Криминальное «расщепление» радости общения 1 страница

Концепция стрессового «расщепления эмоций» полезна для по­нимания психологии некоторых мошенничеств, эксплуатирующих доверчивость. Есть квартирные мошенники, которые под видом социальных работников приходят к стареньким бабушкам, к инва­лидам и реально ухаживают за ними. Готовят пищу, пьют с ними чай, общаясь с неподдельной душевностью. Потом, заботливо прибирая старушкину квартиру, находят и крадут ее ценности. Сходные мошенничества происходят в поездах дальнего следова­ния. Во время «поездных знакомств» у многих людей происходит снятие психологических защит, барьеров общения. Непрерывно находясь рядом, случайные попутчики, как бы душевно сближа­ясь, могут удовлетворять сокровенное желание простаков, безот­ветственно излить все затаенное в душе. Мошенник создает почти пеальную душевную близость с намеченной жертвой, ослабляет ее бдительность и обкрадывает.

Во время таких мошенничеств их исполнители, конечно, на­ходятся в состоянии бодрого профессионального напряжения. У них эустресс (приятный стресс) творчества и вдохновения. Экстремально мобилизуется способность к внушению (суггестия), к завоеванию сочувственного понимания (эмпатия). Общение мошенников с будущей жертвой украшено искренними эмоциями сопереживания и дружбы. Без реальности этих чувств невозг можна действенная их демонстрация. Но одновременно с этими социально-психологическими процессами в умах мошенников выстраиваются схемы преступных действий, также воодушев­ленные эустрессовой радостью. Радостью предстоящей «победы» над жертвой. Итак, эустресс, вдохновение таких мошенников начинены двумя, казалось бы взаимоисключающими, эмоциями: радостью дружбы и сладостью жажды жестокой победы над «другом».

Способность на такие преступления уже в XIX в. диагностиро­валась как психопатия (болезнь души). Психопаты были изгоями порядочного общества. Причинами психопатий предполагались пороки воспитания и наследственная ущербность характера, бо­лезненно компенсируемая склонностью к правонарушениям.

Как же угнездились в морали психопата удовлетворение дружбой и предательство? Обворованные люди — это жертвы «переноса» на сегодня безвинных людей мести виновникам прошлых несчастий мошенника. Не обходится и без ощуще­ния трепетной мести себе самому: «Негодяи сделали меня не­годяем, — пусть я им буду назло им!». Садомазохизм — удел психопатов-мошенников.

При большой жизненной энергии, авантюризме и способности к комбинаторике психопаты-мошенники могут делать своими жертвами не только многих людей, но и государственные и част­ные организации. Создателей «финансовых пирамид», годами увлеченно обманывающих тысячи людей, можно с уверенностью диагностировать как психопатов, выпускающих свои таланты на «защиту» себя от собственных болезненных психологических комплексов.

Психопат-преступник «государственного масштаба» мошен­ничает часто не корысти ради, а играя, когда на кону богатства, женщины, социальный статус и (обязательно!) крапленая карта его садомазохизма. Всякий успех такого лидера-психопата — его сигнал своей навсегда ущемленной душе о якобы возвышающей его над самим собой победе и о будто бы мести врагам, встречавшимся в его несчастной прошлой жизни, доныне унижающей его. Логика его действий часто совсем непонятна, необъяснима нормальным людям. А если психопат-мошенник стал властным ли­дером национального масштаба, то интеллектуалы через средства массовой информации будут строить все новые и новые пояснения «логичности» и «мудрости» его харизматических деяний, чтобы не замечать их очевидный, явный вред.

Но совсем не психопаты этнические мошенники. В некото­рых кочующих этносах, у многих народов Центральной Азии и Дальнего Востока традиционно считается: «Если не обманул чужака, то ты — слабак!». Этот ксенофобический синдром — архаическая защита от ассимиляции, это еще и тестирование чужака. Введенный кражей в стресс, чужак проявит свою опас­ность — боевитость и способность к противодействию.

* * *

 

Эмоции, которые субъект, переживающий их как противопо­ложные, взаимоисключающие, многие исследователи издавна рассматривали как униполярные, но при необходимости взаимо-заменяющие, а не биполярные [Фаивышевский В.А., 1978, Carver C.S., Scheier M.F., 1990; Chang Е.С., 2000; Watson D., Clark D., Vaidya J., Tellegen A., 1999 и др.]. С этих позиций можно предпо­ложить, что экстремальные, опасные обстоятельства мобилизуют («на всякий случай») обе формы униполярной диады эмоциональ­ных переживаний («мало ли, какая пригодится!»). Возможны и другие логические обоснования феномена «расщепления-удвоения» эмоций.

