Расширение возможностей в случае нарушения сознательной деятельности 1 страница

В этом разделе приводятся эмпирические и экспериментальные данные, показывающие, что при нарушении сознательной деятельности (или при нарушении мозговой деятельности, что, как известно, тоже, обычно приводит к нарушениям сознания) информационные возможности сознания иногда не сужаются, а расширяются. Это тоже говорит о том, что ограничения по переработке информации, наложенные на осознание, не могут являться ограничениями на переработку информации мозгом.

• Состояние бодрствования обычно связывается с нормальным функционированием сознания. Гипнотическое состояние — нарушение этого нормального функционирования. Тем не менее, люди под воздействием гипноза обычно демонстрируют не уменьшение, а увеличение своих возможностей по переработке и хранению информации. Заметно увеличивается их объем памяти и улучшается воспроизведение предъявленных для запоминания слов, предложений, связного текста². В состоянии гипноза люди могут вспомнить нечто давно забытое, не доступное им в нормальном состоянии. Например, испытуемый при внушении ему детского возраста начинает вести себя как в детстве: говорить с такими же интонациями, писать таким же почерком, делать в письме такие же ошибки, какие он делал в детстве³. При внушении возраста новорождённости у испытуемых появляются плавающие несинхронные движения глазных яблок (которые ни один взрослый человек не способен имитировать), сосательный и хватательный рефлексы, рефлекс Бабинского (который рассматривается как

¹ Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии, с. 86-89.

²Лурия А. Р. Психология памяти. М., 1970, с. 59.

психофизиологический показатель, характерный исключительно для младенческого возраста), и даже электрическая активность мозга, соответствующая детской '. Более того, испытуемый способен воспроизвести симптоматику некоторых своих детских болезней. Описан случай, когда нормальная ЭЭГ взрослого человека изменялась, и в ней обнаруживались признаки эпилепсии, когда испытуемому внушался возраст, в котором, по его словам, у него наблюдались эпилептические припадки ². Но ведь это значит, что человек способен неосознанно управлять даже электрофизиологическими характеристиками собственного мозга!

• В состоянии гипноза также возрастает скорость выполнения простых арифметических операций, что было известно уже Н. Аху. Вот пример из современных исследований: «Испытуемому, погруженному в гипнотический сон, внушается, что в ряду карточек, на которых изображены числа, он не будет видеть ту, на которой изображена формула, дающая после выполнения указанных в ней действий число 6. Карточку, на которой изображено выражение:

√16 х 3 + 2

(или даже более сложное), испытуемый перестает после этого воспринимать» ³. Для того чтобы не увидеть предъявленную карточку, т. е. чтобы принять решение о невосприятии того, что стоит перед глазами, испытуемый должен за время, отведенное на узнавание, выполнить следующие действия: прочитать формулу, написанную на карточке; провести соответствующие вычисления и получить ответ; затем сравнить этот ответ с заданным в инструкции числом и только после этого принять решение о том, вводить ли информацию о данной карточке в сознание. И всё это делается почти мгновенно! У. Джеймс удачно поясняет необходимость восприятия загипнотизированными испытуемыми предъявленного изображения при принятии ими решения о невосприятии

' Психологические исследования творческой деятельности. М., 1975, с. 149-174; Овчинникова О. В.. Насиновская Е. Н., Иткин Н. Г. Гипноз в экспериментальном исследовании личности. М.,1989.с. 31.

² См. Handbook of hypnosis and psychosomatic medicine. //Ed. byG. D- Burrows, L. Dennerstein, Amsterdam, N.Y, L., 1980.

³Бассин Ф. В., Прангишвили А. С., Шерозия А. Е. Основные критерии рассмотрения бессознательного в качестве своеобразной формы психической деятельности-// Бессознательное, 1. Тб., 1978, с. 77.

