Премьер и его телевизионный образ

 

Ввернемся к тому, как выглядит Премьер на телевизионном экране. Миллионы телезрителей, а нередко и политическая элита, получает представление о политике только через этот канал. При этом зрители улавливают не только то, что говорит Премьер, но и его невербальное поведение, отражающее то, что он хочет сказать, но выразить словами не может.

Нами были проанализированы видеоматериалы за несколько лет (1996 - 1998). Мы не ставили перед собой задачу провести контент-анализ всех видеовыступлений Ч.В.С. Большая часть сюжетов представляет собой официальную хронику, дающую чрезвычайно слабое представление о личности Премьера. Чаще всего это традиционная демонстрация открытия заседания правительства, где Ч.В.С. сидит во главе стола или подходит к нему, здороваясь с кем-нибудь из министров. Ряд экспертов полагает, что эту выигрышную для него ситуацию Премьер не использовал из-за нежелания дразнить Президента.

Другая часть видеосюжетов — это официальные встречи Премьера с отечественными коллегами. Наиболее важными из них являются показы посещения Ч.В.С. Президента Б. Ельцина. В силу отмеченных выше отношений субординации, которые он внутренне принимает, Ч.В.С. выглядит в этих сценах добрым служакой, иногда даже чрезмерно угодливым чиновником. На встречах с зарубежными государственными деятелями он предстает в достаточно формальной роли любезного хозяина. Редко с кем из этих людей Ч.В.С. связывают более тесные отношения, позволяющие продемонстрировать настоящую сердечность и человеческие качества. С малознакомыми людьми он вообще держит изрядную психологическую дистанцию. Исключением являются его встречи с политиками, которых он уже встречал и познакомился ближе, где он демонстрирует искреннее дружелюбие. В целом же этот вид сюжетов не несет большой смысловой нагрузки. Более того, как показали исследования массового сознания, эти материалы не прибавили публике понимания личности Ч.В.С.

Иным выглядит Премьер во время наиболее значимых для него публичных выступлений. Это, прежде всего, его выступления в Думе, где он неоднократно демонстрировал лучшие свои способности политика и дипломата. Хотя ряд зарубежных аналитиков* не видят в этих выступлениях ничего, кроме набора банальностей, да еще выраженных весьма невнятным языком, для своей аудитории (как в зале, так и на телевизионном экране) образ Ч.В.С. несет важный сигнал: перед ними крупный политик, возможно, один из наиболее крупных в стране, на тот момент хотя и весьма традиционный по стилю.

* Например, Марк Франчетти в газете The Times, 1998.

 

Однако это тоже не весь B.C. Черномырдин. Есть и другой его образ, который запомнился телезрителям в наиболее трудные моменты его политической карьеры. Вспомним его первое появление на заседании Верховного Совета в декабре 1992 г., когда решилась его судьба во время трудного голосования. Он был собран, ярок и убедителен настолько, что сумел изменить в свою пользу счет голосования во втором туре. В биографии Ч.В.С. останется эпизод, который изменил к лучшему отношение к нему телезрителей. На протяжении нескольких недель между компанией НТВ и Генеральным прокурором шла борьба за закрытие телешоу «Куклы». Телевидение обвиняли в том, что насмешки над первыми лицами государства дискредитируют власть. Ходили слухи, что это преследование было начато по указанию Ч.В.С. В ходе одного из интервью с ним телекомпания НТВ привела пародиста Премьера, и тот имитировал характерные движения Ч.В.С. в прямом эфире. Кукла вызвала такую естественную и добродушную реакцию Премьера, он так заразительно смеялся, что это лучше любой рекламы сработало в его пользу. После этого его перестали воспринимать как сухого и лишенного чувства юмора бюрократа.

