Теоретическое обоснование проективного подхода к диагностике личности

На ранних этапах развития проективного подхода возможности его обоснования искали в идеях психоанализа и гештальт-психологии. В рамках классического психоанализа существенное влияние имела концепция 3. Фрейда о «первичных» (воображение, сновидение, грезы) и «вторичных» (мышление, восприятие и др.) психических процессах, а также положения о катексисе и гиперкатексисе¹ стиму­лов. Слабоструктурированные стимулы проективных методик считались ослаб­ляющими или основательно нарушающими «вторичные» процессы, ориентиро­ванные на реальность и тормозящие развитие гиперкатексиса.

Экспериментальная проверка символической реализации первичных процес­сов в фантазии, воображении поставила перед исследователями новые вопросы. Так, оказался необъяснимым факт снижения количества «пищевых ответов» пос­ле суточного голодания, т. е. голодные испытуемые, первоначально проецировав­шие свою потребность (раннее опознание стимула как пищевого, приписывание ему пищевых характеристик), позднее делали это все реже и реже, несмотря на то что потребность оставалась неудовлетворенной (см. выше об аутистической про­екции). Получалось так, что происходит не только активизация первичных про­цессов. Активно включаются и выходят на первый план вторичные, когнитивные

Катексис (от лат. cathexis — притяжение) — в психоанализе под катексисом понимается психиче­ская энергия, тесно связанная с демонстрацией внешнего объекта; например, ребенка катектирует предлагаемая ему материнская грудь. В нашем случае полагается, что образы, соответствующие дей­ствительности, не возникнут, так как затруднен катексис к неструктурированным или слабострук­турированным стимулам.

процессы, которые и обеспечивают своеобразную задержку непосредственного удовлетворения потребности, актуализируя прежде всего защитные механизмы личности. Но это объяснение будет сделано позднее, а пока вернемся к первым исследованиям, обосновывающим проективный подход.

Гештальт-психология в теоретическом обосновании проективных методик ис­ходит прежде всего из того, что проективный стимул — «обратимая» фигура, до­пускающая множество толкований. Согласно положениям этой психологической школы, при интерпретации стимула аутохтонные факторы определяют границы влияния факторов интрапсихических. Если аутохтонные параметры значительно выражены, то личностные будут оказывать лишь незначительное влияние на фор­мирование образов. В то же время слабоструктурированные, неопределенные сти­мулы будут способствовать максимальному проявлению личностных особенно­стей в восприятии. Тем не менее особенности перцептивной организации, несмотря на слабоструктурированный материал стимула, оказывают вполне определенное влияние на ответы испытуемого. Гештальт-принципы перцептивной организации могут быть представлены в виде следующих пяти законов.

1. Закон удовлетворительного продолжения. Происходящее в акте восприя­
тия структурирование стимула устраняет его аморфность. Испытуемый,
стремясь согласовать форму стимула с формой хорошо знакомого предмета,
может, например, как бы «сглаживать» стимул, отбрасывая мелкие детали.

2. Закон подобия. Сходные стимулы вызывают перцептивные процессы, при­
водящие к объединению или группировке их (стимулов) в акте восприятия.

3. Закон целостности. «Неполные» стимулы порождают перцептивные про­
цессы, побуждающие к созданию целого. Так, например, происходит обра­
зование единого образа при восприятии роршаховских стимулов, имеющих
разрывы в контуре.

4. Закон близости. Формирование образов происходит между близкими друг
к другу структурными компонентами проективного стимула. Этот принцип,
в сочетании с принципом симметрии, позволяет выделить в стимулах ме­
тодики Роршаха главные детали. Подтверждением этих двух законов слу­
жат трудности в создании ответов, охватывающих все изображение в том
случае, когда оно состоит из множества разорванных деталей. /

5. Закон симметрии. Симметричные компоненты проективного стимула об­
легчают перцептивную группировку.

Считается, что перечисленные законы восприятия приложимы ко всякого рода стимулам, хотя и рассматривались в основном применительно к методике Рорша­ха. Однако есть основания полагать, что относительное влияние этих законов за­висимо от структурированности стимула и нуждается в дальнейшем изучении.

