Взгляды противников добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя

Разумеется, все попытки обоснования добросовестного приобретения права собственности от неуправомоченного лица исходят от сторонников допущения такого приобретения. Между тем и в современной науке гражданского права есть сторонники римского принципа абсолютной (неограниченной) виндикации, а следовательно противники приобретения права от неуправомоченного лица в ущерб прежнему законному правообладателю.

Призыв к осторожности в вопросе предоставления прав добросовестному приобретателю права собственности от неуправомоченного отчуждателя в ущерб бывшему собственнику мы находим у Л. Петражицкого[321], который писал:

"Все эти и тому подобные искусственные меры политики обращения сопряжены с более или менее тяжелыми жертвами с точки зрения экономически и этически здорового распределения. Все они влекут за собой опасность случайного лишения имущества для ни в чем не повинных граждан и создают почву и мотивы для случайного обогащения и корыстных и бесчестных злоупотреблений.

Поэтому цивильная политика должна к ним относиться с большим принципиальным скептицизмом и бережливостью".

В частности, Л. Петражицкий категорически возражает против распространения принципа "Н. w. Н." на безвозмездные сделки[322].

Резкий и весьма своеобразный выпад против принципа защиты добросовестного приобретателя мы находим у П. Соколовского[323], который, осуждая ст. 306 Общегерманского торг. уложения, говорит: "Во имя свободы и несвязанности товарообмена не останавливаются перед прямым нарушением самих жизненных интересов собственности. Сознательное или небрежное приобретение похищенных имуществ получает неслыханным образом покровительство (благоприятствование). Все покрывает мраком водоворот оборота, и над пострадавшим лишь смеются, что его надули вор и его умышленные или небрежные укрыватели", и дальше следует патетическое восклицание: "...Это предательство Иуды, которое это законодательство, находящееся под влиянием Манчестерской школы, совершает по отношению к устойчивости наших правовых понятий. Под предлогом их охраны они будут погребены и уничтожены. Тогда уж лучше открытая борьба социализма с его радикальными, но честными требованиями".

С той же точки зрения высказывается Антон Менгер[324]. Он считает, что в законодательствах современных культурных государств весьма неблагополучно обстоит дело с вопросом о неприкосновенности частной собственности (стр. 118). По мнению А. Менгера "...нeпpикoc-нoвeннocть чacтнoй coбственности вовсе не считается ненарушимым догматом в кругу состоятельных классов... гражданское право руководствуется в этом отношении в самых широких размерах соображениями о целесообразности. Прочность недвижимой собственности по проекту (эта книга посвящена разбору проекта Германского гражданского уложения) отдается всецело в жертву непреложному доверию к крепостным книгам... Лицо, за которым внесена на основании противозаконного передаточного акта какая-нибудь собственность или за которым укреплено на основании какого-нибудь подложного документа то или другое вещное право, может баз дальнейших разговоров передать это "право" на законном основании какому угодно приобретателю".

"Еще более сильный удар наносит проект праву собственности на движимое имущество..."

Соответствующие нормы проекта "заимствованы из германского права, но подверглись более подробной разработке только в новейших законодательствах, а в германском проекте они доведены... до самых своих крайних последствий. Римское право, которое действительно проистекает из частноправовых оснований, ни в коем случае не вводило подобных правовых положений, которые естественным образом должны внести в существующий имущественный строй зародыши противоречий и разложения".

В чем же заключаются эти "зародыши противоречий и разложений"? Менгер считает, что нормы, защищающие добросовестного приобретателя против собственника, "заключают в себе, если мы будем называть вещи их настоящими именами, непрерывную и достигающую обширных размеров конфискацию частной собственности ради обеспечения свободного перехода права собственноcти (разрядка моя. - Б.Ч.). В громадном числе случаев лишается своего имущества в пользу нового приобретателя собственник, ни в чем не повинный или виновный в ничтожном упущении, даже в том случае, если приобретатель провинился не меньше собственника или в чем-нибудь более важном".

В этом автор допускает фактическую ошибку, так как грубо небрежная "добросовестность" приобретателя движимости не признается добросовестностью ни в германском, ни в других современных законодательствах.

Далее автор утверждает, что "в правовой системе, действительно замыкающейся в кругу частноправовых идей, бесспорное пользование своим закономерно приобретенным частным правом есть такой интерес, который безусловно перевешивает все соображения об облегчении коммерческого обращения свободного перехода имуществ".

"В этих законоположениях, - заявляет автор, - я усматриваю победу коммерческого духа над существующим имущественным строем, торгового права над вещным правом".

В другом месте (стр. 38) автор, говоря о систематике проекта и самого Германского гражданского уложения, полагает, что "...распо-ложением своего материала, равно как и многочисленными другими особенностями... германский проект и примыкающее к нему в этом отношении гражданское уложение характеризуется как продукт эпохи господства коммерческих интересов, в течение которой внимание к выгодам купеческого класса перевешивает даже заботы о владельцах частной собственности".

Дальше (стр. 121 и след.) автор замечает: "...Против пролетария, отданного в жертву нищете, пользуются как щитом святостью и неприкосновенностью права собственности; но тут в глубине гражданского кодекса нашли себе место такие узаконения, вследствие которых добросовестно приобретенная собственность подвергается более тяжелому стеснению, чем от когда-либо имевших место беззастенчивых конфискаций. Законоположения гражданского уложения подвергают все национальное богатство ограниченной известными рамками, но непрерывно действующей экспроприации ради обеспечения свободы торгового оборота"[325].

Таким образом, А. Менгер, П. Соколовскнй и Л. Петражицкий восстают против принципа "Н. w. H." с точки зрения интересов сложившегося распределения имущественных благ, интересов субъектов, обладающих наличным правом собственности на определенные объекты. Оборонительная позиция собственника нашла в этой критике защиты добросовестного приобретателя свое яркое выражение.

Однако Л. Петражицкий наряду с этим, как будет показано ниже, признает, кроме защиты сложившегося распределения, также и защиту интересов приобретателя, интересов обеспеченности оборота.

Резким противником допущения приобретения права собственности от несобственника выступил известный германский криминалист Карл Биндинг в специальной брошюре, посвященной критике положений § 932 и 935 Герм. гражд. уложения[326].

В подзаголовке на первой странице автор поставил слова: "Критические соображения криминалиста". Действительно, то, что он не цивилист, сказывается в ряде его рассуждений. Все же работа такого большого юриста, каким был Биндинг, заслуживает углубленного внимания.

Фактическую возможность, созданную законом для неуправомоченного отчуждателя, Биндинг рассматривает как правовую власть, что, как показано выше, извращает действительность.

Новое законодательство, по его мнению, предоставило обыкновенным гражданам власть распоряжаться чужими правами за пределами представительства, т.е. без надлежащих полномочий от собственника.

Интересам неуправомоченного отчуждателя и его контрагента было безоговорочно пожертвовано право ограбленного собственника.

Автор еще кое-как соглашается с применением этого принципа в торговом обороте (Герм. торг. улож., ст. 306), но категорически возражает против распространения его на гражданский оборот.

Автор во многих местах своей книги говорит о наделении Германским гражданским уложением (§ 932 и 935) владельца, которому собственник вверил свою вещь, правом передать собственность другому лицу. Между тем, как показано выше, возможность отчуждения чужой вещи есть чисто фактическая возможность, а не право.

Это непонимание правового положения неуправомоченного отчуждателя приводит автора к вопросу: "почему владение, как фактическая власть над вещью (Герм. гражд. улож. § 854), вырастает в столь значительную правовую власть?" Совершенно естественно, что в законе автор не нашел и не мог найти ответа на этот вопрос. Автор считает неправильным требование добросовестности только от приобретателя, как это делает закон, но настаивает на предъявлении этого требования также и к отчуждателю[327].

К тому же он считает, что понятие добросовестности в формулировке Германского гражд. уложения представляет собой извращение этого понятия, так как оно не требует убеждения в праве отчуждателя на отчуждение вещи.

Трудно себе представить гражданский оборот, построенный на такой сплошной подозрительности покупателей, как этого требует Биндинг. В каком положении оказались бы продавцы, если бы они всякий раз должны были обеспечить исчерпывающие доказательства своего права собственности на отчуждаемую вещь?!

Останавливаясь (стр. 26) на попытках объяснения добросовестного приобретения права собственности от несобственника, Биндинг, в частности, подвергает критическому рассмотрению взгляд, согласно которому в этих случаях единственным основанием приобретения права собственности является добросовестность приобретателя и потребность в ее защите. Приобретение владения отчуждателем в добровольном порядке путем двусторонней приобретательной сделки является в этом случае также условием для этого действия (эффекта) добросовестности.

Биндинг в связи с этим утверждает, что это положение звучит благородно, но на самом деле ложно и ничего не доказывает (стр. 27), ибо прежний собственник по общему правилу не только добросовестно приобрел, но также с полным правом в течение всего времени имел эту вещь. И, несмотря на то, что он добросовестно приобрел, он теряет свое право собственности, а другой его приобретает, так как он в свою очередь добросовестно приобрел.

"Какое забавное противоречие! - восклицает Биндинг. - Добрая bona fides повышается в цене со сменой обладателя. У предшествующего собственника она стала такой старой и дряхлой и парализованной, что она ему его собственность не может более сохранить. У нового же приобретателя творит она чудо".

Сам Биндинг объясняет признание этого приобретения права собственности в новейшем законодательстве только тем, что существование права собственности не всегда является основанием ничтожности всех позднейших передач вещи, что оно таким образом при известных условиях приносится в жертву потребности в обеспеченности и неоспоримости правового оборота.

Такое пожертвование в эпоху увеличивающейся смены владения в определенных рамках может быть признано необходимым (неизбежным), а через это и справедливым (стр. 27).

Весь вопрос в требуемых условиях. Вместо добровольной передачи владения собственником автор требует добросовестности отчуждателя и нового приобретателя.

Если это истолкование современного права правильно, следует принять следующую конструкцию. Владение даст владельцу только фактическую власть распоряжения[328], и распорядительный акт узурпатора легитимирован в отношении добросовестного приобретателя и его правопреемников.

Не из воли владельца или из его права выводит юридическая сделка свою действительность, но только из воли законодателя (разрядка моя. - Б.Ч.), который через юридическую сделку владельца и нового приобретателя дозволяет лишить прежнего собственника его права собственности.

Биндинг путем толкования с точки зрения криминалиста приходит к выводу, что понятие утраченных вещей охватывает также растраченные вещи и вещи, присвоенные путем мошенничества. Он по этому поводу пишет (стр. 37): "Неправильность и несправедливость различной трактовки украденных и большей части растраченных вещей § 935 Герм. гражд. уложения будет признана всяким справедливо чувствующим. Обязывает ли нас Германское гражд. уложение, несмотря на это, за нее держаться? На это отвечаю: "Нет". Автор считает этот вывод сам несколько натянутым, так как называет его исправляющим толкованием, оправдывая его тем, что оно является таким здоровым и справедливым, что следует остерегаться даже что-либо в нем поколебать".

De lege ferenda Биндинг требует, как уже сказано выше, добросовестности отчуждателя в качестве необходимого условия приобретения права собственности приобретателем (стр. 55).

Таковы взгляды Биндинга на § 932 и 935 Герм. гражд. уложения и вообще на добросовестное приобретение права собственности от несобственника.

В русской литературе противником изучаемого института и сторонником взглядов Биндинга выступил Г. Гинc[329]. Этот автор вслед за Петражицким и Биндингом особо резко возражает против применения принципа "Н.w.Н." к отношениям деревенской жизни и допускает его только в торговом обороте.

Все эти возражения против защиты добросовестного приобретателя права собственности от несобственника правильно подмечают, что этой защитой ущемляются интересы бывшего собственника. Однако это отрицательное последствие перекрывается положительным значением для гражданского оборота, для защиты динамических интересов собственности.

Рассматривая защиту владения как упрощенную защиту права собственности, Иеринг учитывает вероятность обращения защиты владения в отдельных случаях против интересов собственника. Он писал: "...Нужно различать между сознательными целями института и его неизбежными, хотя и нежелательными последствиями"[330].

Как будет показано ниже, эти соображения mutatis mutandis применимы и к защите добросовестного приобретателя и, в частности, к добросовестному приобретению права собственности от неуправомоченного отчуждателя. Вполне обосновано стремление к обеспечению интересов добросовестного приобретателя права собственности. Размежевание и посильное сочетание его интересов с интересами бывшего собственника представляет собою одну из труднейших задач законодательной политики.

Примечания:

[321] Л. Петражицкий. Права добросовестного владельца на доходы, стр. 307 и след., примечание 1.

[322] Там же, стр. 310 и след. Петражицкий считает принцип "Н.w.Н." непригодным для отношений деревенской жизни.

[323] Paul Sokolowskv. Die Philosophie im Privatrecht, I (1902), S. 197.

[324] Антон Менгер. Гражданское право и неимущие классы населения, стр. 38, 118–122.

[325] М. Wellspacher. Das Vertrauen auf äussere Tatbestände, 1906, s. IX, приводя эти возражения А. Менгера, пишет: "Я полагаю, что национальное богатство подобные экспроприации на благо устойчивости оборота очень легко может вынести и уже с давнего времени выносит без заметного вреда. То, что будет взято у прочности собственности с одной стороны, будет ей возвращено с другой стороны. "Устойчивость оборота" не является отграниченной от национального богатства посторонней величиной...".

[326] К. Binding. Die Ungerechtigkeit des Eigentums-Erwerbs vom Nichteigentümer, Leipzig, 1908.

[327] В специальном случае приобретения от фиска или императора, или императрицы требовали добросовестности отчуждателя, вопреки господствующему мнению, глоссатор Гозия, а в XIX веке – Руд. Иеринг.

[328] Также Sohm. Gegenstand, S. 52, N 6; Gierke. Deutsches Privatrecht, I. S. 32, Anm. 2.

[329] Г. Гинс. Правомерно ли приобретение собственности от несобственника? "Право", 1909 г., N 28, стр. 1578–1587.

[330] R. v. Ihering. Ueber den grund des Besitresschutzеs, S. 54 f. Цитир. по переводу в работе: И. Щегловитов. Ограничения виндикации плодов преступления, Журн. Гр. и Уг. права, 1890 г., кн. 2 (стр. 1–60), стр. 10.