этого изображения: «Проведите штрих на бумаге или на доске и скажите субъекту, что этого штриха там нет, и он не будет видеть ничего, кроме чистого листа бумаги или чистой доски. Затем, когда он не смотрит, окружите первый штрих другими точно такими же штрихами и спросите его, что он видит. Он будет указывать один за другим на все новые штрихи и пропускать первый каждый раз независимо от того, сколько будет добавлено новых штрихов и в каком порядке они будут расположены. Очевидно, что он не слеп ко всем штрихам как к виду Он слеп только к одному конкретному штриху, занимающему определенное положение на доске или на бумаге, т. е., к структуре сложного объекта;

и, как ни парадоксально это может звучать, он должен с большой точностью отличать его от всех других ему подобных, чтобы оставаться слепым к нему, когда рядом с ним появились другие. Он «воспринимает» его в качестве предварительного шага, чтобы не видеть его вообще!» '

• В гипнотическом состоянии улучшаются: сенсорная чувствительность, характеристики внимания, выполнение задачи по удержанию груза, рисование, игра на музыкальных инструментах, игра в шахматы и т. д. Так, стоит внушить слабому шахматисту, что он — шахматный гений, как класс его игры повышается сразу на два шахматных разряда². Время реакции на неосознаваемый (вследствие гипнотического внушения) раздражитель меньше, чем на осознаваемый ³.

• Иногда даже болезнь расширяет возможности использования информации. Известны случаи, когда люди в болезненном бреду говорили на едва знакомых им языках. Один из самых популярных примеров — зарегистрированный ещё в XVIII в. случай с неграмотной немкой, которая во время болезни в горячке стала говорить на древнееврейском, древнегреческом и латинском языках. Выяснилось, что когда ей было 9 лет, она жила в доме пастора на правах отчасти его воспитанницы, отчасти служанки. Пастор любил расхаживать по коридору возле кухни, где жила девочка, читая вслух свои любимые тексты древних авторов. Когда

'Цит. по Овчинникова О. В., Насиновская Е. П., Иткин Н. Г. Гипноз в эксперинтальном исследовании личности. М., 1989, с. 34-35.

² Психологические исследования творческой деятельности, с. 174-193.

³ Блинков С. М. К вопросу о происхождении дисперсии времени реакции. Исследование времени реакции у испытуемых, находящихся в состоянии гипноза. // Об актуальных проблемах экспериментальных исследований скорости реагирования. Тарту, 1969, с. 60-66.

женщина выздоровела, она не смогла вспомнить ни одного слова из того, что бормотала в бреду.

• В первой части уже говорилось, что в состоянии естественного сомнамбулизма человек показывает чудеса ловкости, на которые не способен в нормальном состоянии сознания. В. Шкловский вспоминает слова своего друга — ученика И. П. Павлова: «Каждый человек может ходить по проволоке благодаря устройству ушных лабиринтов, но он об этом не знает» '. Приятель Шкловского, однако, был не совсем прав. Сам он, видимо, знал, как устроены ушные лабиринты, но вряд ли это его знание помогло бы ему стать эквилибристом. Если разбудить идущего по проволоке сомнамбулу, то он мгновенно потеряет равновесие. Именно нарушение сознательной деятельности (в частности, введение в изменённые состояния сознания, например — гипнотические, сомнамбулические) снимает наложенные сознанием ограничения.

• Описывается случай с четырёхлетним мальчиком, который вследствие полученного им перелома черепа «впал в беспамятство». Ему была сделана трепанация, но по выздоровлении он не мог оживить в себе ни самого происшествия, ни следовавшей за тем операции. Однако уже будучи 15-летним юношей, он в горячечном бреду рассказал своей матери все подробности своей операции с мельчайшими деталями в описании лиц, которые при этом присутствовали².

• Возможно, и наркоз способен увеличивать скорость переработки информации. Э. Эвартс вырабатывал условный рефлекс у обезьян, которых обучали отпускать телеграфный ключ как можно быстрее в ответ на включение света. Реакции, время которых не превышало 350 мс, подкреплялись фруктовым соком. Регистрировалось время между появлением света и первым разрядом нейронов моторной коры (связь с мышечной активностью которых была предварительно диагностирована). Выяснилось: моторные нейроны пирамидного тракта давали разряд через 120 мс после включения света, но никогда менее 100 мс (и лишь спустя 50-100 мс после этого наблюдалась мышечная реакция). Но при этом у обезьян, находящихся под наркозом, нейроны пирамидного тракта часто реагировали на свет уже через 30 мс³. Правда, вряд ли возможно доказать, что подобные эксперименты вообще имеют какое-нибудь отношение к сознанию.