А теперь вернемся к тем исследованиям, в которых был найден ответ на вопрос о том, почему только первичными процессами нельзя объяснить эффект проек­ции даже элементарных потребностей. Речь пойдет об одном из направлений аме­риканской психологии, получившем название «новый взгляд» {New Look). Это направление переосмысливает традиционную психологическую проблему вос­приятия. Источник активности восприятия — личность. Исходя из этого форму-

лируется и исследовательская задача: изучить взаимосвязь, существующую меж­ду динамикой личности и динамикой восприятия. Дж. Брунер, один из наиболее известных представителей «нового взгляда», прямо говорит о том, что теория лич­ности никогда не будет завершенной без развитой теории восприятия. Аналогич­но нельзя объяснить всю совокупность феноменов восприятия, не найдя места для личностных факторов в его теории.

В исследованиях Дж. Брунера, его учеников и сотрудников предлагается раз­личать два вида детерминант восприятия: аутохтонные и поведенческие. Первые присущи перцептивной организации индивида, отражают электрохимические свойства рецепторов и нервной ткани. Поведенческие детерминанты находятся вне формальных границ сенсорики, они включают мотивацию, свойства личности и т. д. Предполагается, что видимое индивидом, актуально существующее в вос­приятии, является своего рода компромиссом между тем, что определяется ауто-хтонными процессами, и тем, что отбирается процессами поведенческими. Из ска­занного следует, что ограничение влияния аутохтонных факторов посредством со­здания, например, слабоструктурированных стимулов, облегчает проявление поведенческих или экстрасенсорных.

Впоследствии Дж. Брунер вводит механизм, опосредующий влияние лично­стных факторов на восприятие, так как в противном случае восприятие становит­ся непосредственным выражением личностных особенностей. Таковым является своеобразное когнитивное образование или «гипотеза», понятие, близкое «уста­новке», «познавательному предрасположению». Процесс восприятия состоит из трех этапов:

1) восприятие начинается с некоторого ожидания или гипотезы (готовность
к восприятию);

2) прием информации из среды;

3) процесс проверки или подтверждения (информация либо подтверждает
гипотезу, либо оказывается ей несоответствующей).

Важнейшая характеристика «гипотезы» — ее сила. Чем сильнее «гипотеза», тем выше вероятность ее возникновения в ситуации и тем меньше количество соот­ветствующей информации, необходимой для ее подтверждения. Тем самым и больший объем несоответствующей этой «гипотезе» информации необходим для ее опровержения. Сила «гипотезы» зависима в основном от пяти факторов: час­тоты подтверждения в прошлом; количества альтернативных гипотез; познава­тельного подкрепления; мотивационных и социальных факторов. Таким образом, связующими звеньями теории восприятия с теорией личности служат различия в характере и силе «гипотез», используемых различными индивидами. Эти разли­чия и отражают личностные особенности.

Исследования, проводимые «новым взглядом», позволили обнаружить и неко­торые частные проективные феномены личностного происхождения. Оказалось, что восприятие эмоционально значимого материала, являющегося социально за­претным (например, демонстрация порнографии, слов-ругательств) в условиях затрудненности его опознания (например, расфокусировка изображения) может подвергаться весьма значительным изменениям. Так был обнаружен феномен,

названный перцептивной защитой. Он выражается в том, что запретные или не­благоприятные стимулы опознаются (сравнительно с нейтральными) хуже, под­вергаются искажениям, в то же время наблюдается обратное перцептивной защи­те явление — более раннее опознание отрицательных аффектогенных стимулов. Для объяснения этого явления Дж. Брунер (Bruner, 1948) считает возможным говорить о следующих трех механизмах селективного восприятия.

♦ Механизм резонанса — стимулы, соответствующие потребностям, ценно­
стям личности, воспринимаются точнее и быстрее, нежели им несоответ­
ствующие.

♦ Механизм защиты — стимулы, несущие потенциально угрожающую «Я»
информацию, узнаются хуже, подвергаются большему искажению.

