Средневековая философия и её значения: патристика и схоластика

Средневековая философия формировалась в феодальном обществе III-ХV веков. Духовные условия для возникновения и развития философии связаны с существованием христианского богословия. Философия считалась его "служанкой". Однако она имела и реализовывала свои специфические функции, связанные с критической оценкой истинности догматов веры и свойств разума, преодолевающего сомнения. Дело в том, что в религиозном мировоззрении удерживаются философские идеи, поэтому достоянием философии средневековья стали философские принципы, развитые на основе новых духовных условий.

Наиболее важной чертой философии Средневековья был теоцентризм (от греч. теос - Бог) - признание Бога источником любого бытия, ценностей и человека. Космоцентрическая античная философия заменяется теоцентрической философией Средневековья.

Теоцентризм - это универсально-онтологический принцип существования заданной истины-бога, которая открыта миру и человеку.

Теоцентризм выражается в связанных с ним принципах креационизма (творчества), провиденциализма и откровения.

Креоцианизм требовал рассматривать все явления как творения Бога из ничего по его воле. Понятно, что природные явления, судьба человека и общества предопределены созидающей силой Бога.

Провиденциализм в философии Средневековья имеет эсхатологическую особенность направленного времени, а не возвращение времени в своё начало, как в античности.

Принцип откровения утверждает возможность познания мира мистическим, сверхрациональным озарением. Философия разработала проблему веры, герменевтического объяснения текста.

В развитии философии Средневековья выделяются два периода: патристики и схоластики. Патристика III-VIII век н. э. характеризуется теоретическим оформлением и разработкой христианской догматики (в двух основных вариантах - греко-византийском и латинском).

Схоластика (XI-XIII век) систематически разрабатывала философию отдельно от теологии. В основе патристики лежали наиболее значимые платоновские элементы, в основе схоластики - аристотелевские. Наиболее известными философами патристики являются: Августин, Ориген, Боэций, Дамаскин и др. Из схоластов выделяют Пьера Абеляра, Фому Аквинского, Дунса Скотта, Вильяма Оккама, творцов "экспериментальной философии" - Р.Грасотеста, Р. Бэкона и др.

Для философии Средневековья характерны проблемы соотношения веры и разума, номинализма и реализма, проблема обоснования субъективности и человека и др. Августин считал, например, что вера идёт впереди разума, а Фома Аквинский старался установить гармонию веры и разума, обосновывая тем самым концепцию двух истин.

Рациональность философии ярко проявилась в длительном споре реализма и номинализма - споре о природе общих понятий. Реалисты считали первичным существование универсалий, а номиналисты - вторичным, так как реально существуют отдельные вещи, а универсалии есть только имена (термины). Номинализм способствовал становлению опытной науки и светского, нетеологического рационализма.

Философия Средневековья ещё с Августина оперирует понятиями человеческой особенности, субъективности. Речь идёт о воле и ответственности человека перед Богом, о надежде, любви к Богу. Фактически открывается внутренний свет человека, его духовность.

Сделаем основные выводы:

1. В философии Средневековья всё объясняется исходя из принципа абсолютности Бога.

2. Доминирующей тенденцией Средневековой философии является герменевтическое объяснение слова и текста. Философия открывает свой теоретическо-символический инструментарий.

3. Философия Средневековья открывает субъективную реальность, самосознание человека, а также даёт возможность развития науки.

На подмостки исторической сцены религиозная философия взошла еще во II в., когда они не были свободны от античной философии. В тот период возникла так называемая патристика - направление христианской мысли, в котором стремились использовать достижения античной философии для защиты и обоснования христианского учения. Патристика просуществовала до VIII в., став первой ступенью в развитии философии средневековья. Причем, средневековая философия как миросозерцание феодального общества развивалась с V в., от крушения Римской империи, до возникновения ранних форм капиталистического общества (XIV-XV вв.), т.е. патристика являлась своеобразным переходным мостиком от античной философии к философии эпохи феодализма. Она начала свое развитие, когда еще разрабатывались античные воззрения, и завершила его уже в рамках философии феодального общества. Особенно велико было влияние на раннюю патристику взглядов античных стоиков. Классический период развития патристики (IV-V вв.) связан с усвоением ею значительного числа неоплатонических идей. Для заключительного периода (VI-VIII вв.) характерно уже не столько усвоение философских идей античности, сколько акцент на стабилизацию религиозной догматики, на выдвижение теологии в качестве стержня различных областей знаний.

В рамках патриотики решалась задача углубленной разработки вероучения и философии христианства. Отцы церкви создали обширную святоотеческую литературу, вобравшую в себя совокупность философско-теологических1 учений этих христианских мыслителей.

Патристику подразделяют на восточную (греко-византийскую) и западную (латинскую). Наиболее крупными представителями восточной патриотики были Ориген, Дионисий, Ареопагит, Иоанн Дамаскин и др., западной - Аврелий Августин, Боэций и др.

В трудах по истории философии можно встретить характеристику Аврелия Августина (354-430) - как величайшего философа, а в трудах по церковной истории - как величайшего из отцов древней церкви христианского Запада. Такие характеристики отнюдь не случайны. Его сочинения оказали наиболее сильное влияние на формировавшуюся западноевропейскую философию средневековья.

Проблема Бога и отношения всевышнего к миру выступает у Августина (как и у его предшественников - патристов) первой и основной проблемой созданного им философского учения. Для него Бог - исходный и конечный пункт размышлений, внематериальный Абсолют, соотнесенный с миром и человеком как своим творением. По Августину, Бог - сверхприродное существо, но не безликое, а представляющее собой личность, сотворившую всё сущее.

Размышляя о творении мира Богом, Августин пришел к проблеме вечности и времени. Он полагал, что время составляет меру движения и изменения, присущих всем сотворенным вещам. Время не существовало до появления вещей, до творения мира, а возникло в результате божественного творчества вместе с ним. Словом, Бог, сотворив меняющиеся вещи, создал и меру их изменения.

