Ed. Etincelles. Paris, 1929.

Изъ всѣхъ этихъ многочисленныхъ попытокъ выйти на путь положительнаго знанія о войнѣ, нужно обратить особое вниманіе на трудъ русскаго военнаго ученаго ген. Г. А. Леера, жившаго полвѣка позже Клаузевица.

«Стратегія», пишетъ онъ, «въ тѣсномъ смыслѣ слова это трактатъ объ операціяхъ на театрѣ военныхъ дѣйствій... Стратегія въ широкомъ смыслѣ есть синтезъ, интеграція всего военнаго дѣла, его обобщеніе, его философія. Она является сведеніемъ въ одно общее русло всѣхъ отдѣльныхъ ученій о войнѣ, наукой всѣхъ военныхъ наукъ. Какъ философія вообще стремится къ объяснена міровыхъ явленій, такъ и стратегія, понимаемая въ самомъ широкомъ смыслѣ, какъ философія военнаго дѣла, имѣетъ задачей объясненіе военныхъ явленій, не только каждаго по одиночкѣ, но и въ особенности — общей связи между ними».

Въ постановкѣ высшей стратегіи, задачи науки, обобщающей всѣ остальныя военныя науки, нельзя не видѣть стремленія глубокаго ума Г. А. Леера къ созданію военной науки, которая могла бы встать въ ряды наукъ положительныхъ. Но даже при столь широкой трактовкѣ заданія стратегіи, она является скорѣе философіей теоріи военнаго искусства, чѣмъ наукой о войнѣ. Таковымъ и является замѣчательный курсъ стратепи Леера.

Въ своихъ послѣднихъ работахъ ген. Г. А. Ле-

еръ пошелъ дальше. Въ книгахъ: «Методъ военныхъ наукъ» и «Коренные вопросы», онъ уже вступилъ на путь «чистой» Науки о войнѣ.

Задачей «чистой» науки о войнѣ, какъ мы говорили выше, должно быть изученіе войны какъ явленія общественной жизни, а не только изслѣдованіе способовъ веденія войны. Поэтому, оставленіе за ней наименованія «стратегія» не отвѣчаетъ ея существу. Ея новое наименованіе было произнесено въ началѣ этого столѣтія, тоже русскимъ военнымъ ученымъ ген. Михневичемъ, говорившимъ съ кафедры Русской военной Академіи о необходимости созданія «Соціологіи войны».

Въ виду того, что явленія войны подчиняют^ ся извѣстной закономѣрности, наука о войнѣ (соціологія войны) будетъ стремиться къ открытію законовъ. Между тѣмъ, наука о веденіи войны (теорія военнаго искусства), даже при самыхъ широкихь обобщеніяхъ можетъ свести таковыя лишь къ принципамъ.

Различіе это существенно. Законъ представляетъ постоянное, опредѣленное и неизмѣнное соотношеніе между явленіями природы и человѣческой, какъ индивидуальной, такъ и общественной жизни, существующее благодаря постоянному и неизмѣнному соотношенію силъ и факторовъ, производящихъ эти явленія.

Законъ только утверждаетъ какой либо фактъ

существованія, сосуществованія, послѣдовательности или сходства явленій и никакихъ цѣлей деятельности не ставить. Находясь внѣ всякой зависимости отъ нашей воли (воля является для закона лишь частью явленія), законъ безусловенъ.

Принципъ представляетъ изъ себя только нѣкоторое обобщеніе. Хотя принципъ касается только сущности, но онъ имѣетъ непосредственное отношеніе къ постановкѣ цѣли. Онъ является основной идеей, которой слѣдуетъ держаться при рѣшеніи извѣстныхъ вопросовъ военнаго дѣла. Онъ является регуляторомъ для творчества, хотя и отнюдь не сковывающимъ послѣднее; въ немъ заключается, какъ говорить Г. А. Лееръ, «только цѣль, которая должна быть достигнута»¹³.

Такимъ образомъ, принципъ не утверждаетъ подобно закону какой либо фактъ, а, хотя и условно, но рекомендуетъ, чтобы нѣчто было. Предложеніе, сказуемое котораго выражается словами д о л ж е н ъ быть, хотя бы даже подразумѣваемое въ самомъ широкомъ смыслѣ, отлично по сущности отъ предложенія, выражаемаго при помощи словъ есть и будетъ¹⁴.

13) Лееръ. Стратегія. Т. I, стр. 200.

14) Милль. Логика, стр. 767.

4. — Соціологія войны нужна для самой теоріи военнаго искусства.

