Виды экологического сознания

В предыдущих главах мы попытались с разных сторон подойти к пониманию сути и содержания экологического сознания и показать различные его стороны. По ходу изложения были даны некоторые различные определения самого понятия экологического сознания. Эти различия связаны с рядом допущений, которые или ограничивают, или расширяют круг проблем, интересов, охватываемых экологическим сознанием, и зависят от позиции исследователя, стремящегося выделить какие-то особенности или составные элементы экологического сознания, и, конечно, от той цели, которую он стремится достичь, давая определение.

Вероятно, когда мы рассматриваем сложную динамическую саморегулирующуюся систему, дать какое-то единое определение принципиально невозможно, поскольку любая такая система требует, по выражению А.И. Берга, несколько языков описания. Эта проблема не нова, здесь, как правило, любое определение в чем-то ущемляет, ограничивает, лишает полноты объект определения. Это же относится и к попыткам расчленить систему на отдельные элементы или воссоздать систему, зная лишь ее отдельные части и не зная принципа их взаимодействия.

Затруднения подобного рода знакомы еще античным авторам, утверждавшим, что целое всегда больше составляющих его частей. А.С. Пушкин описал яркий пример отчужденности, несопоставимости «разъятой» музыки Сальери и целостной, полной гармонии музыки Моцарта.

Экологическое сознание диалектично, поэтому оно допускает различные определения, отражающие и единство и борьбу противоположностей, каждое из которых в какой-то момент времени (в берг-соновском понимании) является истинным.

Это введение понадобилось нам для того, чтобы читатель, с одной стороны, понял трудность определения даваемых в этой главе видов сознания (а это уже деление на части целого), а с другой стороны, отнесся к ним как к частным определениям, отражающим лишь часть, лишь одну сторону многоликого процесса.

Вместе с тем любое определение, связанное с пониманием экологического сознания, содержит одну незыблемую истину, одну инвариантную базу - экологическое сознание сливает в одно целое среду и личность носителя сознания. Следует согласиться с высказыванием В.П. Зинченко: «В живом знании всегда присутствует не только действительность, но и субъект, который почти никогда не имеет ясного понятия о себе, хотя это вовсе не противоречит тому, что он может себя достаточно хорошо знать. Познавая или переживая нечто, мы одновременно познаем себя и этим самопознанием доопределяем это нечто, самоопределяем, в пределе - сотворяем себя...»

В то же время, осуществляя то или иное осознанное действие, субъект часто не может или не хочет четко вербализовать причины, вызвавшие это действие, он исходит из целого, а не из составляющих его частей. Об этом замечательно сказал С-Дали: «Как вы хотите понять мои картины, когда я сам, который их создал, их тоже не понимаю. Факт, что я в тот момент, когда пишу, не понимаю моих картин, не означает, что эти картины не имеют никакого смысла, напротив, их смысл настолько глубок, сложен, связан, непроизволен, что ускользает от простого логического анализа». Поэтому, знакомясь с различными понятиями, относящимися к экологическому сознанию, мы всегда должны иметь в виду, что они отражают законы и правила самосознания.

Попробуем теперь, как это мы делали в предыдущих главах, опираясь на такую принимаемую за аксиому посылку, стать на позиции Сальери и рассмотреть виды экологического сознания и зависящие от них типы экологического поведения в надежде, что читатель сам может вдохнуть жизнь в излагаемые схемы. Уже в этой фразе мы сознательно идем на большое логическое допущение, поскольку, принимая, что от вида сознания зависит поведение, в дальнейшем мы по поведению будем делать вывод о виде сознания - к этому нас вынуждает открытость для анализа поведения и закрытость для него сознания.

Прежде всего постулируем существование двух типов экологического сознания - индивидуального и коллективного. Этот постулат не является новым, еще со времен Шарко и Бехтерева сложилось относительно целостное представление о коллективной психологии, в основу которой были положены данные исследований сознания и поведения массы в период природных и социальных катаклизмов.

Как известно, в литературе используется ряд терминов, характеризующих общие тенденции, закономерности и законы течения и проявления психических процессов, свойственных группе людей или всему человеческому роду, которые определяются как сознание «коллективного субъекта». Об этом писали К.Маркс, О.Шпенглер, К.Юнг. Особую роль этому сознанию придавал Л.Н.Гумилев.

Используется и понятие «общественное сознание», которое прочно вошло в терминологию социальной психологии и философии общества. В этом же смысле иногда говорят об общественном менталитете. В ряде случаев, чтобы подчеркнуть широту такого сознания, говорят о «картине мира», которая трактуется «не как зеркальное отображение действительности, а как одна из возможных «пристрастных» культурно-исторических моделей мира, которые создает единичный или коллективный субъект» (В.Ф.Петренко).

Мы предпочитаем использовать в этой работе термин «коллективное сознание», исходя из того, что термин «общественное сознание» больше отражает конкретику его содержания, насыщенность его общественно-социальными проблемами, вопросами политики, оно противоречиво и т. п. Термин «коллективное» больше отражает общие, инвариантные элементы независимо от их конк-ретики. В связи с этим мы будем говорить об общественном сознании, когда коснемся проблемы экологического движения, а в других случаях - о коллективном сознании толпы, массы, коллектива, этноса и т. п.

Наиболее остро вопрос о коллективном сознании встал сейчас, когда человечество столкнулось с вероятностью появления глобальных катастроф, вызванных деятельностью человека. Это даже не истощение ресурсов или перенаселение, это генетическая катастрофа, каковы бы ни были ее причины - радионуклиды или неразумное использование методов генной инженерии. Раньше человечество не встречалось с глобальными катастрофами даже природного происхождения, за исключением, может быть, последнего ледникового периода, так как глобальные катастрофы географического, геологического характера произошли до появления человека, а остальные, типа взрыва вулкана Кракатоу, имели относительно локальный характер, хотя и смогли захватить большую часть Ойкумены и отразиться в памяти как вселенские катастрофы. Однако в настоящее время прогнозируемые изменения природы могут поставить под угрозу существование всего человечества и привести его к гибели.

Таким образом, мы встречаемся с ситуацией, когда взаимодействуют два вида, вернее, две стороны сознания: сознание личности, индивида и сознание группы, общества, которые направлены на одну цель - обеспечение оптимальных форм взаимодействия с природой. В этом взаимодействии возникает один очень важный вопрос: что каждое из этих сторон сознания вкладывает в понятие оптимальности?

Представим абстрактную картину (в духе Торо): человек наедине с природой, свободный от всех общественных ограничений и условностей. В этой ситуации считается, что человек формирует свое экологическое сознание, исходя из своего самосознания и требований самореализации, в том числе и связанных с материальными потребностями, принимая за основу свои представления о структуре природы, ее динамике, циклах, наличии вредных и полезных элементов и т. п. В этом случае должно возникнуть экологическое сознание, полностью зависящее от особенностей данной личности. Однако такая ситуация в принципе невозможна, поскольку даже на необитаемом острове человек всегда остается существом общественным, отражающим все атрибуты его принадлежности к человеческому роду, к социальной группе, его отношения к общественным нормам морали и нравственности. В реальных условиях личность выступает как представитель какой-либо общественной структуры, будь это семья, род, популяция, этнос, или общественной корпорации, отражающей профессиональные, социальные и иные особенности этой корпорации. Иными словами, в любых ситуациях в самосознание включается осознание себя как единицы какой-либо социальной или технологической системы.

Таким образом, мы можем выделить первую характеристику экологического сознания, по которой возможна классификация видов такого сознания, - степень отражения в нем различных общественных институтов, общественных ценностей.

Неустойчивость баланса между личным и общественным связана с тем, что эта проблема не имеет глобального общего решения, в конкретных случаях в зависимости от многих особенностей решение может быть различным. Такая неопределенность ставит перед человеком задачу сформировать свое отношение к природе, выбору стратегии и тактики своего взаимодействия с факторами среды и выработать программу экологического поведения в настоящем и будущем, т. е. программу общего подхода к конкретным ситуациям и вытекающим из этого подхода действиям, поступкам и деятельности в отношении среды, т. е. программу-тенденцию, программу предпочтения.

Так, если в процессе самореализации была принята тенденция приоритета личного над общественным, то за оптимальное принимается решение, обеспечивающее удовлетворение личного. Все остальные варианты решений расцениваются как субоптимальные, но в общем приемлемые.

Вторая характеристика экологического сознания связана с выраженностью в нем прогностических элементов при выборе критериев решения конкретной экологической проблемы, т. е. удельном весе ориентации «настоящее ради будущего». Этот элемент в эгоистическом варианте вообще очень силен в обыденном экологическом сознании, что подтверждает одно наше исследование. Группе людей (56 человек), выбранных случайно в районе с неблагополучным состоянием атмосферы, загрязненной отработавшими газами двигателей, и заявивших о своей тревоге по поводу экологической ситуации, был задан вопрос: «Почему вас это беспокоит?» 50 опрошенных назвали в качестве причины опасение по поводу их будущего и будущего их детей. Лишь 6 человек (из них 4 больных бронхиальной астмой) указали на конкретную, беспокоящую их в настоящее время причину.

Такую же направленность в будущее можно видеть и в коллективном сознании, если судить о нем по различным призывам, лозунгам и программам многочисленных общественных экологических движений.

Третья характеристика экологического сознания, которую можно считать классификационным признаком, связана с особенностями его ориентации на коллектив, общество. Особенностью экологических нарушений и катастроф, даже тех, которые носят местный, локальный характер, не говоря уже о глобальных, является в настоящее время тот факт, что противодействие экологическому неблагополучию или ликвидация последствий экологических катастроф не могут быть реально осуществлены усилиями одного человека или какой-либо небольшой группы. Это связано с материальными затратами, необходимостью введения нормативных ограничений, противодействием других социальных групп и т. п. Возникают проблема поиска союзников, которая в прошлом имела меньшее значение, проблема поиска форм объединения людей для решения сложной ситуации. Таким образом, возникает критерий активности экологического сознания. Активное экологическое сознание предполагает не только защиту, пассивную оборону от действия неблагоприятных условий или губительных последствий антропогенного вмешательства человека в экологический баланс, но и конструктивное противодействие, стремление реализоваться в движении, партии, объединении, которые имели бы свою программу действий, свою идеологию и структуру.

Опора на коллектив может реализовываться по двум направлениям: пропаганды своих взглядов, убеждений, своей экологической идеологии, которые должны принять потенциальные союзники, т. е. реализации себя как лидера, или же путем принятия норм и ценностей, характерных для того коллектива, задачи которого совпадают с задачами личности, при этом выявляются такие характеристики экологического сознания, как конформность, убежденность, стремление к лидерству, настойчивость.

Мы уже неоднократно писали о роли понятий «мое» и «общее» в экологическом сознании. Это позволяет нам определить одну из важнейших характеристик экологического сознания - его направленность.

Можно выделить еще некоторые характеристики экологического сознания, которые уже упоминались по ходу изложения, например реалистичность, рациональность, экспрессивность, но их включение в классифицирующие признаки приведет к слишком сложной классификационной схеме.

Весь перечень указанных характеристик определяет общее содержание, сформированное на основе личного опыта и усвоенной в процессе обучения и воспитания информации, концептуального образа взаимоотношений между человеком или человечеством и природой во всех его формах.

Структура взаимоотношений между отдельными составляющими этой концептуальной модели рассматривается и оценивается с двух основных позиций. Первый критерий - это оценка возможности сил природы, естественных или антропогенных, нанести вред человеку, т. е. возможность формирования образа угрозы.

Здесь необходимо вернуться к рассмотрению понятия угрозы, о которой мы неоднократно говорили в предыдущих главах. Эта необходимость связана с тем, что понятие «образ угрозы» возникло в связи с проблемой напряженности конфликта и вне научного внимания прошла антитеза - «образ друга», который слагается из ряда компонентов, в том числе и в виде второго критерия оценки взаимоотношений - способности среды удовлетворять потребности, в первую очередь материальные. Как правило, в обыденном экологическом сознании фиксируются только те элементы природы, которые или не могут полностью удовлетворить потребность, или препятствуют этому удовлетворению. Если потребность полностью удовлетворяется тем или иным объектом природы и это не требует дополнительных усилий, то этот процесс как бы исчезает из экологического сознания. Так, человек не думает о воздухе, которым он дышит, о воде, которую он пьет. Эти явления привлекают его внимание, лишь когда возникают какие-либо затруднения или они приобретают свойства, отличающие их от привычного. Так, в жаркий день в сосновом лесу нас невольно привлекает аромат насыщенного запахами смолы воздуха, но вскоре он становится привычным и исчезает из сферы внимания.

Следует отметить, что практически все компоненты той части концептуальной модели, которая формирует образ друга - созерцательность объектов природы, ее связь с рядом духовных потребностей и т. п., выражены слабее, чем образ угрозы, так же как и та часть экологического сознания, которая связана с заботой о природе и ответственностью за нее. Забегая вперед, скажем, что преодоление этого дисбаланса является основной задачей экологического воспитания.

На базе концептуальной модели взаимоотношения человека и природы в экологическом сознании формируется модель взаимоотношений между субъектом и теми социальными структурами, в которые включен этот субъект, начиная с таких ячеек, как семья и профессиональный коллектив, и кончая этносом и государством. Это связано с тем, что особенности среды накладывают отпечаток на особенности социальных отношений, а особенности социальных отношений влияют на отношение человека к природе. Хорошо известно, что индивидуальная картина сознания, в том числе и экологического, находится в тесной зависимости от требований, предъявляемых к личности общественными структурами, - это нормы морали, этики, поведения, о которых мы говорили ранее. Сложность этой зависимости связана с тем, что интересы субъекта могут совпадать с интересами и ценностями одной общественной формации и не совпадать с другой.

Одним из ярких примеров такого несовпадения является ситуация, которая возникла в тех слаборазвитых странах, где произрастает сырье для производства наркотиков - кокаина, гашиша, опиума, морфия, героина. Неразвитая экономика этих стран, перенаселенность и ряд других факторов заставляют местных жителей сеять эти растения. Зависимость условий жизни от объема производимого наркотического материала отражается'в экологическом сознании жителей этих стран. Идея не только допустимости, но и необходимости производства наркотиков усиливается благодаря идеологическому и экономическому давлению организаторов наркобизнеса. Этому способствуют и некоторые элементы сознания, уходящие в далекое прошлое и связанные с ритуальным использованием наркотиков. В то же время государственные структуры, передовая часть общества, межгосударственные формации пытаются изменить экологическое сознание крестьян путем экономического воздействия, внедряя передовые технологии производства высокодоходной сельскохозяйственной продукции.

Проблема связи экономики и экологического сознания достаточно ясна, и имеются серьезные работы в этой области (см., напр., Y.F.Engel и соавт.), однако использование этой связи для решения практических проблем требует серьезных дополнительных разработок. Необходимость формирования концептуальной модели экологических аспектов взаимоотношения между субъектом и общественными структурами базируется еще и на том, что в современных условиях экологическое поведение, обеспечивающее решение любой экологической проблемы, должно быть коллективным, поскольку проблема «я и природа» становится неизмеримо малой по сравнению со все возрастающей по значению проблемой «мы и природа».

На основании сформированной в экологическом сознании концептуальной модели, содержащей общие принципы взаимоотношений человека и природы, формируется множество концептуальных моделей, отражающих конкретные проблемы, возникающие при этих взаимоотношениях. Особенностью этих моделей является то, что в ряде случаев частная концептуальная модель может быть построена на основе осознанного отторжения, отрицания тех принципиальных положений, которые были положены в основу общей концептуальной модели. Это может быть случай выбора наименьшего из двух зол, а также и временная необходимость поступиться своими принципами ради какой-либо крупной выгоды.

На базе этих концептуальных моделей формируется концептуальная модель экологического поведения, исходя из которого определяются стратегия поведения, выбор программы действий. В основе экологического поведения лежит определенная формулировка цели, которая включает не только действия, направленные на удовлетворение потребностей или их ограничение, но и на предотвращение или компенсацию неблагоприятных аспектов взаимодействия со средой. Формулировка цели может включать учет возможных коллективных действий, направленных на поддержку или предотвращение того или иного события, борьбу против планируемого экологического поведения, если оно противоречит нормативным установкам общества. Это говорит о том, что индивидуальное экологическое поведение, как и сознание, теснейшим образом связано с коллективным поведением, коллективным сознанием.

Наиболее отчетливо это проявляется при обдумывании или обсуждении каких-либо общественных мероприятий, связанных с воздействием на природу. Так, возможность строительства крупных гидроэлектростанций, ведущих к перекрытию рек, сооружения атомных электростанций или перспективы горных промышленных работ во многом определяют содержание и направленность экологического поведения, связанного с решением вопроса о соотношении выгод, приносимых этими технико-экономическими решениями, и потерь, наносимых ими.

Говоря о соотношениях индивидуального и коллективного экологического сознания, следует особо выделить составляющую, определяемую направленным, целевым формированием сознания со стороны государственных, правительственных и партийных структур, превращающих массы в послушный инструмент политики власти, которая осуществляется не только через средства массовой информации, но и путем влияния других форм социального окружения.

Такая множественность факторов, влияющих на экологическое сознание и экологическое поведение, и обуславливает появление упомянутого нами ранее расхождения между экологическим сознанием и экологическим поведением в процессе решения частных экологических проблем. Именно это лежит в основе появления конфликтных ситуаций, когда принципы, положенные в основу экологического сознания, требуют, например, принятия мер, ограничивающих воздействие на природу, а экологическое поведение определяется действиями, навязанными более высокими по иерархии общественными структурами или обществом в целом, которые усугубляют наносимый природе вред.

Нередки и другие случаи, когда экологическое сознание индивида, базирующееся на потребительском отношении к природе, на доминировании мотивов удовлетворения материальных потребностей, сталкивается с общественным запретом или ограничением возможности реализации этих потребностей.

Таким образом, поле экологического сознания является ареной, на которой сталкиваются различные понятия и установки, отражающие содержание и значимость разных аспектов взаимодействия человека с природой, одни из которых выступают в качестве побудительных причин, а другие - в виде запретов, накладываемых извне или возникших в индивидуальном сознании в результате учета прошлого опыта. Конструкты, которыми оперирует экологическое сознание, оказываются внутренне противоречивыми, что и определяет признаки экологического сознания как неустойчивой системы.

В предыдущих главах мы относительно подробно рассмотрели некоторые вопросы таких противоречий. Однако сложность проблемы экологического сознания заключается в том, что множественность возникающих проблем не позволяет принимать решения, основывающиеся на двойственном полярном принципе - да или нет, хорошо или плохо, полезно или вредно и т. п., как это происходит в простых ситуациях, где действуют законы формальной логики.

«Хорошо», как результат оценки одного аспекта проблемы, оказывается «плохо» при рассмотрении этой проблемы в другом аспекте. Именно такая сложность и является причиной острых дискуссий, которые возникают при решении экологических проблем любого уровня и значимости, различие лишь в числе вовлеченных в дискуссию лиц или организаций, защищающих интересы тех или иных общественных формаций. Аналогичные таким дискуссиям процессы происходят и в экологическом сознании человека, вырабатывающего решение какой-либо проблемной экологической ситуации. Гамлетовское «быть или не быть» касается не только проблемы бытия, оно в той или иной формулировке присутствует в любой проблеме, особенно экологической. Каждый может легко вспомнить о тех сомнениях, которые возникали у него в процессе принятия какого-либо экологического решения.

Рассмотрим в качестве примера актуальную в недавнем прошлом проблему изменения течения больших северных рек. Ни у кого из сторонников и противников проекта не возникало сомнения, что в нем есть хорошие стороны, позволяющие оживить засушливые и пустынные территории. Каждая из противоборствующих сторон также хорошо знала и о тех неблагоприятных последствиях поворота течения рек, которые могли бы возникнуть при реализации этого плана. Противоречивость позиций привела и к противоречивости аргументации, где защитники оперировали не очень проработанными экономическими доводами, а противники опирались больше на эмоциональные компоненты дискуссии, которая в ряде случаев напоминала «разговор» двух глухих.

Можно привести и другие аналогичные случаи, например строительство ленинградской дамбы в Маркизовой луже Финского залива, призванной защитить город от разрушительных наводнений, или неудачный, но осуществленный проект перекрытия залива Кара-Богаз-Гол и т. п.

Рассмотренные примеры приводят к мысли, что активное, действенное экологическое сознание и активное экологическое поведение должны включать в себя как обязательный компонент поиск компромиссного решения, которое должно быть основано на построении и изучении многомерной модели экологической проблемы, а не на последовательном переборе дипольных, якобы непересекающихся альтернатив. Анализ огромного числа экологических проблем, начиная от глобальных и кончая мелкими, местными, привел нас к мысли, что решение любой экологической проблемы возможно только на основе компромиссного, субоптимального для каждой из конфликтующих сторон решения.

Сложность экологического сознания обусловлена не только объективной трудностью, запутанностью природных отношений и экономических факторов, она во многом связана с одной очень сложной характеристикой индивидуального экологического сознания, основанной на рефлексии.

В предыдущих разделах мы уже не один раз упоминали о том, что в основе экологического сознания лежит противопоставление «Я» и «неЯ», которое реализуется в виде отчуждения себя от среды. Вместе с тем указывалось и на то, что сохраняются, правда в редуцированном виде по сравнению с начальными фазами развития сознания, элементы растворения себя в природе, т. е. элементы единства человека и среды, которые в сегодняшнем экологическом сознании, вероятно, потеряли свой активный характер и трансформировались в преимущественно созерцательные компоненты сознания. Однако они не исчезли полностью, а сохраняются и, более того, их значимость возрастает в случае, когда человек попадает в реальную или прогнозируемую, виртуальную экологическую катастрофу. Это значит, что в нашей схеме «Я» versus «неЯ», «неЯ» возникло как следствие отчуждения «Я», и, наоборот, в концепцию «неЯ» вошел образ «Я», отличный от «Я» в оппозиции к «неЯ». Это не супер-эго в трактовке З.Фрейда и не один из юнговских архетипов. «Я» в «неЯ», скорее, можно аналогизировать с образом двуликого Януса, т. е. он выступает как аспект рассмотрения оппозиционного «Я». Конечно, «Я» в «неЯ» в большей степени, чем «Я» в оппозиции, отражает общественное, коллективное самосознание, выступающее как структура контролирующего и корректирующего «Я» в его противопоставлении с «неЯ». Мы, вероятно, не будем далеки от истины, если предположим, что «Я» в «неЯ» выступает как экологическая совесть, обычно приписываемая фрейдовскому супер-эго, или как общественный экологический защитник, препятствующий замыслам насилия, разрушения природы.

Совместно с нашими сотрудниками и в содружестве с другими коллективами мы в течение многих лет изучали психологическое и психофизиологическое состояние жителей районов экологического бедствия, начиная с ашхабадского землетрясения, сейсмических катастроф в Ташкенте, Спитаке, Дагестане, в районах, затронутых чернобыльской катастрофой, в местах экологического бедствия в регионе Караганды и других аналогичных регионах. Обнаружилось, что существенным элементом в картине сознания у людей, переживших экологическую катастрофу, было отчетливое, хотя и не очень конкретизированное чувство вины, даже предательства по отношению к природе. Само экологическое бедствие явно или где-то в уголках сознания воспринималось и оценивалось как наказание со стороны природы или как божья кара!

Более тщательное и тонкое исследование обыденного экологического сознания*, не связанного с пережитыми в прошлом экологическими катастрофами и отражающего более или менее спокойную стабильную экологическую сферу, показало, что роль «Я» в «неЯ» хотя и не выступает в явном виде, но во многом определяет виды и варианты экологического сознания и экологического поведения. Надо отметить, что это влияние более выражено у жителей промышленных мегаполисов, чем у жителей сельских районов.

Все вышерассмотренные особенности и характеристики экологического сознания позволяют, используя некоторые классификационные критерии, выделить из искусственно ограниченного нами набора ряд видов экологического сознания. Конечно, строго говоря, вариантов экологического сознания столько же, сколько людей, поскольку экологическое сознание всегда индивидуально, но все-таки удается провести классификацию этого множества и в конечном счете свести эти варианты в определенную систему, которая позволяет выделить четыре типичные формы экологического сознания.

* Напомним, что под обыденным экологическим сознанием мы понимаем экологическое сознание человека, сформировавшееся под влиянием собственного опыта и мнения окружающих без использования научных данных и направленного экологического воспитания.

Первая форма, которая названа нами сознанием отрицания, характеризуется тем, что в ней доминирующую роль играет очень глубокий разрыв между «Я» и «неЯ», а «Я» в «неЯ» предельно заторможено. Суть этой формы экологического сознания заключается в том, что информация о характере и содержании экологических связей, их значимости для настоящего и будущего человека и общества, поступающая либо через непосредственные сенсорные контакты с изменяющимся фактором или условиями, либо опосредованно через понятийную коммуникацию, отвергается сознанием как не имеющая отношения к субъекту или к той группе, в коллективное сознание которой эта информация поступает.

Возникает феномен «меня это не касается». Наиболее часто такая форма сознания появляется в тех случаях, когда изменение внешней среды наступает очень медленно или неблагоприятные результаты антропогенного воздействия на природу остаются компенсированными и существуют лишь в неявном виде, а действие фактора на человека или общество нивелируется либо привыканием, либо соответствующей адекватной адаптацией, не требующей кардинальной перестройки гомеостатического регулирования. Однако наиболее часто мы встречаемся с сознанием отрицания в тех случаях, когда неблагоприятная экологическая ситуация не сказывается на экологическом благополучии субъекта или общества или даже приводит к расширению возможности удовлетворения потребностей.

Нередки случаи, когда сознание отрицания возникает и при выраженных неблагоприятных изменениях экологической обстановки, но наличие мощных целенаправленных и хорошо организованных потоков дезинформации формирует у людей, подвергшихся этой обработке, представление о незначительности возникающих изменений. Сознание отрицания очень тесно связано с коллективным сознанием и зависит от него, а также от влияния расхожих штампов, особенно в тех случаях, когда они носят успокоительный характер. В этом случае возникает любопытная ситуация: сочетание большой зависимости от общественных штампов с игнорированием иногда с пренебрежением и насмешкой, научной информации, обращенной к разуму субъекта. Характерным для сознания отрицания является почти полное отсутствие в нем прогнозных элементов, ориентация только на текущие события.

Направленность экологического сознания отрицания интернальна, оно охотно принимает различные маски, воспринимая экологические проблемы как политические, экономические, конфессиональные или националистические. В связи с этим в сознании отрицания очень мало запретов, ограничений, доминирует равнодушие по отношению к природе, которое иногда переходит в полное игнорирование всех экологических проблем.

При этой форме экологического сознания человек, оценивая информацию об экологической обстановке, может относиться к ней как к чему-то, что вряд ли коснется его или коллектива, частью которого он является, и лишь фиксирует эту информацию где-то на периферии долговременной памяти. Так мы, получая информацию о взрыве сверхновой звезды в далекой галактике, т. е. информацию о катастрофе космического плана, фиксируем это событие, но не включаем его в текущее экологическое сознание. На то же указывает и другой, полярный по масштабам пример, когда какое-либо местное событие, например открытая стоянка автомобилей перед окнами дома и связанные с этим шум и загрязнение воздуха, вызывают активность одних жильцов, оставляя других спокойными и равнодушными.

Приведенные примеры заставляют предполагать, что сознание отрицания может быть одним из проявлений состояния экологического сознания, которое обусловлено малой значимостью ситуации, заторможенностью психической деятельности, исходной установкой и т. п., или может быть неотъемлемым, инвариантным свойством экологического сознания, проявляющимся при всех актах этого сознания, подобно тому различию тревоги как состояния и тревожности как свойства психики.

Рассматривая сознание отрицания, мы должны описать одну его форму, возникающую в тех случаях, когда человек находится в ситуации, где он сталкивается с фатальной неизбежностью, неотвратимостью таких изменений внешней среды, которые могут нанести ему ущерб или даже привести к гибели, а все допустимые варианты поведения, направленного на уход, защиту или предотвращение угрозы, оказываются неэффективными. В этой ситуации у некоторых людей практически полностью выключается осознание внешнего мира и они погружаются в иллюзорный замкнутый мир, в котором отсутствует реальная ситуация. Здесь проявляется эффект самообмана, выбрасывания из сферы сознания образа угрозы. Это подтверждают данные «черных ящиков», содержащие запись переговоров членов экипажей самолетов, потерпевших катастрофу. Многие из нас испытывали состояние, когда ситуация неотвратимого несчастья кажется сном и возникает мысль: «Вот проснусь, и все будет как прежде».

При таком состоянии сознания наблюдается и своеобразная картина поведения: в нем доминируют стереотипные действия, которые были характерными до появления угрозы, но оказываются полностью неадекватными для реальной ситуации, т. е. сознание теряет контроль за результатами действия. Нормальный при динамических изменениях экологической среды поиск вариантов оценки путей реализации адекватных для данной ситуации форм поведения в этом случае практически полностью исчезает.

Наиболее ярко с таким проявлением экологического сознания и поведения мы впервые столкнулись при обследовании лиц, проживавших в Ташкенте в 1968 г. во время длительно продолжавшегося землетрясения, и спасателей, прибывших туда из других мест для оказания помощи. Примерно к концу первой недели подземные толчки вошли в сознание большей части населения как естественный, неотъемлемый элемент окружающего мира - примерно такой же, как загазованность воздуха в местах скопления автомобилей, грязь на улицах, несоблюдение правил уличного движения, т. е. перешли в разряд таких факторов, о которых говорят «неприятно, но жить можно», несмотря на то, что продолжались случаи гибели или травматизма людей. Более того, почти все жители с удовольствием рассказывали друг другу анекдоты, обыгрывающие трагедию в юмористических тонах, хотя они сами или их близкие пострадали от разрушения домов.

Более выраженное проявление такого состояния мы наблюдали у некоторых людей при обследовании в Дагестане, у которых после однократного мощного подземного толчка были разрушены дома и погибли или были травмированы близкие. Очевидец сообщил следующее: «Я вышел во двор своего дома и вдруг почувствовал сильный толчок. Раздались крики людей, потух уличный фонарь возле моего дома, завыли собаки. Начали падать дома, забегали люди, появились пожары. Я обернулся, смотрю - упала крыша моего дома, развалилась стена. Я знаю, что там у меня мама, жена, дети, что надо их спасать, но я стоял и смотрел, как будто все это происходит в кино, и ничего не делал, потом пришел сосед и "разбудил" меня».

В зонах радионуклидного загрязнения после чернобыльской аварии остались семьи, которые наотрез отказались от эвакуации в подготовленные безопасные места проживания, убегали и прятались во время подготовки к переселению. Были люди, которые, игнорируя запреты, предупреждения и разъяснения, продолжали принимать зараженную цезием и стронцием пищу. Некоторые семьи, эвакуированные в безопасные места, через некоторое время возвращались в загрязненную зону.

Такое поведение нельзя было объяснить невежеством, отсутствием должного убеждения со стороны ликвидаторов аварии. Это скорее и не результат известного русского «авось», которое, конечно, имело место у многих отказавшихся переселяться (т. е. наличие сознание отрицания как свойства), а следствие формирования иллюзорного мира, где отсутствует опасность.

Можно думать, что осознание опасности формируется в той области «неЯ», о которой говорилось выше, а область «Я» становится полностью закрытой от внешних факторов. Специалисты в области дорожно-транспортных происшествий подметили, что похожее состояние возникает у водителей в случае внезапного отказа ножного тормоза. Водители продолжают нажимать на тормозную педаль, даже убедившись в неэффективности этого.

Особо следует выделить случаи, когда человек осознанно формирует состояние отрицания как активный способ борьбы, защиты от неотвратимой угрозы. В этой ситуации человек знает об опасном факторе, адекватно его оценивает, но игнорирует его, осуществляя необходимую деятельность во имя какого-либо личного, а чаще общественного долга. Наиболее яркие примеры такого состояния описаны в документах, воспоминаниях и в художественных произведениях, связанных с поведением большинства жителей Ленинграда во время блокады 1941-1943 гг., о проявлении самопожертвования как высшего воинского подвига.

Можно предполагать, что определенные изменения в состоянии сознания вообще сопровождают любую экологическую угрозу вне зависимости от вида экологического сознания, когда ее выраженность достигает определенной величины. Это подтверждают данные, полученные при использовании лингвистического теста для оценки состояния сознания, например при адаптации человека к условиям высокогорной гипоксии. Так, было показано, что в этих условиях речь все более насыщается застывшими словосочетаниями-штампами, инвективной и узкой, ситуационно-обусловленной лексикой (Д.Л.Спивак и соавт.).

Вторую форму экологического сознания мы обозначили как сознание гиперболизации, основным признаком которого является выраженная и не соответствующая реальной ситуации гиперболизированная оценка экологических проблем независимо от того, имеют ли они прямое или косвенное отношение к человеку. Наиболее типичной является гиперболизированная оценка угрожающих человеку экологических ситуаций, в то время как оценка благоприятных изменений или адекватна, или даже несколько занижена. Это особенно характерно для гиперболизированного экологического сознания как состояния. Значительно более редко возникает переоценка положительных сдвигов в экологическом балансе.

Следуя схеме анализа экологического сознания через взаимоотношение «Я» и «неЯ», можно предположить, что появление этой формы сознания обусловлено почти полной утратой корректирующей роли того «Я», которое является частью «неЯ», а отношения «Я» к «неЯ» в большей мере становятся подверженными влиянию положительных обратных связей, существующих между этими двумя образами в экологическом сознании.

Как и в предыдущем случае, следует различат! гиперболизированное экологическое сознание как свойство и как состояние.

Ведущее место в гиперболизированном экологическом сознании занимает тревожность - свойство психики, которое само по себе искажает восприятие и оценку реальных связей личности и среды, гиперболизирует образ угрозы в этих связях. Более того, высокий уровень тревожности обуславливает отрицательное отношение к любым изменениям среды, формирует представление об угрозе даже в случае положительнкх, объективно благоприятных для человека изменениях экологической обстановки.

Если рассматривать сознание гиперболизации как состояние, то помимо уровня тревожности определенное значение имеет опыт человека, полученный в прошлом при решении экологических проблем. Показательным в этом отношении является обследование людей, переживших чернобыльскую катастрофу. Даже через 10-11 лет после аварии у большинства из них сохраняется гиперболизированное сознание, особенно при оценке своего собственного состояния, причем у некоторых из них можно отметить наличие немотивированных переходов между состояниями гиперболизации и отрицания.

Следствием высокой тревожности является йличие при гиперболизированном сознании состояния фрустрщии, основная направленность которой связана с недооценкой своих возможностей по управлению ситуацией. Это приводит к юму, что экологическое поведение характеризуется отказом от поиска активных творческих решений, стереотипизацией дейстщй, которые во многих случаях совершаются как бы для проформы, без всякой надежды на успех. Прогнозный элемент экологического сознания в одних случаях вообще отсутствует, в других он всегда пессимистичен и направлен на ближайшее будущее, что, в свою очередь, снижает активность предпринимаемых действий.

Мы считаем возможным отнести к сознанию гиперболизации и такой вариант, где доминирует гиперболизация ответа на экологические изменения, т. е. характерными являются гиперактивность, неадекватная ситуации, хотя оценка ситуации может быть даже адекватной. Можно было бы назвать такое состояние холерическим типом экологического сознания, но в нашем распоряжении нет данных, связывающих это состояние с холерическим темпераментом, хотя по внешнему поведению людей с такой формой экологического сознания, которых нам удалось наблюдать, их можно было с уверенностью отнести к холерикам.

Мы ранее говорили о такой важной характеристике экологического сознания, как чувство хозяина природы. При сознании отрицания это чувство практически отсутствует, оно очень мало выражено и при обычном варианте сознания гиперболизации, но резко, иногда чрезмерно выражено при «холерическом» типе.

Одним из часто встречающихся признаков сознания гиперболизации является зависимость формируемых в нем концептуальных образов ситуации и экологического поведения от случайных, малозначащих факторов. Это обуславливает характерную черту экологического поведения - большое число незавершенных действий и операций, которые могут сменяться прямо противоположными действиями.

Гиперболизация как состояние помимо связи со свойствами сознания, зависимости от непосредственной информации, получаемой в процессе прямого взаимодействия с природными факторами, во многом определяется информацией, получаемой через социальные каналы, и в первую очередь через средства массовой информации. Это особенно выражено в тех случаях, когда используются приемы популизма, хотя возможно и неправильное понимание навязываемых сведений в результате их неграмотной подачи авторами сенсационных публикаций.

Конечно, определенную роль здесь играет уровень внушаемости, который у людей с гиперболизированным экологическим сознанием, как правило, повышен, однако прямой зависимости обнаружить не удается. Сознание гиперболизации как состояние может быть очень устойчивым, но обычно, если первоначальная информация и сделанный на ее основе прогноз не подтверждаются дальнейшим ходом событий и это неоднократно повторяется, то сознание гиперболизации переходит в сознание отрицания, что в социологических оценках обычно регистрируется как охлаждение, равнодушие, инертность человека, коллектива, социального слоя или общества.

Сознание гиперболизации является тем благоприятным фоном, на котором осуществляется так называемое манипулирование сознанием, т. е. формирование такого содержания сознания, которое может быть использовано общественными структурами различного уровня в политических или личных корыстных целях.

Состояние гиперболизации является одной из характерных форм ответа человека при его пребывании в неблагоприятных условиях среды, обычно не совсем правильно называемых экстремальными, и адаптации его к этим условиям, требующим перестройки системы гомеостатического регулирования. Состояние гиперболизации у людей в этих условиях было охарактеризовано нами как состояние тревоги средней или крайней степени. Более подробно это будет изложено в главе 14, здесь следует лишь упомянуть, что при нахождении субъекта в среде, в которой происходят изменения катастрофического порядка, очень легко возникают состояния типа паники.

Описывая симптоматику состояния гиперболизации, мы вначале исходили из предположения, что это состояние напрямую связано с тяжестью условий среды, однако дальнейшие исследования показали, что здесь более выражена связь с базовыми характеристиками сознания. На это прежде всего указывает то, что состояние гиперболизации возникает вне зависимости от интен-сивностных характеристик взаимодействующего с человеком фактора и от потенциальной возможности человека противодействовать или управлять возникшей экологической ситуацией. Оценка самочувствия у людей в таком состоянии всегда ниже и, что нам представляется особенно важным, наблюдается очень низкий уровень эмоциональной устойчивости.

Очень характерным для сознания гиперболизации является сочетание высокой тревожности, высокого уровня внушаемости и эмоциональной неустойчивости. Гиперболизация ситуации, образа угрозы обуславливается невозможностью адекватной оценки поступающей информации о характеристиках экологической ситуации, отказом от креативного осмысливания и базированием формируемого образа на сведениях, полученных через средства массовой информации, а также на слухах и мнениях, забавно сочетающихся с неверием в печатное слово. При этом избирательно выделяется та информация, которая свидетельствует о негативных для человека сторонах экологического процесса. Следует указать, что люди с сознанием такого типа составляют наиболее шумную, крикливую, экстремистскую часть многих движений, в том числе и экологических.

Сознание гиперболизации зачастую принимает самые разнообразные, иногда экзотические формы. Так, при изучении состояния людей, принимавших участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, исследователи обнаружили у некоторых из них ряд признаков, позволивших объединить их термином псевдолучевой болезни. Она характеризовалась полным комплексом субъективных и некоторых объективных признаков, которые возникают при лучевой болезни, - расстройствами пищевого тракта, сердечно-сосудистой системы, плохим самочувствием, повышенной температурой, были даже жалобы на рвоту и тошноту. Однако все это протекало на фоне нормальной и стабильной картины крови. С течением времени все характеристики такого состояния приходили в норму, хотя у отдельных людей такое состояние длилось более года, до конца периода обследования, в течение которого люди продолжали настаивать на том, что они заболели лучевой болезнью. Заметим, что это наблюдалось до того, как были установлены льготы для участников событий в Чернобыле.

Интересно, что наиболее часто псевдолучевой болезнью заболевали врачи общего профиля, хорошо знакомые с симптоматикой лучевой болезни, но не имеющие специального радиологического образования; укажем также, что в большинстве случаев был провоцирующий элемент в виде простуды, легкого нарушения работы кишечника, особенно в виде поноса. Как следует из данных литературы, подобное явление в некоторых случаях наблюдалось у врачей-рентгенологов и рентгенотехников. Обнаружилась также связь между уровнем медицинской просветительной работы, подробно описывающей признаки лучевого поражения, и числом лиц с симптомами псевдолучевой болезни. Можно думать, что в этом случае плоды медицинской профилактической пропаганды попали на подготовленную состоянием тревоги и повышенной внушаемости почву, что и обусловило появление гиперболизации экологического сознания.

Следует сказать, что в этой ситуации исследователи встретились и с обратной картиной - проявлением сознания отрицания, когда ликвидаторы не придавали особого значения появившимся первичным признакам радиационного поражения и даже игнорировали показания счетчика радиации. Правда, к счастью, таких было мало и их своевременно выявляли в процессе организованного и жестко соблюдаемого медицинского радиологического контроля.

В некоторых случаях гиперболизированное экологическое сознание является постоянной характеристикой профессии, особенно связанной с риском для жизни. Мы столкнулись с этим явлением у профессиональных водолазов-глубоководников, которые, конечно в целях безопасности, расценивают появление любого признака, напоминающего тот, который характерен для декомпрессионного синдрома, как следствие неполной декомпрессии.

Сознание гиперболизации характеризуется тем, что в концептуальной модели угрозы искажается картина взаимоотношения человека с коллективом, обществом, когда «Я» все более и более становится лишь копией сознания коллективного.

Авторы считают нецелесообразным останавливаться на том виде гиперболизированного экологического сознания, которое связано с гиперболизацией, утраченной в результате антропогенного вмешательства в природу, т. е. сознания с доминированием ретризма, так как более подробный анализ этого вопроса проведен далее в книге при рассмотрении современных экологических движений.

Третья форма экологического сознания была названа нами эгоистическим экологическим сознанием. Она характеризуется тем, что формируются в той или иной мере адекватные действительности концептуальные модели отношений между человеком и природой и человеком и обществом, которое выступает в виде нормативно-правовых и нравственных ограничений, но в решении всех проблемных вопросов, как и в выборе форм экологического поведения, приоритет отдается интересам субъекта.

Следует отметить, что если для сознания отрицания и сознания гиперболизации достаточно сложно провести грань между свойством и состоянием, то для эгоистического экологического сознания, как и для четвертого вида - рационального адекватного сознания, более характерным является проявление их характеристик как свойств. Особенно четко это видно на примере такого эгоистического сознания, при котором избираемая модель экологического поведения от начала до конца преследует чисто эгоистические цели, связанные с почти ничем не ограниченным удовлетворением потребностей, в первую очередь материальных.

Концептуальная модель взаимоотношений «человек-среда» при эгоистическом сознании характеризуется резкой доминантой «Я» и практически полным отсутствием или подавлением «Я» в «не Я». Природа рассматривается лишь как источник обеспечения потребности. Конечно, в той или иной мере элементы эгоистического отношения к природе присутствуют и в других видах сознания, это и не может быть иначе, если исходить из необходимости удовлетворения витальных потребностей, обеспечивающих достижение постоянных целей. Может быть, экологический вандализм, о котором мы говорили в главе 4, тоже есть своеобразное проявление рудиментарного эгоистического сознания. Особенностью эгоистического экологического сознания является практически полное отбрасывание фактора времени, т. е. отсутствие прогнозной составляющей. Все направлено на удовлетворение запросов, существующих в данный момент вне зависимости от того, как это скажется в последующем. Если потребность в чем-то сейчас не существует, но есть возможность ее удовлетворить, то эта возможность реализуется. Последнее, по мнению Э.Фромма, является наиболее характерной отрицательной чертой современного технологического сознания.

Важно то, что в эгоистическом сознании может существовать знание того, что эгоистическое поведение должно привести к неблагоприятным последствиям для других людей или других социальных групп в настоящем или будущем, однако оно не учитывается, отвергается сознанием как регулятор поведения. Еще Гораций писал: «Carpe diem» (т. е. лови момент). Наличие такого знания обуславливает в некоторых случаях резкое, доведенное до открытого конфликта противоборство, противопоставление личных интересов и личных потребностей установкам общества в концептуальной модели «человек-общество», где общество выступает как личный враг. Такое противоборство может быть в модели «я и общество», но может реализоваться и в модели «мы и общество» и даже «государство-государства».

Этот конфликт установок приводит к тому, что эгоистическое сознание не только допускает, но и оправдывает использование противозаконных методов и способов поведения. В крайних случаях можно встретиться с ситуацией, когда эгоистическое потребление не удовлетворяется насыщением потребности и продолжается уже как «месть» личности обществу за поставленные запреты и ограничения.

При коллективном эгоистическом экологическом сознании внутри общества возникает своеобразная иерархия эгоизма, где интересы группы превалируют над интересами общества, а интересы индивида - над интересами группы, что делает такие сообщества крайне неустойчивыми и раздираемыми внутренними противоречиями. Отсутствие ограничений, доминирование личных интересов, направленный вред, наносимый природе, позволяют рассматривать эту форму экологического сознания как эгоистическое хищническое сознание.

Одним из дискутируемых вопросов, связанных с этим видом сознания, является вопрос о том, какую роль в его проявлениях играют врожденные свойства, свойства, приобретенные в процессе индивидуального опыта или воспитания, и обстоятельства, вынуждающие человека проявлять эгоистическое хищническое отношение к природе.

Мы уже говорили о том, что при любой форме экологического сознания всегда в той или иной степени присутствует элемент эгоистического отношения к природе. Можно считать, что базой эгоистически-хищнического сознания являются врожденные свойства, которые должны обеспечивать постоянные цели организма (см. предыдущие главы). Поэтому возникает следующий вопрос: что обуславливает выраженность этих свойств сознания - сила внутренних процессов, связанных с особенностями потребления, или сила внутренних и внешних ограничений? Представляется, что более конкретный ответ на этот вопрос можно получить, рассматривая связь этой формы сознания с экономикой. Имеется достаточно большое число примеров, указывающих на прямую связь эгоистически-хищнического экологического сознания с уровнем экономики и экономического благополучия личности. Чем хуже конкретная экономическая ситуация, чем ниже уровень экономического благополучия личности или той или иной общественной группы, населения региона или даже государства, тем чаще проявляются факты, свидетельствующие об эгоистическо-хищническом отношении к природе, тем напряженнее становятся экологические отношения. Улучшение экономики обычно ведет к снижению случаев варварского отношения к природе. Хорошо известно, что по мере ухудшения условий жизни возрастают случаи браконьерства, незаконных хищнических порубок леса и т. п.

Конечно, частично это вынужденное поведение, реализуемое вполне осознанно в целях обеспечения необходимых жизненных условий семьи, однако в большинстве случаев - это проявление эгоистического хищнического сознания. Так, в районе озера Селигер нами были опрошены 23 человека, занимающиеся рыбным браконьерством, причем эти люди не скрывали своего занятия. 22 человека в качестве причины указали на тяжелое экономическое положение из-за безработицы, но, как выяснилось, 18 человек из них не работали и раньше, когда безработицы не было. Описано много случаев, когда эгоистическое экологическое сознание реализовывалось в хищническое отношение к природе на фоне благополучной экономической ситуации.

В индивидуальном плане подобное поведение - отражение эгоизма как черты характера с его комплексом вседозволенности, однако для коллективного сознания дело обстоит значительно сложнее и эгоизм обусловлен сложным переплетением целого ряда факторов - политических, геополитических, соображениями безопасности, национального престижа и менталитета носителей сознания. Чем выше по иерархической лестнице расположена коллективная структура, тем сложнее сложившиеся взаимоотношения, поскольку эгоистическое экологическое сознание становится элементом политики.

Так, хорошо известно отношение Норвегии и Японии к запрещенному международными соглашениями китобойному промыслу, покровительственное отношение некоторых государств к браконьерскому промыслу рыбы и крабов своих подданых в территориальных водах Приморья и т. п. В России органы лесного хозяйства имеют претензии практически ко всем леспромхозам за допущенные нарушения при вырубке леса, в Азовском и Каспийском морях постоянно происходят столкновения работников рыбной охраны с браконьерами, даже с применением огнестрельного оружия. Все это приводит к парадоксальной картине, когда общество различными методами, начиная с убеждения и кончая насильственными способами, борется против индивидуального агрессивно-хищнического поведения и одновременно становится проводником и защитником такого поведения во внутри- и межгосударственных отношениях. Наиболее ярко это проявляется в ядерной политике стран, проводящих, несмотря на мораторий, испытания своего ядерного оружия.

В социологической литературе можно найти много примеров подобного рода, начиная с анализа капиталистических отношений у К.Маркса и В.И.Ленина и кончая современными публикациями о действиях монополий и некоторых государств. Можно сослаться на ряд сообщений, приведенных в материалах известной конференции, проводившийся в Рио-де-Жанейро.

Одним из наиболее распространенных вариантов общественного эгоистического экологического сознания является так называемая политика государственного эгоизма, при которой государство во имя каких-либо интересов идет на определенные мероприятия, нарушающие экологический баланс не только в том или ином регионе, но даже в глобальном масштабе, правда старается при этом не допустить безвозвратного нарушения экологической среды, ограничиваясь разумными пределами и в некоторых случаях компенсируя этот вред ограничениями в других сферах экологических отношений.

Следуя нашей схеме, можно сказать, что при эгоистически-хищническом экологическом сознании характерно резкое сужение соотношения «личность-общество», «группа и метагруппа», где возникает полное доминирование «Я» или его аналогов, находящихся в оппозиции к более высокой иерархической структуре.

Наконец, четвертая форма экологического сознания определена нами как адекватное экологическое сознание, характерной чертой которого является почти полное совпадение концептуального образа внешней среды и взаимоотношения человека с этой средой, с объективной действительностью, с результатами, получаемыми при использовании методов научного анализа. Такой анализ, проводимый с использованием научных знаний, вероятно, лежит в основе адекватного сознания и позволяет подавить те элементы эгоистического отношения к природе, которые могут возникнуть в том или ином конкретном случае. Именно поэтому адекватное экологическое сознание можно рассматривать как научно обоснованное сознание.

Такой анализ проводится не только по отношению к природной среде, более того, эта сторона анализа имеет значительно меньшее значение по сравнению с антропогенной средой, выступающей как угроза.

Очень важно отметить, что если для остальных видов экологического сознания среда выступает, как это уже отмечалось, в виде угрозы или противостоящей стороны в конфликте, то при адекватном сознании среда выступает и как нечто, требующее заботы и охраны, в некоторых отношениях равное человеку, а иногда и превосходящее его.

В различных аспектах многогранного адекватного сознания природная среда выступает носителем какого-то высшего разума, что обычно характеризуется понятием «величие одухотворенной природы», уводящим человека от суеты обыденной жизни и заставляющим задуматься над философскими проблемами мироздания.

Однако антропогенные факторы, которые связаны с разрушением природы, загрязнением среды, нарушениями почвы, сужением биоразнообразия, разрушением ландшафта и т. п., обычно включаются в концептуальную модель как образ угрозы.

Следует подчеркнуть, что если при остальных видах экологического сознания формирование образа угрозы обычно рассматривается с позиции определения вреда, который может нанести человеку природа в процессе их взаимодействия, вреда прямого, например в виде источника инфекции, или опосредованного действиями человека, например вреда речному рыболовству, наносимого отравлением вод сточными отходами химического производства, то для адекватного экологического сознания характерно появление образа угрозы природе, наносимого действиями человека. Типичным примером такого образа является представление о вреде испытаний ядерного оружия для экологии региона.

Вместе с тем было бы ошибкой рассматривать адекватное экологическое сознание только с позиции охраны природы от вмешательства человека, как считает некоторая часть движения «зеленых», расценивая любое воздействие на сложившееся состояние биогеоценоза как кощунство.

При адекватном экологическом сознании в основе концепции взаимоотношений с природой лежит необходимость воздействия на природу в целях удовлетворения потребностей, создания оптимальных условий существования, допустимого научно-техническим прогрессом, достигнутым в данный момент исторического развития общества. Это определяет не только прямые отношения, но и те, которые складываются между личностью и группой, популяцией, этносом и между государствами и связаны с использованием природных богатств.

В решении этих проблем адекватное экологическое сознание учитывает обязательность изменения природных отношений при тех или иных действиях человека, возможность деградации или даже гибели каких-либо представителей флоры или фауны. Изменение условий ведения сельского хозяйства в процессе решения продовольственной проблемы в любом случае приведет к стесненным условиям жизни диких зверей и их исчезновению из районов культурного природопользования; расширение химического производства увеличивает вероятность выброса в атмосферу летучих отходов предприятий, так как не во всех его видах возможен полностью замкнутый экологический цикл, и т. п. Адекватное экологическое сознание учитывает также и противоречия, возникающие при использовании альтернативных форм решения тех или иных экономических проблем. Так, решение проблем энергетического кризиса за счет строительства атомных электростанций вызовет значительные изменения экологии прилегающих районов, но альтернативное решение с помощью гидро- и теплоэлектростанций также приводит к резкому нарушению экологического баланса. Адекватное экологическое сознание как выход из создавшегося положения предлагает не запрещение прогресса, не ужесточение условий жизни человека и общества, а концепцию минимизации возможного вреда, возникающего при возрастании экономического могущества общества. Виды и формы минимизации могут быть различными, начиная с ограничения потребления невозобновляемых ресурсов, разработки новых технологий стабилизации или роста возобновляемых, а также конкретных решений по уменьшению нарушений в виде создания природоохранных зон и кончая разработкой новых, ранее не существовавших биогеоценозов на месте старых.

Так, решение энергетического кризиса адекватное экологическое сознание рассматривает не только в виде термоядерных электростанций, но и в виде уменьшения энергоемкости производства, а решение проблемы невозобновляемых ресурсов - безотходным производством и использованием вторичного сырья. Образование новых биогеоценозов осуществляется путем создания специальных парков охраны фауны, как это сделано, например, Дж.Дареллом в его парке на острове Джерси, переселением животных и т. п.

Из вышесказанного вытекает одна характерная черта адекватного экологического сознания - его активность в поиске конструктивных решений, которые носят принципиально субоптимальный, компромиссный характер, ограничивающий реализацию той или иной возможности, созданной в процессе научно-технического прогресса, в тех пределах, выход за которые может привести к неблагоприятным экологическим последствиям, вред от которых превысит приносимую пользу.

Очень важной особенностью адекватного экологического сознания является то, что в формируемой концептуальной модели природы всегда присутствует эстетический компонент. Этот компонент может быть созерцательно-эмоциональным или философским, но он в этой форме сознания всегда учитывается при формировании решения той или иной конкретной экологической проблемы. Наиболее отчетливо это проявляется в градостроительстве, сохранении памятников архитектуры или природы при прокладке автотрасс и пр. Эта особенность адекватного сознания свойственна индивидуальному и коллективному сознанию и основана на значительном увеличении роли «Я» в «неЯ», имеющем не столько рациональное и научное, сколько интуитивное происхождение, значение которого усиливается по мере отрыва человека от природы.

Для адекватного экологического сознания характерна тесная зависимость индивидуального сознания от сознания коллективного. Это во многом обусловлено тем, что в современных условиях рациональное экологическое поведение обязательно требует не только коллективных действий, но и единства взглядов на экологическую проблему и способы ее решения. Этот взгляд формируется в результате тщательного всестороннего анализа положительных и отрицательных элементов предполагаемого воздействия в настоящее время и в будущем, возможностей предотвращения или компенсации неблагоприятных последствий, анализа созидательных слагаемых воздействия, т. е. взгляд, отражающий то отношение к природе, которое мы ранее обозначили как «хозяйское», т.е. заботливо-охранительное.

Источником такого взгляда на экологические проблемы является наука, которую доводят до сознания субъекта через различные каналы информации, где главную роль играют разнообразные учебные курсы, научно-популярная литература, пропаганда в средствах массовой информ