' Шкловский В. Б. О теории прозы. М„ 1983, с. 68.

²Бехтерев В. М. Объективная психология. М.. 1991. с. 213.

³ См. Милнер П. Физиологическая психология. М., 1973,с. 115.

• Некоторые психические нарушения по самой своей сути предполагают: то, что больной не может делать в результате своего нарушения, он, тем не менее, обязан уметь делать — правда, не осознавая этого, в противном случае он вообще не смог бы совершать такого нарушения. А. Бергсон приводит в качестве примера случай больного, позабывшего букву F — одну только букву F. «Зададимся вопросом, — пишет Бергсон, — можно ли абстрагироваться от одной определенной буквы всюду, где она встречается, а значит, отделить её от произносимых или написанных слов, с которыми она образует единое целое, если эта буква не была сначала имплицитно опознана?» '

• Известно, что у младенца нескольких дней от роду наблюдается настолько выраженный хватательный рефлекс, что можно даже поднять ребёнка, рефлекторно схватившегося за пальцы взрослого. Хватательный рефлекс — подкорковый акт. Проявляемая ребёнком физическая сила вряд ли вызвана сознательными намерениями. Произвольное движение, уверяет А. Р. Лурия, появляется только тогда, когда хватательный рефлекс оказывается заторможенным ². А затем ребёнку придётся ещё долго развиваться и учиться, чтобы достигнуть такого же проявления физической силы на уровне сознательной регуляции, которой он, тем не менее, вполне владел до этого.

• Среди умственно отсталых, у которых очевидно снижены функции сознания, чаще случайного встречаются лица с феноменальной памятью или способностью к феноменальному счету (например, умение без всякой тренировки переводить даты в дни недели). Стоит добавить, что проявления феноменальной памяти свойственны также нецивилизованным (лишённым письменности) народам ³и маленьким детям (так называемая эйдетическая, т. е. образная феноменальная, память). По-видимому, ещё чаще феноменальная память проявляется при сочетаниях этих факторов ⁴.

¹ Бергсон А. Материя и память. Собр. соч.. I, М., 1992. с. 235- \\

² Лурия А. Р. Язык и сознание. Ростов-на-Дону 1998, с. 36.

³ Бергсон А. (Ук. соч., с. 257) приводит такой пример: «Один миссионер после данной проповеди дикарям Африки наблюдал, как один из слушателей дословно повторил его проповедь с теми же жестами от начала до конца». О часто встречающихся случаях феноменальной памяти среди примитивных народов много писал Л. Леви-Брюль,

⁴ «Среди умственно отсталых и примитивных детей эйдетическая память распространена больше, чем среди нормальных... Очень часто умственно отсталые дети обладают выдающимися способностями мнемотехнического запоминания. Это выдающиеся художники памяти», — так пишет Выготский Л. С. (Собр. соч., 3, с. 254). Однако любовь к красоте слога слегка подвела автора. Умственно отсталые дети, как и все выдающиеся мнемонисты, - не художники, а автоматы памяти.

