Вдруг мгновенно все смолкает, и затем толпа испускает крик ужаса. 16 страница

отправился туда сегодня после обеда. (Мимоходом Грегерсу.) Могу передать вам

поклон от него.

Гина. Нет, подумать!..

Ялмар. Так господин Верле уехал! И вы теперь за ним?

Фру Сербю. Да. Что вы на это скажете, Экдал?

Ялмар. Скажу: берегитесь!

Грегерс. Я тебе объясню, в чем дело. Отец мой женится на фру Сербю.

Ялмар. Женится на ней!

Гина. А! Ну, наконец-то, Берта!

Реллинг (не совсем твердым голосом). Ну, это все-таки не правда же?

Фру Сербю. Нет, милейший Реллинг, истинная правда.

Реллинг. Вы опять хотите выйти замуж?

Фру Сербю. Да, видно, этим кончится. Верле уж выправил все бумаги.

Свадьбу сыграем тихую, там, на заводе.

Грегерс. Так позвольте мне, как доброму пасынку, пожелать вам счастья.

Фру Сербю. Благодарю вас, если вы это говорите серьезно. Я-то надеюсь,

что в этом браке мы оба найдем свое счастье - и Верле и я.

Реллинг. Вполне можете надеяться. Коммерсант Верле никогда не

напивается допьяна, насколько я знаю, и не имеет также привычки колотить

своих жен, как покойный коновал.

Фру Сербю. Ах, оставьте мертвых в покое. И у Сербю были свои

достоинства.

(*709) Реллинг. У коммерсанта Верле, я думаю, найдется их побольше.

Фру Сербю. Он, по крайней мере, не загубил в себе того, что было в нем

лучшего. А тот, кто это делает, пусть на себя пеняет.

Реллинг. Закатимся же мы сегодня с Молвиком.

Фру Сербю. Не надо, Реллинг. Ну, пожалуйста, ради меня.

Реллинг. Другого ничего не остается. (Ялмару.) Пойдем и ты с нами.

Гина. Нет, уж Ялмар-то вам не товарищ в ваших карамболях!

Ялмар (сердито, вполголоса). Да помолчи ты!

Реллинг. Прощайте, фру... Верле! (Уходит.)

Грегерс (фру Сербю). Вы, как видно, довольно близко знакомы с доктором

Реллингом?

Фру Сербю. Да, мы давнишние знакомые. Было время, когда у нас с ним

могло дойти и... до серьезного.

Грегерс. Счастье ваше, пожалуй, что не дошло.

Фру Сербю. Еще бы. Но я всегда была осторожна, не поддавалась

увлечениям. Женщине нельзя быть опрометчивой в таких делах.

Грегерс. А вы совсем, совсем не побаиваетесь, что я шепну отцу об этом

старом знакомстве?..

Фру Сербю. Вы думаете, я сама давно не рассказала ему?

Грегерс. Вот как?

Фру Сербю. Ваш отец знает все до капельки, что только могут сказать про

меня с некоторым основанием добрые люди. Я сама рассказала ему обо всем

сейчас же, как только он дал мне понять свои намерения.

Грегерс. Значит, вы откровенны не в пример прочим.

Фру Сербю. Я всегда была откровенна. Это нам, женщинам, больше с руки.

Ялмар. Ты что на это скажешь, Гина?

Гина. Что ж, женщина женщине рознь. Одна так судит, другая по-иному.

Фру Сербю. Ну, Гина, по-моему, умнее всего поступать вот как я. И

Верле, со своей стороны, не утаил от меня ничего насчет своего прошлого. Вот

э_т_о-т_о больше (*710) всего нас и связало. Теперь он может разговаривать

со мной обо всем, не таясь, чистосердечно, как ребенок. А этого-то ему

никогда и не удавалось прежде. Он, такой цветущий мужчина, каким он был

прежде, всю свою молодость, все лучшие свои годы только и слушал одни

нотации. Да еще частенько без всякого настоящего повода... по одному

подозрению, воображению... насколько мне известно.

Гина. Что правда, то правда.

Грегерс. Ну, если тут пойдут такие интимные разговоры, мне лучше уйти.

