Создание сходства

Мы уже видели, что подавляющая часть нашего опыта и деятельности по своей природе метафорична, и что большая часть понятийной системы человека также структурирована с помощью метафор. Мы уже убеди­лись в сходстве нашей понятийной системы и естественных видов опыта (причем и понятийная система, и опыт могут осмысляться с помощью метафор). Это сходство в большой степени представляет собой результат действия конвенциональных метафор — части понятийной системы чело­века. Мы уже рассматривали это на примере ориентационных метафор. Например, ориентационные метафоры БОЛЬШЕ ОРИЕНТИРОВАНО НАВЕРХ и счастье ориентировано наверх порождают сходство в восприятии между концептами БОЛЬШЕ и СЧАСТЬЕ, но не между концептами МЕНЬШЕ И СЧАСТЬЕ.

Онтологические метафоры также могут порождать сходство. Мы видели, например, что понимание ВРЕМЕНИ и ТРУДА как однородных СУБСТАНЦИЙ (ВЕЩЕСТВ) позволяет нам осмыслять их как ресурсы и, таким образом, видеть в них нечто общее. Следовательно, метафоры ВРЕМЯ — ЭТО СУБСТАНЦИЯ и ТРУД — ЭТО СУБСТАНЦИЯ позволяют нам сходным образом понимать время и труд в нашей культуре, так как в рамках этих метафор можно определить количество ВРЕМЕНИ и ТРУДА, каждой их единице можно приписать определенную стоимость, их можно использовать целенаправленно и постепенно. А так как эти метафоры определяют статус того, что для человека реально в культурной традиции, то сходство времени и труда не только метафорично, но и реально для нашей культуры.

Структурные метафоры также порождают сходство в понятийной системе человека. Метафора ИДЕИ — ЭТО пища порождает сходство между идеями и пищей. И идеи, и пища могут быть переварены, про­глочены, поглощены и подогреты, и то и другое может питать нас. Это сходство не существует независимо от метафоры. Представление о погло­щении пищи независимо от метафоры, но представление о поглощении идеи возникает только благодаря метафоре. В действительности, мета-Фора идеи — это ПИЩА основывается на еще более базовых метафорах. Например, частично она базируется на метафоре КАНАЛА СВЯЗИ, в со­ответствии с которой ИДЕИ — ЭТО ОБЪЕКТЫ, и мы можем получать их извне. Она также предполагает существование метафоры MIND IS A CON-TAlNER/PA3УM — ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ, устанавливающей сходство между умом и телом, так как они оба — вместилища. Вместе с метафору КАНАЛА СВЯЗИ мы получаем комплексную метафору, в соответствии с которой IDEAS ARE OBJECTS THAT COME INTO THE MIND/ИДЕИ - это ОБЪЕКТЫ, КОТОРЫЕ ПРОНИКАЮТ В УМ, как пища проникает в тело. Ме­тафора ИДЕИ — ЭТО ПИЩА частично основана именно на этом сходстве между идеями и пищей, рожденном метафорой. А, как мы уже видели само сходство является следствием метафор КАНАЛА СВЯЗИ и РАЗУМ - ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ.

Метафора ИДЕИ — это пища сочетается в определенных фрагмен­тах с нашим опытом именно благодаря этому сходству, порожденному метафорой. Поэтому основания метафоры ИДЕИ — это ПИЩА частично обнаруживаются в метафорах КАНАЛА СВЯЗИ и РАЗУМ — ЭТО ВМЕСТИ­ЛИЩЕ. Новые (метафорически порождаемые) аспекты сходства между идеями и пищей возникают как следствие метафоры идеи — это пища: и идеи, и пищу можно проглотить, поглотить и подогреть, и идеи, и пища могут питать нас. Концепты пищи дают возможность понима­ния психологических процессов, прямая и очевидная концептуализация которых человеку недоступна.

Наконец, можно показать, что сходство порождается и новыми мета­форами. Например, метафора problems are precipitates IN A chemical SOLUTION/ПРОБЛЕМЫ - ЭТО ОСАДОК В ХИМИЧЕСКОМ РАСТВОРЕ основана на конвенциональной метафоре problems are objects/проблемы — это объекты. Кроме того, химическая метафора добавляет идею problems