♦ Механизм сенсибильности — стимулы, угрожающие целостности индиви­
дуума, могущие привести к расстройству психического функционирования,
узнаются ранее всех прочих.

Экспериментальные данные показали, что существуют индивидуально-лич­ностные различия в реагировании на аффективно насыщенные стимулы. У лиц с высоким уровнем тревожности, ригидностью мышления, избегающих эмоцио­нально насыщенных ситуаций, «забывающих» события, связанные с собственны­ми неудачами, чаще всего и обнаруживается перцептивная защита. Те же, кто не уклоняется от угрожающих ситуаций, кто инициативен во взаимодействии с со­циальным окружением, люди, понимающие и принимающие себя такими, какие эни есть, раньше других опознают «опасные» стимулы, включая механизм сенси-эильности. Проявлению этих перцептивных феноменов в проективных методи­ках было посвящено немало исследований. Их критическую оценку мы сделаем тозднее, рассматривая один из наиболее дискуссионных вопросов — возможность троникновения в бессознательное с помощью проективного подхода.

«Новый взгляд» также внес ясность в решение вопроса о диагностике потреб-адстей проективными методиками. Была раскрыта связь между содержанием по-гребности, ее интенсивностью и проективным выражением. Потребности, кото-)ые не несут угрозы «Я», но не находят по тем или иным причинам удовлетворе-1ия, могут непосредственно или аутистически проявляться, проецироваться (об гутистической проекции см. выше). Иначе обстоит дело с блокируемыми, скры-ыми от «Я» потребностями. В этом случае невозможна их непосредственная про-жция, так как они опосредуются защитными механизмами. Наконец, потребность грямо проецируется до тех пор, пока усиление ее интенсивности не «запустит»;ащитные механизмы, чрезвычайно сильная потребность, даже и будучи проти-юречащей требованиям «Я», может привести к личностному дисфункциониро-

1ЭНИЮ.

В 1950-е гг. для обоснования проективных методик привлекаются исследова-шя, которые разрабатываются во многом в русле психоаналитического учения о 1еханизмах контроля, а также представления об «Эго-функциях», свободных it конфликта. Так, Д. Рапапорт (Rapaport, 1945) полагал, что развитие «Я» связа-ю, во-первых, с прогрессирующей эмансипацией когнитивных функций от при-1итивных аффективных структур личности, во-вторых, с дифференциацией самих

6.3. Теоретическое обоснование проективного подхода к диагностике личности 303

аффективных структур, их автономизацией от базальных влечений. Вследствие этого устраняется искажающее влияние разного рода побуждений на познаватель­ные процессы, преобразующиеся в «Эго-функции», свободные от конфликта». Так­же появляются более совершенные механизмы их регуляции, одним из которых и будет контроль. Контроль опосредует отношения субъекта со средой путем учета как объективных свойств стимуляции, так и потребностей личности. В отличие от защитных механизмов, контроль действует в любых ситуациях. Контроль — индивидуальный подход к разрешению аффективно нейтральной задачи.

Изучение механизмов контроля, а позднее и более широкого образования — когнитивного стиля, способствовало сосредоточению внимания исследователей на детермининации проективной продукции индивидуальной стратегией позна­ния субъекта. Ответ испытуемого на стимулы проективных методик начинает пониматься как итог сложной познавательной деятельности, в которой слиты воедино когнитивные и аффективные особенности личности.

Такая позиция находит поддержку со стороны известных американских пси­хологов. Так, И. Вайнер (Werner, 1993) утверждает, что поиск единой теории, свя­зывающей особенности интерпретации стимулов с личностными характеристика­ми, — это поиск несуществующего, поскольку методика Роршаха, по его словам, сама по себе не тест личности; это методика генерирования данных. А вот уже эти данные, как и любые фрагменты человеческого поведения, могут быть интерпре­тированы с разных теоретических позиций. Все, что необходимо знать, — это по­чему методика Роршаха или любой другой проективный тест генерируют инфор­мативные данные. И. Вайнер видит тому две причины: во-первых, методика Рор­шаха создает ситуацию принятия решения, в которой люди ведут себя так же, как и в подобных ситуациях в жизни, проявляя свой личностный стиль; во-вторых, методика создает ассоциативную ситуацию, в которой люди склонны приписы­вать личностные характеристики тому, что они воспринимают, проявляя, таким образом, свои склонности и убеждения (ср. с характеристикой теста Роршаха Дж. Экснером [Ехпег, 1980, р. 564]: «Нет, этот тест не рентгенограмма души, пси­хики. Было бы чудесно, если бы все это было так. Но фактически данные теста позволяют в какой-то мере установить, как испытуемый воспринимает, перераба­тывает впечатления, исходящие от окружающего его мира или той части этого мира, которую можно воспринимать по-разному»).

И. Вайнер рассматривает два общепризнанных в США подхода к интерпрета­ции методики Роршаха: как средство измерения особенностей когнитивного структурирования (включая процессы внимания, восприятия, памяти, принятия решений и логического анализа) и как мера тематического воображения (вовле­кающего процессы ассоциации, проекции и символизации), трактуемого на осно­ве психоаналитической теории эго-функционирования. И. Вайнер настоятельно подчеркивает, что методика Роршаха не перцептивный, не психоаналитический, не каким-либо иной тест; она не нуждается в теориях, поскольку говорит сама за себя; а любые попытки доказать превосходство той или иной теории будут бес­плодны. Ныне намечены линии интеграции используемых систем интерпретации, в рамках которых реакции на «пятна» Роршаха рассматриваются и как процессы

перцептивной организации, и как ассоциативные процессы, выявляющие скры­тую динамику личности (Rapaport, 1946/1968; Exner, Weiner, 1982).

Интересны и подходы к пониманию и теоретическому осмыслению механизмов, реализующихся в проективных методиках, сложившиеся в советской психологии. При этом нужно помнить о том, что для немногочисленных советских исследова­телей, вынужденных преодолевать недоверие официальной науки к проективным методикам, «запятнанным» близостью к психоанализу, естественно стремление в их теоретическом обосновании использовать наделенные у нас едва ли не маги­ческим объяснительным потенциалом понятия установки и деятельности.

Основоположник психологической школы установки Д. Н. Узнадзе (1961) в свое время писал о том, что восприятие возможно только после формирования соответствующей этому восприятию установки. Восприятие — это продукт реа­лизации созданной установки. Из этого и исходят при объяснении механизма про­екции. Получается, что при интерпретации специфичного для проективного под­хода слабоструктурного стимула возникает установка восприятия, обладающая определенной структурой. Эта установка, по мнению В. Г. Норакидзе (1975), мо­жет вступать в связь с прошлым опытом человека, закрепившимися ранее нереа­лизованными установками, и, таким образом, в процессе структурирования сти­мулов и присвоения им определенного значения могут проявиться особенности структуры личности, природа ее мотивов.

Иная позиция в обосновании проективного подхода представлена последова­телями теории деятельности. Обоснование опирается на понятие «личностного смысла», который создает, как пишет А. Н. Леонтьев (1975), «пристрастность че­ловеческого сознания». Е. Т. Соколова (1980), отталкивающаяся в своих работах от личностного смысла как объяснительного понятия, считает, что смыслом об­ладает не только действие, но и обстоятельства, условия, в которых совершается действие. Она выделяет два различных смысла условий деятельности: смысл бла­гоприятствования совершению действия и смысл препятствия.

Наибольший интерес, полагает Е. Т. Соколова, представляют те смыслы, кото­рые обнаруживают так называемый преградный характер обстоятельств. Ситуа­ции препятствий, преград ведут к прерыванию действия. Действие оказывается незавершенным. Ставшие хрестоматийными эксперименты Б. В. Зейгарник пока­зывают, что незавершенные действия и сопутствующие им обстоятельства запо­минаются лучше завершенных, а если прямое завершение невозможно, то чело­век начинает совершать замещающие действия (при сформированной тенденции к их завершению). Исходя из этого ситуация проективного исследования рассмат­ривается как создающая условия для проявления замещающего действия. В соот­ветствии с предположением Е. Т. Соколовой, личностные особенности, диагно­стируемые с помощью проективных методик, могут быть адекватно поняты в тер­минах личностных смыслов и соответствующей деятельности субъекта, направ­ленной на их поиск или сокрытие. Правда, далее следует оговорка о том, что речь идет прежде всего об интерпретационных методиках.