 

2.5. «БЕССЛОВЕСНОСТЬ ЧУВСТВ» (АЛЕКСИТИМИЯ) ПОСЛЕ ГРАВИТАЦИОННОГО СТРЕССА И «СМЕРТЕЛЬНЫЙ ДИСКОМФОРТ» ПРИ СТРЕССЕ-КИНЕТОЗЕ

С началом XXI в. благодаря международному сотрудничеству возобновилась подготовка полетов людей на планету Марс. Ве­дущими конструкторами космической техники России признано возможным с использованием современных технологий «осущест­вление пилотируемых полетов к Марсу с высадкой экспедиции на его поверхности для выполнения комплекса исследований по оценке природных ресурсов планеты, целесообразности их будущего использования, поиск различных форм жизни и отве­тов на фундаментальные вопросы о происхождении и эволюции

Солнечной системы и Вселенной в целом» [Лукъянченко В.И., Борисов В.В., Суворов В.В., 2005, с. 7].

Одним из неблагоприятных факторов долгого пребывания в космосе станет продолжительная невесомость. Руководители программ медико-биологического обеспечения полета напо­минают, что «многие авторы предлагают для профилактики эффектов невесомости в марсианской экспедиции использовать искусственную гравитацию» [Григорьев А.И., Баранов В.М., По­тапов А.Н., 2005, с. 9].

В связи с этим становятся актуальными результаты наших психологических исследований использования искусственной гравитации, проведенных в 60 — 70-х гг. прошлого века в ходе начатой тогда подготовки полетов людей на Марс.

Современные достижения психологии и психоневрологии позволяют по-новому понять и оценить результаты ряда наших прежних исследований в центрифуге-квартире — имитаторе межпланетного корабля с «искусственной» силой тяжестью. В этом разделе вернемся к анализу своеобразного феномена — «бессловесности чувств» (алекситимии), т. е. к утрате людьми способности словесно (вербально) описывать свои эмоции при моделировании воздействия на них некоторых космических стрессоров. Впервые термин алекситимия (греч. а — отсутствие + lexis — слово, выражение + thymos —душа, чувство, настроение) применил Peter Е. Sifneos [Sifneos Р.Е., 1973, p. 255-262].

Этот феномен был обнаружен мной в 60-х гг. прошлого века при экспериментальном изучения влияния на людей некоторых космических факторов [Китаев-Смык Л.А. 1983, с. 86]. Для тех, кто начал чтение с этого подраздела, кратко повторю их описание, подробно изложенное выше. Затем будут описаны показательные случаи «бессловесности чувств» при их моделировании. Вслед за этим кратко изложены клинические и психоаналитические описания алекситимии. В завершение раздела рассмотрим этот своеобразный феномен, возможный у ряда людей при стрессе, с учетом современных сведений о нейропсихологии и нейрофизио­логии головного мозга [Китаев-Смык Л.А., 2007].

2.5.1. Исследования эмоций и поведения людей (а) в невесомости при подготовке первых орбитальных полетов и (б) во время многонедельного непрерывного вращения при подготовке полета на планету Марс

^а) С 1961 по 1969 г. я принимал участие в исследованиях влия­ния невесомости на человека и животных. Во время полетов по параболической траектории в самолете — летающей ла­боратории (ЛЛ ТУ-104 А № 42396) возникала невесомость продолжительностью 28-30 с. В каждом полете ее повторяли многократно. Всего за восемь лет — более 2500 раз. Каждому режиму предшествовала и следовала за ней перегрузка — 1,5 g продолжительностью 15 с.

Первые четыре года детально изучалось поведение всех лю­дей, оказавшихся в невесомости: было обследовано 425 человек. В последующие годы я избирательно фиксировал внимание лишь на ярких проявлениях обнаруженных ранее синдромов стресса. Таким образом, под моим контролем побывало в невесомости еще 380 человек, «прицельно отбираемых».