ARE SOLID OBJECTS/ПРОБЛЕМЫ - ЭТО ТВЕРДЫЕ ОБЪЕКТЫ, которая дает возможность идентифицировать проблемы как осадок в химическом рас­творе. Порождаемое метафорой сходство между проблемами и осадком в химическом растворе, с которым мы постоянно сталкиваемся в своем опыте, заключается в следующем: и проблемы, и осадок имеют вполне раз­личимую форму и, следовательно, могут быть идентифицированы, про­анализированы и на них можно некоторым образом воздействовать. Это сходство порождается метафорой проблемы — это твердые объекты, составляющей часть ХИМИЧЕСКОЙ метафоры. Кроме того, когда осадок растворяется, кажется, что он исчезает, так как у него отсутствует разли­чимая форма и его нельзя идентифицировать, анализировать и на него никак нельзя воздействовать. Однако растворенное может снова превра­титься в осадок, т. е. снова принять твердую форму — точно так же, как может снова возникнуть проблема. Мы воспринимаем сходство между проблемами и осадком как результат действия ХИМИЧЕСКОЙ метафоры- более сложный пример сходства, возникающего благодаря новой ме­тафоре, обнаруживается в метафоре ЛЮБОВЬ — ЭТО СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗ­ВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА. Эта метафора, высвечивая одни аспекты любовного опыта, преуменьшает роль других и скрывает третьи. В частности, она преуменьшает роль опыта, соответствующего метафоре ЛЮБОВЬ — ЭТО ФИЗИЧЕСКАЯ СИЛА. Под «преуменьшением» мы понимаем, что метафоры любви, как совместного произведения искусства, согласуется с понимаем любви как физической силы, но не фокусирует внимание на том опыте любви, который можно описать как There is magnetism between us 'Нас тянет друг другу (букв, между нами существует притяжение)', We felt sparks 'Мы увлеклись друг другом (букв, пробежала искра)' и т. п. Кроме того, она скрывает любовный опыт, который соответству­ет метафоре ЛЮБОВЬ - ЭТО ВОЙНА, так как у этих двух метафор нет пересечения. Свойства совместности и кооперативности метафоры ЛЮ­БОВЬ - это совместное произведение искусства не согласуются с идеями агрессивности и превосходства того любовного опыта, который описывается в примерах She is my latest conquest 'Она — мое последнее завоевание', Не surrendered to her 'Он сдался ей', She overwhelmed me 'Она меня потрясла (букв, разбила)' и т. п. Отсутствие согласования приводит к сокрытию этих аспектов опыта любви.

Таким образом, метафора любовь - это совместное произведе­ние ИСКУССТВА скрывает некоторую часть нашего опыта любви и выби­рает другую для привлечения внимания именно к ней, причем так, как если бы в ней заключался весь опыт. В процессе этого она порождает сходство между тем опытом любви, который она высвечивает, и реальным или воображаемым опытом сотрудничества в работе над произведением искусства. Это возникшее сходство отражено в нашем перечне следствий из обсуждаемой метафоры («Любовь — это работа», «Любовь — это эстетическое переживание» и т.п.)1).

Каждая часть опыта любви, которая высвечивается метафорой, со­четается по меньшей мере с одним из вышеприведенных следствий, но, вероятно, ни один из фрагментов любовного опыта не сочетает­ся со всеми следствиями. Например, эпизод, оставивший очень яркое и неприятное воспоминание, сочетается с «Любовь регулярно приносит разочарование», но может не сочетаться с «Любовь — это эстетическое переживание» или «Любовь — мера самой себя». Таким образом, каж­дое следствие устанавливает сходство между различными частями опыта любви, с одной стороны, и определенными частями опыта создания сов­местного произведения искусства — с другой. Ни одно из следствий не обнаруживает полного сходства между всем высвеченным опытом любви и всем опытом создания совместного произведения искусства. Это может сделать только вся метафора со всей системой следствий, отражающих сходство между всем высвеченным опытом любви и всем опытом создания совместного произведения искусства.

Кроме того, метафора порождает сходство, которое выходит за рамки простого подобия двух областей опыта. Это дополнительное сходство — структурное. Оно связано с тем, как мы осознаем согласованность друг с Другом отдельных видов опыта, высвеченных метафорой. Согласованность возникает на основе того, что мы знаем о структуре деятельности по созданию совместного произведения искусства, и отражается в том как следствия сочетаются друг с другом (например, одни следствия вы­водятся из концепта ПРОИЗВЕДЕНИЯ, другие - из концепта искусства третьи — из представления о СОВМЕСТНОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ и т. п)' Именно эта внутренне согласованная структура позволяет видеть нечто общее в высвеченных метафорой частях опыта и понимать, как следствия связаны друг с другом. Таким образом, благодаря метафоре, устанавлива­ется структурное сходство между высвеченным опытом любви и опытом по созданию совместного произведения искусства.

