Высшее благо. Добро и благо. Идеал

 

Р. Апресян

 

К людям далеко не сразу пришло понимание, что доброе в одном случае – это хорошее, т.е. приятное и полезное, а значит ценное для данного человека в сложившихся обстоятельствах, а в другом – нечто ценное само по себе. Но уже первые мудрецы, судя по дошедшим до нас текстам середины первого тысячелетия до н.э., говорили о качественном различии благ и оснований, по которым люди судят о том, что для них ценно, а что нет.

Образ совершенства

«Если бы счастье заключалось в телесных удовольствиях, мы бы называли счастливыми быков, когда они находят горох для еды», – заметил древнегреческий мыслитель Гераклит Эфесский. Этого философа называли «плачущим», поскольку не мог удержаться от горьких слез, наблюдая за тем, как живёт человек, к чему стремится и чему радуется. Гераклит уподоблял людей, не имеющих представления о подлинном благе, скоту: они не только не знают, да и не желают знать, высшей истины, которая постигается разумом, очищенным от влияния изменчивых пристрастий и частных интересов. Мыслитель полагал, что миром правит Логос (изначальный Разум) и жизнь человека должна быть подчинена единым и общим для всех законам. Во времена Гераклита не было слов «мораль» и «идеал», но философ точно выявил те стороны ценностного сознания, которые позже выразили эти понятия. Среди различных ценностей, считал Гераклит, есть высшие, принципиальные — к ним и надлежит стремиться. Эту точку зрения развил в своём учении о благе другой древнегреческий философ — Аристотель. Благо, по его мнению, то, к чему человек стремится. Но к одним вещам (например, к здоровью, счастью, благосостоянию) люди стремятся ради них самих, к другим (допустим, к деньгам) — как к средству достижения первых.

Попробуем продолжить рассуждение Аристотеля. Есть вещи, которые интересуют человека как представителя профессии, или как члена того или иного сообщества, или как жителя определённой местности и т. д. Что-то привлекает только детей, что-то — взрослых, что-то — женщин, а что-то — мужчин. Однако должно быть нечто ценное для человека как такового — независимо от пола, возраста, профессии, социальных взглядов, религиозных убеждений, культурных различий и пр. Не потому, что это «нечто» важно для большого числа людей, потому, что оно не обусловлено личными пристрастиями, частными ситуациями или с те-

 

 

чением обстоятельств. То, что ценно для человека как такового отвечает его жизненному назначению, Аристотель называл высшим благом. Это высшее благо, по Аристотелю, заключается в познавательной деятельности (разумность – свойство, которое отличает человека от растений и животных). Все остальное имеет ценность и смысл лишь в отношении к высшему благу. Оно безусловно, т.е. абсолютно (не зависит от обстоятельств) и универсально (должно быть принято каждой личностью). Оно ничему не служит, ничему не подчинено, ничем не обусловлено. В современной этике и теории ценностей, или аксиологии (от греч. «аксиа» – ценность и «логос» – «учение»), высшее благо называют идеалом. Мы оцениваем, является ли что-либо морально добрым или злым, в зависимости от того, соответствует ли оно идеалу, или высшему благу.

Уже в XX столетии близкий к аристотелевскому подход предложил немецко-американский психолог и философ Эрих Фромм (1900—1980). Он исходил не из предполагаемого предназначения человека, а из изначальных и общих для всех условий жизни. Люди отличаются от животных. Последние не обладают разумом, являются частью природы и живут в гармонии с ней. Человек же, будучи частью природы, тем не менее независим от неё, он наделён разумом, понимает собственное бессилие, границы своего существования, свою смертность. Человек — существо духовное. Что это значит? Обычно духовность связывают с религиозностью. Дух понимается как Божественный Дух, а духовность — как проникнутость религиозным чувством. В философии принято более широкое толкование данного понятия. Оно рассматривается как способность человека выходить за рамки своего «Я», определять себя иначе, как только в повседневном, не подчиняться обыденному, а преобразовывать его. Взять хотя бы такой простой пример, как гигиеническое требование регулярно чистить зубы. Если исполнение этого требования входит в привычку, оно становится для человека повседневной рутиной. Но всё меняется, когда обычное течение жизни нарушается. По воспоминаниям людей, прошедших Вторую мировую войну, привычка чистить зубы для узников Освенцима или для японских военнопленных, несколько лет содержавшихся в суровых сибирских лагерях, стала формой сохранения себя как личности средством и способом выживания в нечеловеческих условиях. Фромм говорил, что человек – существо, преодолевающее самого себя. Он способен не только осмыслять свою жизнь (а значит, относиться к ней по критериям, превышающим мерки естественно складывающегося жизненного уклада), но и привносить в неё дополнительные смыслы.

