Она была маленькая, с тонкими прозрачными крылышками, похожая на снежинку. Но снежинки рождаются в холодном воздухе, а Метличка появилась на свет в теплое летнее утро.

На рассвете она поднялась из-под воды и закружилась над озе­ром вместе со своими подружками. Их было так много — белых и легких, — что казалось, будто над озером разгулялась метель.

— Метлички заиграли! — говорили люди и останавливались, чтобы поглядеть на белый хоровод.

Но Метличка не слышала, что говорят люди. Она взмахивала крылышками и поднималась выше и выше. Она в первый раз видела синюю воду озера, облака в небе, зеленые деревья, чистое солнце и радовалась этому как могла.

Она знала только одно: к вечеру, когда солнце опустится за лес, все метлички упадут обратно в воду. Их жизнь кончится, потому что на свете они живут всего лишь один день.

Недаром люди зовут их поденками.

Но Метличка не жалела, что ее жизнь так коротка. Ведь ни­кто не говорил Метличке, что после темноты опять наступает рассвет. Метличка думала, что иначе не бывает: жизнь — это один день.

Может быть, она так бы ничего и не узнала.

Но погода в тот день выдалась неспокойная. Налетел сильный порыв ветра, подхватил Метличку и понес прочь от воды. Не успела Метличка опомниться, как ее занесло ветром на вершину старого Дуба.

Прилепилась Метличка к его ветке, сложила помятые кры­лышки и стала ждать, когда стихнет ветер.

Миновал час, другой, а ветер дул по-прежнему. И Метличка начала плакать.

Услышал ее Дуб.

— О чем ты плачешь, белая бабочка? — спросил он.

— Я плачу о том, что не могу вернуться на озеро, — ответила Метличка.

— Что ж, ты вернешься домой завтра, — сказал Дуб.

— Я не знаю, что такое «завтра»! — Метличка от удивления даже перестала плакать.

— Завтра будет такой же день.

— Завтра ничего не будет, — сказала Метличка. — Наступит вечер, и мы все состаримся, и умрем, и опустимся в воду, из которой вышли.

— Ах, так вы подёнки, — усмехнулся Дуб. — Я и забыл, что для вас не бывает ни завтра, ни послезавтра, ни весны, ни осени.

— А что такое «весна» и «осень»? — спросила Метличка.

И Дуб рассказал ей, как после снежной, студеной зимы при­ходит на землю весна-красавица и зажигает в лесу первые звез­дочки медуниц, самых милых на свете цветов. Как весну сме­няет щедрое лето с ягодами, грибами, спелой рожью на полях. Как потом опускается на землю осень и одевает деревья в такие расписные наряды, каких не бывает больше никогда.

— Значит, я ничего этого не увижу? — спросила Метлич­ка. — Почему такая коротенькая у меня жизнь?!

Старый Дуб долго не отвечал, только шумел ветками, и ка­залось, что он вздыхает тяжело.

— Каждый живет столько, сколько сумеет прожить, — нако­нец сказал он. — И если ты очень захочешь увидеть зиму и вес­ну, лето и осень, ты увидишь их.

— Как же это сделать?

— Надо не ждать, а идти за ними, — сказал Дуб. — Не бойся ветра. Отпусти ветку, за которую ты держишься. Ветер под­хватит тебя, понесет. И, может быть, ты попадешь на Высокую Гору, потом в Долину и Поле. И ты все увидишь.

— Но, может быть, я и не попаду? — спросила Метличка.

— Все может быть. Пускаться в такой путь рискованно. Тебя на каждом шагу будут подстерегать опасности, ты можешь по­гибнуть. Я боюсь! — испугалась Метличка.

— Тогда не улетай. Ветер стихает, скоро ты вернешься на зеро.

Ветер затихал; все реже становились его порывы. Можно было попробовать вернуться на озеро. У Метлички хватило бы сил долететь. Но Метличка уже не хотела этого. Она уже знала про зиму и весну, лето и осень, она представляла их себе. И, на- эрное, в ее воображении они были еще заманчивей, еще прекраснее, чем на самом деле.

И когда налетел последний, стремительный порыв ветра, Метличка отпустила ветку. И она все увидела за этот короткий день.

По грибы*

Люблю грибы собирать!

Идешь по лесу и смотришь, слушаешь, нюхаешь. Деревья рукой гладишь. Хорошо!

Вот вчера ходил. Вышел я за полдень. Сперва по дороге ша­гал. У березовой рощи поворот и — стоп.

Веселая рощица! Стволы белые — глаза зажмурь! Листья тре­пещут на ветерке, как солнечная рябь по воде.

Под березами — подберезовики. Ножка тонкая, шляпка ши­рокая. Дно кузова одними светлыми шляпками закрыл.

Сел на пень, слушаю.

Слышу: стрекочет! Это мне и надо. Пошел на стрекот — при­шел в сосновый бор. Сосны от солнца красные, будто загорели. Да так, что кожурка зашелушилась. Ветер треплет кожурку, а она стрекочет, как кузнечик.

В сухом бору гриб боровичок. Боровичок-мужичок. Толстой ногой уперся в землю, понатужился и поднял головой целый ворох хвоинок и листиков. Шапка на глаза насунулась, смотрит сердито.

Бурыми боровиками второй слой в кузове уложил. Поднялся и чую: земляничным запахом потянуло. Поймал я носом земля­ничную струйку и пошел, как по веревочке. Впереди горка тра­вяная. В траве поздняя земляника — крупная, сочная. И пахнет так, будто тут варенье варят!

От земляники стали губы слипаться. Не грибы уж ищу, не ягоды, а воду. Еле нашел ручеек. Вода в нем темная, как креп­кий чай. И заварен этот чай мхами, вереском, опавшими ли­стьями и цветами. Вкусный!