Теорія военнаго искусства, т. е. наука о веденіи войны можетъ получить правильную исходную точку только отъ науки о войнѣ, изслѣдующей природу и сущность явленій войны. Эта послѣдняя дастъ обоснованіе въ тѣхъ случаяхъ, когда теорія военнаго искусства строить свои выводы дедуктивно. Не меньшее значеніе будетъ принадлежать соціологіи войны въ тѣхъ случаяхъ, когда наука о веденіи войны получаетъ свои выводы непосредственно изъ опыта (индуктивно). Въ такомъ случаѣ идеаломъ будетъ полное соединеніе этихъ выводовъ (полученныхъ индуктивно) съ заключеніями, выведенными дедуктивно изъ положеній, установленныхъ о войнѣ наукой. Но даже въ тѣхъ случаяхъ, когда этого нельзя будетъ достигнуть — соціологія войны принесетъ большую пользу тѣмъ, что, основываясь на изслѣдованіи природы явленій войны, она укажетъ каждому обобщенію тѣ рамки, въ которыхъ оно достовѣрно.

Уже одна эта задача чрезвычайно важна.

Въ болѣе тѣсномъ смыслѣ теорія военнаго искусства (наука о веденіи войны) обращается въ системы военнаго искусства, подъ которыми можно разумѣть болѣе частныя теоріи военнаго искусства, то есть такія, которыя по своимъ вы водамъ или преподающимъ началамъ отвѣчаютъ только данному фазису въ развитіи искусства.

Система по отношенію къ теоріи является однимъ изъ видовъ ея приложенія, обуславливающимся или состояніемъ военнаго дѣла въ данную эпоху, или какими либо особенностями и частностями одной изъ основныхъ силъ, почему либо преобладающихъ въ цѣлой совокупности факторовъ военнаго искусства. Такъ, напримѣръ, въ военной исторіи можно отмѣтить: пяти-переходную систему веденія войны, систему линейной тактики, систему легіонной тактики, систему ударной или огневой тактики и т. д.

Существованіе какъ общей теоріи военнаго искусства, такъ и ея видовъ — системъ военнаго искусства — совершенно законное явленіе, строго логичное слѣдствіе науки о войнѣ. Во всякихъ отрасляхъ знаній, рядомъ съ чистой наукой существуютъ прикладныя науки съ болѣе частными обобщеніями и, наконецъ, чисто практическія обобщенія, годныя для примѣненія въ узкихъ рамкахъ — но главное условіе обращенія съ ними заключается въ томъ, чтобы не давать вѣры обобщенію внѣ рамокъ, внѣ которыхъ оно не достовѣрно, т. е. въ научномъ примѣненіи этихъ обобщеній ¹⁵.

Отрицаніе теоріи и системъ объясняется какъ

15) Примѣръ — стратегическая система Бюлова. Бюловъ за исходную точку своего изслѣдованія беретъ слѣдующее обобщеніе: «арміи могутъ существовать только при помощи магазиновъ»; отсюда выводы:

разъ тѣмъ, что военная исторія свидѣтельствуетъ о многочисленныхъ фактахъ, въ которыхъ не-

1) Чувствительность сообщеній.

2) Необходимость ихъ тшательнаго обезпеченія.

3) Важность дѣйствія на сообщенія.

Эти выводы безусловно вѣрны; но Бюловъ придалъ своему исходному положенію, a, слѣдовательно, и выводамъ, вытекающимъ изъ этого основного положенія, большее значеніе, чѣмъ на самомъ дѣлѣ сообщенія имѣютъ на войнѣ (въ данномъ случаѣ упущено было, что человѣкъ есть главное орудіе войны). Онъ не ограничился тѣми рамками, въ которыхъ его обобщеніе и выводы изъ него справедливы. И вотъ, выводы, сами по себѣ справедливые, пока они заключаютъ въ себѣ мысль о важномъ значеніи сообщена на войнѣ, съ той минуты, когда имъ придается значеніе исключительное, становятся абсурдомъ.

Бюловъ въ «Der Geist des neuen Kriegsevetemb» приходитъ къ заключенію, что успѣхъ на войнѣ будетъ зависѣть исключительно отъ операцій (т. е. маневровъ), который должны быть охватывающими. Сраженія должны потерять всякое значеніе, такъ какъ они не только могутъ, но и должны быть избѣгаемы (сообщенія такъ чувствительны, что не нужно противъ нихъ удара — боя, а достаточно одной угрозы).