Среди всех видеозаписей выступлений Премьера выделяется одна, сыгравшая особую роль не только в восприятии Ч.В.С., но и в истории России. Это прямая трансляция его переговоров с чеченскими лидерами во время захвата заложников в Буденновске. Премьер проявил необычайную выдержку, чувство собственного достоинства и добился освобождения заложников под свое честное слово. Такие проявления характера нельзя просто сымитировать. Это был момент, когда проявляется подлинная натура любого человека. Среди наиболее удачных выступлений Ч.В.С. есть немногие кадры, где он предстает перед зрителями в домашней обстановке, в кругу семьи, естественный и раскованный.

Правда, и здесь он дает немало оснований для подтверждения своего традиционного образа. Но все же эти кадры рисуют его в более благоприятном свете, чем интервью в официальной обстановке, где он проявляет чрезмерную осторожность, неумение прямо и коротко отвечать на вопросы, нежелание общаться с журналистами на равных, а порой и подозрительность. Одним из таких неудачных примеров было интервью Е. Киселеву, в котором Ч.В.С. пытался объясниться по поводу нашумевшей истории с убитыми им на охоте медвежатами. Он, кажется, так и не понял из-за чего поднялся такой шум, и почему после этой истории общественное мнение, особенно на Западе, было так взбудоражено.

Отношение журналистов, работающих в эфире с образом Ч.В.С., — это отдельная тема. Здесь есть и определенная предвзятость (например — только один из четырех важнейших российских телеканалов откликнулся на пятилетний юбилей пребывания Ч.В.С. в правительстве), и поверхностное, стереотипное к нему отношение, недостаточная профессиональная зоркость. Но как бы ни относились к Ч.В.С. на телевидении, очевидно, что он сам дает достаточно поводов для того, чтобы его имидж оставался размытым, не очень ясным. Следует внимательнее присмотреться к его личности, а, точнее, к тем ее аспектам, которые выявляются при выступлениях на телевидении.

На фоне монолитности общего психологического впечатления у Ч.В.С. проявляется некоторая тенденция к невротизации. Особенно заметно это в мелких движениях пальцев, манипулировании очками, в сбоях вегетатики, тяжелых вздохах.

В ряде случаев образу Ч.В.С. недостает внутренней согласованности. Нередко он эмоционально не вовлечен в разговор, личностно не включается. Ощущается некое внутреннее сопротивление, мешающее ему чувствовать себя психологически комфортно.

Интервью в домашней обстановке — было выигрышным для Ч.В.С. по жанру. Образ Премьера более интегрирован, он как бы больше является самим собой. Здесь больше оптимизма, уверенности в себе. Установка Ч.В.С.: «Я никому не старался понравиться. Я такой, каков я есть». Звучит это достаточно скромно, но политик не может себе позволить такой позиции. Один из недостатков образа Ч.В.С. — его оборонительная позиция, что вызывает и соответствующую реакцию зрителей.

Во время официальных встреч, Премьер выглядит как триумфатор: в ауре уверенности, стабильности, надежности, заражает оптимизмом. Он демонстрирует широкие жесты, охватывающие пространство, экспрессивен. Он хорошо входит в контакт с самыми разными людьми, что отражается в телесных проявлениях (Ч.В.С. трогает собеседника за рукав, обхватывает за плечо). Он весел и галантен с женщинами. Это — лидер, уверенный, что его любят. Психологический анализ позволяет предположить, что в таких сценах у Ч.В.С. сняты шлюзы запретов, и лавина освобожденной энергии окрыляет его.

Таким образом, во-первых, мы видим эволюцию его поведения. Если в первых публичных телевыступлениях и он сам, и другие воспринимают его скорее как хозяйственного руководителя, то в дальнейшем — налицо определенная работа над собой и постепенное принятие роли собственно политика. В исполнении этой роли у него есть определенные проблемы: декларируя ее принятие, он внутренне не совсем ее освоил и на бессознательном уровне ей сопротивляется. Так, не случайно он утверждает, что дома с женой не говорит о политике. Эмоционально он еще не вовлечен в эту роль. Само понимание роли политика явно нуждается во внутреннем принятии и расшифровке. Интересно, что в конце своей карьеры Премьера он явно отошел от этой линии поведения.