Фру Сербю. Оставайтесь себе, я больше ни слова не скажу. Мне хотелось

только, чтобы вы знали, что я не прибегала ни к каким хитростям, ничего не

скрывала. Со стороны может показаться, что мне невесть какое счастье выпало

на долю. Так оно и есть, с одной стороны. Но я все-таки скажу, что получаю

не больше, чем даю сама. Я, конечно, никогда не оставлю его. Буду беречь его

и ходить за ним, как никому не суметь теперь, когда он скоро станет совсем

беспомощным.

Ялмар. Беспомощным?

Грегерс (фру Сербю). Да, да, только не надо говорить здесь об этом.

Фру Сербю. Все равно дела не скроешь, как он там ни старайся. Скоро

ослепнет.

Ялмар (пораженный). Ослепнет? Как это странно. И он тоже ослепнет?

Гина. Мало ли кому приходится слепнуть. Фру Сербю. А ведь можно себе

представить, каково это для делового человека. Ну, я и постараюсь заменять

ему глаза, насколько сумею... Но теперь мне пора. У меня теперь целая

пропасть дел... Да, вот что мне надо было передать вам, Экдал. Если бы Верле

мог чем-нибудь быть вам полезным, вам стоит обратиться к Гробергу.

Грегерс. За это предложение Ялмар Экдал вряд ли скажет спасибо...

Фру Сербю. Да? Однако прежде, мне кажется...

Гина. Да, Берта, теперь Экдалу не приходится одолжаться чем-нибудь у

коммерсанта Верле.

Ялмар (медленно, внушительно). Передайте от меня поклон вашему будущему

мужу и скажите, что я в ближай-(*711)шем будущем намереваюсь побывать у

бухгалтера Гроберга...

Грегерc. Как! И ты захочешь!..

Ялмар....у бухгалтера Гроберга, говорю я, и потребовать счет - сколько

я должен коммерсанту. Я желаю уплатить этот долг чести!.. Ха-ха-ха! Именно -

долг чести! Но довольно об этом. Я уплачу все с процентами. По пяти

процентов.

Гина. Но, милый Экдал, это нам, ей-богу, не по карману.

Ялмар. Передайте вашему жениху, что я неустанно тружусь над своим

изобретением. Скажите ему, что меня только и поддерживает в этой труднейшей

работе желание свалить с себя мучительное бремя долга. Вот зачем я взялся за

это изобретение. Весь доход пойдет на то, чтобы мне освободиться от долговых

обязательств перед вашим будущим супругом.

Фру Сербю. Тут что-то произошло, как видно.

Ялмар. Именно.

Фру Сербю. Ну, так прощайте. Мне надо бы еще кое о чем поговорить с

тобой, Гина. Но это уж в другой раз. Прощайте.

Ялмар и Грегерс молча кланяются ей, Гина идет проводить ее до дверей.

Ялмар. Не дальше порога, Гина!

Фру Сербю уходит. Гина закрывает за ней дверь.

Ну вот, Грегерс. Я развязался теперь с этим гнетущим долговым

обязательством.

Грегерс. Во всяком случае, скоро развяжешься.

Ялмар. Полагаю, мое поведение можно назвать корректным.

Грегерс. Ты именно тот человек, за какого я тебя всегда считал.

Ялмар. В некоторых случаях невозможно поступиться идеальными

требованиями. Как отцу и кормильцу семейства, мне придется круто. Как ты

думаешь, шутка ли для человека неимущего погасить многолетний долг, который,

(*712) так сказать, покрылся пылью забвения! Но что тут толковать, - человек

во мне тоже предъявляет свои права.

Грегерс (кладет руки ему на плечи). Милый Ялмар... ну, не хорошо разве,

что я явился?..

Ялмар. О да!

Грегерс. Не хорошо разве, что ты уяснил себе все эти отношения?

Ялмар (с некоторым раздражением). Да, конечно, хорошо. Одно вот

только... чувство справедливости во мне возмущено.

Грегерс. Чем же?

Ялмар. Да вот... не знаю, могу ли я без всякого стеснения высказаться

насчет твоего отца?