• В состоянии обычного сна происходит не контролируемое сознанием сгущение времени, когда скорость протекания процессов намного превосходит привычную скорость сознательной переработки информации. Все знают, что иногда, услышав во сне звонок будильника или телефона, мы успеваем — без всякого сознательного усилия — увидеть сновидение, длящееся едва ли более 2-3 с, трансформирующее этот звук в напряженную историю с нагромождением различных деталей. Многие исследователи, целенаправленно изучавшие влияние неожиданных раздражителей на сон, отмечали поразительную скорость создания сценариев сновидений. Например, к лицу спящего подносят раскаленное железо, а ему снятся разбойники, врывающиеся в дом и заставляющие обитателей выдать им деньги, ставя их голыми ногами на раскаленные уголья. Во время сна смещение валика дивана под головой спящего вызвало у него длинное сновидение из времен Французской революции, в финале которого спящий предстает перед трибуналом в составе Робеспьера, Марата и др. и отвечает на их вопросы; он, приговоренный к смерти, в сопровождении толпы отправляется на казнь; его ведут на эшафот, где палачи связывают ему руки; нож гильотины падает... и он просыпается в неописуемом ужасе от ощущения отделения своей головы от туловища '.

• Сгущение времени происходит и в ситуациях, когда при внезапной угрозе жизни происходит своеобразное отключение сознания от угрожающей ситуации. Пережившие состояние внезапного удушения утонувшие или повешенные люди, если их всё же удавалось спасти, уверяли, что они за очень короткое время ясно видели перед собой почти все события своей жизни, в том числе давно забытые, с мельчайшими подробностями и в том порядке, в каком они совершились (так называемая «лента жизни»). Появление ленты жизни, её сценарий не находятся под сознательным контролем. Но все отмечают, что «прокручивается» эта лента с чрезвычайно высокой скоростью.

Однажды я увидел фрагмент собственной ленты жизни. Шел как-то по знакомой городской улице и не слишком внимательно глядел себе под ноги. Решил сойти с тротуара на дорогу, сделал шаг

'См, Фрейд 3. Толкование сновидений. Ереван, 1991, с. 24-26.

и с изумлением почувствовал, как куда-то проваливаюсь... Одновременно перед глазами возникли яркие, быстро сменяющиеся эпизоды моей жизни с никогда не вспоминавшимися подробностями. Но внезапно всё пропало — я даже не успел испугаться, а уже оказалось, что спокойно стою на дороге. Что же произошло? В асфальте была маленькая ямка. И все богатство воспоминаний промелькнуло за то время, пока нога опускалась на каких-то лишних пять сантиметров.

* Люди хорошо знают, как легко можно что-то забыть и как трудно, а иногда при всем старании невозможно, вспомнить то, что необходимо. Тем не менее, различные экспериментальные данные (с применением гипноза, электростимуляции мозга, а также анализ клинических случаев в психиатрии, случаев феноменальной памяти и др.), приводят многих авторов к убеждению, что мозг запоминает вообще всю поступающую в него информацию, да ещё с отметкой о времени её поступления ¹. (Напомню, что эта позиция имеет весьма давнюю историю: Августин отмечал логическую невозможность осознавания факта забывания; И. Гербарт, видимо, первым утверждал, что ничего не исчезает из памяти; к этому же выводу на основе своих клинических наблюдений пришел С. С. Корсаков; Г. Эббингауз, опираясь на аналогичное представление, создал специальный метод регистрации «ушедших из сознания» знаков — метод сбережения; эту точку зрения энергично отстаивал 3. Фрейд).

Подведем итог. Во-первых, в принципе гипотетичны любые допущения о том, что ограниченные возможности мозга по приему, хранению и переработке информации определяют ограниченные информационные возможности сознания, так как работа мозга описывается в химических, физических и физиологических терминах, а информационное содержание этой работы является лишь более-менее правдоподобной интерпретацией. Во-вторых, экспериментально выводимые следствия из подобных допущений рано или поздно опровергались в эксперименте. И, в-третьих, многочисленные и самые разноплановые исследования доказывают одно и то же: возможности мозга по переработке информации явно превосходят возможности сознания. Разумеется, никакие эмпирические данные и логические аргументы не могут не посредственно подтвердить логическую идеализацию, принятую психологикой, не могут доказать правомерность попытки вывести

¹ См., например, Соколов Е. И. Механизмы памяти. М., 1969. с. 5.

ограничения, накладываемые на сознание, из логики познавательной деятельности. Введение идеализации не доказывается, а постулируется. Но всё же они побуждают рассматривать эту идеализацию (постулат об идеальном мозге) как не слишком сильно противоречащую реальности.