Ту же логику, что у Гераклита, Аристотеля и Фромма, мы находим в различных религиозных учениях. В любой религии конечное предназначение человека — приобщение к Богу через личное совершенствование. Бог в религиозном мировоззрении выступает как Абсолют, предел совершенства, а мораль — как одно из средств приближения людей к этому Абсолюту. Всевышним заповеданы основные нравственные ценности и требования. Соответственно всё, что приближает к Нему,

 

 

возвышает человека. Высшими ценностями предстают те, посредством которых человек приобщается к Богу, низшими — отвращающие от Бога. Разграничение высших и низших ценностей — это вопрос духовного содержания жизни человека. И такое различие необходимо, чтобы приобщиться к высшему. Представление об идеале как образе совершенства (во внутреннем мире личности, в человеческих отношениях или общественном устройстве) и выражают высшие ценности.

Европейская культура связана с идеалом единства. В своих ранних формах этот идеал выражен в учениях о едином начале Космоса, в гармонии с которым обретается подлинность существования. Ещё Гераклит говорил, что причина порока и духовной смерти — в отпадении людей от космического закона, Логоса. Античные представления о всемирности наиболее полно воплотились в философии стоиков (Марк Аврелий, Эпиктет, Сенека). Ранние христианские мыслители восприняли их идеи. Стоики и первые христианские проповедники показывали, что в условиях, когда люди обособлены друг от друга, приблизиться к идеалу можно лишь через самосовершенствование, преодоление собственных пороков, т. е. нравственное возвышение каждого человека, и духовное единение людей. Вознося молитву за оставляемых учеников, Христос уповает на единение всего человечества в Боге: «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино... Я в них, и Ты во Мне; да будут совершенны воедино, и да познает мир, что ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Евангелие от Иоанна, 17:21, 23).

Что такое идеал

В широком смысле и в обычном употреблении слово «идеал» имеет два значения. С одной стороны, им обозначается высшая степень ценного или наилучшего, завершённое состояние какого-либо явления. Так могут именовать и мыслимые, интеллектуально сконструированные явления (например, «идеальный газ»), и реальные события и феномены («идеальное решение», «идеальная цветовая гамма», «идеально выполненное задание» и т. д.). С другой стороны, идеалом называют индивидуально принятый стандарт чего-либо, обычно касающийся личных качеств или способностей. В этом значении для одного человека идеал — Борис Гребенщиков, для другого — Майкл Джексон, для третьего — Пласидо Доминго. Строго говоря, речь здесь идёт о кумирах. Отсюда возникает впечатление, что идеалов столько же, сколько людей. Для кого-то идеальная одежда — куртка-косуха и бандана, для кого-то — классический костюм-тройка. Право иметь индивидуальный вкус и значит иметь свой идеал. Однако в этическом смысле идеал предполагает некоторый универсальный (т. е. не изменяющийся в зависимости от обстоятельств, людей и их индивидуальных вкусов) стандарт. Идеал — наиболее общее и, как правило, абсолютное нравственное представление о благом и должном, образ совершенства в отношениях между людьми (в этом смысле общественный

 

 

идеал — устроение общества, которое обеспечивает такое совершенство) и безусловный высший образец нравственной личности. Идеал занимает ключевое место в ценностном сознании человека. Именно идеалом определяется содержание добра и зла. Христианский идеал единства обусловил нравственное долженствование: любить ближнего, как самого себя. Требование любви к ближнему вошло в состав нашего требования, или императива (от лат. imperativus – «повелительный»), христианской этики. «Иисус сказал ему (фарисею): „возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим": Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобна ей (известная под названием заповеди любви: „возлюби ближнего твоего, как самого себя"...» (Евангелие от Матфея, 22:37-39).

Идея единства провозглашается или предполагается в качестве высшей нравственной идеи практически во всех развитых религиях, будь то даосизм, буддизм, иудаизм или ислам. Все эти конфессии, как и христианство, стремятся дать человеку чувство единения — с близкими, обществом, окружающей природой и, конечно, с самим собой. Что означает это единство (единение)? Прежде всего речь идёт о соратническом, товарищеском, дружеском, любовном единении людей. Это порой необходимо просто для того, чтобы выжить, отстоять себя — перед лицом неприятеля, суровых природных или политических условий. Знаменитые слова из песни Булата Окуджавы «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» — как раз об этом.

В истории идеал единения нередко понимали буквально — как требование укрепить сообщество. Провозглашённый коммунистом-романтиком середины XIX в. Карлом Марксом лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — типичное выражение именно такого, политического единения (для революционной борьбы с буржуазией). Уже в следующем столетии коммунисты-практики повели под этим лозунгом на вооружённую борьбу за свободу и справедливость миллионы людей, что стоило многим из них (и не только им!) свободы и даже жизни. В романе «Чевенгур» Андрей Платонов показал, как пролетарии уездного городишка, совершив у себя «революцию» сразу стали сдвигать избы, чтобы устроить жизнь сообща. Для этого, правда, им понадобилось сперва выгнать в поле местную «буржуазию» (относительно зажиточных хозяев) с семьями.