Грегерс. Пожалуйста, не стесняйся ради меня.

Ялмар. Ну, хорошо. Вот видишь ли, меня возмущает мысль, что осуществить

идею истинного брака дано не мне, а ему.

Грегерс. Ну как же можно так говорить!

Ялмар. Да, конечно, оно так и выходит. Твой отец с Бертой Сербю

вступают теперь как раз в такой брак, основанный на полном доверии и

безусловной взаимной откровенности. Они друг друга не морочили, ничего не

утаили друг от друга. Все ясно, открыто между ними, никаких недомолвок;

объявлено, если можно так выразиться, полное взаимное отпущение грехов.

Грегерс. Ну, положим; что же из этого?

Ялмар. Да ведь в том-то вся и суть. Ведь тут, значит, как раз налицо

все это сложное, трудное... что ты сам считаешь необходимым основанием

истинного брака.

Грегерс. Но это же совсем в другом роде, Ялмар. Не станешь же ты

сравнивать ни себя, ни жену свою с этой парочкой?.. Ну ты ведь меня

понимаешь...

Ялмар. Я все-таки не могу отделаться от мысли, что в этом есть что-то

такое, возмущающее во мне чувство справедливости. Выходит, как будто и нет

на свете никакой высшей справедливогти.

Грегерс. Фу, Экдал, не говори ты так, ради бога!

Ялмар. Гм... Не станем вдаваться в такие вопросы.

Грегерс. Но, с другой стороны, я как будто все-таки. вижу направляющий

перст судьбы. Верле ведь ослепнет.

(*713) Гина. Ну, это, пожалуй, еще не наверно.

Ялмар. Это вне сомнений. Во всяком случае, не нам в этом сомневаться.

Именно в этом факте и заключается справедливое возмездие. Он в свое время

навел слепоту на доверчивого ближнего...

Грегерс. И не на одного, к сожалению, а на многих.

Ялмар. И вот теперь надвигается неумолимая, загадочная сила и требует

собственные глаза коммерсанта.

Гина. Нет, как ты можешь говорить такие вещи! Просто страх берет

слушать.

Ялмар. Иногда полезно углубляться в темные стороны бытия.

Хедвиг в шляпке и пальто весело, запыхавшись вбегает из входной двери.

Гина. Ты уже назад?

Хедвиг. Да, мне не хотелось больше гулять. И это было к лучшему - я

встретила кого-то в воротах.

Ялмар. Верно, фру Сербю?

Хедвиг. Да.

Ялмар (ходя по комнате взад и вперед). Надеюсь, встретилась с нею в

последний раз.

Молчание.

Хедвиг (боязливо переводит глаза с отца на мать и на Грегерса, словно

стараясь разобраться в общем настроении, затем подходит к Ялмару; ласкаясь).

Папа!

Ялмар. Ну что, Хедвиг?

Хедвиг. Фру Сербю что-то принесла мне.

Ялмар (останавливаясь). Тебе?

Хедвиг. Подарок на завтра.

Гина. Берта всегда что-нибудь дарит тебе на рождение.

Ялмар. Какой же это подарок?

Хедвиг. Нет, на сегодня это секрет. А завтра утром мама должна положить

мне это на постель.

Ялмар. Ах, опять эти секреты за моей спиной!

Хедвиг (поспешно). Да нет, посмотри, пожалуйста. Большое письмо.

(Вынимает из кармана пальто письмо.)

Ялмар. И письмо еще?

(*714) Хедвиг. Да только и всего. Другое, верно, потом будет. Но ты

представь - письмо! Я никогда еще не получала писем. И на нем написано:

"фрекен", "фрекен Хедвиг Экдал". Подумай, это мне!

Ялмар. Дай взглянуть.

Хедвиг (протягивает ему письмо). Вот погляди.

Ялмар. Почерк коммерсанта Верле.

Гина. Верно ли, Экдал?

Ялмар. Сама взгляни.

Гина. Ну да, много я смыслю!

Ялмар. Хедвиг, можно мне вскрыть... и прочесть?

Хедвиг. Пожалуйста, если хочешь.

Гина. Нет, не сегодня, Ялмар. Ведь это на завтра.