Буридановы проблемы

Психологика выделяет два типа задач, решаемых живыми существами. Первый — когда оценка любого возможного решения может быть вычислена организмом (мозгом) по заранее заданным критериям. Конечно, критерии могут быть весьма сложными, а решение — опираться на большой объем вычислений; тем не менее, мозг, как гигантский компьютер, способен решать алгоритмизируемые задачи любой трудности (а в случае ограничений на время принятия решения всегда найдет наилучшее приближение). Этот уровень полностью автоматического решения задач будем далее называть физиологическим. Название подчеркивает, что при решении таких задач никакой психики не нужно.

Иное дело, когда организм находится перед многоальтернативным выбором и не имеет критериев, позволяющих оценить в момент принятия решения его правильность (или оптимальность). Это второй тип решаемых организмом задач. Психологика постулирует: протосознательные процессы возникают для решения именно таких познавательных задач. Такой подход стыкуется с гуманистическими традициями, подчеркивающими значение свободного выбора в развитии личности. Философы не случайно называют человека «выбирающим существом». «Человек вправе называться человеком постольку, поскольку он свободен осуществлять выбор», — пишет В. В. Шаронов ¹. Однако никакого выбора нет, если его результат заранее известен субъекту или если, во всяком случае, он может по заданным критериям автоматически вычислить, как надо действовать. «Возможность ошибки — величайшая по своему масштабу из всех человеческих возможностей. Нет человека, который не ошибался бы», — заявляет А. А. Брудный ². Но откуда возникают ошибки, если идеальный мозг всегда находит наилучший вариант?

¹Шаронов В. В. Основы социальной антропологии. СПб. 1997, с. 103.

² Брудный А. А. Пространство возможностей. Введение в исследование реальности. Бишкек, 1999, с. 175.

Проблема поведения в ситуациях выбора при отсутствии критериев для его осуществления стала предметом философских споров с ХIV в. Тогда же возник знаменитый анекдот об осле, который, якобы, должен сдохнуть от голода между двумя одинаковыми стогами сена в случае, если он находится на равном расстоянии от них, т. е. тогда, когда, по предположению, у него нет никаких оснований для предпочтения того или другого стога сена. Будем называть буридановой проблемой (в честь предполагаемого автора этого легендарного анекдота Жана Придана) необходимость выбора субъектом одной из нескольких альтернатив при субъективно равных основаниях для выбора любой из них. Пример с ослом подчеркивает, что бывают ситуации, когда любой (пусть даже неудачный) выбор лучше, чем отсутствие выбора.

Логика решения буридановых проблем принципиально отличайся от задач физиологического уровня. Альтернативы субъективно равны между собой, а значит, субъекту заведомо безразлично, какой из деющихся вариантов выбрать. Поэтому остается единственный способ — использовать жребий (или более сложные разновидности случайного процесса). Решая буридановы проблемы, человек (как, впрочем, и осёл) с равной вероятностью может сделать любой выбор из нескольких возможных — в этой субъективной эквивалентности разных вариантов и заключается буридановость проблемы.

Следует учитывать: альтернативы являются равными только на момент принятия решения. Вполне вероятно, что одно из решений (а это может показать лишь последующее развитие событий) на самом деле объективно (т. е. с точки зрения каких-либо заданных критериев) лучше. Для индивида было бы целесообразно использовать полученную post factum оценку не только для более успешного поведения в подобной ситуации в дальнейшем, но и для улучшения стратегии принятия решений в целом. Однако последнее невозможно. Стратегия случайного выбора в принципе не может совершенствоваться.

Психологика предлагает новую идею: пусть на самом деле мозг пользует стратегию случайного выбора при решении буридановой проблемы, но при этом одновременно запускает специальные протосознательные процессы, которые объясняют принятое решение неслучайными причинами. Это позволяет в последующем оценивать уже не эффективность какого-то отдельного случайного выбора, а эффективность выбранной причины, объясняющей этот случайный выбор. Попробуем понять, в чем преимущество такого способа решения буридановых проблем.

Если стратегия, случайно приписанная случайному выбору, из объективных соображений окажется неудачной — что ж, от неё всегда можно будет отказаться. Но пока не работают критерии, позволяющие жёстко установить, какой выбор надо делать, любой конкретный выбор априори равно эффективен (потому ведь и делается случайный выбор), а значит, он ничем не хуже любого, другого. Но есть все-таки малюсенький шанс, что случайно выбранная стратегия окажется a posteriori эффективной! Вот тогда это обеспечит колоссальное преимущество. Иначе говоря, принятие решения в соответствии с однажды случайно правильно угаданным общим законом очевидно успешнее, чем принятие решения после случайного правильного угадывания отдельного действия.

Приписывание случайному выбору стратегического замысла вполне целесообразно. Человек оказывается постоянно направленным на угадывание общих правил. Выбор последующих действий затем осуществляется в соответствии с этим общим правилом (по крайней мере, до тех пор, пока не доказано обратное). Психологика тем самым считает: человек ведет себя так, будто он настойчиво пытается угадать правила игры, по которым с ним «играет» природа. Именно путём угадывания идёт наука (об этом, как ранее уже цитировалось, говорил И. Лакатос). При этом человек, конечно же, должен быть убежден, что такие правила существуют и что природа их не меняет. Ещё И. Кант доказывал необходимость для познания априорных знаний, т. е. знаний, данных до опыта, а priori. Кант, правда, не заметил, что догадка — это как раз и есть предположение о реальности, данное до опытного обоснования.

N.B. Смысл угадывания состоит ещё и в том, что всегда можно скорректировать догадки так, чтобы они соответствовали реальности, т. е. действовать, как говорят математики, методом последовательных приближении. Приведу пример решения уравнение таким способом. Допустим, мы хотим решить уравнение:

x^з+x=131

Предположим (наугад), что решение этого уравнения: х=0. Подставим нашу догадку в уравнение. Получим 0=131. Попробуем слегка изменить сделанную догадку. Пусть (также наугад) х=10. Тогда при подстановке получим: 1010=131. По-видимому, решение лежит в диапазоне от I до 9. Попробуем новую догадку: х=5. Подставляем и получаем: 130=131. Это более похоже на правду? Можно продолжать дальше в поисках более точного приближения, а можно посчитать его достаточным и остановиться. Такой итерационный процесс позволяет с любой заранее фиксируемой

286

точностью найти решение таких систем уравнений, которые не удается решить в общем виде.

Теперь рассмотрим принятие решения буридановым ослом. Допустим, что ни один из двух стогов сена не имеет для осла никаких активных преимуществ. Ему, грубо говоря, всё равно, с какого стога начать, — лишь бы начать. Однако оба стога лишь субъективно равны — между ними всегда можно найти какое-либо объективное значение. Именно об этом говорил Лейбниц, который в результате вообще отрицал реальность буридановых проблем. По Лейбницу, и осёл, и тем более человек в любой ситуации имеют объективные основания выбора. Он писал: «Вселенная не делится на две половины плоскостью, рассекающей осла посредине в длину — так, чтобы и та, и другая половины были совершенно равны и подобны... Внутри и вне осла существует множество не замечаемых нами вещей, которые и вынуждают его направиться в одну сторону скорее, чем в другую... Ангел, по крайней мере, Бог всегда мог бы представить основание, почему человек склонен принять избранную им сторону, указав причину или мотив, побуждающий человека на самом деле склониться к этой стороне, хотя этот мотив очень часто бывает сложным и нам самим непонятным» '.

Аргументы Лейбница, однако, говорят лишь об одном: если выбор сделан, то найти достаточное основание для объяснения этого выбора всегда возможно. Но они не доказывают, что это основание и было реальной причиной выбора. Психологика же считает: поведение осла определяется автоматически осуществляемым случайным выбором, но не Бог и не ангел, а сам осёл находит для него достаточное основание, т. е. приписывает этому выбору следствие какого-либо общего стратегического принципа — например: «Всегда при прочих равных условиях надо идти налево». Если затем осёл не сможет добраться до левого стога (попадет в болото или в лапы к тигру), то он отвергнет выбранную стратегию и сформулирует новый принцип, например: «Я был не парав, всегда надо идти не налево, а на юг».

Историческое напоминание. Д. Юм первым обратил внимание на то, что идея необходимой связи между объектами не может быть научена в опыте. Действительно, писал Юм, «если допустить, что порядок природы может измениться и что прошлое может перестать служить правилом для будущего (т. е. природа изменит правила игры — В. А.), то всякий опыт становится бесполезным и не дает повода ни к какому выводу, ни к какому заключению. Поэтому с помощью каких бы то ни

'Лейбниц Г. В. Соч., 4. М., 1989, с. 160.

было аргументов из опыта доказать сходство прошлого с будущим невозможно, коль скоро все эти аргументы основаны на предположении такого сходства»'. И далее рассуждал так: раз возникновение идеи необходимой связи не может быть предопределено объективно, то оно обусловлено психологическими причинами. Он писал; «Необходимость... есть качество, присущее не действующей причине, а мыслящему существу; необходимость эта состоит исключительно в принуждении его мышления»². Для Юма необходимо возникает лишь вера в необходимую связь. Неизбежность возникновения этой веры — следствие «природных инстинктов, которые не могут быть ни порождены, ни подавлены рассуждением» \ т. е. это следствие — скажем мы сегодня — генетически заложенных алгоритмов переработки информации. Любопытно, что позиция Д. Юма не имела ни явно выраженных предшественников. ни заметных последователей (его работы, правда, пробудили Канта от догматического сна, но, проснувшись, он всё же предпочел пойти своей дорогой). По мнению Б. Рассела, «в развитии его взглядов далее идти невозможно»⁴. Представляется, что интерпретация случайных решений как необходимых реализует подход Юма.

Не обсуждая пока различные тонкости, можно пояснить обсуждаемый тезис на примере. Пусть самый-самый лучший в мире компьютер учится играть в шахматы, не зная никаких правил игры и не имея никакой специальной шахматной программы. В арсенале как его возможных действий, так и восприятия действий противника находятся разные знаки: буквы и цифры шахматной нотации, названия фигур, а также некоторые специальные знаки («шах», «взятие» и т. д.). Ему известно (изначально заданные критерии), что сигналом грубого нарушения правил игры служит указание «ход невозможен», а сигналом неэффективной игры — получение от противника хода со знаком «мат». Заранее задан лимит времени на партию. По сигналу «Ваш ход» он должен предложить набор знаков в качестве «хода». Но как? Типичная буриданова проблема. Понятно, что выбор вариантов первых ходов может быть предложен только совершенно случайно. Понятно также, что практически со стопроцентной вероятностью эти попытки окажутся неудачными. Но всё же один такой «ход» из океана проб случайно может оказаться возможным...

' Юм Д. Исследование о человеческом разумении, М., 1995, с. 50.

²Там же,.с. 127.

³Там же, с. 63.

⁴ Рассел Б. История западной философии, 2. М., 1993, с. 176.

Требование приписывания стратегии случайно сделанному выбору означает, что любая случайная удача (впрочем, и неудача тоже) трактуется как найденное правило игры. (Например: «надо всегда ходить пешкой» или «никогда нельзя ходить пешкой». Позднее это правило может корректироваться: «первый ход надо всегда делать пешкой» и т.д.) Заложенная в компьютер программа, использующая выбор любого хода (хотя и сделанного абсолютно случайно) как проверку правильности гипотетических (пусть исходно совершенно не известных) правил игры, может позволить самому замечательному компьютеру играть в шахматы даже без изначально заданных правил игры '.

Как уже отмечалось, для того чтобы познавать мир, человеку нужны какие-то генетически заложенные алгоритмы, позволяющие это познание начать. Можно предположить, что субъекты имеют следующий алгоритм решения буридановых проблем: