Статья 6 ГК Украины как средство закрепления диспозитивного метода гражданско-правового регулирования

Из названия ст.6 ГК Украины «Акты гражданского законодательства и договор» следует, что содержащиеся в ней положения посвящены соотношению актов гражданского законодательства и договора. За сторонами признано право заключить договор, если он (1) не предусмотрен актами гражданского законодательства, но отвечает общим основам гражданского законодательства; (2) предусмотрен актами гражданского законодательства, но не урегулированы отношения этими актами; (3) урегулирован и тогда «стороны в договоре могут отступить от положений актов гражданского законодательства и урегулировать свои отношения по собственному усмотрению», кроме случаев, когда «в этих актах прямо сказано об этом, а также в случае, если обязательность для сторон положений актов гражданского законодательства вытекает из их содержания или из сути отношений между сторонами».

Этими положениями определяется степень свободы сторон самим определять содержание связывающего их обязательства. Потому Н.С. Кузнецова справедливо видит в них закрепление принципа диспозитивности и особенностей его реализации в договорных обязательствах[81].

Диспозитивность О.А. Красавчиков определял как «основанную на нормах данной отрасли права юридическую свободу (возможность) субъектов гражданского правоотношения осуществлять свою правосубъектность и свои субъективные права (приобретать, реализовывать или распоряжаться) по своему усмотрению»[82].

Юридическим содержанием диспозитивности О.А. Красавчиков называл основанную на законе юридическую свободу (возможность) приобретения, реализации и распоряжения собственными субъективными правами по собственному усмотрению. При этом им выделялись две стороны отмеченной свободы – правосубъектная – проявляется на стадии формирования правоотношения (выбор контрагентов, вида и рода правовой связи с ним, определение формы соглашений, его содержания, места и способа исполнения, определение объекта правоотношения,) и вторая – субъектно-правовой аспект диспозитивности, который находит выражение на этапе движения правоотношения, когда речь идет об осуществлении субъективного права (обязанности) – их реализация, распоряжение[83].

Однако Н.С.Кузнецова отмечает, что в ст.6 ГК Украины содержится принципиально иной подход к пониманию диспозитивности[84]. Можно было бы заметить, что это не единственный случай, когда украинский законодатель попытался закрепить принцип диспозитивности. Диспозитивное значение уже придавалось нормам Кодекса торгового мореплавания (КТМ). В юридической литературе отмечалось, что «ця практика виявилася невдалою. Сам законодавець не зміг утриматися в межах сформульованого ним в ст.14 КТМ положення про диспозитивний (за відсутності застереження) характер цивільно-правових норм цього Кодексу і там, де він вважав це за особливо важливе, прямо формулював диспозитивні застереження» («якщо інше не передбачено договором»[85]. Фактически это же наблюдаем и в формулировках норм ГК Украины.

В чем же следует видеть иной подход в понимании диспозитивности? Содержащиеся в ч.1 и ч.2 указанной статьи правила не представляют собой новизны, т.к. и ранее действующий ГК УССР допускал заключение договора, не предусмотренного законодательством, как и не исключал возможность ввести в предусмотренный законодательством договор положения, не установленные законодательством. В то же время положения ч.3 ст.6 ГК действительно не были известны ГК УССР. В них закреплено в качестве общего правила право сторон отступить от положений законодательства при заключении предусмотренного законодательством договора. Из этого общего правила сделаны три исключения. Стороны не имеют право отступить от положений актов гражданского законодательства, если:1) «в этих актах прямо сказано об этом», а также в случае, если 2) «обязательность для сторон положений актов гражданского законодательства вытекает из их содержания» или 3) «из сути отношений между сторонами». Нельзя не заметить нечеткость, размытость приведенных норм.

По сути в акте законодательства может быть прямо предписано, что в договоре нельзя отступить от установленных им правил. И такое повеление, надо полагать, будет содержаться в запрещающей норме. Это необходимые ограничения, имеющие целью обеспечить и защитить не только публичные интересы, но и частные интересы третьих лиц наряду с правами и интересами сторон договора. Однако на этапе формирования гражданского и хозяйственного законодательства, обеспечивающего переход к экономике рыночного, типа вряд ли они сформулированы. Кроме того, следует учитывать и сложившиеся в праве традиции. О.П.Подцерковный не без оснований считает, что законодательству Украины сплошь не присуще использование прямых запретов на изменение договором положений, установленных законодательством. В тех же редких случаях, где такие запреты есть, они носят чаще всего декларативный характер[86]. Справедливость сказанного подтверждает и И.В.Спасибо-Фатеева, когда отмечает, что в самом ГК Украины такие оговорки отсутствуют[87].

Второе исключение, когда не допускается отступить от положений актов гражданского законодательства – это если «обязательность для сторон положений актов гражданского законодательства вытекает из их содержания». Такая обязательность традиционно следует из императивной нормы, которая содержит «властные предписания, не допускающие возможности выбора того или иного варианта поведения». И потому оправданно связывают эти установления с критериями отнесения нормы к императивной или диспозитивной. Причем они вполне заслуженно оценены как достаточно расплывчатые и не способствующие определенности правового регулирования в договорных отношениях[88]. Неудачную редакцию ч.2 и 3 ст.6 отмечали и другие авторы[89].