Другой линией эволюции образа Ч.В.С. является растущее умение публичных выступлений. Правда, в этой области у Ч.В.С. остается немало сложностей, связанных с установлением контакта с большой аудиторией, с журналистом и поведения перед камерой. Ему бывает трудно сразу включиться в разговор. Он долго «раскачивается», но когда «заводится», то чаще на злости, чем на положительных эмоциях.

Во-вторых, Ч.В.С., несомненно, обладает психологическими ресурсами для дальнейшей эволюции политического поведения. Психологические особенности Ч.В.С., структура его личности позволяют ему быть эффективным политиком. Не случайно, он оказался востребованным позже — в роли Спецпредставителя Президента, а затем посла в Украине. Артистичность, владение ситуацией, способность в игровой манере решать сложные проблемы взаимоотношений, кураж — очень ценные качества политического лидера, которыми Ч.В.С. сполна обладает. При определенной негибкости натуры Ч.В.С. в то же время способен учиться. На протяжении даже небольшого периода времени произошли положительные сдвиги в его публичном поведении.

В-третьих, как и всякий политик, Ч.В.С. сталкивается с определенными психологическими трудностями. Позитивному восприятию его образа мешает ряд проблем. Есть моменты сбоев в вегетатике. Не все в порядке и с жестами: например, поздравляя с Новым годом, он в то же время позой демонстрировал отстраненность. Излюбленный жест Ч.В.С. — указующий перст может быть воспринят как чрезвычайно обидный и восприниматься как агрессия, неуважение к собеседнику и высокомерие. Несмотря на бравурность некоторых выступлений, у Ч.В.С. проявляются элементы беспокойства. Следует отметить плохо скрытую обидчивость и болезненное восприятие критики. Но его внутренние личностные проблемы не имеют угрожающего характера. В целом в личностном плане он достаточно благополучен.

 

Партийные лидеры

 

В этом подразделе мы хотим познакомить вас сразу с двумя политиками. Они являются психологическими антиподами. Один из них известен своей невероятной экстравагантностью и раскованностью, несмотря на которые он устойчиво ведет свою партию от выборов к выборам и может считаться одним из ветеранов политической сцены 90-х. Другой политик — человек чрезвычайно интровертированный, подчеркнуто скромный, но имеющий также более чем десятилетний опыт политической деятельности и известный в Думе, в 1995 — 1999 гг. как один из наиболее успешных лоббистов. В 1999 г. он создал собственное движение, которое объединило по преимущественно людей из регионов.

Различны и источники нашего анализа. В первом случае — это интервью, данное политиком для нашего исследования несколько лет назад. Его текстуальный анализ позволяет выявить некоторые глубинные особенности его поведения. В другом случае источником информации были и глубинные интервью в ходе консультирования и исследования восприятия политика массовым сознанием.

Политик X

 

Политик X - известный думский деятель, 49 лет на момент интервьюирования. Послушаем, что он говорит о себе и о власти.

Я был шестым ребенком в семье. Отец... был простым юрисконсультом, работал в Управлении Туркестано-Сибирской железной дороги. Он умер в год моего рождения в результате автомобильной катастрофы. Я стал сиротой.

Два брата были офицерами, приезжали в отпуск, военная форма, разговоры об армии, и в этом плане они повлияли на меня. Я мечтал стать офицером. Ну а сестры, они все старше меня. Я был самым младшим, особо конфликтовать мне было сложно. Я помню, что в детский сад не хотел ходить, старшая сестра меня водила силой, и это мне не нравилось, я с ней по этому вопросу конфликтовал, в том плане, что я сопротивлялся.

Мама ничего о политике не говорила. Она говорила, что без партбилета ничего не получить. В этом плане сожалела, что была однопартийная система. Знакомые... все мучились. По радио слушали информацию, воспринимали.

В школе авторитет — преподаватель по истории. Мне этот предмет больше всего нравился. Спорил с учителями все время. За это мне снижали оценку за поведение. С ребятами тоже спорил (споры в основном политические). Уже тогда для меня социальное было важнее, чем личное. Я участвовал в политзанятиях. Сам проводил политзанятия. Это было интересно. Мои выступления нравились.