Из первых обследованных 425 человек 215 не имели летного опыта и были представителями профессий, не связанных с авиа­цией. Все эти люди наблюдались во время первого в их жизни состояния невесомости, а также при повторных пребываниях в этих условиях. 210 человек из числа обследованных профессио­нально участвовали раньше в авиационных полетах, прыгали с парашютом и, таким образом, многократно испытывали повыше­ние и понижение (вплоть до невесомости) силы тяжести. Однако большинство из них (196 человек) впервые свободно парили по кабине у нас в невесомости.

б) В 60-х гг. прошлого века при подготовке полетов людей на пла­нету Марс и обратно возникало сомнение — смогут ли люди выжить несколько лет в невесомости. Чтобы компенсировать ее неблагоприятные воздействия, предполагалось создать на межпланетном корабле искусственную силу тяжести. Для это­го вращать (в соответствии с проектом Вернера фон Брауна) «корабль-бублик» диаметром 20—30 м. В нем центробежная сила частично заменит силу тяжести.

Чтобы изучить длительное влияние непрерывного вращения, т. е. измененного гравиинерционного поля, на жизнедеятель­ность и работоспособность людей, по моему предложению в Летно-исследовательском институте (в г. Жуковском Московской области) была создана центрифуга-квартира диаметром 20 м («Наземный динамический имитатор межпланетного корабля», для конспирации названный не «Марс», как поначалу предлага­лось, а стенд «Орбита») [Конюхов Е.М., Болоцких М.Е., Китаев-Смык Л.А., Воскресенский В.П., Соловьев Н.В., Мурашкевич Г.М., Шестаков В.Г., 1965; Китаев-Смык Л.А., Голицин В.А., Мокеев В.Д., Софии В.А., Филиппенков С.Н., 2005, с. 237-238].

С 1967 по 1973 г. проводились эксперименты с разными ско­ростями вращения испытуемых-добровольцев в этой «квартире»; первоначально кратковременные — по нескольку часов; потом — длительные с непрерывным вращением от 3 суток до 5 недель. В этих экспериментах приняли участие и были всесторонне обследованы 72 человека (проводились медицинские, психоло­гические, психофизиологические, инженерно-психологические, социально-психологические исследования).

Результаты научных экспериментов при недолгой невесомости и длительном вращении многократно обсуждались на конферен­циях и публиковались в научной печати.

2.5.2. Поведенческие реакции людей при кратковременном стрессе (в невесомости)

Чтобы отчетливее понимать сущность алекситимии при гравита­ционном стрессе, надо напомнить о том, что в режимах невесомости обнаружены два полярных типа реагирования: у одних людей, соста­вивших первую группу, резко активизировались защитные движе­ния на фоне ярких эмоций — страха, сменявшегося бурной радостью (их называли «активными пугливыми весельчаками»). У других (вторая группа) было ослабление двигательной активности. У них либо сразу в невесомости, либо при последующих ее режимах воз­никали тошнота, рвота, потливость, мышечная слабость, психи­ческая депрессия (их называли «пассивными тошнотиками»). Кроме того, у ряда людей интенсивность движений в невесомости практически не изменялась (третья группа); наконец, у отдельных испытуемых на протяжении первого же режима невесомости вслед за кратковременным увеличением интенсивность движений, пове­денческая активность резко уменьшалась: при повторных режимах невесомости были тошнота, рвота и пр. (четвертая группа) (рис. 16). Все это было подробно и многократно описано [Китаев-Смык Л.А., 1963 6.1964а,1964б, 1968,1974, 1979, 1983 и др.].

2.5.3. Алекситимии после «ударов» невесомостью

Характерным для людей, составивших вторую группу (только для «пассивных тошнотиков»), было то, что они все в перерывах между режимами невесомости и сразу после полетов с трудом находили слова для описания пережитого в невесомости и огра­ничивались, даже при свойственной в обычной обстановке много-словности, лишь замечаниями: «как-то неприятно», «ощущение какой-то неловкости». Так нами была обнаружена стрессовая «алекситимия невесомости», т. е. неспособность говорить о своих эмоциях, пережитых, когда не ощущалось притяжения Зем­ли. Возникновение алекситимии после гравитационного стресса у большой группы людей, отличающихся стрессовой эмоционально- поведенческой пассивностью и при этом активизацией вегетативной защиты (тошноты, рвоты, потливости и т. п.), раскрывает не только взаимозависимость психологических изменений и физиологических процессов при чередовании в полетах невесомости и перегрузки, но и свидетельствует о том, что некоторые особенности стрессовой пассивности сходны с психопатологическими синдромами, сопро­вождающимися алекситимией.