Хедвиг (тихо матери). Ну дай же ему прочесть! Наверно, там что-нибудь

хорошее, папа обрадуется, и опять у нас будет весело.

Ялмар. Значит, можно вскрыть?

Хедвиг. Пожалуйста, папа. Интересно, что там такое!

Ялмар. Хорошо. (Вскрывает конверт, вынимает письмо, читает и, видимо,

приходит в смущение.) Да что же это такое?...

Гина. Что там написано?

Хедвиг. Да, папа, скажи скорее!

Ялмар. Погодите! (Перечитывает письмо, бледнеет, но, сделав над собою

усилие, говорит сравнительно спокойно.) Это дарственная запись, Хедвиг.

Хедвиг. Подумай! Что же мне дарят?

Ялмар. Прочти сама.

Хедвиг идет к столу и читает возле лампы.

(Вполголоса, сжимая кулаки.) Глаза! Глаза! И это письмо!

Хедвиг (прерывая чтение). Но, мне кажется, это дедушке?..

Ялмар (берет у нее письмо). Гина... тебе это понятно?

Гина. Да я же ничего не знаю. Скажи, в чем дело?

Ялмар. Коммерсант Верле пишет Хедвиг, что ее старому дедушке больше не

нужно утруждать себя перепиской бумаг, он будет с этих пор получать из

конторы по сто крон в месяц...

Грегерс. Ага!..

(*715) Хедвиг. Сто крон, мама! Это и я прочла.

Гина. Что же, отлично для старика.

Ялмар. Сто крон, пока он будет в этом нуждаться, то есть пожизненно.

Гина. Ну, так теперь он обеспечен, бедняга.

Ялмар. А затем - самое главное. Ты, видно, не дочитала, Хедвиг. После

смерти старика дар этот переходит к тебе.

Хедвиг. Ко мне? Все?

Ялмар. Он пишет, что тебе обеспечена та же самая пенсия на всю твою

жизнь. Слышишь, Гина?

Гина. Слышу, слышу.

Хедвиг. Представь, я получу столько денег? (Тормошит его.) Папа, папа,

да разве ты не рад?..

Ялмар (уклоняясь от ее ласк). Рад! (Ходит по комнате.) О, какие

горизонты, какие перспективы открываются мне! Хедвиг!.. Это Хедвиг он так

щедро обеспечивает!

Гина. Да ведь это ее рождение...

Хедвиг. Все равно, тебе же все достанется, папа. Ведь я же все буду

отдавать тебе и маме.

Ялмар. Маме, да! Вот оно!

Грегерс. Ялмар, тебе расставляются сети.

Ялмар. Ты думаешь? Опять сети?

Грегерс. Вот что он сказал мне, когда был здесь сегодня утром: Ялмар

Экдал не тот человек, за какого ты его принимаешь.

Ялмар. Не тот человек!...

Грегерс. И ты это увидишь, сказал он.

Ялмар. Да, увидишь, дам ли я зажать себе рот деньгами!

Хедвиг. Мама, что же это все значит?

Гина. Поди к себе и разденься.

Хедвиг, готовая заплакать, уходит в кухню.

Грегерс. Да, Ялмар, теперь-то и выяснится, кто из нас прав, он или я.

Ялмар (медленно разрывает бумагу пополам, кладет обе половинки на стол

и говорит). Вот мой ответ.

Грегерс. Я этого ожидал.

(*716) Ялмар (подходит к Гине, которая стоит у печки, и говорит глухим

голосом). А теперь никаких утаек больше. Если ты совершенно порвала с ним,

когда... полюбила меня, как говоришь, то почему же он помог нам жениться?

Гина. Он, видимо, думал, что проторит дорожку и сюда в дом.

Ялмар. Только потому? Он не опасался известных последствий?

Гина. Я не понимаю, что ты говоришь.

Ялмар. Я хочу знать, имеет ли твой ребенок право жить под моей кровлей.

Гина (вся выпрямляясь, со сверкающим взором). И ты об этом спрашиваешь!

Ялмар. Ответь мне одно: моя ли дочь Хедвиг... или... Ну?

Гина (смотрит на него с холодным упорством). Не знаю.

Ялмар (слегка дрожащим голосом). Ты не знаешь?

Гина. Как я могу знать? Такая, как я...

Ялмар (тихо, отвернувшись от нее). Так мне больше нечего делать здесь в

доме.

Грегерс. Подумай хорошенько, Ялмар!

Ялмар (берет свое пальто). Тут нечего больше думать такому человеку,

как я.

Грегерс. Есть, много есть, о чем подумать. Вам надо тесно сплотиться

всем троим, если ты хочешь подняться до высоты самоотвержения и всепрощения.

Ялмар. И подниматься не хочу! Никогда! Никогда! Где моя шляпа? (Берет

шляпу.) Мой семейный очаг рухнул! (Разражаясь слезами.) Грегерс! У меня

больше нет дочери!

Хедвиг (открывает дверь из кухни). Что ты говоришь? (Бросаясь к нему.)

Папа! Папа!

Гина. Ну вот!

Ялмар. Не подходи ко мне, Хедвиг! Уйди! Я не могу глядеть на тебя! О,

эти глаза!.. Прощай! (Бежит к двери.)

Хедвиг (цепляясь за него с криком). Нет! Нет! Не бросай меня!

Гина (кричит). Взгляни на девочку, Экдал! Взгляни на девочку!

(*717) Ялмар. Не хочу! Не могу! Пустите меня... прочь отсюда!

(Вырывается из рук Хедвиг и быстро уходит.)

Хедвиг (с блуждающим взглядом). Он бросает нас, мама! Бросает нас. Он

никогда не вернется к нам больше!

Гина. Только не плачь, Хедвиг! Папа вернется!

Хедвиг (с рыданиями бросается на диван). Нет, нет, он больше никогда не

вернется к нам.

Грегерс. Верите ли вы, что я хотел устроить все к лучшему, фру Экдал?..

Гина. Может статься... Бог с вами!

Хедвиг (лежа на диване). О, мне кажется, я умру! Не вынесу этого! Что

же я ему сделала? Мама, верни его, верни!

Гина. Да, да, да. Только успокойся, я пойду и поищу его. (Надевает

накидку.) Может быть, он у Реллинга. Но ты не будешь валяться тут и реветь?

Обещаешь?

Хедвиг (судорожно рыдая). Не буду, только бы он вернулся.

Грегерс (Гине, которая собирается уйти). Не лучше ли дать ему сначала

перестрадать все, вынести до конца эту тяжелую борьбу?

Гина. Успеет потом. Прежде всего надо успокоить девочку. (Уходит.)

Хедвиг (садится и отирает глаза). Теперь скажите мне, что случилось.

Почему папа знать меня больше не хочет?

Грегерс. Вам пока не надо спрашивать об этом, пока не станете большой и

взрослой.

Хедвиг (всхлипывая). Не могу же я так ужасно мучиться, пока не

вырасту!.. Да я уж поняла, в чем дело... Может быть, я ненастоящая папина

дочь.

Грегерс (тревожно). Как же это может быть?

Хедвиг. Может быть, мама нашла меня. И вот теперь, верно, папа узнал об

этом. Я читала одну такую историю.

Грегерс. Ну, если бы и так...

Хедвиг. Так, по-моему, это не должно бы мешать папе любить меня

по-прежнему. Пожалуй, даже больше. Дикую утку нам тоже прислали в подарок, а

я все-таки ужасно люблю ее.

(*718) Грегерс (стараясь отвлечь ее). Да, дикая утка! Это правда!

Потолкуем немножко насчет дикой утки, Хедвиг.

Хедвиг. Бедная дикая утка! Он и ее больше знать не хочет. Подумайте, он

хотел свернуть ей шею!

Грегерс. Ну, этого он, наверное, не сделает.

Хедвиг. Да, но он так сказал. И это так нехорошо было с его стороны! Я

каждый вечер молюсь за нее, чтобы она была жива и здорова.

Грегерс (глядит на нее). Вы молитесь по вечерам?

Хедвиг. Да-а.

Грегерс. Кто же вас приучил?