Единение рассматривали и как объединение людей в общество, преобразованное на разумных началах. Для примера можно привести утопии французского мыслителя-социалиста Шарля Фурье (1772—1837). Он рисовал идеальное общество людей, отказавшихся от частной собственности и частной жизни, разумно организованных мудрыми политиками для эффективного труда, который сменяется отдыхом и удовольствиями. Социалистически мыслящие философы и реформаторы, начиная с Платона и включая христианских первоапостолов, придерживались патерналистской этики имущественного единения. Однако, как показывает исторический опыт, при отсутствии духовного единения имущественное оборачивается иерархическим разобщением людей и появлением разных форм подавления личности. Точно так же чувство общности, которое возникает в секте, тол-

 

 

пе или шайке разбойников, рождает всего лишь иллюзию единения. Высшая нравственность, в какой бы форме (религиозной или философ-ской) ни провозглашалась, предполагает общность иного рода — духовное единение. Оно проявляется в отношениях взаимного признания, заботы и любви.

 

Источник идеала единства

Идеал единства ничем не обусловлен, дан сам по себе, существует вечно — так полагают многие. Верно ли это?

Согласно религиозным традициям, высшая норма жизни заповедана Богом. В иудаизме, буддизме, зароастризме, христианстве, исламе, не говоря уже о более поздних религиях, закон, по которому должен жить человек, либо прямо дается Всевышним, либо передается Им через пророков: Моисея в иудаизме, Мухаммада в исламе, Заратуштры в зороастризме.

Существуют и другие взгляды на происхождение идеала. Например, согласно натуралистическим или космологическим воззрениям (Пифагор, Гераклит, Дж. Брруно, Б. Спиноза, Г. Спенсер, П. Тейяр де Шарден), в форме нравственного идеала человеческий разум открывает универсальный закон природы. Принцип гармонии, пронизывающий всё устройство Космоса, на человеческом уровне обнаруживается в моральном законе единства – требованиях солидарности, заботы и любви.

Разновидность натуралистического обоснования нравственного идеала – эволюционистские теории. Так, Чарлз Дарвин и его последователи, в том числе современные (П. А. Кропоткин, Дж. Хаксли, Э. Уилсон, М. Рьюз, В. П. Эфроимсон и др.), выводят содержание нравственности из развития самой жизни. Нормы морали, полагают они, итог всей эволюции: в ходе естественного отбора выживали виды, в которых закреплялся инстинкт самопожертвования и взаимопомощи. А с развитием у человека абстрактного мышления эта тенденция привела к возникновению идеала единства.

Сторонники социального происхождения морали (Т. Гоббс, Дж. С. Милль, К. Маркс, М. Вебер, Дж. Ролз) считали, что идеал единства отражает потребность любого сообщества в стабильности, порядке и взаимопомощи. Мораль собственными средствами осуществляет ту же функцию, что и право, обычай или административная дисциплина, однако возлагает ответственность за исполнение норм на самого человека, в котором воспитывается совесть как особого рода внутренний контролёр и судья.

Есть ещё одна точка зрения (Аристотель, К. А. Гельвеций, Ж. П. Сартр, Э. Фромм), согласно которой содержание морали (а идеал выражает сердцевину этого содержания) обусловлено особенностями бытия людей. Человек — существо не только общественное, но и духовное, творческое: он способен возвышаться над обстоятельствами и преобразовывать жизнь.

Люди в самом деле вышли из природы и живут среди себе подобных. Причём этот переход осуществлялся не однажды — на первых этапах становления человечества. Он происходит постоянно и в каждом из нас.

 

 

Человек зарождается в природе (в чреве женщины), а затем, так же как в ходе эволюции люди расстались со своей «родиной» — природой, человеческий плод выбирается из лона матери и становится младенцем. Появляясь на свет, человек разрывает единство с матерью-природой. И дальше ему приходится жить в мире, где каждый внутренне обособлен. Младенческое существование органично и безмятежно — таков изначальный, бессознательный, но важный опыт каждого индивида. Сознание ребёнка не знает трагической обособленности и безысходности. Первые ростки этих чувств пробиваются лишь в отрочестве. Такой опыт принципиально возможен в той мере, в какой он обеспечен материнством. Как социально-культурный (т. е. отражённый в представлениях и нормах) феномен материнство представляет собой уникальные отношения — абсолютного бескорыстия и самоотверженной заботы. По логике своей роли мать стремится к тому, чтобы стать ненужной, ведь её любовь и забота имеют целью подготовить ребёнка к взрослой жизни и, следовательно, к независимости от этой заботы. Материнская любовь несомненно отличается от любви чувственно-эротической, которая стремится удержать любимого. Такое отношение матери (или людей, которые её заменяют: отец, няня, приёмные родители и т. д.) воспринимается младенцем как естественное, и похожего отношения к себе он ожидает со стороны окружающих. Но маленький человек растёт, и связи с матерью, семьёй ослабляются. Взрослость и выражается в освобождении от опеки. Постепенно разрывая родовые узы, ребёнок обретает самосознание, становится личностью, и в частности начинает осознавать свою обособленность от внешнего мира, отличность от окружающих, ответственность перед ними. В большой мир человек неизбежно входит через врата одиночества. Именно одиночеству и обособленности противостоит единение. Потребность в слиянии, единении с другими составляет одну из основных потребностей человека. Полное её удовлетворение (в реальности редко осуществимое) в конечном счёте воспринимается как высшее благо, или идеал.