С трудом удалось получить развернутые отчеты об эмоциональ­ных переживаниях всего лишь у двух испытуемых из 127 человек, вошедших во вторую группу. Все они отличались алекситимией в полетах при создании невесомости.

1. Из отчета опытного планериста, авиационного инженера А.Д. Миронова (М.): «В первые секунды невесомости почув­ствовал, что самолет перевернулся и летит в перевернутом положении, а я завис в самолете вниз головой. Посмотрел в иллюминатор, увидел горизонт Земли, убедился в ложности своего ощущения. Через 5-10 с иллюзия исчезла. При наличии иллюзии и после ее исчезновения весь период невесомости ис­пытывал неприятное, труднохарактеризуемое ощущение неесте­ственности и беспомощности. Мне казалось, что изменилась не только обстановка в самолете, но и что-то во мне самом. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, пробовал в невесо­мости писать, дотягивался руками до различных предметов. Все это выполнял без особых затруднений. Тем не менее это чувство раздражающей беспомощности не проходило». Возможно, большой опыт управления планерами во время спортивно-летных соревнований и, главное, то, что М. был выдающимся ученым и администратором, — все это прорвало лексические тормоза алекситимии, и М., хотя и через силу, рассказал о своих эмоциях в невесомости и даже проанализировал их.

2. Из отчета авиационного инженера К.М. Фролова (Ф.): «В не­весомости почувствовал, что поднимаюсь вверх. И какое-то странное ощущение. Никогда ничего подобного не испытывал. Отчетливо помню это ощущение и думаю, с чем его сравнить, и не могу это сделать. Пожалуй, неприятное, какое-то «тем­ное» ощущение, будто плыву в черной воде. Она черная и призрачная. И вижу все в ней: кабину нашего самолета, людей, будто они — не они, а какие-то призрачные. И очень плохо на душе и во всем теле. Так неприятно, как и быть не может. Была ли тошнота? Что-то тошнотное чувствовал, но вырвать не мог. И только в шестом режиме невесомости то ли срыгнул, то ли вырвало меня. Потом наступило... нет, не облегчение, а темное чувство стало бледнеть». Инженер Ф. исключительно художе­ственная личность: писал стихи. Может быть, его способность воплощать свои душевные переживания в поэтические опусы открыла ему возможность, хоть и с усилием, «вырваться» из безмолвия стрессовой алекситимии после невесомости. Для интерпретации психологических и нейрональных механиз­мов постстрессовой алекситимии и других стрессово-измененных состояний сознания надо привлекать патоневрологические и психиатрические подходы, возможно и психоанализ. Но преж­де — несколько полнее познакомимся с психологическими осо­бенностями этого феномена.

Реакции не выражены — I, слабо выражены — II, выражены — III, сильно выражены — IV

2.5.4. Об алекситимии — «бессловесности чувств»

За десятилетия после того, как П.Е. Сифнеос пристально взглянул на алекситимию, она стала объектом многочисленных исследований.

Исходя из того что осознаваемые переживания можно рассма­тривать как результат переработки массива сигналов из частей тела, Д.В. Винникотт [Wionnicitt D.W., 1958] пришел к выводу о том, что алекситимия может быть из-за расщепления (диссо­циации) между телом и психикой. Причиной бывает массивное психическое травмирование. Оно прерывает сомато-ментальные связи от тела к сознанию. Но это не только механизм болезни, но и защита от перегрузки сигналами о неблагополучии тела. Винникотт представил эту «защиту» как блокаду нашего привыч­ного квазипараноидного представления о локализации сознания в голове (а не в сердце, не в животе, как у некоторых древних цивилизаций).

Начав изучение алекситимии, психоаналитики поняли, что приобрели нить Ариадны. Идя по ней, наверно, удастся рас­ширить представления о том, насколько личный опыт телесных ощущений физиологических процессов поддастся отражению в словах, описывающих эмоции, и приведет к постижению психосо­матических коллизий [Мс Dougall J., 1982]. Алекситимики — это эмоционально неграмотные личности, заявили Фридман и Свит. Надо развивать их язык чувств, учиться вглядываться в себя, различая нюансы внутренних неясных, темных ощущений. Нет! Алекситимия зависит от состояния сознания, от воздействия на головной мозг — сообщили Кристали и Раскин. Она появляется под влиянием наркотиков и после травмы и уменьшается по ходу выздоровления. Так можно объяснять и алекситимию алкоголиков и их стремление к опьянению, с уходом в мир неясных, темных грез (Finn P.R., Martin J.. Pihl R.O., 1987].

При стрессе алекситимикам, как маленьким детям, трудно разграничить свои телесные ощущения от эмоциональных пере­живаний. То ли болит в груди и от этого «тошно на душе», толи душевные невзгоды ощущаются как боль внутри тела. Алексити-мики могут казаться хорошо приспособившимися даже к тяжелой жизни — живущими без проблем. Но, по мнению Мак Дугола, это псевдонормальность, кажущаяся приспособленность [Мс Dougall J., 1985]. Алекситимик, в скудных, как будто бы четких выражениях описывающий свои ощущения, переживания, может казаться человеком хорошо разбирающимся в себе. Но при более глубоком знакомстве выясняется, что это не скупость, а скуд­ность, не четкость, а примитивность, это жаргон, чужой жаргон, упрощающий общение при скудном выражении эмоций и чувств. Однако стресс жизни мучителен для алекситимиков, хотя это не видно из их слов и реакций при неприятностях и горе. Потому они заслуживают сочувствия и помощи и нуждаются в них.

Тщательно исследовав контакты алекситимиков с окружаю­щей средой, Мак Дугол обнаружил очень поверхностное, легко разрушающееся адаптирование к внешним обстоятельствам и окружающим людям. По его мнению, алекситимики идут по жизни, как роботы, будто бы следуя инструкциям, в содержание которых не вдумываются. И поведение их часто роботообразно. Позы негибкие, мимика невыразительна — подхватывает мысль о роботах Кристал. Плохо понимая себя, алекситимик часто не­верно оценивает других людей. Они кажутся ему тусклыми отра­жениями его собственного бледного самосознания. Надо сказать, что некоторые алекситимики не чужды бурным эмоциям и могут впадать в яростное неистовство либо в слезливость. Но рассказать об ощущениях при этих состояниях им трудно.

Эмоциональные взрывы (когда не сдерживаемый гнев, не до­стигая цели, переходит в рыдания) могут порождать временное алекситимное состояние. Активное стрессовое поведение (каким являются и ярость, и рыдание) при чрезмерных эмоциональных затратах нередко приводит к мучительному состоянию душев­ной опустошенности. Для него характерны отсутствие всякого желания что-либо делать, неспособность разбираться в своих переживаниях и понимать их: «Ничего нет — ни слов, ни мыслей. Никто не нужен: ни сам себе, ни другие. Все исчезло: и ощущения прошедших неприятностей, и ожидание будущего. Неприятно го­ворить что-либо другим, нет слов к себе». Так можно суммировать описание такого состояния «алекситимного горя» со слов его пережившего. Но рассказывать он может, только оправившись от стресса.

Интересен тезис Мак Дугола о «яростном отречении» сознания от телесных бед [Мс Dougall J., 1985]. При этом все, что лишалось представительства в сознании, постепенно проявляется телесно психосоматическими болезнями. И в наших экспериментах именно у людей с алекситимией, т. е. с трудностями осознания телесных ощущений и дискомфортных эмоций при невесомости — это «неосознание» завершалось тошнотой и рвотой (телесным защитным актом — извержением «врага» из своего тела).

С такой интерпретацией сопряженности алекситимии и рво­ты должны согласиться многие психологи и психоаналитики, признающие вторичность соматических защит. И все же в такой сопряженности проявлены более сложные защитные «синергети-ческие взаимодействия между сомато-психическими и психосома­тическими векторами» [Т. Волман, Т.Л. Томпсон, 2003, с. 13].

Два фактора травмируют психику в начале невесомости (в кабине летящего по параболе самолета). Первый — ужас реального падения и возможной смерти от удара о землю. Вто­рой — безумная (страшная?) несопоставимость, невозможность двух альтернативных и одновременных реальностей: тело (его специфические и неспецифические гравирецепторы) ощущает падение, зрение видит, что его нет — интерьер кабины и все в ней стабильно, это же подтверждает и акустический фон. А ведь ужас может стать причиной маниакально-депрессивных недугов, кажущаяся (а тем более реальная) раздвоенность мироздания потенцирует шизоидность (греч. schizo — дроблю, расщепляю, разделяю). Сознание пассивно защищается от них «незнанием-непризнанием», его маркером становится алекситимия.

2.5.5. Еще об алекситимии при моделировании космических стрессоров

Современная лечебная индустрия (психиатрия, психоанализ, патопсихология) диагносцирует постоянную алекситимию у больных людей при конкретных заболеваниях. Однако в наших экспериментах временная алекситимия при стрессе и сразу после него была у многих здоровых, нормальных испытуемых (они все раз в год проходили летно-медицинскую комиссию). Интересным оказалось то, что алекситимия была только у тех, кто оказался в числе стрессово-пассивных, «пассивных тошнотиков». Почему? Этот вопрос задал Петер Е. Сифнеос, обсуждая со мной в 1989 г. (эпистолярно) первую (не секретную) публикацию результатов наших исследований алекситимии, возникавшей при стрессе по­сле «ударов» кратковременной невесомостью [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 82].

Послестрессовую алекситимию, т. е. невыразимость словами переживаний дистрессового дискомфорта, можно рас­сматривать как защиту от вербализации, от полного осознания _и запоминания страха, возникающего у людей из-за их опасной беспомощной стрессовой пассивности во время пугающей си­туации («падения в бездну» при невесомости). Такая алексити-мия — фрагмент «ускользания» от «ужаса смерти» при пассивной беспомощности перед лицом врага, перед лицом смертельной опасности (более подробно анализ этой ситуации см. в 4.2.5). Но алекситимия могла возникать еще из-за «ускользания», «уклоне­ния» сознания от осмысления невозможного, невероятного (но вместе с тем реального) раздвоения информации, поступающей гравирецепторам о падении, а к зрению и слуху о том, что ника­кого падения нет (стены, потолок и пол салона самолета, — все на своих местах). Невозможность осмысления этой двойствен­ности застопоривали речевое описание эмоций. Обсуждая с нами результаты исследований «алекситимии невесомости» профессор B.C. Ротенберг высказался о том, что «эта невозможность осмыс­ления, этот конфликт на уровне чувственного восприятия пред­ставляет собой непреодолимую проблему и сам по себе вызывает чувство беспомощности. Интересно, является ли алекситимия защитной реакцией на чувство беспомощности или чувство бес­помощности как в модели Дж. Куля, блокирует возможности правополушарного мышления, хотя как раз это мышление могло бы обеспечить адаптацию» [Ротенберг B.C., 2006 а].

Что же становилось основной причиной алекситимии: ужас про-валивания или небывалое раздвоение представления о простран­стве? К ответу на такой вопрос подводят результаты моих наблю­дений за парашютистами-катапультщиками во время доводочных испытаний «трехкаскадной» катапультно-парашютной системы аварийного покидания боевых реактивных самолетов и аналогичной системы для космических спутников «Восток-ЗА», на которых после завершений испытаний летали первые космонавты.

В начале 60-х гг. прошлого века автор этой монографии участвовал в проведении десятков таких испытаний как врач, физиолог, психолог, при необходимости и судебно-медицинский эксперт. На боевом вертолете мы в воздухе сопровождали спу­скающегося на парашюте (после катапультирования) испытателя. Потом обследовали его на месте приземления, осуществляли психологическую «поддержку», транспортировали на вертолете «домой», в Летно-исследовательский институт.

Во время катапультирования на испытателей действовала Ударная перегрузка. Затем, во время свободного падения, они оказывались почти в невесомости, заканчивающейся ударной перегрузкой от раскрытия парашюта. Опасностей и, соответ­ственно, поводов для страха у парашютистов-испытателей было более чем достаточно. А вот причин для раздвоения восприятия пространства не было. т. к. они телесно (гравирецепторами) ощущали перегрузку при катапультировании, потом пониженную весомость при падении до раскрытия парашюта и, соответственно, видели нестабильность пространства. Таким образом, гравита ционные стрессоры при катапультировании и сразу после него были отчасти сходными с возникавшими в авиационных полетах по параболе, но внутрикабинной стабильности визуального и акустического пространств не было.

Ни в одном случае у испытателей после катапультирования и парашютирования не отмечались признаки алекситимии. У не­которых, напротив, сразу после благополучного приземления наблюдалась логорея (неудержимая разговорчивость).

Эти факты могут свидетельствовать в пользу того, что основ­ной, а может быть, и единственной причиной алекситимии после невесомости в кабине летящего лайнера становилось раздвоение представления о пространстве.

По мнению B.C. Ротенберга, возможность сопоставления алекситимии после невесомости и перегрузок в закрытой кабине самолета и отсутствие алекситимии при парашютировании после катапультирования представляет особый интерес.

B.C. Ротенберг указывает на то, что «понятие "алекситимия" приобрело слишком широкое значение и включает разные фено­мены. Относится ли к нему яростное отречение от телесных бед? Это уже не механизм патогенеза психосоматических расстройств, не базисное состояние, формирующееся, возможно, с детства вследствие дефицита эмоциональных контактов, — а защита от невыносимых ощущений, вызванных уже существующими расстройствами... Я не считаю, — пишет он, — алекситимию синонимом вытеснения переживаний, а считаю исходной неспо­собностью к ним (а не только к их выражению), обусловленной функциональной дефектностью правого полушария... Очень похоже, что "алекситимия невесомости" временная — не ис­тинная, не исходная патология, а вторичная, защитная. Или тоже вторичная реакция, но не защитная, а обусловленная временной блокадой адаптивных механизмов состоянием беспомощности». (Ротенберг B.C., 2006 а].

Отмечено, что первичная алекситимия возможна как премор-бидная (предболезненная) особенность личности в преддверии психосоматических расстройств. Вторичная алекситимия ино­гда возникает у больных с психопатологической симптоматикой [Коростелева И.С., Ротенберг B.C., 2000].

В настоящее время понятия «первичная» и «вторичная» алекситимия растеклись столь широко, что некоторые исследо­ватели, используя их, противоречат друг другу. Но мы по совету B.C. Ротенберга ограничимся ниже лишь обсуждением феноменов вторичной алекситимии. Более того, лишь той, которая возникает на короткое время после «удара» невесомостью, создающего трав­мирующий психику конфликт между системами восприятия про­странства. Это особого рода недолгий «когнитивный стресс».

2.5.6. Алекситимия и баланс полушарий головного мозга

Результаты обследования людей с разобщенными (хирургиче­ски либо из-за травм) полушариями головного мозга подтвер­дили зависимость алекситимии от дисбаланса полушарий [Теп-houfer W.D., Walter D.O., Норре K.D., Boden J.E., 1987].

И.С. Коростелева и B.C. Ротенберг видели возможность алек­ситимии и «обученной беспомощности» преимущественно у людей с нарушением функционирования правого полушария головного мозга, что обуславливает их интернальный локус контроля [Ко­ростелева И.С., Ротенберг B.C., 2000]. Это подтверждается экс­периментальными данными Тейлора (1985). Выше указано, что и в наших экспериментах в невесомости испытуемый М. страдал от алекситимии и еще больше — от «раздражающей беспомощ­ности». Возможно, она была недолгим аналогом «выученной беспомощности»?

Здесь надо обратиться к пониманию предназначений правого и левого полушарий головного мозга людей. Наиболее адекват­ной признана концепция B.C. Ротенберга, опубликованная еще в 1979 г. [Rotenberg V.S., 1979]. «Согласно этой концепции, — писал он позднее, — правое полушарие "схватывает" предметы и явления как целое, как это постулировалось и в концепции Gordon и Zaidel, но в отличие от этих авторов подчеркивается, что целостность эта создается за счет одномоментной интеграции как внутренних связей между элементами этих предметов и явле­ний, так и внешних связей этих предметов и явлений с другими. Преимущество целостного, правополушарного "схватывания" именно в этом и состоит — в интеграции сложных и нередко противоречивых связей. Если объект восприятия представляет собой совокупность простых однородных элементов со столь же простыми отношениями между ними (как, например, в тех на­борах букв или простых геометрических фигур, которые Polich предъявлял своим испытуемым в разные поля зрения), у правого полушария нет никакого преимущества по сравнению с левым в схватывании такого рода "целостности". Говоря метафорически, целостность, в которой уникально компетентно правое полуша­риє — это целостность калейдоскопа, а не целостность цепи, со­стоящей из одинаковых звеньев.