Поскольку ситуации проективного эксперимента рассматриваются как созда­ющие условия для проявления замещающих действий, из продукции, полученной: помощью проективных методик, «вычерпывается» личностный смысл целей

и обстоятельств действий, а прежде всего тех обстоятельств, которые имеют для человека преградный, конфликтный смысл. Сложность своей позиции сам автор этой гипотезы усматривает в том, что необходимо от утверждения о проявлении личностных смыслов преградных обстоятельств в проективных методиках перей­ти к разработке критериев, позволяющих обнаружить их в конкретной продукции испытуемого. Как видим, в данном случае спецификой проективного подхода по­лагается его направленность на выявление прежде всего субъективно-конфликт­ных отношений. Такая позиция весьма сужает ту сферу проявлений личности, которая затрагивается при проективном подходе.

В более поздних работах Е. Т. Соколова (1995) проводит мысль о том, что «вы­черпываемое» из данных проективных методик содержание более широко и не ограничивается только сферой личностных смыслов, а также связано с непосред­ственно переживаемыми на неосознаваемом телесном языке эмоционально и мо-тивационно насыщенными состояниями, лишь опосредованно регулируемыми смыслом «Я» (с. 42). Проективное исследование рассматривается как своего ро­да диалог между диагностом и обследуемым, в котором последний сообщает «не столько о совершенном им, сколько о незавершенном — о возможном, желаемом или отвергаемом... Создаваемые картины мира и образ "Я" глубоко пристрастны, их категоризация искажена под воздействием аффективных переживаний прош­лого и настоящего и нередко представляет собой своеобразный личностный миф о мире и о себе-в-нем....Проступающие сквозь проективный тест личностные чер­ты и особенности представляют собой не личность "вообще", но уникальную лич-ность-в-диалоге-с-совершенно-конкретным-собеседником; в этом смысле "проек­тивные тесты" — всегда продукт совместного общения обследуемого и психоло­га-диагноста "здесь-и-теперь"» (с. 43). Рассмотрение процедуры исследования в качестве диалога позволяет автору говорить не только о психотерапевтическом потенциале проективных методик, но, более того, полагать известное единство проективного обследования и психотерапии.

Д. А. Леонтьев (1998), рассматривая различные пути теоретического обосно­вания ТАТ, полагает, что в традиционном проективном подходе, в соответствии с которым в рассказах обследуемого должны найти отражение его личностные свой­ства, определяющие особенности реального поведения, игнорируется всегда су­ществующее взаимодействие личностных параметров с факторами ситуационны­ми, внеличностными. Иначе говоря, поведение, как это уже хорошо известно, и мы об этом говорили ранее (см. гл. 2), не может быть определено в опоре только на личностные особенности. По мнению Леонтьева, шагом вперед в теоретическом обосновании ТАТ и, естественно, многих схожих с ним методик явился интерак-ционистский подход, открывающий «возможность перехода к принципиально иной, деятельностной модели объяснения» (с. 32). В качестве примера интерак-ционистского подхода рассматриваются исследования Д. Мак-Клелланда и дру­гих психологов, в которых было показано, что мотивы, оставаясь относительно устойчивыми характеристиками личности, не могут быть поняты как ситуацион­но-инвариантные условия деятельности, их актуализация зависит от особенно­стей понимания ситуации, перспектив успеха действия и других факторов. Теория мотивации Мак-Клелланда была реализована в разработке методик для измере-

ния отдельных мотивов на основе ТАТ (наиболее известна методика для измере­ния мотива достижения). В этих тестах картинки-стимулы подбирались таким образом, чтобы однозначно стимулировать определенные мотивы. При этом по­лагалось, что свидетельством различий в соответствующем мотиве является то, что в рассказах испытуемых по содержательно одинаковым картинам тема этого мотива проявлялась по-разному. Таким образом, прогноз реального поведения предполагает учет интенсивности мотива.

Развитием интеракционистского подхода Леонтьев полагает предложенное им теоретическое обоснование ТАТ — деятельностно-смысловой подход. Согласно этому подходу, в рассказах по стимулам ТАТ отражается индивидуальный образ мира обследуемого, представляющий собой «целостное и многоуровневое пред­ставление действительности, формирующееся на протяжении всей жизни субъек­та, выполняющее функции регуляции практической деятельности и опосредую­щее любые процессы психического отражения. Образ мира выступает источником субъективной определенности, позволяющей однозначно воспринимать объек­тивно неоднозначные ситуации. Возникающая на основе образа мира в конкрет­ной ситуации система апперцептивных ожиданий влияет на содержание воспри­ятий и представлений, а также определяет характер восприятия неоднозначных стимулов таким образом, чтобы актуально воспринимаемое или представляемое содержание соответствовало целостному образу мира, структурирующим его смы­словым структурам и вытекающим из него интерпретациям, атрибуциям и прогно­зам относительно данной ситуации, а также актуальным смысловым установкам» (с. 41). Диагностическая ценность ТАТ обусловлена, по мнению Леонтьева, тем, что, зная особенности восприятия индивидом разных сторон действительности, присущей ему интерпретации неоднозначных событий и ситуаций и приписывая все это сложившемуся у него устойчивому образу мира, можно «вычислить» жиз­ненные смыслы для него тех или иных людей, ситуаций и обстоятельств и на этой эснове предсказать реальное поведение его в подобных обстоятельствах (с. 42). Основополагающим принципом для объяснения и анализа феномена проеци-эования, на наш взгляд, служит представление об активности процесса восприя-гия, его личностном характере. Из разработанного в психологии понимания про-десса восприятия как одной из форм активности личности, включенной в контекст)бщей психической и практической активности, вытекает и понимание данного гроцесса как сложноструктурного, необходимо включающего изменения устано-sok, тенденций, мотиваций. В любом перцептивном действии выступает личност-юе отношение человека, отражается вся многообразная жизнь личности.

Воздействие внешнего объекта, как писал С. Л. Рубинштейн (1957), опосреду-тся обусловленной им деятельностью субъекта, а выражением так понятой зако-гомерной обусловленности образа является его характеристика как субъективно-о. Именно в силу опосредования через внутренние условия, сформированные в ависимости от предшествующих внешних воздействий, и становится возможным ведение в образ внешнего мира (проецирование) определенных элементов «Я», становок, тенденций личности. Иными словами, процесс актуализации ассоциа-ий, представлений не оторван от строения и особенностей личности, а связан «внутренними условиями».

Проекция, обусловленная активностью восприятия, — не механический про­цесс наложения субъективного на внешний объект, не проекция в собственном значении слова, а фактор, принимающий непосредственное участие в формиро­вании образов действительности. Использование неоднозначной стимуляции при отсутствии строго определенной мотивации деятельности (основной принцип проективного подхода) позволяет изучать влияние несенсорных, личностных факторов. При уменьшении влияния структуры стимула процесс восприятия раз­ворачивается как сложная аналитико-синтетическая деятельность. Выделение существенных признаков, их сопоставление и создание в итоге этого гипотезы — вся эта сложная деятельность, направленная на разрешение задачи — снятие не­определенности, пронизана личностным смыслом.

Стремление к разрешению неопределенности — это общая и фундаментальная характеристика психического функционирования. Увеличение неопределенно­сти (в известных пределах) побуждает субъекта к активизации деятельности, ак­туализации прошлого опыта. С преодолением неопределенности мы сталкиваем­ся практически в любых видах жизнедеятельности. Направленность на снятие неопределенности характеризует поведение субъекта как на биологическом, так и на психологическом и социальном уровнях. Снятие неопределенности может происходить как целенаправленный процесс, порой на первый план могут выдви­гаться эмоциональные реакции. Конкретные и многообразные формы реагирова­ния зависимы от личностных особенностей субъекта. Из всех возможных реше­ний о выходе из той или иной ситуации мы выбираем то, которое есть в нашем опыте, закреплено через действие или переживание, и, таким образом, проециру­ем присущий нам и никому более способ подхода и разрешения ситуации.

Теперь о допускаемой многими авторами проективных методик гипотезе, со­гласно которой устойчивые личностные свойства находят свое отражение в про­дуктах воображения, фантазии и эти же свойства будут определять реальное по­ведение. Сразу укажем на то, что с помощью проективной техники мы проникаем в мир воображаемого поведения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что дерз­кие и безрассудные поступки, совершаемые в нем, вполне сочетаются с осторож­ностью и уравновешенностью в реальных жизненных ситуациях. Даже при доста­точно однозначных ситуациях, используемых, например, в тесте для измерения мотива достижения Мак-Клелланда, не может идти речи о полном соответствии результатов обследования и реального поведения. Снижая уровень неопределен­ности в предлагаемых испытуемому стимулах (как это и было реализовано в тес­тах Мак-Клелланда и некоторых других), мы постепенно придем к максимально определенным (насколько это возможно вообще) по своему значению стимулам-ситуациям. Но и в этом случае мы не сможем сказать, что в рассказах испытуемо­го наблюдаем аналог реального поведения. Однако вполне можем утверждать, что имеем дело не с проективными стимулами, а некоторым их подобием.

Как известно, рассогласованность между установками и поведением начала волновать социальных психологов еще в 1950-е гг.

Необходим учет ситуационных факторов, которые в ходе диагностического об­следования заданы, во-первых, спецификой его процедуры, а во-вторых, особенно­стями используемого стимульного материала. Так, в случае тематической проек-

ции обследуемый имеет дело с хотя и неопределенными, но содержательно узна­ваемыми стимулами-ситуациями (здесь мы сознательно абстрагируемся от послед­ствий действия мотива экспертизы, возникающего в любой психодиагностической ситуации), в которых и проявляются присущие ему личностные особенности. Од­нако из этого вовсе не следует вывод о том, что поведение обследуемого в реаль­ных ситуациях окажется точно таким же, как в тех, которые конструируются им на основе представленных исследователем стимулов.

В ответах на задания проективных методик обнаруживаются личностные свойства, проявление которых обусловлено особенностями стимулов-ситуа­ций. Отсюда следует мысль, которая уже была высказана на страницах этой кни­ги (см. гл. 2): диагностика личностных особенностей будет предсказывать реаль­ное поведение только тогда, когда она основывается на учете жизненных ситуа­ций, актуализирующих проявление не только тех или иных свойств личности, но и конкретную форму проявления каждого из них.

Сказанное позволяет нам сделать вывод о том, что

проективные методики следует рассматривать как приемы опосредованного изучения лич­ности, основывающиеся на построении специфической, пластичной (слабоструктурной) сти-мульной ситуации, стремление к разрешению которой способствует актуализации в воспри­ятии соответствующих ситуации тенденций, установок, отношений и других личностных осо­бенностей.

Завершая обзор основных работ, задачей которых является теоретическое обо­снование проективного подхода, отметим, что сегодня особую актуальность при­обретает изучение многообразных форм репрезентации личностного в условиях снятия неопределенности, придания смысла слабоструктурированным стимулам. Уникальный материал, получаемый исследователем при работе с проективными методиками, многослоен и позволяет, что невозможно при работе с традиционны­ми психометрическими тестами, выбрать разные уровни анализа, от так называе­мого объективного, ограничивающегося, скажем, указанием на количество уви­денных деталей изображения, до не всегда поддающихся объективации гипотез, связанных с неосознаваемыми и непризнаваемыми индивидом побуждениями. Кое-что о диагностике последних мы узнаем из следующего раздела, который не следует рассматривать в отрыве от того, что уже известно о теоретическом обосно­вании проективных методик.