На первом этапе я верил тому, что говорят по радио, телевизору, но потом стали закрадываться сомнения. Я был комсоргом, и учительница двойки закрывала тройками, чтобы повысить успеваемость. Очковтирательство это называется. Вот это все видел я, моменты фальшивые... В детском саду — я из бедной семьи, а другие дети, из богатых, приносили воспитательнице духи, конфеты, и она относилась к ним лучше, а ко мне соответственно хуже...

K лoзyнгaм хорошо относился. Демонстрации любил. Все это красивое, оркестры, все веселые. Хорошо было. Голубей запускали.

В партию не вступил. Я критиковал и видел порочности системы, видел, что партия фальшивит, поэтому не хотелось участвовать в организации, которая обманывает. С годами это становилось все ощутимее.

Свобода определенная была. Мы из рогаток стреляли по окнам, по лампочкам, дымовые шашки пускали в троллейбус.

Как нужно воспитывать детей?

Главное, чтобы это был ребенок, которого родители хотят.

Идеальный отец должен больше заниматься воспитанием, чем мать, особенно воспитанием мальчика. Патриотическое воспитание, трудовое, половое, выбор профессии — это все должен делать отец. Идеальная мать. Ну... она... Идеальный вариант, когда два ребенка в семье. Девочка больше с матерью, отец — с сыном, чтобы... обычно родители ругаются, они сами разрушают семью, ребенок растет, видит ругань, поэтому...

Моя мама старалась быть «идеальной». Она очень нас любила, все, что могла, отдала. Сын должен любить отца, звонить ему периодически и говорить: «Здравствуй, папа!» Заботиться об отце должен идеальный сын, но... Если идеальный отец, то у него идеальный сын, поэтому отец часто сам не дает того, что нужно ребенку. Воспитывать, учить жизни реальной, такой, какая она есть на самом деле. Если дурак, зачем ему учиться в вузе? Толку нет. Не надо делать ничего искусственно. Фальшь, фальшь... то есть ложная любовь, ложная профессия и потом ложным становится государство и ложная цивилизация.

Этот отрывок из интервью обнаруживает очень сложные и неоднозначные отношения респондента к власти. В первую очередь, очевидно, что для него как для личности и профессионального политика власть желанна, притягательна, ценна. Оброненные им детали составляют довольно явственный позитивный образ власти времен его детства и юности. Когда он вспоминает о чтении закрытого письма ЦК 1956 г., это означает, что члены его семьи должны были быть членами партии, которые к тому же плакали в день смерти Сталина.

Не следует особенно доверять словам X о том, что его мать сожалела об однопартийной системе, а знакомые все мучились: это сказано, чтобы произвести на интервьюера вполне определенное политическое впечатление. Зато вполне достоверны другие его воспоминания о том, что по радио слушали информацию и ее воспринимали, что сам он участвовал в политзанятиях, и ему это было приятно и интересно, что был он комсоргом, что лозунги и демонстрации он любил. Последнее высказывание окрашено очень личными и эмоциональными оттенками: с этими политическими символами нашей прежней жизни у X ассоциируется все яркое, красивое, праздничное, веселое («Хорошо было. Голубей запускали»).

Образ власти у Х психологически соотносится с силой. Об этом можно судить косвенным образом по репликам, относящимся к не политическим, а чисто семейным отношениям. О том, как выглядит власть, он получил первое представление, когда против его желания мальчика силой водили в детский сад. Позитивным образом государственная власть и сила ассоциировались с братьями-офицерами, причем они сами, их форма так заворожили мальчика, что он стал мечтать о военной карьере. Таким образом, здесь мы имеем довольно любопытный симбиоз положительных и негативных ассоциаций респондента с властью. С одной стороны позитивные характеристики связаны с ее восприятием как силы, причем военной (не случайными, видимо, были и его недавние мечты о том, чтобы помыть сапоги в южных морях). Примечательно, что свободу от власти он понимал либо по детски агрессивно (стрелял из рогаток по окнам, дымовые шашки пускал в троллейбус), либо пассивно, как сопротивление («конфликтовал в том плане, что сопротивлялся»).

Власть вызывает у него массу неудовольствий. Даже если вынести за скобки чисто конъюнктурные соображения о порочности прежней системы, остается одна весьма значимая (повторяющаяся в коротком интервью несколько раз) характеристика власти - она казалась фальшивой. Государство, партия, система, учительница — все фальшивили, обманывали, занимались очковтирательством. Это очень серьезный момент в отношении между респондентом и политикой. Что стоит за этим? X поразительным образом приоткрывает нам внутреннюю логику происхождения своих представлений о власти, претензии к которой имеют очень личный характер, говоря: «Фальшь, фальшь, то есть ложная любовь, ложная профессия, и потом ложным становится государство и ложной цивилизация». Проследим эту логику. Она коренится в истории становления его личности, в опыте отношений власти и подчинения, полученном в ходе первичной политической социализации.

Х родился в первую послевоенную весну. Это главное событие всего повествования о его жизни. В тексте интервью его «Я» выпирает из рассказа, временами оттесняя даже отлитый во многочисленных книгах и интервью почти канонический имидж политика. Эгоцентризм Х достигает большого накала. Например, говоря о своей семье, он сообщает, что был шестым ребенком, но рассказывая о смерти отца, объясняет, что именно он стал сиротой (про остальных братьев и сестер мы от него ничего не узнаем).

Исключительность нашего героя проявляется и позже, когда в шестилетнем возрасте он, узнав о смерти вождя всех народов, не плачет (а все кругом плачут). Он спорит и с учителями, и со сверстниками — в основном по политическим моментам. Вот здесь и возникает сомнение в достоверности такого объяснения: скорее всего и тогда, и сейчас этот человек просто реализует свое «эго» за счет других. Происходит это под влиянием травм его детского «Я», которые деформировали его Я-концепцию*. В данном случае можно говорить о травмах его «семейного» и «социального» «Я», которые побудили его искать компенсацию в политике и во власти.

* Winter et all. The Personalities of Bush and Gorbachev Measured at a Distance: Procedures, Portraites, and Policy// Political Psychology, 1991. Vol. 12. No 2. P. 215— 243. См. Хрестоматия по политической психологии: пер. с англ. / Под ред. Ше-стопал Е. - М.: ИНФРА-М, 2002.

 

Комплексы X, лежащие за гипертрофированным «Я», проявляются в первую очередь в его неудовлетворенности социальным статусом семьи. Когда он сообщает, что отец был простым юрисконсультом, когда рассказывает, что после смерти отца семья очень нуждалась (продажа коровы, ощущение бедности уже в детском саду), то становится ясным, что речь не идет о чисто материальных проблемах: наш герой страдает от социального унижения, избавиться от которого можно только поднявшись на самую высокую ступень социальной лестницы.

Другой серьезной травмой Я-концепции является травма его «семейного» «Я»*. Сложные отношения X к отцу, матери, братьям и сестрам были тем фундаментом, на котором позже выросли и его отношения с другими людьми, с властными структурами. Принято считать, что младшие дети в семье обычно получают больше ласки, чем старшие. X о себе так не думает. Из интервью можно сделать вывод, что перед нами человек, которому не додали заботы, ласки, который заслуживает намного большего: лучших родителей, лучшую судьбу. Обида сквозит и в ряде высказываний, причем довольно часто она не осознается их автором. Так, ему не нравится, что он был шестым ребенком в семье («идеальная семья — это отец, мать, и максимум двое детей, родители должны хотеть ребенка, идеальный отец должен больше, чем мать, заниматься воспитанием ребенка и т. д.»). Мы видим, что эти идеалы мало соответствуют обстоятельствам реальной жизни X. Он и дальше будет чувствовать, что недостаточно защищен, когда в детском саду его мать не может сделать подарок воспитательнице, а в школе ему снижают отметки за то, что он спорит с учителями. Жизнь его обманула, она не дала ему того, что он заслуживает. Может быть, отсюда идет эта логическая цепочка, с которой мы начали: ложная любовь, ложная профессия, ложное государство? Возможно, именно здесь лежат корни того, почему, отвечая на наши вопросы, X больше говорит не о реальных обстоятельствах своей жизни, а пространно описывает свои фантазии об идеальных близких? Во всяком случае именно травма его семейного «Я» очень существенна для понимания того образа власти, который фиксирует интервью. Власть имеет для X компенсаторный характер. Не случайно представление об идеальном отце включает требование, которое он переносит и на власть: отец должен заниматься воспитанием, делать то, что нужно ребенку (то есть X). За это идеальный сын скажет ему: «Здравствуй, папа».