Хедвиг. Я сама. Один раз папа был очень болен, и ему поставили пиявки

на шею. И он сказал, что сидит со смертью за плечами.

Грегерс. Ну?

Хедвиг. Я и стала молиться за него, ложась спать. С тех пор так и

осталось.

Грегерс. А теперь молитесь и за дикую утку?

Хедвиг. Да, мне казалось, что лучше уж прихватить и ее. Она все хирела

сначала.

Грегерс. Вы и по утрам молитесь?

Хедвиг. Нет, по утрам не молюсь.

Грегерс. Почему же?

Хедвиг. Утром ведь светло, ну, как-то и не страшно.

Грегерс. Так ваш отец хотел свернуть шею дикой утке, которую вы так

любите?

Хедвиг. Нет, он сказал, что это было бы самое лучшее, но что он пощадит

ее ради меня. И это было так мило с его стороны.

Грегерс (подвигаясь к ней). Ну, а если бы вы добровольно пожертвовали

ею ради него?

Хедвиг (приподнимаясь). Дикой уткой!

Грегерс. Если бы вы ради него пожертвовали добровольно лучшим своим

сокровищем?

Хедвиг. Вы думаете, это помогло бы?

Грегерс. Попробуйте, Хедвиг.

Хедвиг (тихо, с сияющими глазами). Да, я попробую.

Грегерс. А вы думаете, у вас хватит духу?

Хедвиг. Я попрошу дедушку застрелить ее.

(*719) Грегерс. Ну, сделайте так. Но ни слова вашей матери!

Хедвиг. Почему?

Грегерс. Она не поймет вас.

Хедвиг. Дикая утка?.. Завтра же утром попробую.

Гина возвращается. Хедвиг бросается к ней.

Ты застала его, мама?

Гина. Нет. Но мне сказали, что он заходил к Реллингу и утащил его с

собой.

Грегерс. Наверное?

Гина. Привратница сказала. И Молвик с ними отправился.

Грегерс. И это теперь, когда ему нужно было полное уединение для

жестокой душевной борьбы!..

Гина (снимая накидку). Да, мужчины - мужчины и есть. Бог знает, куда

затащит его Реллинг! Я забегала к мадам Эриксен, там их нет.

Хедвиг (глотая слезы). А если он не вернется больше?

Грегерс. Вернется. Я сообщу ему завтра одну весточку, и тогда вы

увидите, как он к вам вернется. Спите спокойно, Хедвиг. Доброй ночи!

(Уходит.)

Хедвиг (рыдая, бросается матери на шею). Мама, мама!

Гина (гладя ее по спине и вздыхая). Ох, ох! Правду сказал Реллинг. Вот

что выходит, когда всякие сумасброды суются тут со своими интриганными

требованиями.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

 

 

Павильон Ялмара Экдала. Серое, холодное утро. Оконные стекла занесены

мокрым снегом.

 

Гина, в переднике, выходит из кухни с метелкой и тряпкой и направляется

в гостиную. В то же время из входной двери быстро входит Хедвиг.

Гина (останавливаясь). Ну?

Хедвиг. Знаешь, мама, он, кажется, у Реллинга.

Гина. Вот видишь!

Хедвиг. Привратница говорит, она слышала, что Реллинг ночью двоих

притащил с собой.

Гина. Я так и думала.

Хедвиг. Но что толку из этого, если он не хочет вернуться к нам?

Гина. Ну, я хоть пойду поговорю с ним.

Старик Экдал, в халате и туфлях, с раскуренной трубкой выходит из

дверей своей комнаты.

Экдал. Слушай, Ялмар... Ялмара нету дома?

Гина. Нет, кажется, ушел.

Экдал. В такую рань? И еще в такую метель? Ну что же, сделайте

одолжение, я могу совершить утренний обход и один. (Отодвигает с помощью

Хедвиг одну половинку дверей на чердак и входит туда.)

Хедвиг задвигает за ним дверь.

Хедвиг (вполголоса). Подумай, мама, что будет, когда бедный дедушка

узнает, что папа собирается уехать от нас!