Именно это структурное сходство между двумя сферами опыта поз­воляет устанавливать согласование между высвеченными фрагментами опыта любви. Соответственно, именно благодаря метафоре высвечива­ется внутренне согласованная область опыта. Без метафоры эта сфера опыта не существует для человека как идентифицируемая и согласо­ванная совокупность фрагментов опыта. Концептуализация ЛЮБВИ как СОВМЕСТНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА позволяет воспринимать эту совокупность как внутренне согласованное целое.

Более того, метафора, делая наш опыт внутренне согласованным, создает новый вид сходства. Например, мы можем независимо от мета­форы рассматривать неудачу в любви, как неудачный опыт в создании совместного произведения искусства, так как все это виды неудачно­го опыта. В этом смысле неудачный опыт любви вообще будет похож на любой неудачный опыт. Метафора добавляет к пониманию неудачного опыта любви идею, что это тот же вид неудачи, что и при создании совместного произведения искусства. Это тот аспект сходства, который связан с метафорой.

Таким образом, суть сходства между неудачным опытом любви и не­удачным опытом в искусстве осознается только при осмыслении опыта любви на основе опыта создания произведения искусства. В соответ­ствии с нашим определением понимание любовного опыта в терминах создания совместного произведения искусства означает понимание этого опыта на основе метафорического понятия ЛЮБОВЬ — ЭТО СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА.

Теперь мы можем подвести итоги обсуждения того, как метафора порождает сходство.

1. Конвенциональные (ориентационные, онтологические и структур­ные) метафоры часто мотивируются корреляциями, которые мы за­мечаем в нашем опыте. Например, в нашей индустриальной культур6 обнаруживается корреляция между количеством времени, расходуемого на выполнение задания, и количеством затрачиваемого труда эта корреляция позволяет рассматривать ВРЕМЯ и ТРУД метафорически как РЕСУРСЫ и, следовательно, видеть сходство между ними.

Важно помнить, что корреляция — это не сходство. Метафоры, осно­ванные на корреляциях в нашем опыте, определяют те понятия, на основе которых воспринимается сходство.

2. Конвенциональные метафоры структурного типа (например, ИДЕИ — ЭТО ПИЩА) могут основываться на сходстве, которое порождается ориентационными и онтологическими метафорами. Как было пока­зано, например, концепт ИДЕИ — ЭТО ПИЩА основывается на кон­цепте ИДЕИ — ЭТО ОБЪЕКТЫ (онтологическая метафора) и концепте РАЗУМ — ЭТО ВМЕСТИЛИЩЕ (онтологическая и ориентационная ме­тафоры). Структурное сходство между ИДЕЯМИ и ПИЩЕЙ создается метафорой и само порождает метафорическое сходство (идеи и пи­ща могут быть проглочены, переварены и поглощены, могут питать и т. п.).

3. Новые метафоры в основном относятся к структурному типу. Они порождают сходство так же, как и конвенциональные структурные метафоры. То есть они могут основываться на сходстве, возникающем из онтологических и ориентационных метафор. Как было показано выше, метафора проблемы — это осадок в химическом растворе основана на физической метафоре ПРОБЛЕМЫ — ЭТО ТВЕРДЫЕ ОБЪ­ЕКТЫ. Эта метафора устанавливает сходство между ПРОБЛЕМАМИ и ОСАДКОМ, так как и проблемы, и осадок можно идентифицировать, анализировать и оказывать на них воздействие. Метафора ПРОБЛЕ­МЫ — ЭТО ОСАДОК порождает новые аспекты сходства, а именно — может показаться, что проблемы исчезли (растворились в растворе), но потом они могут появиться снова (выпасть в осадок).

4. Новые метафоры с помощью своих следствий могут высвечивать некоторые сферы опыта, преуменьшать их значимость и даже скры­вать их. Эти операции приводят к тому, что некоторые фрагменты опыта выбираются метафорой. Затем метафора характеризует сход­ство между всем высвеченным опытом и некоторым другим опытом. Например, метафора ЛЮБОВЬ — ЭТО СОВМЕСТНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА выбирает некоторую часть опыта любви и устанавлива­ет структурное сходство между всей высвеченной областью опыта и опытом совместного создания произведения искусства. Конечно, могут быть отдельные черты сходства между опытом любви и опытом создания произведений искусства, которые не зависят от метафоры, но метафора позволяет найти внутреннюю согласованность между этими изолированными проявлениями сходства на основе общего структурного сходства, создаваемого метафорой.

5. Сходство может быть связано именно с метафорой. Как мы видели, метафора любовь — это совместное произведение искусства устанавливает уникальный вид сходства. Например, неудачный опыт любви похож на неудачный опыт в искусстве не просто потому, что он неудачный, а потому, что он подразумевает особый вид неудачи присущий именно совместной работе по созданию произведений искусства.

Наша теория, согласно которой метафоры могут создать сходство вступает в противоречие с классической теорией метафоры — теорией сравнения, которая до сих пор широко распространена. Теория сравнения утверждает:

1. Метафоры принадлежат только языку и не связаны с мышлением или деятельностью человека. Нет существует таких феноменов, как мышление основанное на метафорах, и деятельность, определяемая метафорами.

2. Метафора вида «А — это Б» представляет собой языковое выражение, значение которого равно, соответственно, языковому выражению «А похоже на В в отношении X, Y, Z...», где компонент «в отношении X, Y, Z» характеризует то, что было названо «отдельными сходными чертами».

3. Тем самым метафора может описывать только то сходство, которое уже существует. Она не может создавать сходство.

Хотя мы уже приводили доказательства против большинства по­ложений теории сравнения, мы согласны с тем, что можно считать ее главной идеей: метафоры могут основываться на отдельных чертах сход­ства. Наша теория отличается от теории сравнения следующим:

1. Метафора в первую очередь связана с мышлением и деятельностью; ее связь с языком вторична.

2а. Метафоры могут основываться на сходстве, хотя во многих случаях это сходство само коренится в области конвенциональных метафор, не имеющих отношения к категории сходства. Отношения сходства, устанавливаемые конвенциональными метафорами, тем не менее реальны в нашей культуре, так как конвенциональные метафоры частично определяют то, что мы считаем реальным.

26. Хотя метафора частично может основываться на изолированных чертах сходства, мы видели, что наиболее важное сходство создается метафорой, и это было описано выше.

3. Главная функция метафоры заключается в том, чтобы обеспечивать ча­стичное понимание одного вида опыта на основе другого вида опыта. Это предполагает наличие уже существующих изолированных характеристик сходства, создание новых черт сходства и т. д.

Следует иметь в виду, что теория сравнения во многом связана с объективистской философией, в которой сходство объективно, т. е. чер­ты сходства ингерентны самим сущностям. С нашей же точки зрения, все ровно наоборот: для метафоры релевантны только те черты сходства, которые воспринимаются как таковые людьми. Различие между объективным сходством и эмпирическим сходством крайне важно и в деталях об­суждается в главе 27. В кратком изложении объективистский взгляд сводятся к тому, что у объектов есть свойства, которые существуют независим от того, кто их воспринимает; объекты объективно похожи, если у них есть одинаковые свойства. Для сторонника объективизма бессмысленно говорить о метафорах, как о «создающих сходство», так как это будет озна­чать, что метафоры способны изменять внешний мир, привнося в него объективно существующие черты сходства, которых раньше не было.

Мы согласны со сторонниками объективизма в одном важном пунк­те: что объекты реального мира действительно играют роль в структу­рировании нашей концептуальной системы. Но это происходит только на основе нашего взаимодействия с ними. Опыт человека, во-первых, отли­чается от культуры к культуре и, во-вторых, зависит от понимания одного вида опыта в терминах другого, т. е. наш опыт по сути своей может быть метафоричным. Такой опыт определяет категории понятийной системы человека. Мы настаиваем на том, что и свойства, и сходство существуют и могут опознаваться в опыте только относительно некоторой понятий­ной системы. Таким образом, только один вид характеристик сходства релевантен для метафор, и это эмпирическое, а не объективное сходство. Наш исходный тезис сводится к тому, что основание концептуальных метафор лежит в корреляциях между сущностями в нашем опыте. Эти корреляции опытного происхождения могут быть двух типов: эмпириче­ская совместная встречаемость (experiential cooccurrence) и эмпирическое сходство (experiential similarity). Примером эмпирической совместной встречаемости может быть метафора БОЛЬШЕ ОРИЕНТИРОВАНО НАВЕРХ. Метафора больше ориентировано наверх основана на совместной встречаемости двух типов опыта: добавления некоторого количества ве­щества к уже имеющемуся количеству и наблюдения за повышением уровня этого вещества во вместилище. Примером эмпирического сход­ства может быть метафора ЖИЗНЬ — ЭТО АЗАРТНАЯ ИГРА, когда поступки в жизни рассматриваются как азартная игра, а возможные последствия поступков воспринимаются как выигрыш или проигрыш. Похоже, что эта метафора основана на эмпирическом сходстве. Расширяя эту ме­тафору, мы можем обнаружить новые черты сходства между жизнью и азартной игрой.