Успѣхъ, по его мнѣкію, долженъ обуславливаться чнсленнымъ превосходствомъ и величиною объективная угла (образуемаго двумя линіями отъ оконечностей базы къ объекту операціи, столицѣ непріятельскаго государства). Чѣмъ болѣе будетъ войскъ (независимо отъ ихъ качествъ) и чѣмъ болѣе объективный уголъ, тѣмъ вѣрнѣе побѣда. Величина же объ-

умѣлое примѣненіе теоріи или какой либо системы было 'ближайшей причиной пораженія. И вотъ, опасеніе за такія послѣдствія подсказало мысль о

ективнаго угла зависитъ отъ длины базы и отъ длины перпендикуляра, опущеннаго изъ объекта на базу. Для обезпеченія успѣха операціи, онъ требуетъ объективный уголъ не менѣе 60°, a чѣмъ онъ будетъ больше — тѣмъ лучше. Длина перпендикуляра (обуславливаемая длиной базы) у Бюлова является мѣриломъ наступательной силы государства, которая, такимъ образомъ, будетъ ограниченной, чѣмъ, по его мнѣнію, уже ограничивается и осуществленіе стремленія того и другого изъ большихъ государствъ (которыя обладаютъ значительнымъ числомъ войскъ и длинными базами) къ универсальной монархіи. Если какое либо государство перейдетъ указанный предѣлъ, то оно вступитъ въ сферу другого государства, болѣе сильнаго въ этомъ пунктѣ, и будетъ остановлено въ своемъ дальнѣйшемъ стремленіи къ поступательному движенію.

Такимъ образомъ, по разсчету Бюлова, должны образоваться въ Европѣ 12 большихъ государствъ, которымъ нечего будетъ требовать другъ отъ друга, черезъ что установится геометрическое европейское равновѣсіе.

Разъ оно установится, то ни одно государство не будетъ имѣть поводовъ къ воинственнымъ покушеніямъ, и вѣчный миръ явится тѣмъ болѣе результатомъ ученія о базѣ, что, благодаря ей (т. е. базѣ), веденіе войны отнимается отъ области искусства, т. е. страсти, и переносится въ область науки, т. е. ума и разума.

Вотъ до какихъ крайнихъ выводовъ можетъ дойти теорія военнаго искусства, когда въ основу ея не положено научное изученіе природы самой войны.

несостоятельности теоріи и системъ. Произошло обычное заблужденіе человѣческаго ума: злоупотребленіе теоріею и системами, ложность теоріи и системъ, рутинность ¹⁶, т. е. примѣненіе системы уже отжившей не смотря на появленіе новыхъ факторовъ — родили скептическое отношеніе къ существование) самой теоріи, системъ, къ ихъ полезной, а главное — совершенно естественной правоспособности на бытіе ¹⁷. Невѣрное употребленіе орудія привело къ неправильному заключенію о негодности его.

Соціологія войны, изслѣдующая природу явленій войны, дастъ возможность опредѣлить тѣ рамки, въ которыхъ примѣненіе данной теоріи или системы научно (примѣръ система Бюлова).

Эта наука явится не только обоснованіемъ теоріи' военнаго искусства, но и указателе мъ тѣхъ границ ъ, въ которые примѣненіе обобщеній теоріи — законно, т. е. научно.

Такимъ образомъ, соціологія войны дастъ должное объединеніе для теоріи военнаго искусства, которое выразится въ обоснованіи и согласованы ея выводовъ и обобщеній. Это объеди-

16) Военная исторія показываетъ, что вредъ си. стемъ обуславливается главнымъ образомъ ложностью послѣднихъ и рутинностью.

17) Н. Н. Сухотинъ. Энциклопедія II, 228, 229.

t

неніе жизненно необходимо для всякой отрасли знанія. Весьма невелико число лицъ, говоритъ Огюстъ Контъ, обнимающихъ своимъ умомъ хотя бы одну какую-либо (отрасль знаній) науку во всей полнотѣ, даже и въ томъ случаѣ, если эта (отрасль знанія) наука, представляетъ собою лишь часть большого цѣлаго. Большинство же ограничивается лишь спеціальнымъ изученіемъ болѣе или менѣе обширнаго отдѣла, не особенно заботясь объ отношеніи своей частной работы къ общей системѣ. Необходимо поспѣшить избавиться отъ этого зла прежде, чѣмъ оно успѣло принять значительные размѣры. Можно опасаться, что человѣческій умъ, въ концѣ концовъ, запутается въ лабиринтѣ детальныхъ изслѣдованій.