Гина. Полно вздор болтать. Дедушке и знать ничего не надо. Прямо

счастье, что его вчера не было дома, когда поднялась тут эта кутерьма.

(*721) Хедвиг. Да, но...

 

Входит Грегерс.

 

Грегерс. Ну? Разыскали его?

Гина. Говорят, внизу у Реллинга.

Грегерс. У Реллинга! Так он правду ушел вчера с этими господами?

Гина. Должно быть, так.

Грегерс. Но ему, наоборот, нужно было уединение, чтобы серьезно

собраться с мыслями!.. Гина. Вам хорошо разговаривать.

Входит Реллинг.

Хедвиг (бросаясь навстречу ему). Папа у вас?

Гина (одновременно). У вас он?

Реллинг. Ну, конечно.

Хедвиг. И вы не дали нам знать!

Реллинг. Да; я - ска-атина. Но, во-первых, мне пришлось возиться с

другой ска-атиной - с демонической натурой, разумеется; а во-вторых, я сам

заспался.

Гина. Что Экдал говорит сегодня?

Реллинг. Да ничего не говорит.

Хедвиг. Совсем не разговаривает?

Реллинг. Ни гу-гу.

Грегерс. Да, да. Я это вполне понимаю.

Гина. Да что же он делает-то?

Реллинг. Лежит на диване и храпит.

Гина. Вот? Да, Экдал ужасти как храпит всегда.

Хедвиг. Он спит? Он может спать?

Реллинг. Ну да. И еще как, черт возьми!

Грегерс. Понятно, после такой душевной борьбы, которая измотала его.

Гина. Да, с непривычки шляться по ночам.

Хедвиг. Пожалуй, это хорошо, что он выспится, мама.

Гина. И я то же думаю. Но тогда не следует тормошить его спозаранку.

Спасибо вам, Реллинг. Теперь я сначала приберу все, а там... Поди-ка пособи

мне, Хедвиг.

 

Гина и Хедвиг уходят в гостиную.

 

(*722) Грегерс (оборачиваясь к Реллингу). Можете вы объяснить мне, что

происходит теперь в душе Ялмара Экдала?

Реллинг. Ей-богу, я не заметил, чтобы там что-нибудь происходило.

Грегерс. Как? При подобном переломе в его жизни, когда все

существование его получает новые устои?.. Как вы можете допустить, чтобы

такая личность, как Ялмар...

Реллинг. Личность?.. Он?.. Если в нем когда-то и были задатки для такой

аномалии, как стать "личностью", по вашему выражению, то все эти корни и

ростки давным-давно были задушены в нем полностью еще в детстве. В этом могу

вас уверить.

Грегерс. Это было бы странно. Его воспитывали с такой любовью.

Реллинг. Это две-то взвинченные, истерические старые девы тетушки?

Грегерс. Я должен вам сказать, что это были женщины, которые никогда не

забывали об идеальных требованиях. Ну да вы теперь, пожалуй, опять начнете

зубоскалить.

Реллинг. Нет, я совсем не в таком настроении. Впрочем, я хорошо

осведомлен насчет этого. Он таки немало извергал всякой риторики об этих

своих "двух духовных матерях". Но я не думаю, чтобы ему было за что особенно

благодарить их. Несчастье Экдала в том, что он всегда играл роль светила в

своем кружке...

Грегерс. А он разве не таков? В смысле душевной глубины, хочу я

сказать.

Реллинг. Что-то не замечал за ним ничего такого. И пусть бы еще отец

считал его таким, куда бы ни шло: старый лейтенант всю жизнь прожил

дурак-дураком.

Грегерс. Он всю жизнь прожил с детски-наивной душой. Да где вам понять

это!

Реллинг. Ну и ладно! Но когда потом милейший душка Ялмар стал некоторым

образом студентом, то он сразу прослыл в кругу товарищей будущим светилом.

Что ж, он был красив, привлекателен - белый, румяный, кровь с молоком,

такой, каких любят барышни-подростки. Затем эта легкая воспламеняемость его

натуры, задушевные (*723) нотки в голосе и уменье красиво декламировать

чужие стихи и чужие мысли...

Грегерс (возмущенно). И вы это об Ялмаре Экдале! Реллинг. Да, с вашего

позволения, таков внутренний облик того кумира, перед которым вы лежите на

брюхе.

Грегерс. Не думаю, чтобы я мог быть настолько уж слеп.

Реллинг. О да, есть такой грех. Вы ведь тоже человек ненормальный,

больной.

Грегерс. Относительно этого вы правы.

Реллинг. Конечно. И болезнь у вас сложная. Bo-первых, у вас тяжелая

форма горячки честности и затем, что еще хуже, вы одержимы манией

преклонения. Вам все нужно кем-нибудь восхищаться, с чем-нибудь носиться,

кроме ваших собственных дел.

Грегерс. Ну разумеется, достойный поклонения предмет мне приходится

искать где-то вовне.

Реллинг. Но вы жестоко ошибаетесь в этих чудо-мухах, которые вам везде

мерещатся. Вы опять забрались с вашими идеальными требованиями в дом простых

смертных; тут живут люди несостоятельные.

Грегерс. Если вы столь невысокого мнения о Ялмаре Экдале, то как же вам

доставляет удовольствие постоянно бывать в его обществе?

Реллинг. Господи боже мой! Я все-таки какой ни на есть доктор, и надо

же мне позаботиться о бедных больных, с которыми я живу по одной лестнице.

Грегерс. Вот как! И Ялмар Экдал больной?

Реллинг. Здоровых людей почти не бывает, к сожалению.

Грегерс. И какое же лечение вы применяете к Ялмару?

Реллинг. Мое обычное. Я стараюсь поддержать в нем житейскую ложь.

Грегерс. Житейскую ложь? Я не ослышался?

Реллинг. Нет. Я сказал: "Житейскую ложь". Потому что, видите ли, это -

стимулирующий принцип.

Грегерс. Можно спросить, что же это за житейская ложь, которой заражен

Ялмар?

(*724) Реллинг. Нет, извините. Я не выдаю таких тайн знахарям. Вы

способны еще пуще искалечить его; мой же метод лечения радикален. Я применяю

его и к Молвику. Его я сделал "демонической натурой". Это фонтанель, которую

я открыл ему на шее.

Грегерс. Так он не в самом деле демоническая натура?

Реллинг. Да что такое, черт возьми, значит "демоническая натура"? Ведь

это одна ерунда, моя же выдумка, чтобы ему жилось полегче. Без того эта

жалкая, вполне приличная свинья давным-давно погибла бы под бременем

отчаяния и презрения к себе самому. А старый лейтенант? Но этот, впрочем,

сам напал на верное лечение...

Грегерс. Лейтенант Экдал? У него что?

Реллинг. Да что вы скажете: он - старый охотник, медвежатник бродит

теперь по чердаку и стреляет кроликов! И на свете нет охотника счастливее

его, когда он возится там со всей этой дрянью. Пять-шесть сухих елок,

которые он припрятал с рождества, заменяют ему лесной простор. Петух и куры

- для него глухари, гнездящиеся на верхушках сосен, а ковыляющие по полу

чердака кролики - медведи, с которыми воюет этот старец, привыкший к вольным

просторам.

Грегерс. Бедный старый лейтенант! Да, ему таки пришлось посбавить цену

со своих старых юношеских идеалов!

Реллинг. Пока не забыл, господин Верле младший: не прибегайте вы к

иностранному слову - идеалы. У нас есть хорошее родное слово: ложь.

Грегерс. По-вашему, эти два понятия однородны?

Реллинг. Да, почти - как тиф и гнилая горячка.

Грегерс. Доктор Реллинг, я не сдамся, пока не вырву Ялмара из ваших

когтей!

Реллинг. Тем хуже будет для него. Отнимите у среднего человека

житейскую ложь, вы отнимете у него и счастье. (К Хедвиг, которая выходит из

гостиной.) Ну, маленькая утиная мамаша, теперь я спущусь вниз поглядеть, все

ли еще папаша изволит возлежать и ломать себе голову над замечательным

изобретением. (Уходит.)

(*725) Грегерс (подходит к Хедвиг). Я вижу по вашему лицу, что дело еще