По мнению Н.С. Кузнецовой «императивность предписаний должна прямо закрепляться (т.е. в законе должно быть прямое указание, что стороны не имеют права отступить от установленных правил), или вытекать из содержания нормы или сути отношений»[90]. Иными словами, сами императивные нормы не следует понимать как основание для исключения возможности иным образом урегулировать отношения в договоре. Такой же точки зрения придерживается и М.М.Сибилев, когда говорит, что стороны, согласившись с императивными предписаниями, отступают от саморегуляции отношений[91]. Понятно в связи с этим замечание Е.А.Беляневич: что значит согласиться с императивными нормами, если они являются обязательными для субъектов независимо от их желания[92].

Интересной является и оценка И.В.Спасибо-Фатеевой. Подчеркивая, что в любом договоре «стороны… не считаются связанными императивными предписаниями актов гражданского законодательства», она далее замечает: «Это означает, что в договорной сфере ГК отодвигает закон на второе место, отдавая предпочтение договору»[93].

Такое понимание положений ст.6 ГК Украины стало основой сформулированных М.М. Сибилевым двух моделей для сферы частного права: возможность сторон саморегулировать отношения, ограничившись определением инициативных условий, т.е. не предусмотренных законодательством или предусмотренных без прямого предупреждения невозможности отступить от этих требований; отступить от саморегуляции и согласиться на регулирование договора императивными предписаниями законодательства, даже если они и не содержали в себе запрета отступить от их содержания[94]. Впоследствии они были поддержаны И.В.Спасибо-Фатеевой. Эти две модели названы базовыми. Первая модель именуется внутренним регулированием (саморегулированием), а вторая – внешним (императивным, государственным регулированием)[95].

Изложенные выше суждения о понимании положений ст.6 и соотношении договора и закона не являются единственными. Высказаны и противоположные точки зрения. Так, В.Милаш считает, что любые условия договора не должны противоречить закону. Правовыми средствами закрепления принципа свободы договора она признает лишь нормы – принципы, провозглашающие свободу договора, свободу предпринимательской деятельности и диспозитивные нормы права[96].

Справедливо отмечая неудачную редакцию абз.2 ч.3 ст.6 ГК, Е. А. Беляневич указывает: «С точки зрения юридической техники, устоявшейся в отечественной законотворческой практике, норма, содержащая в себе предписание в виде запрета или позитивного обязывания, не включает, кроме самого предписания действовать определенным образом или воздержаться от определенных действий, дополнительно еще и запрета действовать иначе. Это было бы языковым излишеством (плеоназмом). По крайней мере в отечественной традиции законотворчества такой юридико-технический прием построения юридических норм не известен»[97]. Видимо, именно это является и причиной того, что на данный момент даже действующий ГК не содержит прямых запретов.

Вряд ли следует убеждать, что свобода договора, как впрочем, и любая свобода, не может быть абсолютной. Как же в ст.6 ГК раскрывается принцип свободы договора? Во-первых, единственный признаваемый абсолютно всеми способ ограничения договорной свободы – это установление в законе прямого запрета. В то же время запрещающих норм ГК Украины не содержит, значит через запреты свобода договора не ограничена. Во-вторых, провозглашен новый подход в закреплении принципа диспозитивности, который позволяет отодвинуть закон на второй план. Если он видится в том, что стороны вправе отличным от установленных в законодательстве образом урегулировать свои отношения не только в случаях, установленных диспозитивной, но и императивной нормой, и согласиться с таким толкованием ч.3 ст.6 ГК, то следует признать, что и второй способ ограничения договорной свободы через установление императивных предписаний, в ГК Украины не работает. Но в таком случае следует признавать, что на данный момент в ГК Украины, который составляет основу договорного права Украины, фактически ограничений договорной свободы нет.

Следует отметить, что нормы, подобной ч.3 ст.6 ГКУ в Модельном кодексе, ГК РФ отсутствуют. И это может объяснить позиция проф. М.И.Брагинского: свобода договора могла бы быть абсолютной только при условии, если сам кодекс и все изданные в соответствие с ним правовые акты составлялись исключительно из диспозитивных и факультативных норм. Нетрудно предусмотреть, что такой путь потянул бы за собой немедленную гибель экономики страны. И потому не случайно, что законодательство ни одной страны не пошло этим путем[98].

Конечно, соотношение диспозитивных и императивных предписаний может быть разным. Оно должно диктоваться, в первую очередь, объективными причинами. И то, что соотношение удельного веса императивных и диспозитивных норм в ГК решено в пользу последних[99] понятно. Оно объясняется расширением границ договорной свободы. Однако вряд ли это должно означать нивелирование отличий, уравнивание традиционно выделяемых в теории императивных и диспозитивных норм.

Нельзя не отметить тот факт, что столь нечеткая формулировка норм, раскрывающих принцип свободы договора, столь широкая, фактически неограниченная свобода договора появилась в законодательстве, не отличающемся стабильностью, системностью, которое обеспечивает переходный период украинской экономики. Безусловно, в такой ситуации положения ч.3 ст.6 ГК «чрезвычайно усложняют правоприменение и разрешение гражданско-правовых дел в судах»[100], а потому требуют серьезных уточнений. Кроме того, становится очевидной и проблема используемых в ГК Украины законодательных приемов, формулировок императивных норм для ограничения в договорных отношениях договорной свободы.