Исторія развитія наукъ показываетъ, что каждый разъ, когда человѣческій умъ сосредоточиваем все свое вниманіе на формѣ, а не на сущности, появляется схоластическое направленіе.

Въ особенности рѣзко это можно замѣтить въ средніе вѣка въ философіи: тенденція и методъ, преобладавшіе тогда — діалектика. Разсуждаютъ, аргументируютъ, дѣлаютъ безконечные выводы, не провѣряя принциповъ, которые стоятъ выше всякаго анализа, такъ какъ сущность идей опредѣлялась догматомъ; мышленіе могло быть свободно только въ методахъ объясненія и примѣненія. Въ эту сторону и направлялась дѣятельность среднихъ вѣковъ. Злоупотребленіе діалектикой вело къ различнымъ тонкостямъ анализа, къ мас-

сѣ раздѣленій и подраздѣленій, къ превращенію логическаго разсужденія въ словесный механизмъ и къ крайнему злоупотребленію формами мышленія въ ущербъ самой мысли; однимъ словомъ — къ формализму¹⁸.

Приведенное выше характеризуетъ эпоху, если такъ можно выразиться, періода «классической схоластики», т. е. ту эпоху, когда схоластика властно царила во всѣхъ отрасляхъ знанія. Конечно, современное положеніе военныхъ знаній. не можетъ быть полностью уподоблено этому. Но все таки нельзя не замѣтить существованія «схоластическаго направленія» многихъ произведеній военной литературы. Причина та же, что и причина схоластики среднихъ вѣковъ.

Наука, поставившая себѣ цѣлью изслѣдованіе природы войны, поможетъ военнымъ знаніямъ окончательно выйти изъ періода схоластики. Такое изслѣдованіе, произведя научную оцѣнку принциповъ военнаго искусства, позволить военной мысли выйти изъ области искусственныхъ обобщеній, подраздѣленій и т. п. на путь здраваго и строго научнаго изслѣдованія.

Всякая наука слагается изъ двухъ факторовъ: 1) изъ ряда свѣдѣній, систематически расположенныхъ, и 2) изъ совокупности методовъ или пріемовъ, при помощи которыхъ пріобрѣтаются эти свѣдѣнія (методологія или логика данной науки).

18) А. Фуллье. Исторія философіи, стр. 144.

«Несомнѣнно, наука», пишетъ Д. С. Милль ¹⁹, «можетъ достигнуть извѣстной и при томъ довольно значительной, степени развитія безъ всякой другой логики, кромѣ той, какую эмпирически пріобрѣтаютъ въ теченіе своихъ занятій всѣ люди, обладающіе такъ называемымъ, здравымъ смысломъ. Люди судили объ очевидности и при томъ, часто правильно, раньше, чѣмъ логика стала наукой — иначе они никогда не могли бы ее сдѣлать таковой. Точно такъ же громадный сооруженія воздвигали прежде, нежели узнали законы механики. Но существуютъ нѣкоторыя границы, какъ для того, что могутъ сдѣлать техники безъ знанія началъ механики, такъ и для того, чего можетъ достигнуть мыслитель, незнакомый съ принципами логики. Лишь немногіе люди — благодаря необыкновенной геніальности или тому, что имъ удалось случайно пріобрѣсти рядъ цѣлесообразныхъ умственныхъ навыковъ, — могутъ работать безъ общихъ принциповъ точно такъ же или почти точно такъ же, какъ они работали бы, еслибъ владѣли этими принципами. Но для массы людей необходимо или понимать теорію того, что они дѣлаютъ, или же руководиться правилами, установленными для нихъ тѣми, кто понимаетъ эту теорію. Въ прогрессѣ науки, отъ самыхъ легкихъ до наиболѣе трудныхъ ея проблемъ, обыкновенно, каждому крупному

Милль. Логика, стр. 8.

шагу впередъ предшествовало (или же сопро- _ вождало и необходимо обуславливало его) соотвѣтствующее улучшеніе логическихъ понятій и принциповъ въ умахъ передовыхъ мыслителей эпохи. И, если нѣкоторыя изъ наиболѣе трудныхъ наукъ и до сихъ поръ еще находятся въ столь неудовлетворительномъ состояніи, если въ нихъ не только такъ мало доказаннаго, но и не окончены еще споры даже о томъ немногомъ, что уже, казалось бы, доказано, — то причина этому можетъ быть именно въ томъ, что логическія понятія людей не достигли еще той степени широты и точности, какая потребна для оцѣнки очевидности въ этихъ областяхъ знанія».