* О психологических травмах этого политика писал и известный психоаналитик Белкин А. в своей книге «Вожди или призраки». — М.: Олимп, 2001.

 

Политик Y

 

Политик Y - лидер нового политического движения, созданного перед выборами 1999 г.

Депутат Y — был одним из самых эффективных депутатов, им инициировано более 40 законов, которые были приняты Думой. Проведя несколько успешных избирательных кампаний, в 1999 г. он принял решение создать собственный предвыборный блок и активно занялся осуществлением этой идеи. Y — человек необычайно скромный, трудоголик, забывающий о себе и целиком сосредоточенный на нуждах и страданиях своих избирателей. Его отличительной чертой является подчеркнуто «немосковский» вид, манера речи и одежды. При всей своей внешней простоватости он не забывает напомнить собеседнику, что он — доктор физико-математических наук. Он интересен в данном случае как пример противоречивости различных составляющих его политической роли. Описание этого случая основано на анализе тестов и видеозаписей с выступлениями Y и соответствующем описании исполняемой им роли.

Так, подавая себя как человека, Y неизменно делает акценты и обращает внимание на такие свои качества, как честность, открытость, прямолинейность, безыскусность.

Демонстрируя себя как политика, Y многократно, последовательно и настойчиво обращает внимание на принципиальность, бескомпромиссность, твердое отстаивание позиций и убеждений. Y усиливает этот образ, доводя его почти до гротескной роли героя-одиночки, единственного борца за правду, разоблачителя и гневного обвинителя своих противников, противостоящего практически всем политическим силам и направлениям.

Свою политическую функцию Y провозглашает как высокую миссию «служения народу».

Идеологическая платформа декларируется как позиция убежденного центриста, вплоть до «воинствующего центризма».

Как профессионал Y преподносит себя в качестве эксперта-экономиста с конкретной экономической программой, которую он излагает сложными специальными терминами с использованием схем и графиков.

Не трудно заметить, что первые три роли традиционно ассоциируются с левыми политическими позициями и находятся в противоречии с последними двумя. Утрированная позиция «воинствующего центризма» сама по себе уже является психологическим парадоксом.

В целом можно увидеть, что частично Y удается достичь цели, некоторые аспекты и черты воспринимаются в соответствии с его представлениями. В диалогах он проявляет быструю и адекватную интеллектуальную реакцию. Y мобилизован, логичен, четко излагает свои взгляды, уверен в себе, активен, прямолинеен. Периодически для подкрепления своих аргументов он использует яркие метафорические образы, придающие высказываниям недостающую выразительность.

Но успешной реализации его стратегии мешает и то, что говорит Y, и то, как он это делает. Так, несмотря на уверенность Y в себе, на декларируемый им отказ от каких-либо уловок для формирования своего имиджа, хорошо заметны сознательные усилия, направленные на создание и совершенствование своего образа и определенные успехи на этом поприще. Это означает понимание важности последовательной работы над собой.

Однако эмоциональная выхолощенность его поведения и завышенная самооценка создают определенные трудности. Прежде всего, это касается эмоциональной невыразительности и значительной противоречивости образа, создающих негативный эмоциональный фон вплоть до резко отрицательного эмоционального восприятия.