Августин провозгласил теологическую формулу о превосходстве веры над разумом. Мыслитель - теолог считал веру в божественный авторитет, зафиксированный в Священном писании, основным и главным источником человеческих знаний. В одном из своих писем он провозгласил постулат: "Верь, чтобы понимать", т.е. вера должна предшествовать пониманию.

Августин развил христианскую концепцию всемирной истории с позиций фатализма, настаивая на её трактовке как результата божественного предопределения. По убеждению мыслителя, вся человеческая история определяется борьбой двух божественно-человеческих институтов - Божьего царства и земного царства. Причем, Божье царство составляет часть человечества, ведущая праведную жизнь, а земное - ведущая греховную жизнь. Излагая эти мысли в своем сочинении "О граде Божием", Августин противопоставил земному "греховному", светскому государству - "град Божий", т.е. всемирное господство церкви. Он выступал за то, чтобы земное, светское государство нашло высшее оправдание своего существования в служении церкви.

Августин оставил глубокий след в истории развития христианской мысли. Его почитают как Августина Блаженного. Показательно, что даже в строгом энциклопедическом тексте биограф назвал мыслителя "многоцветным, дорогим камнем в диадеме человеческого гения".1

Время с VII по Х в. в истории средневековой философии иногда называют периодом анализа возможностей слова - господства важнейшей проблемы, связанной с христианской идеей творения мира по слову Божьему и его воплощения в мире. Хотя проблема выявления возможностей слова пронизывает всю средневековую философию, но указанный период связан с приобщением к ней западноевропейцев, с превращением её в один из ключевых вопросов философствования.

В период с XI по XIV в. на авансцену средневековой философии вышла схоластика2 - "школьная философия", представители которой, схоласты, стремились на рациональной основе обосновать и систематизировать Христианское вероучение. Важную роль в этом сыграло использование ими идей античной философии - Платона и особенно Аристотеля.

Центральное место в средневековой схоластике занимал спор об универсалиях. Этим термином обозначали наиболее общие понятия в философии средневековья. Спор, по существу, шел о том, являются ли эти понятия вторичными, т.е. продуктом деятельности мышления, или же они первичны, реальны, существуют самостоятельно. В споре сложились два основных направления - реализм и номинализм.

Представители реализма (от лат. realis - вещественный) стремились доказать, что общие понятия имеют реальное существование по отношению к отдельным вещам природы и предшествуют им. Иными словами, придерживаясь фактически позиции Платона, реалисты приписывали общим понятиям самостоятельное существование, не зависимое от конкретных вещей и человека.

Крупнейшие представители реализма - итальянский философ Ансельм Кентерберийский и французский схоласт Гийом из Шампо. Позиции умеренного реализма придерживался выдающийся итальянский мыслитель средневековья Фома Аквинский, выдвинувший несколько вариантов существования общего.

Ансельм Кентерберийский (1033-1109) – родоначальник схоластического реализма. Основная идея его учения сконцентрирована в положении об объективности существования общего вне и до вещей, как и до самого познающего человеческого ума. Мыслитель получил большую известность как автор доказательства бытия Бога, названного "онтологический аргумент". Ансельм полагал, что отрицать существование Бога как максимального совершенства значит вступить в противоречие с ним, т.к. признак максимального совершенства с необходимостью предполагает объективность существования наивысшего существа.1

Фома Аквинский (1225-1274) – центральная фигура философии средневековья, создатель системы, сосредоточившей в себе все достижения схоластики. Он родился в Неаполитанском королевстве близ местечка Аквино в знатной графской семье, и в память о своей родине стал именоваться "Аквинским". Мыслитель был сторонником того, что все религиозные догматы предпочтительно воспринимать с помощью разума, а не слепой веры. В отличие от Ансельма Кентерберийского, он выдвинул пять доказательств бытия Бога на основе ряда причинно-следственных зависимостей. Однако Аквинский – вовсе не сторонник превосходства разума над верой. Он приверженец установления гармонии веры и разума. Это основной принцип его философии, предполагавшей, что разум, рационально объясняя религиозные догматы, способен отклонить все возрождения против истин веры.

Аквинский полагал, что человеку для его спасения необходимо знать нечто, ускользающее от разума, т.е. ему на помощь должно прийти божественное откровение. Если предметом философии являются "истины разума", то предметом теологии - "истины откровения". Тем не менее Аквинский отвергал противоречие между откровением и верно действующим разумом, т.е. между теологией и философией (объект и той, и другой - Бог как источник всякой истины).

Система взглядов Аквинского - результат теологической интерпретации учения Аристотеля, его приспособления к христианскому вероучению. Не исключение и социально-философские воззрения Аквинского, позаимствовавшего у Аристотеля идею о человеке как об общественном (политическом) существе. Столь же важную роль в социальной философии Фомы играет и другая аристотелева идея - о том, что государство как целое логически предшествует составляющим его индивидам. Причем, благо этого целого (государства) предпочтительнее блага любой его составной части.

По Аквинскому, все существующее пребывает в строгом иерархическом порядке. Человек, сотворенный Богом по собственному образу и подобию, находится в центре космоса на неподвижной Земле. Все в природе подлажено, приноровлено к нему: Солнце дает свет и тепло, дождь увлажняет пашню и т.д. Есть место в этой иерархии и разрушительным явлениям природы: землетрясения, бури, смерчи посылаются Богом в наказание за людские грехи и для острастки.

Как представитель схоластического реализма, Аквинский придерживался мнения о трояком существовании общего (универсалий). Прежде всего, он полагал, что общее содержится в единичных вещах, составляя их сущность. Эта позиция согласуется с аристотелевской. Кроме того, он полагал, что общее извлекается человеческим умом из вещей и поэтому наличествует в нем уже после них. И, наконец, Фома признавал существование универсалий до вещей, становясь с некоторыми оговорками, на позиции платонизма.

Фома (Томас) Аквинский явился основателем ведущего направления в католической философии - томизма. Уже после смерти, в 1323 г., он был причислен к лику святых, и его стали называть "святой Форма". До настоящего времени он пользуется на Западе особым почитанием.