Вышеизложенное положеніе Д. Милля вѣрно по отношенію къ логикѣ каждой изъ отраслей знанія.

Характеръ научныхъ пріемовъ (методовъ) во многомъ зависитъ отъ тѣхъ особенностей, которыя присущи изучаемымъ объектамъ; посему каждая наука имѣетъ свою методологію. А отсюда слѣдуетъ, что всестороннее изученіе методовъ (методологіи) науки, т. е. изученіе ихъ со всѣми особенностями, возникшими въ нихъ подъ вліяніемъ особенностей объектовъ, изучаемыхъ этой наукой, невозможно безъ знакомства съ объектомъ изслѣдованія ²⁰. А отсюда слѣдуетъ,

20) Введенскій. Логика, стр. 3.

За

что самое развитіе теоріи военнаго искусства (науки о веденіи войны), находящееся въ тѣсной зависимости отъ развитія ея методологіи, еще и въ этомъ отношеніи зависить отъ науки, поставившей себѣ задачей изслѣдованіе природы яв леній войны, т. е. отъ соціологіи войны.

5. — Причина задержки созданія соціологіи войны.

Изъ только что сказаннаго мы видимъ, насколько необходима соціологія войны для правильнаго развитія теоріи военнаго искусства. И, все таки, такая наука не рождалась.

Какъ это объяснить? Въ области научной работы, такъ же какъ и въ прочихъ сферахъ человѣческой. деятельности, большую роль играетъ среда, въ которой протекаетъ работа. Потребности этой среды обуславливаютъ возможности работы, такъ же какъ спросъ обуславливаетъ производство въ промышленности. Въ военной средѣ непосредственныя практическія потребности въ. научномъ изслѣдованіи войны ограничивались рамками изученія способовъ веденія войны. Въ средѣ же представиг телей общей Науки, до Міровой войны 1914-18 г. г., существовало опредѣленное пренебрежете къ изученію войны. Послѣдняя почиталась пережиткомъ варварства и всецѣло предоставлялась изученію господъ военныхъ. Соціологи считали возможнымъ создавать теоріи жизни общества

і

безъ подробнаго анализа самыхъ явленій. войны. Однимъ изъ результатовъ подобнаго отношенія къ войнѣ явилось засиліе въ Историческихъ и Общественныхъ наукахъ экономическаго матеріализма: сосредоточивая свое научное вниманіе лишь на эпохахъ мира, когда экономическій факторъ имѣетъ въ жизни народовъ громадное значеніе, они упускали изъ вида періоды войны, когда на первый планъ выдвигаются глубокіе психическіе процессы связанные съ борьбою.

Естественно, что подобная атмосфера мало благопріятствовала всходамъ науки о войнѣ, которая могла появиться на свѣтъ лишь какъ непосредственная часть общей науки объ обществѣ. Оказавшись не въ силахъ пробиться черезъ окружающую стѣну отчужденія, военные ученые продолжали посвящать все свое вниманіе изученію способовъ веденія войны, контрабандой провозя иногда въ теоріи военнаго искусства научныя изысканія выходящія изъ рамокъ «непосредственно полезнаго опыта». Такой контрабандой, по существу дѣла, и является классическій трудъ Клаузевица.

Война 1914-1918 г. г., вовлекшая въ свою орбиту народныя массы почти всего цивилизованнаго міра, не могла не произвести перемѣны въ отношеніяхъ общей науки къ Войнѣ. Даже наиболѣе пацифистски настроенныя научныя учрежденія начали понимать, что для того, чтобы человѣчество излѣчилось отъ войны, нужно, чтобы

сама эта соціальная болѣзнь была бы изучена. Во всѣхъ развѣтвленіяхъ науки объ обществѣ, началось изученіе процессовъ вызванныхъ міровой войной и ей сопутствовавшихъ. Особенное вниманіе такому изученію удѣляется въ современныхъ экономическихъ наукахъ, которымъ очень долго приходится считаться съ неизжитыми послѣдствіями войны 1914-1918 г. г.

Однако до соціологіи войны еще далеко.

Въ этомъ легко убѣдиться, изучивъ Сборникъ докладовъ сдѣланныхъ на Х-мъ Международномъ Соціологическомъ Конгрессѣ происходившемъ въ октябрѣ 1930 г. въ Женевѣ. Общее заглавіе этого сборника гласить: «Соціологія Войны и Мира» ²¹. Въ этомъ сборникѣ имѣется 44 статьи. Шесть изъ нихъ войны не касаются вовсе. Остальныя 38 могутъ быть по своему содержанію распредѣлены такъ: