мое поведение может дать пищу слухам о Йене и Анджеле.

— Возможно, так. Я не могу быть уверен ни в чем, но если правда выйдет наружу, даже если это слух, не имеющий подтверждения, как вы думаете, что будет с Генри? Как скоро люди станут задавать вопросы о законности его рождения?

— Но это дураки, — холодно бросила она, глядя на него, как будто сомневалась в его здравом уме. — Себастьян, у вашего сына и у вас — одно лицо.

— Да? А его волосы? Его глаза? — Себастьян уронил руки и подошел к ней, аромат ее туалетной воды, похоже, волновал его. — Иногда мне совершенно ясно, что он мой сын. В другой раз я смотрю и смотрю, ища сходство, не в состоянии найти его. Все, что я прошу, чтобы вы подумали о Генри. Если он мой, позвольте ему стать старше, пока все сомнения развеются. Если он не мой, — Себастьян резко выдохнул, поднял руку к ее лицу и положил на щеку, — он все равно мой сын. Не делайте этого, Лия, не лишайте меня шанса.

Она закрыла глаза, и на какой-то момент Себастьян думал, что ему удалось убедить ее отказаться от ее плана. Но затем она покачала головой и открыла глаза. Скромная, полная сожаления улыбка застыла на ее губах.

— Мне очень жаль, — прошептала она и быстро прошла мимо него, ее рукав выскользнул из его пальцев, когда он пытался задержать ее.

Лия остановилась в дверях салона, оглянувшись через плечо, она увидела, что Себастьян следует за ней. И в следующее мгновение он замер, а его глаза стали огромными, когда он увидел глубокий вырез на ее спине.

Войдя в салон, Лия остановилась около лорда Эллиота и мистера Майера и ждала начала нового танца. Вальса.

В комнате было слишком шумно, и она не могла услышать их разговор, но после нескольких минут поняла, что они замолчали. Лорд Эллиот больше не говорил, а только смотрел на нее, удивленно вскинув брови. Лия улыбнулась ему и слегка присела в поклоне, затем сделала то же самое, когда к ней повернулся мистер Майер.

Одна секунда сменяла другую, один за другим гости, собравшиеся в небольшие группы, повернулись к ней. Танцующие пары замерли посреди комнаты, а музыканты, в свою очередь, перестали играть.

Себастьян подошел сзади, и его теплая рука легла на ее спину.

— Вы хотели танцевать, да? — спросил он с улыбкой в голосе.

И когда встал лицом к ней, она увидела, что скорее это была не улыбка, а оскал.

Лия подала ему руку и подняла подбородок.

— Да, милорд, я хотела бы потанцевать. — И, кивнув музыкантам, произнесла: — Вальс, пожалуйста.

Себастьян повел ее в центр комнаты. Они встали в позицию и ждали, когда начнется музыка. Ее правая рука лежала на его плече, он обнимал ее за талию... Она слышала, что комната гудела голосами, словно разбуженный улей. Затем зазвучала музыка, и они закружились в вальсе.

Лия помнила, что она танцевала с Себастьяном несколько раз после первого выхода в свет. Она не могла вспомнить ничего примечательного, но была точно уверена, что танцевала с ним прежде. Но сейчас танец казался таким интимным, а каждое движение их тел неким флиртом, словно невысказанный вопрос ждал ответа.

— Когда вальс кончится, я полагаю, вы извинитесь, скажете, что сделали это в память о Йене, может, они не поверят, но это лучше, чем ничего. — Его рука сжала ее руку. Его губы стали тоньше, когда он смотрел поверх ее головы. — Конечно, вам не надо было надевать это платье.

— Вам нравится платье?

— Нравится ли мне? Нет. Хочу ли я сорвать его с вас? Да.

Их взгляды встретились, и она утонула в зеленой глубине его глаз, растворившись в его желании.

— И больше чем по одной причине, Лия.

— Миссис Джордж, — тихо поправила она.

Они продолжали танцевать, Себастьян вел ее, когда они кружились по залу. Оглянувшись вокруг, Лия проглотила комок в горле, никто не вышел, чтобы присоединиться к ним в вальсе, все стояли и смотрели на них. И она догадалась, что ее намерение нарушить правила превысило все ее ожидания.

Вместо того чтобы чувствовать смущение, как это бывало раньше, Лия подняла на Себастьяна глаза и улыбнулась.

— Спасибо, что согласились танцевать со мной.

— Уверяю вас, миссис Джордж, это чистый эгоизм. Если бы я оставил вас одну, последствия могли быть куда хуже. По правде говоря, я не знаю, принесет ли это успех, но надеюсь, что вальс с вами создаст видимость, будто бы это было запланировано. Лучший друг и вдова. Господи помоги, я надеюсь, они поверят в это. Просто объясните, когда будете извиняться...

— Я не собираюсь извиняться, Себастьян, — сказала она и тут же поправилась: — Милорд.

Он снова закружил ее, и череда возбужденных лиц промелькнула перед ее глазами.

— Вы уже дали повод для скандала, — прошептал он ей на ухо, — но еще можете минимизировать его.

— Я сделала то, что хотела. И не собираюсь извиняться.

— А как же Генри?

— Он ваш сын, это очевидно, сколько бы вы ни сомневались. И он будет замечательным.

Лия заставила себя поверить в свои слова, заставила себя поверить, что даже если Себастьян не поймет и не простит ее сейчас, то сделает это впоследствии.

— Прекрасно, — отрезал он, и она почувствовала, как напряглось плечо под ее рукой. — Тогда будьте уверены, когда этот вальс закончится, я буду первым, кто отвернется от вас. Я не стану убеждать вас снова, не буду защищать, когда кто-то спросит меня о причине вашего поведения. И в будущем, если что-то случится и вы вздумаете обратиться ко мне за помощью в той или иной ситуации, будьте уверены, что я даже не стану слушать вас.

Его рука сжала ее талию, когда они делали очередной поворот.

— Вы понимаете?

Ее сердце слабо забилось. Его слова грозили поколебать ее решение, но она оставалась непреклонной.

— Я очень хорошо поняла вас, милорд.

— Прекрасно.

Она посмотрела ему в глаза, и даже при том, что больше не было слов, призрак невысказанных эмоций стоял между ними. В его глазах она увидела гнев. И больше не могла найти там желание... Так же как примирение и сожаление.

Она сделала свой выбор, и он сделал свой. Как смерть Йена и Анджелы свела их вместе, так ее поведение вернуло их к формальным отношениям. И даже не вежливое знакомство, но что-то похожее на вражду. В конце концов, они стали врагами.

И когда прозвучала последняя нота вальса, Себастьян резко остановился. Он опустил руки и шагнул прочь. Затем, даже не поклонившись и не сказав ни единого слова, повернулся к ней спиной и вышел из салона.

«Дыши, — сказала она себе. — Дыши».

Она не будет слабой. Она не будет страдать. Не важно, что она испытывала в этот момент, когда Себастьян так резко бросил ее на виду у всех и когда все эти гости смотрели на нее с ужасом и сладострастным недоверием, она подняла голову и расправила плечи. Если она чему-то и научилась от своей матери, то это самоуверенности. Так она и будет вести себя.

Она улыбнулась и ушла из центра зала. Музыканты начали играть другую мелодию, но никто не стал танцевать. Пока она шла, гости расступались, и она чувствовала себя Моисеем, перед которым расступилось Красное море. С одной стороны, это забавляло ее, так как каждый шаг, который она делала, заставлял гостей отступать на три шага, давая ей возможность пройти, но, с другой стороны, ее сердце наполнилось горечью.

После того как она так долго доставляла удовольствие другим, было естественно, что она ощущала дискомфорт, став объектом осуждения со стороны этих же людей, не так ли?

Оглянувшись вокруг, она заметила мисс Петтигру, которая прятала от нее глаза. Глубоко вздохнув, Лия широко улыбнулась. Мисс Петтигру ответила ей робким подобием улыбки и сделала шаг вперед, но крепкая рука миссис Томпсон удержала ее. Компаньонка смотрела на Лию и что-то энергично шептала мисс Петтигру. С растерянным видом мисс Петтигру повернулась спиной к Лии и стала говорить о чем-то с мисс Сандерс.

И это длилось еще полчаса. Скрытые взгляды в ее сторону, но ни один из гостей не подошел к ней, а их голоса постепенно становились все громче, пока не стало ясно, что никто больше не стесняется комментировать ее вслух.

— Я подозреваю, что она вовсе не страдает о его смерти...

— Не важно, что она чувствует, но надо соблюдать хоть какие-то приличия...

В конце концов, музыканты неожиданно остановились, и ведущий скрипач поймал ее взгляд. Она кивнула, и они снова заиграли. Но на этот раз не танцевальную мелодию, а музыкальную пьесу. Им было заплачено, и, по крайней мере, музыка должна была бы хоть частично заглушить осуждающие голоса гостей.

Наконец леди Эллиот подошла к ней.

— Миссис Джордж, — сказала она, изгибая бровь, — я думала, вы предупредите меня, прежде чем учинить скандал.

Лия искренне улыбнулась увещеваниям виконтессы.

— Пожалуйста, извините меня, миледи. Мне хотелось сделать вам сюрприз.

— О, это вам удалось. Но вы должны знать, что я не намерена терпеть это.

— Я подозревала, что вы не станете.

Леди Эллиот кивнула, бросив одобряющий взгляд.

— Что ж, слава Богу, — пробормотала она и более громко добавила: — Боюсь, лорд Эллиот и я не сможем больше присутствовать на вечере. Мы уезжаем... сейчас же.

И, бросив последний взгляд на Лию, она повернулась и подала руку своему мужу. Музыка продолжалась. Все гости наблюдали, как лорд и леди Эллиот вышли из комнаты. Вскоре стало ясно, что леди Эллиот была единственная, кто подошел попрощаться. В следующие несколько минут другие гости один за другим покидали музыкальный салон. Сначала медленно, затем все поспешнее, пока не выстроилась целая очередь перед дверьми.

Лия вздохнула, затем прошла через комнату к диванчику около противоположной стены. Квартет продолжал играть, и она уселась на диван. Теперь голоса гостей раздавались из холла внизу, и она слышала, как колеса их экипажей зашуршали по гравию. Они уехали. Все.

Она могла предвидеть такую развязку. Лия понимала, что если бы сама оказалась на месте гостьи, а хозяйка дома выкинула бы подобное, ей бы тоже захотелось уйти. Тем более, возможно, она вообще не приняла бы приглашение, зная, что данный прием может окончиться таким скандалом. Но даже с разочарованием Себастьяна и пониманием, что она стала парией в обществе, она не чувствовала страха. Она нарушила правила, так как хотела, и по крайней мере сегодня она будет наслаждаться свободой.

 

Карета плавно катила по дороге, и каждую минуту Себастьян боролся с желанием остановить карету и приказать кучеру повернуть назад в Линли-Парк. Он войдет в салон, схватит Лию и заставит ее вернуться к здравому смыслу.

И потом поцелует ее.

Но даже при том, что на протяжении всей дороги он не один раз протягивал руку к крыше кареты, он всегда опускал ее, так и не постучав, чем выказал бы свое желание изменить маршрут.

Они оба пришли к финалу, он и Лия. Она осуществила свою задумку, и он должен сделать все, чтобы защитить Генри от возможных последствий. Может быть, если бы он раньше мог предупредить скандал... но нет, он пытался. Он просто не сказал ей, чем это обернется для него или для Генри. И даже если сказал, у него не было уверенности, что это изменит ее решение, когда она с такой небрежностью отмахнулась от его опасений накануне вечером.

Проклятие!

Карета катила мимо меловых холмов, мимо перелесков, которые казались пугающе темными и таинственными в отсутствие луны. Себастьян обхватил голову руками, образ Лии отпечатался в его сознании, особенно тот момент, когда она с высоко поднятой головой вошла в салон, более царственная, чем сама королева Виктория.

И до чего же абсурдно было это мгновение в коридоре, он был рад видеть ее — счастлив, что в конце концов она одета в черное, хотя это и не было привычным платьем вдовы. В этот момент она казалась свободной. Он не чувствовал вины за то, что хотел ее, хотя после смерти Анджелы прошло не так уж много времени. Как не чувствовал вины и за то, что она была женой Йена. Все казалось правильным, их будущее вместе неясным, но определенно что-то было возможно, за исключением его сексуальных фантазий.

Поддавшись импульсу, Себастьян не выдержал и постучал в крышу. Карета замедлила движение, лошади недовольно заржали, когда кучер натянул поводья.

Его дыхание стало более быстрым, нетерпение охватило его при мысли вернуться назад и увидеть ее. Кучер спрыгнул на землю и открыл дверцу кареты.

— Вы стучали, милорд?

Себастьян вздохнул и подумал о Лие.

И выдохнул. И снова подумал... о Генри.

— Не важно, — сказал он. — Это ошибка.

Повернув голову, он выглянул в окно. Сельский пейзаж скоро исчезнет, и они въедут в город, приближая его к сыну и отдаляя от Лии.

— Поехали.

 

Прошло четыре дня после завершения эпопеи с приемом. Все гости уехали в ту же ночь после окончания знаменательного обеда, поэтому когда Лия проснулась на следующее утро, в доме стояла тишина, и только приглушенный шум шагов слуг доносился до ее уха. Это было похоже на то печальное утро после смерти Йена, когда она уединилась в Линли-Парке, чтобы не видеть никого.

Лия вышла в сад. Она гуляла в своем излюбленном месте, там, где цвели розы, когда вдруг услышала звук подъехавшего экипажа. Ей не нужно было долго гадать, кто бы это мог быть. Среди тех людей, которых могло расстроить ее поведение в злополучную ночь, были, конечно, виконт и виконтесса Реннелл, родители ее покойного мужа.

Подобрав юбки, она прошла через крытую оранжерею и вошла в холл. Проходя мимо зеркала, быстрым движением поправила волосы. Нет, на ней не было ни вдовьего чепца, ни вуали. Она даже отказалась от черного платья. Если сплетни еще не дошли до них, то ее внешний вид скажет им то, что они хотели знать.

Херрод появился на верху лестницы, когда она начала подниматься.

— Мадам, лорд Реннелл.

— Он в гостиной?

Дворецкий наклонил голову:

— Да, мадам. Виконт уже попросил чай и бисквиты.

— Конечно. И принесите его светлости вишневый торт, который он так любит.

Низко поклонившись, Херрод удалился. Лия поднялась по лестнице в гостиную. Ее руки дрожали, когда она остановилась перед дверью. Глубоко вздохнув, она расправила плечи и вошла в комнату.

— Милорд Реннелл. Мое по...

И замерла, делая книксен... Леди Реннелл отсутствовала.

Виконт поднялся и небрежно поклонился:

— Лия, пожалуйста... присядьте.

Тридцать секунд. Это все, что понадобилось виконту, чтобы показать, что он хозяин Линли-Парка и что лишь из-за его благосклонности она живет здесь и имеет не только кров над головой, но и еду, и развлечения...

Она села.

Вошла горничная с подносом, на котором был сервирован чай, и поставила его на столик между ними, не говоря ни слова. Когда девушка ушла, Лия налила чай.

— Молоко и сахар, как обычно, милорд? — спросила она.

— Да, пожалуйста. Я вижу, вы распорядились насчет вишневого торта?

Уголки его губ чуть приподнялись в улыбке, когда он взял печенье.

Лия передала ему чашку чаю, втайне радуясь, что ее рука не дрожит. Тем не менее, когда она клала сахар в свою чашку и взяла ее с подноса, та едва не выскользнула из ее рук и не опрокинулась ей на колени.

— Я приехал сообщить, что вы должны оставить Линли-Парк через две недели, — чуть позже сказал лорд Реннелл. — Я дам вам небольшую сумму денег...

— Спасибо, милорд.

— Но впоследствии мы больше не будем принимать вас ни в одном из наших домов, а также прекратим оказывать вам ту материальную поддержку, какую оказывали прежде.

Лия встретила его взгляд и опустила глаза. Она кивнула:

— Я понимаю.

Последовало несколько длительных тягостных секунд молчания, в течение которых она выбирала между своим чаем и слушанием, пока лорд Реннелл тщательно пережевывал вишневый торт.

Наконец она услышала, как он поставил чашку на поднос.

— Лия, — мягко проговорил он. Она взглянула на него. — Вы думаете, мы не знали?

— Гости?.. Вы получили мое письмо, да?

— Нет, речь не о вечеринке. О Йене. Он был нашим сыном. И вы за такое короткое время стали нам как дочь.

— Милорд, мне очень жаль...

— Не надо извиняться. — Его рот дернулся, напомнив ей Йена. — Мы оба знаем, что вы не имели это в виду. Я бы сказал, вы заслуживаете быть счастливой. Господь знает, как мы оба, и я, и леди Реннелл, переживали, видя вас такой подавленной из-за неверности Йена.

— И когда вы узнали?

Ее рука сильно сжала ручку чашки. Сознание того факта, что она сумела сохранить в секрете от всех измену своего мужа, хоть как-то смягчало ее горе, ведь никто не знал об ее унижении. Сейчас она чувствовала и свою силу, и уверенность, но, оказывается, виконт и виконтесса были свидетелями худшего в ней: ее слабости, ее попранной гордости.

— Что-то изменилось в вас. Вы перестали смотреть на Йена, словно он король, и стали более замкнутой даже с нами. — Он сделал паузу. — Мы хотели бы и дальше относиться к вам как к нашей дочери, члену семьи. Мы бы любили вас, моя дорогая, и сделали бы для вас все. Но сейчас...

Она кивнула.

— Мы не можем игнорировать слухи. Это выставит нас не в лучшем свете. И я подозреваю, вы знали, каковы будут последствия ваших действий, прежде чем об этом узнали все.

— Я знала, хотя я сожалею, что поставила вас и леди Реннелл в такое положение.

Виконт сделал жест рукой.

— Дело сделано.

Он встал, и она поднялась следом за ним. Он улыбнулся, затем взял ее руку.

Лия опустила глаза, наблюдая, как он зажал ее пальцы между своими ладонями. Это был один из приятных жестов, который особенно нравился ей и который он совершал не впервые. И снова в ней проснулась ревность к Йену за то, что у него такие родители, о которых она могла лишь мечтать.

— Мы желаем вам всего лучшего, Лия. — Виконт отпустил ее руку. — У вас есть две недели, не больше. Я прослежу, чтобы деньги передали Херроду. — Он снова поклонился. — Всего хорошего, миссис Джордж.

— Всего хорошего, милорд. — Она наблюдала, как он направился к дверям, и, прежде чем он вышел из комнаты, добавила: — И спасибо.

 

— Осторожнее, — предупредил Себастьян.

Генри, не обращая внимания, продолжал раскачиваться, стоя на скамье перед пианино. Он наклонился и ударил по клавишам. Рассмеявшись, он посмотрел на Себастьяна и воскликнул:

— Играть, играть, играть! — прежде чем снова наклониться и продемонстрировать Себастьяну свое мастерство.

Себастьян придвинулся и был готов схватить Генри, если тот потеряет равновесие.

Генри махнул рукой в сторону пианино и повернулся к Себастьяну, взмахивая руками в воздухе, будто играя на невидимом инструменте. Его нога скользнула по краю скамьи, и Себастьян рванулся вперед, вытянув руки, его сердце билось как сумасшедшее, пока он старался схватить сына.

Но Генри удалось удержаться на ногах, и он снова повернулся к пианино.

— Сядь, — сказал Себастьян, указывая на скамью.

Генри не ответил.

Схватив его за ноги, Себастьян усадил Генри на место, затем примостился рядом с сыном. Его руки поддерживали спину Генри на тот случай, если он решит падать и снова испугает Себастьяна.

Генри улыбнулся отцу и указал на пианино:

— Папа, играй.

Себастьян улыбнулся в ответ и прикоснулся к одной клавише, оставив на ней палец, пока не закончилась нота. Затем Генри наблюдал, как он провел пальцем по клавишам, вперед-назад, все быстрее и быстрее.

— Ура! — закричал Генри, когда он закончил, и захлопал в ладоши.

— Ура! — эхом повторил Себастьян, глядя в полуоткрытую дверь музыкальной гостиной.

Он боялся, что это было все, что он мог сыграть, он никогда не брал музыкальные уроки и никогда не испытывал интереса к музыке, а именно игре на фортепьяно. Почему-то он был убежден, что Лия умеет играть не только на фортепьяно, но и на других инструментах. Она способная, умная, воспитанная, как примерная викторианская леди, и казалось таким естественным, что она могла выделиться почти во всем.

Прошла неделя, и хотя последние остававшиеся в Лондоне представители элиты, наконец, покинули город, чтобы переехать в свои загородные поместья, Себастьян не спешил последовать их примеру.

Почему?

Этот вопрос он задавал себе по крайней мере десять раз на дню.

Потому что надеялся, что Лия вернется в Лондон после окончания своей злосчастной вечеринки. Потому что новые слухи появлялись каждый день, и он понимал, что это только вопрос времени, когда начнут говорить о Йене и Анджеле, и он не мог не думать о Лие.

Честно говоря, у него не было никаких причин надеяться, что она придет к нему. Более того, он сам сказал ей, что не следует делать этого. Тем не менее, как только дворецкий приносил ему почту, а это происходило каждое утро, он просматривал ее и, расхаживая перед входной дверью, ждал, что вот-вот услышит чей-то стук.

Генри оттолкнул его руку и сполз со скамьи, и Себастьян повернулся, наблюдая за ним. Сначала Генри подошел к растению в горшке и поиграл с листьями, затем присел на корточки и засунул палец в землю.

— Нет! — крикнул Себастьян, боясь, что сын потащит палец в рот.

Генри посмотрел на отца через плечо, его взгляд можно было расценивать только как озорство. И это опять напомнило Себастьяну Лию. Проклятие, молча вздохнул он, проведя руками по волосам, все напоминало ему о Лие. Он искал ее повсюду, старался увидеть ее во всем и даже мечтал о ней ночами.

Генри переместился от горшка на софу, забрался на подушки, затем попытался перевернуться на спину. Себастьян встал, чтобы снова проследить, как бы тот не упал.

Да, пришло время оставить город. Он сам устал от всех переживаний, да и Генри нужно вывезти за город, чтобы он мог дышать свежим воздухом и играть на природе. Ему нужны открытые поля, чтобы бегать по мягкой траве. Себастьян не мог ничего сделать для Лии, к тому же она ясно дала понять, что не хочет никакого общения, так как не появилась и даже не написала ему.

Сейчас он видел ее такой, какой она сама видела себя, — вдова, которой никто не нужен.

Себастьян наклонился и поспешил за софу. Сначала он увидел руку Генри, вытянутую вверх, потом прядь его белокурых волос. Себастьян застонал, подпрыгнул и успел подхватить Генри и, крепко держа брыкающегося, скулящего мальчика, направился к двери.

— Ну что же, — сказал он, — пора ехать в Гемпшир.