В развитии средневековой философии схоластический реализм был ведущим её направлением. В оппозиции к нему находился номинализм.

Представители номинализма (от лат. nomen - имя) считали общие понятия лишь именами, названиями вещей. В противовес реалистам, утверждали, что реально существуют только отдельные вещи с их индивидуальными качествами. Общие же понятия, создаваемые нашим мышлением, не только не существуют независимо от вещей, но даже не отражают их свойств и качественного своеобразия. Как видим, номинализм представлял собой своеобразные ростки материализма в средневековой философии. Номиналисты, однако, не учитывали, что общие понятия отражают реальные качества существующих вещей. Не дошли номиналисты и до понимания того, что единичное не отделено от общего, а содержит его в себе.

Наиболее видными представителями номинализма являются французский философ Иоанн Росцелин, шотландский мыслитель Иоанн Дунс Скот, английский философ Уильям Оккам. Представителем умеренного номинализма (концептуализма) был видный французский мыслитель Пьер Абеляр. В отличие от Росцелина, отвергавшего всякую объективность общего - как вне человеческого ума, так и в самом уме - Абеляр признавал такую объективность лишь во втором варианте. В этом и состоял умеренный номинализм Абеляра.

Уильям Оккам (ок. 1285-1349 гг.) - один из самых видных мыслителей позднего средневековья. В споре об универсалиях он отстаивал мнение о том, что реально существуют только единичные вещи, а общие понятия - это лишь знаки, имена, термины, существующие только в уме и обозначающие группы объективно сходных между собой вещей. Отсюда позиция Оккама получила название терминизм. Универсалии трактовались им именно как знаки (называемые терминами), которые могут быть отнесены либо к конкретной соответствующей вещи, либо ко многим вещам, когда словам придается то или иное значение. В этих положениях содержались зачатки развитой в XVII в. английским философом Т. Гоббсом теории речи как знаковой системы.

В историю философии средневековый мыслитель вошел как автор принципа, получившего название "бритва Оккама". Принцип гласит: "Не следует умножать сущности сверх необходимого", или: "Бесполезно делать посредством многого то, что может быть сделано посредством меньшего". Иными словами, необходимо отбрасывать все, что усложняет объяснение, избегать усложненных теоретических построений, изобилующих введением большого числа исходных допущений, стараться объяснить требуемое наиболее простым способом. Под флагом этого принципа Оккам вел полемику с реалистами.

Средневековая философия - одно из своеобразнейших творений человеческого духа. Её доминирующими принципами были теоцентризм (рассмотрение Бога как источника всякого бытия, блага и красоты, как центра, средоточия философских и религиозных воззрений), монотеизм (господство догмата: Бог един, а не множественен), креационизм (учение о сотворении мира Богом из ничего), провиденциализм (воззрение, согласно которому развитие человеческого общества, источники его движения и цель определяются внешними по отношению к историческому процессу силами - провидением, Богом).

Наиболее значительным достижением средневековой философии стало исследование логических структур человеческой мысли. Философы средневековья, развивая учение Аристотеля о логических формах мышления, внесли в него заметный и яркий вклад.

А. Шопенгауэр.

А.Шопенгауэр – немецкий философ (1788-1860). Основное произведение «Мир как воля и представление», источником для написания которого, по его утверждению, стали Кант, Платон и Веды.

Философия Шопенгауэр – пассивный нигилизм, первый европейский опыт переоценки ценностей разума.

Онтология Шопенгауэр представляет собой учение о воле как первооснове бытия, «Воля Жизни» - непознаваемый научными способами иррациональный мировой принцип активно действующий безосновный, свободный и целеустремлённый. Мир представлений, индивидуация вечно недовольной своими объективациями мировой воли, представляет собой иерархию индивидов, на вершине которой находится человек.

Сущность каждой индивидуации по Шопенгауэру, является эгоистическая воля к жизни, в силу чего этот мир превращается в ад.

Общество у Шопенгауэра предстаёт как относительно сбалансированная система эгоистических устремлений индивидов, а государство и право – как факторы, сдерживающие индивидуальную агрессивность.

Преодолеть индивидуальный эгоизм способны избранные, аристократы духа, философы, гении. Преодоление эгоизм означает отказ от воли к жизни, что возможно в акте философского и художественного творчества и в нравственном сострадании.

Эгоизм и сострадание – основные составляющие неизменяемого характера человека, а следовательно и его судьбы.

Сострадание – мистическое тождество с другим, открывающее человеку страдания другого человека, позволяющее испытать к нему братскую любовь, является прафеноменом нравственности.

Иллюзорность счастья – вывод, определяющий смысл человеческой жизни как аскетического стремления к святости и тем самым к свободе.

Пессимистическая философия Шопенгауэра оказала огромное влияние на философию второй половины Х1Х в. и начала ХХ.

Один из самых известных мыслителей иррационализма, мизантроп. Тяготел к немецкому романтизму, увлекался мистикой, очень высоко оценивал основные работы Иммануила Канта, называя их «самым важным явлением, какое только знает философия в течение двух тысячелетий», ценил философские идеи буддизма (в его кабинете стояли бюст Канта и бронзовая статуэтка Будды), Упанишад, а также Эпиктета, Цицерона и других, критиковал своих современников Гегеля и Фихте. Называл существующий мир, в противоположность софистическим, как он выражался, измышлениям Лейбница, — «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма». Основной философский труд — «Мир как воля и представление» (1818), комментированием и популяризацией которого Шопенгауэр занимался до самой смерти. Произведённый Шопенгауэром метафизический анализ воли, его взгляды на человеческую мотивацию (именно он впервые употребил этот термин) и желания, афористичный стиль письма оказали влияние на многих известных мыслителей, включая Фридриха Ницше, Рихарда Вагнера, Людвига Витгенштейна, Эрвина Шрёдингера, Альберта Эйнштейна, Зигмунда Фрейда, Отто Ранка, Карла Юнга, Льва Толстого и Хорхе Луиса Борхеса. Отец философа, Генрих Флорис

Шопенгауэр, был образованным человеком, ценителем европейской культуры. Часто ездил по торговым делам в Англию и Францию. Его любимым писателем был Вольтер. Мать Артура, Иоганна, была моложе своего мужа на 20 лет. Она была писательницей и хозяйкой литературного салона. В 9 лет отец увёз Артура во Францию и оставил в Гавре на 2 года, в семье знакомого. В том же 1797 году родилась сестра Артура, Луиза Аделаида Лавиния, или Адель. В 1799 году Артур поступил в частную гимназию Рунге, где обучались сыновья самых знатных граждан, готовясь к занятиям коммерцией. В 1803 году около полугода обучался в Уимблдоне (Великобритания). В январе 1805 года начал работать в конторе торговой компании в Гамбурге. Весной того же года отец Артура погиб при загадочных обстоятельствах. В 1809 году (после двухлетней подготовки) поступил в Гёттингенский университет на медицинский факультет, а затем перешёл на философский. В Гёттингене прожил с 1809 по 1811 год. Затем переехал в Берлин, где посещал лекции Фихте и Шлейермахера. В 1812 году Йенский университет заочно удостоил его звания доктора философии. В 1819 году опубликовал свой основной труд «Мир как воля и представление». В 1820 году получает звание доцента и начинает преподавать в Берлинском университете. В 1831 году из-за эпидемии холеры покидает Берлин и поселяется во Франкфурте-на-Майне. В 1839 году получил премию Королевского норвежского научного общества за конкурсную работу «О свободе человеческой воли». В 1840-х годах Шопенгауэр стал одним из пионеров появлявшихся тогда в Германии первых зоозащитных организаций. В 1843 году Шопенгауэр переиздаёт трактат «Мир как воля и представление» и добавляет к нему второй том. Рихард Вагнер посвящает Шопенгауэру свой оперный цикл «Кольцо нибелунга». 21 сентября 1860 года Шопенгауэр скончался от пневмонии. На могильном камне философа всего два слова: «Артур Шопенгауэр».

Черты характера и образ жизни

Был старым холостяком, славился своей внутренней и душевной свободой, пренебрегал элементарными субъективными благами, здоровье ставил на первое место, отличался резкостью суждений. Был крайне честолюбив и мнителен. Отличался недоверием к людям и крайней подозрительностью. Временами его охватывал по разным поводам страх: то он бежит из Неаполя из страха перед оспой; то покидает Верону из опасения, что ему подсунули отравленный нюхательный табак; то спит с оружием в руках и прячет в потайные углы ценные вещи из страха перед грабителями. Свободно владел немецким, латинским, английским, французским, итальянским и испанским языками. Больше всего времени проводил в кабинете своей двухкомнатной квартиры, где его окружали бюст Канта, портреты Гёте, Декарта и Шекспира, бронзовая позолоченная тибетская статуя Будды, шестнадцать гравюр на стенах с изображением собак. Шопенгауэр, как и многие другие философы, много времени проводил за чтением книг: «Не будь на свете книг, я давно пришёл бы в отчаяние…». В его библиотеке было 1375 книг. Однако Шопенгауэр весьма критически относился к чтению — в своём произведении «Parerga und Paralipomena» он писал, что чрезмерное чтение не только бесполезно, так как читатель в процессе чтения заимствует чужие мысли и хуже их усваивает, чем если бы додумался до них сам, но и вредно для разума, поскольку ослабляет его и приучает черпать идеи из внешних источников, а не из собственной головы. Шопенгауэр с презрением относился к «философам» и «учёным», деятельность которых в основном состоит из цитирования и исследования книг (чем, например, известна схоластическая философия) — он выступает за самостоятельное мышление. Из книг у Шопенгауэра наибольшей любовью пользовались Упанишады в переводе с санскрита на латынь.

Философия

Эстетический мистицизм Шопенгауэра. Если мир есть «арена, усеянная пылающими угольями», которую нам надлежит пройти, если правдивейшим его изображением служит Дантовский «Ад», то причиной этому служит то, что «воля к жизни» непрестанно порождает в нас неосуществимые желания; являясь активными участниками жизни, мы становимся мучениками; единственным оазисом в пустыне жизни служит эстетическое созерцание: оно анестезирует, притупляет на время гнетущие нас волевые импульсы, мы, погружаясь в него, как бы освобождаемся от ярма гнетущих нас страстей и прозреваем в сокровенную сущность явлений... Прозрение это интуитивное, иррациональное (сверхразумное), т. е. мистическое, но оно находит себе выражение и сообщается другим людям в форме артистической художественной концепции мира, которую даёт гений. В этом смысле Шопенгауэр, признавая ценность за научной доказательностью в сфере теории познания, в то же время видит в эстетической интуиции гения высшую форму философского творчества: «Философия — это художественное произведение из понятий. Философию так долго напрасно искали потому, что её искали на дороге науки вместо того, чтобы искать ее на дороге искусства».

Теория познания

Она изложена у Шопенгауэра в его диссертации: «О четверичном корне достаточного основания». В познании могут быть два односторонних стремления — сводить число самоочевидных истин к чрезмерному минимуму или чрезмерно умножать их. Оба эти стремления должны уравновешивать друг друга: второму следует противопоставить принцип гомогенности: «Entia praeter necessitatem non esse multiplicanda», первому — принцип спецификации: «Entium varietates non temere esse minuendas». Только принимая в расчет сразу оба принципа, мы избежим односторонности рационализма, стремящегося все познание извлечь из какого-нибудь A=A, и эмпиризма, останавливающегося на частных положениях и не достигающего наивысших ступеней обобщения. Исходя из этого соображения, Шопенгауэр переходит к анализу «закона достаточного основания», чтобы выяснить природу и число самоочевидных истин. Исторический обзор тех толкований, которые давали прежде закону достаточного основания, обнаруживает многие неясности, из которых важнейшая, замечаемая у рационалистов (Декарт, Спиноза), заключается в смешении логического основания (ratio) с фактической причиной (causa). Чтобы устранить эти неясности, надо прежде всего указать на ту коренную особенность нашего сознания, которой определяются главные разновидности закона достаточного основания. Это свойство сознания, образующее «корень закона достаточного основания», есть неотделимость субъекта от объекта и объекта от субъекта: «все наши представления суть объекты субъекта и все объекты субъекта суть наши представления. Отсюда вытекает, что все наши представления находятся между собой в закономерной связи, которую можно определить a priori в том, что касается формы; в силу этой связи ничто изолированное и независимое, одиноко, особняком стоящее, не может стать нашим объектом» (в этих словах Шопенгауэр почти буквально воспроизводит формулу идеализма, какую даёт Фихте в трёх теоретических положениях «Наукоучения»). Из «корня» разветвляются четыре вида закона достаточного основания.

Закон достаточного основания «бывания» (principium rationis sufficientis fiendi) или закон причинности.

Закон достаточного основания познания (principium rationis sufficientis cognoscendi). Все животные обладают умом, т. е. инстинктивно упорядочивают ощущения в пространстве и времени и руководствуются законом причинности, но ни одно из них, за исключением человека, не обладает разумом, т. е. способностью из конкретных единичных представлений вырабатывать понятия — представления, отвлечённые от представлений, мыслимые и символически обозначаемые словами. Животные неразумны — не обладая способностью к выработке общих представлений, они не говорят и не смеются. Способность образовывать понятия весьма полезна: понятия содержанием беднее единичных представлений, они являются в нашем уме заместителями целых классов, заключающихся под ними видовых понятий и единичных объектов. Такая способность при помощи одного понятия охватывать мыслью существенные признаки объектов, не только непосредственно данных, но также принадлежащих и прошедшему, и будущему, возвышает человека над случайными условиями данного места и времени и даёт ему возможность размышлять, между тем как ум животного почти всецело прикован к потребностям данного мгновения, его духовный горизонт и в пространственном, и во временном смысле чрезвычайно узок, человек же в рефлексии может даже «отмыслить прочь» самое пространство.

Закон достаточного основания бытия (pr. rationis sufficientis essendi).

Закон мотивации (princ. rationis sufficientis agendi). Наши воления предваряют наши действия, причём влияние мотива на поступок познаётся не извне опосредствованным образом, как другие причины, но непосредственно и изнутри, поэтому мотивация есть причинность, рассматриваемая изнутри.

Соответственно четырем типам закона существует четыре вида необходимости: физическая, логическая, математическая и моральная (т. е. психологическая).

Метафизика

К гносеологическому учению Шопенгауэра примыкает его метафизическое воззрение на волю как сущность бытия. В 1813 г., когда Шопенгауэр заканчивал свою первую работу, его отношение к «вещи в себе» вообще было сдержанным: он говорит о «подозрительном» понятии «вещи в себе» и указывает на его противоречивый характер. В книге «Мир как воля и представление» оказывается, что этому понятию соответствует некоторое положительное содержание. Для нашего интеллекта дан лишь мир-представление, но непосредственное чувство внутренним путём вводит нас в сущность всякого бытия, в волю. Наше тело знакомит нас и с физическими, и с психическими переменами: в движениях его нам нередко дана причинность в форме и бывания, и мотивации. Вот тут-то в актах, совершаемых нами одновременно по механической причинности и по мотивам, нам непосредственно становится очевидным, что общим корнем и физического, и психического является мировая воля. Очевидность эта есть самоочевидность — она не нуждается в логическом обосновании, тем не менее бесчисленное множество фактов, вся структура мира-представления убедительно говорит нашему чувству, что это так. Какими же чертами характеризуется мировая воля? 1) Она алогистична: ей чужды наши законы достаточного основания — пространство, время, причинность и подчинённость законам мысли. 2) Она бессознательна: раз сознание есть условие существования мира-представления, воля, как потусторонняя сущность мира, должна быть чем-то лежащим вне условий сознания, чем-то бессознательным. 3) Она едина: раз principia individuationis (пространство и время) неприложимы к сущности явлений, последняя должна быть единой. 4) К ней, строго говоря, неприложимы и понятия духовного, и материального — она представляет нечто возвышающееся над этими противоположностями, не поддающийся логически-точному определению claire-obscure в области понятий: слепое стихийное побуждение, движение и в то же время стремление к жизни, к бытию в индивидуальных чувственных формах. Титаническая борьба сил в неорганической природе, вечное зарождение новой жизни, жадное, непрерывное, безмерно-изобильное в природе (гибель бесчисленного множества зародышей) — все это свидетельствует о непрестанном распадении или воплощении единой вневременной и внепространственной воли в множестве индивидуальностей. Хотя мировая воля едина, но в мире-представлении ее воплощения образуют ряд ступеней объективации. Низшей ступенью объективации является косная материя: тяжесть, толчок, движение и т. д. представляют аналог влечениям — в основе их, как внутреннее ядро так называемых материальных явлений, лежит воля, единая сущность мира. Органические формы растительные и животные возникли из низших видов материи, но их происхождение не сводимо к физико-химическим процессам: вся природа образует устойчивую иерархию сущностей; этим ступеням воплощения воли соответствует мир неподвижных образов для воплощения воли, мир Идей в Платоновском смысле слова. Описывая ступени объективации воли в природе, Шопенгауэр отмечает в ней удивительную целесообразность, проявляющуюся в соответствии строения организма окружающей среде, соответствии органов животных и растений их назначению, в изумительной полезности инстинктов и, наконец, в явлении симбиоза. К этому следует, однако, добавить, что целесообразные продукты природы целесообразны лишь в весьма условном и ограниченном смысле слова: в растительном и животном мире (включая как высшую ступень объективации воли — человека) происходит ожесточённейшая борьба всех против всех — воля, распадаясь на множественность индивидуумов, как бы приходит в столкновение в своих частях за обладание материей. Следовательно, в конечном итоге организованный мир, при всём относительном соответствии своего устройства условиям существования, обречён на жесточайшую борьбу, происходящую между особями и группами за обладание материальными благами, что является источником величайших страданий. Шопенгауэр был трансформистом, т. е. предполагал происхождение высших животных форм из низших, а последних из косной материи путем generatio aequivoca. Возникает вопрос, как совместить идеализм с эволюционизмом? Ведь сознание появилось в мире лишь с появлением животных. Его нет у минералов, у растений есть лишь quasi-сознание, лишенное познания. Как же объяснить эти существования до сознательного бытия? Шопенгауэр отвечает: «Предшествовавшие всякой жизни на земле геологические перевороты не существовали ни в чьём сознании, ни в собственном, которого у них нет, ни в чужом, ибо его тогда не было. Следовательно, за отсутствием всякого субъекта, они вовсе не имели объективного существования, т. е. их вообще не было, или что же после этого должна означать их прошедшая бытность?» «Оно (т. е. объективное существование) в сущности гипотетично, т. е. если бы в то первоначальное время существовало сознание, то в нём изображались бы такие процессы. К этому приводит каузальный регресс явлений, следовательно, в вещи в себе заключалась необходимость изображаться в таких процессах». Итак, вся эволюция досознательного мира обладает эмпирической реальностью, как регрессивно строящаяся моим научным воображением перспектива прошлого мира, при этом в вещи в себе заложена возможность именно таких, а не иных форм этой иллюзорной, но строго закономерной объективации природы в ряде ступеней. За растениями, обладающими quasi-сознанием без познания, следуют, как высшая ступень объективации, животные, как существа, обладающие умом, а из последних (по всей вероятности, из орангутанга или шимпанзе) возник и человек, обладающий разумом. В человеческих индивидуумах воля находит себе окончательное и полное воплощение: не человечеству, как роду, но каждому человеку соответствует особая Идея или потенция в мировой воле; следовательно, в человеке воля индивидуализируется во множественности единичных «умопостигаемых характеров». В психологическом учении Шопенгауэра часто отмечали противоречие между его идеалистической теорией познания и материалистическим описанием взаимодействия физического и психического (мышление для мозга то же, что пищеварение для желудка, в философии Канта надо везде на место «познавательная способность» ставить «мозг» и т. п.). Эти упреки, делаемые философу, едва ли основательны, если допустить понятие воли, как психоматерии. Самое первичное, исконное, коренное в человеке — то, чем характеризуется его сущность, это — воля (чувствования и страсти Шопенгауэр включает в понятие воли, в противоположность познавательным процессам). Интеллект — другая основная психическая способность — играет по отношению к воле служебную роль. Нами постоянно руководит воля — она всячески влияет на интеллект, когда он расходится с ее стремлениями. Шопенгауэр не находит достаточно ярких красок, чтобы показать, как часто страсть фальсифицирует доказательность доводов разума (см. его статью «Эристика»). «Здоровый слепец, несущий на плечах немощного зрячего» — вот символ отношения воли к познанию. Господство воли над интеллектом и её вечная неудовлетворённость является источником того, что жизнь человека есть непрерывный ряд страданий: разлад между разумом и ненасытной волей — вот корень пессимистического взгляда Шопенгауэра на жизнь. Шопенгауэр, по замечанию Э. Гартмана, не подвергает проблему пессимизма методическому исследованию, но даёт ряд ярких картин бедствий человечества, картин, поражающих нередко силой изображения, но односторонних в смысле беспристрастной оценки жизни. Важнейшие его доводы сводятся к указанию на непрочность, мимолётность наслаждений и на их иллюзорный характер. Неудовлетворённость составляет главную подкладку наслаждения. Как только желаемое достигнуто нами, снова возникает неудовлетворенность, и мы вечно переходим от страдания к скуке и обратно через кратковременные промежутки неполного удовлетворения. Но этого мало, самое удовольствие не реально — страдание есть нечто положительное, удовольствие же сводится к простому контрасту с минувшим страданием, т. е. к непродолжительному отсутствию страдания. Прелесть молодости, здоровья и свободы, лучших даров жизни, начинает ощущаться нами лишь после потери их. К этому следует прибавить всю ту массу зла, которую вносит в мир несчастный случай, человеческие эгоизм, глупость и злоба. Честные, умные и добрые люди — редкое исключение. Прекрасная душа подобна «четырёхлистному клеверу»: она чувствует себя в жизни, как «благородный политический преступник на каторге среди обыкновенных преступников». Если в индивидуальной жизни не может быть истинного счастья, то ещё в меньшей степени можно ожидать такового для всего человечества. История есть калейдоскоп случайностей: в ней нет никакого прогресса, никакого плана, человечество неподвижно. Даже умственный прогресс, не говоря о нравственном, Шопенгауэр подвергает сильному сомнению. Немногими оазисами в земном существовании служат философия, наука и искусство, а также сострадание другим живым существам. По Шопенгауэру, распадение воли на множественность индивидуальных существований — утверждение воли к жизни есть вина, и искупление её должно заключаться в обратном процессе — в отрицании воли к жизни. Относясь презрительно к иудейской религии, Шопенгауэр, однако, высоко ценит сказание о грехопадении (это «блестящий пункт»). В связи с этим взглядом у Шопенгауэра можно найти своеобразное воззрение на половую любовь. В этом явлении просвечивает метафизическая основа жизни. Любовь есть неудержимый инстинкт, могучее стихийное влечение к продолжению рода. Влюблённый не имеет себе равного по безумию в идеализации любимого существа, а между тем всё это «военная хитрость» гения рода, в руках которого любящий является слепым орудием, игрушкой. Привлекательность одного существа в глазах другого имеет в основе своей благоприятные данные для произведения на свет хорошего потомства. Когда природой эта цель достигнута, иллюзия мгновенно рассеивается. Такой взгляд на любовь между полами, естественно, делает женщину главной виновницей зла в мире, ибо через неё происходит постоянное новое и новое утверждение воли к жизни. Природа, создавая женщину, прибегла к тому, что на театральном жаргоне называется «трескучим эффектом». «Узкоплечий, широкобёдрый, низкорослый пол» лишён всякой истинной оригинальности духа, женщины не создали ничего истинно великого, они легкомысленны и безнравственны. Женщины, как и дети, должны состоять под опекой государства. Итак, подтверждение воли к жизни ведёт человечество лишь к бедствиям. Философское познание, а также эстетическое созерцание, мораль сострадания и аскетический «квиетив воли» смягчают тягостность существования и содействуют облегчению процесса искупления.

Эстетика

С раннего детства Шопенгауэр, имея возможность путешествовать, мог развивать свой эстетический вкус, а чувство красоты пробудилось в нём с особенной силой при знакомстве с классическим миром. Учителем греческого языка в Веймаре у Шопенгауэра был хороший классик; под его руководством Шопенгауэр изучал Гомера, и его безмерное восхищение перед античным гением выразилось в курьёзном парафразе «Отче наш» («Отче наш, Гомер,...»). В эстетическом наслаждении впоследствии Шопенгауэр нашёл великое облегчение в житейских невзгодах: оно оазис в пустыне жизни. Сущность искусства сводится к наслаждению безвольным созерцанием вечно совершенных Архетипов-Идей и мировой воли; идей, поскольку последние находят себе выражение в образах чувственной красоты. Сами идеи вневременны и внепространственны, но искусство, пробуждая в нас чувство красоты в прекрасных образах, даёт нам возможность прозревать сверхразумным мистическим путём сокровенную сущность мира. Отдельные искусства и их роды соответствуют преимущественно отображению определённой ступени объективации мировой воли. Так, например, архитектура и гидравлика, применённые с художественной целью (искусственные водопады, фонтаны), отображают низшие ступени объективации воли в мире — в них проявляется в эстетической оболочке идея тяжести. Изящное садоводство и ландшафтная живопись символизируют растительный мир. Скульптура животных (Шопенгауэр вспоминает о ватиканской коллекции) — следующую ступень объективации. Наконец, человеческий дух, помимо скульптуры и живописи, находит наиболее полное выражение в поэзии, особенно в драме и трагедии, которые и раскрывают перед нами истинное содержание и смысл человеческой жизни. Трагедии — истинная противоположность всякого филистерства. Так называемая поэтическая справедливость придумана филистерами, «дабы добродетель хоть в конце концов дала бы какую-нибудь прибыль». Греческие трагики, «Фауст» Гёте, Шекспир, Байрон с его «Каином», «Inferno» Данте приводятся Шопенгауэром как наивысшие образцы поэзии. Но есть ещё одно искусство, самое высокое среди всех других, это — музыка. Музыка не есть выражение какой-нибудь ступени объективации воли, она есть «снимок самой воли», она есть полнейшее мистическое выражение её глубочайшей сущности. Поэтому связывать музыку с текстом, делать её орудием для выражения специальных чувствований (например, в опере) — это значит сужать её значение: она воплощает в себе (например, в симфонии Моцарта) волю во всей ее полноте. Высоко ценя трагическое в искусстве, Шопенгауэр отводит надлежащее место и комическому, предлагая особую теорию смешного. Смешное должно было обратить на себя внимание Шопенгауэра как эстетическое освещение мировой дисгармонии. Сущность смешного заключается в неожиданном подведении известного конкретного факта, известной интуиции под несоответствующий концепт (понятие). Всё смешное можно выразить в форме силлогизма, где бо́льшая посылка неоспорима, а меньшая неожиданна и проскальзывает, так сказать, в рассуждение незаконным путём. Так, например, однажды, когда в Париже было запрещено пение «Марсельезы», театральная публика стала требовать от актёров, чтобы они её исполнили. На сцене появился жандарм и заявил шумящей толпе, что на сцене не должно появляться ничего такого, что не значится в афише. «А вы-то сами значитесь на афише?!» — крикнул кто-то из публики, чем и вызвал смех в театре. В своей эстетике Шопенгауэр ограничивается преимущественно указанием метафизического содержания искусства, сравнительно менее он останавливается на формальных условиях красоты; на исторической эволюции прекрасного Шопенгауэр вовсе не останавливается.

Этика

Кроме художественного прозрения в сущность мира, есть ещё другой путь к освобождению себя от страданий, это — углубление в моральный смысл бытия. Πρώτον ψευδος Канта — голословное принятие абсолютной обязательности нравственного закона, на самом деле нравственный закон гипотетичен, а не категоричен: его императивный характер Кант втихомолку заимствовал у Моисея; на самом деле категорический императив — фетиш. «Морали приходится иметь дело с действительными поступками человека, а не с априористической постройкой карточных домиков...». Кроме бессодержательного формализма, этика Канта страдает ещё, по мнению Шопенгауэра, тем, что ограничивается исследованием только моральных отношений между людьми, совершенно забывая о животных. Моральную проблему Шопенгауэр тесно связывает с вопросом о свободе воли. Воля едина, но, как сказано, она включает в себя мистическим образом множественность потенций объективации в виде Идей и, между прочим, некоторую множественность «умопостигаемых характеров», численно равную числу человеческих индивидуумов в опыте. Этот «умопостигаемый характер» каждого человека, кроющийся в единой воле, напоминает «homo no ü menon» Канта. Характер каждого человека в опыте строго подчинён законам достаточного основания, строго детерминирован. Ему свойственны следующие черты: 1) он прирождён, мы появляемся на свет, наследуя строго определённый характер от отца, умственные свойства от матери. Трусы рождают трусов, подлецы — подлецов. 2) Он эмпиричен, т. е. по мере нашего развития мы постепенно узнаём его и иногда против собственного ожидания открываем в себе какие-то присущие нам черты характера. 3) Он постоянен. В своих существенных чертах характер неизменно сопровождает человека от колыбели до могилы; великий знаток человеческого сердца Шекспир именно такими изображает своих героев. Поэтому нравственное воспитание с точки зрения Шопенгауэра, строго говоря, невозможно; американская пенитенциарная система тюремного заключения, состоящая в стремлении не исправить морально преступника, а заставить его быть полезным обществу, единственно правильная. Воля человека, как эмпирической личности, строго детерминирована. Когда нам кажется, что мы можем в известном случае поступить, как нам угодно, т. е. располагаем абсолютно свободным выбором, то в этом случае нас можно уподобить воде, которая рассуждала бы следующим образом: «Я могу вздыматься высокими волнами (да, но в море и во время бури!), могу стремительно течь (да, именно в русле реки!), могу низвергаться с пеной и шумом (да, в водопаде!), могу свободной струёй подниматься в воздухе (да, в фонтане!), могу, наконец, выкипеть и испариться (да, при соответствующей температуре!); однако теперь я ничего не делаю, а остаюсь добровольно спокойной и ясной в зеркальном пруду». Итак, каждое звено в цепи поступков, образующих жизнь отдельного человека, строго обусловлено и предопределено причинной связью, весь его эмпирический характер детерминирован. Но та сторона воли, которая кроется в «умопостигаемом характере» человека, и, следовательно, принадлежит воле, как вещи в себе, внепричинна, свободна, ей присуща aseitas. Воплощение умопостигаемого характера в эмпирический, представляющее довременный свободный акт воли, и есть та первоначальная вина её, что, по мнению Шопенауэра, удачно выражено христианством в учении о грехопадении. Вот почему чувство свободы воли и нравственной ответственности ищется в каждом человеке, оно имеет метафизическое основание во вневременном утверждении воли к жизни в умопостигаемом характере. Утверждение воли к жизни есть исконная вина каждого индивидуума, отрицание воли к жизни — единственный путь к искуплению. Это учение о свободе воли заключает в себе противоречия: воля в себе вневременная, между тем она совершает акт свободного выбора; она едина, а между тем заключает в себе множественность умопостигаемых характеров, и т. п. Но, отмечая этот факт, не следует забывать, что сам Шопенгауэр считался с ним. В письме к Беккеру (см. книгу Фолькельта «Артур Шопенгауэр, его личность и учение», русский перевод, стр. 332) он пишет: «Свобода — это такая мысль, которая, хотя мы её и высказываем и отводим ей известное место, на самом деле не может быть нами отчётливо мыслима. Следовательно, учение о свободе мистично».

Человеческой деятельностью руководят три главных мотива: злоба, эгоизм и сострадание. Из них только последний есть мотив моральный. Представим себе двух молодых людей A и B, из которых каждый хочет и может безнаказанно убить соперника в любви, но затем оба отказываются от убийства; A мотивирует свой отказ предписаниями этики Канта, Фихте, Хатчесона, Адама Смита, Спинозы, B же просто тем, что пожалел противника. По мнению Шопенгауэра, более нравственными и чистыми были побуждения В. Признание сострадания единственным мотивом моральной деятельности Шопенгауэр обосновывает психологически и метафизически. Раз счастье — химера, то и эгоизм, как стремление к призрачному благу, сопряжённое с утверждением воли к жизни, не может быть моральным двигателем. Раз мир во зле лежит, и человеческая жизнь преисполнена страданий, остаётся лишь стремиться к облегчению этих страданий путём сострадания. Но и с метафизической точки зрения сострадание есть единственный моральный мотив поведения. В деятельном сострадании, приводящем нас к самоотречению, к забвению о себе и своём благополучии во имя чужого блага, мы как бы снимаем эмпирические границы между своим и чужим «я». Глядя на другого, мы как бы говорим: «Ведь это ты же сам». В акте сострадания мы мистическим образом прозреваем в единую сущность мира, в одну волю, лежащую в основе призрачной множественности сознаний. По поводу первого соображения Шопенгауэра следует заметить, что, говоря о сострадании как моральном принципе, он отвергает сорадование как психологическую невозможность: если радость иллюзорна, естественно, что и сорадование немыслимо. Поэтому, говоря о деятельной любви, Шопенгауэр всегда разумеет любовь в односторонней форме сострадания, между тем как фактически это гораздо более сложное явление. С указанием на сострадание как на путь к отрицанию воли к жизни Шопенгауэр соединяет проповедь аскезы. Аскеза, т. е. пренебрежение всем, привязывающим нас к плотскому, земному, приводит человека к святости. Христианство постольку истинно, поскольку оно есть учение об отречении от мира. Протестантизм — «выродившееся христианство», это «религия любящих комфорт женатых и просвещённых лютеранских пасторов». Святость подготовляет нас к полному уничтожению в виде плотской индивидуальности. По мнению Шопенгауэра, однако, простое самоубийство ещё не есть истинное моральное отрицание воли к жизни. Очень часто, наоборот, самоубийство бывает конвульсивным выражением жадного, но не удовлетворённого утверждения воли к жизни. В этом смысле оно недостаточно для подготовки нас к блаженству погружения в небытие. Конечный пункт системы Шопенгауэра — учение о Нирване — небытии воли, отрёкшейся от жизни. Это небытие не есть голое отрицание бытия, это — какое-то «claire-obscure» между бытием и небытием. Возвратившаяся в своё лоно воля — это «царство благодати». В нём, сверх того, Шопенгауэр считает не невозможным сохранить и тень индивидуальной воли, какой-то суррогат бессмертия не сознания индивидуума, но его потенции, его умопостигаемого характера, как некоторого оттенка в единой воле. Отсюда видно, что введение единой воли, как вещи в себе, с логической необходимостью порождает в системе Шопенгауэра цепь противоречий. Иррационализм проходит по всем разделам философии Шопенгауэра от метафизики до философии религии. В этом смысле весьма характерно его заявление, что ему симпатичнее в религии «супернатуралисты», чем «рационалисты» — эти «честные люди», но «плоские ребята».