Тюменский государственный нефтегазовый университет. Вопросы нравственной целостности личности

 

Вопросы нравственной целостности личности

 

Развитие мыслительной деятельности и в связи с этим потребность в обосновании поведения перед лицом рассудка, то есть превосходство субъективности над онтологичностью протонравственности, хорошо известны из работ Гегеля [1] как атрибут моральной стадии. Но Гегель, интерпретируя нравственную эволюцию как развитие субстанциональной идеи, не дал прямой критики кантова основания морального долга.

Между тем сущность морального долга является промежуточным этапом на пути к нравственно целостности личности. Ответить на вопросы: каково происхождение морального закона и каким образом моральный закон воздействует на индивидуума, можно через критику положений Канта о моральном долженствовании [2, с. 84].

Так, согласно категорическому императиву Канта – моральный закон – это «моральный закон во мне» [3, с. 407]. В своем труде Кант показывет как действует в душе моральный закон. Действие морального закона определяется по Канту именно чувством уважения: «Долг есть необходимость (совершения) поступка из уважения к закону» [3, с. 236]. «Уважение к моральному закону есть единственный и вместе с тем несомненный моральный мотив» [3, с. 407]. Уважение к моральному закону, - пишет Кант, - возникает из представления разума о превосходстве закона над влиянием себялюбия и иллюзиями самомнения [3, с. 407]. Он пишет: так как моральное принуждение «осуществляется только законодательством нашего разума, то оно содержит в себе также некоторое возношение», «и субъективное воздействие на чувство… можно в отношении этого возношения назвать самоодобрением, так как человек признает, что он определяется к этому безо всякого интереса только законом» [3, с. 407].

В связи с этим у Канта усматривается полная аналогия морального закона с юридическим, хотя в литературе этот аспект критики кантовой этики не замечен [2, с. 86].

Попытаемся показать следствия, ставящие под сомнения качество истинно моральной ценности законобразного «морального долга». Так, если юридический закон, будучи явлением именно правовым, а не моральным, направлен в своем воздействии на себялюбие, самосохранение индивидуума, а действие моральности полагается тоже по форме закона, то и состояния индивидуума, вызванные моральным законом, будут себялюбивым, обращенными не столько к нуждам других, сколько к собственному «Я», то есть отнюдь не подлинной моральностью, как того добивался Кант.

Идея самоодобрения, по Канкту, прямо связана с «сохранением в своем лице достоинства человечества» [3, с. 415] и негативно связана с опасностью «потерять свое собственное достоинство», «стать презренным в своих собственных глазах», «стыдиться себя», с нежеланием «стать в собственных глазах недостойным жизни» [3, с. 415]. Этим вариациям – «свое», «себя», «собственный» и т.д. вполне соответствует понимание Кантом той удивительной способности в нас, которую мы называем совесть, она сводится им к «самопорицанию и упрекам себе» [3, с. 427]. Кант пишет: «каждый человек имеет совесть, и он всегда ощущает в себе внутреннего судью, который наблюдает за ним, грозит ему и вообще внушает ему уважение (связанное со страхом)» [3, с. 376-377].

Действительно, находясь в отношении к юридическому закону самому по себе, ничего иного кроме чувства уважения и невозможно питать к нему, так как закон сам по себе не испытывает ни счастья, ни страданий – боль, нищета – и состояние наслаждения не присущи ему, бесплотному творению абстрактной мысли и социальной воли [2, с. 87]. Поэтому переживания, связанные с отношением к закону, лишены основания для жалости к нему и для радостного сопереживания с ним и, таким образом, полностью состоят из восприятия самоощущений агента. Но эти самоощущения (самоуважение, удовлетворенность самим собой как личностью при следовании требованиям юридических законов и стыд и страх за себя при их нарушении или даже только при мысленном допущении такой возможности) – целиком себялюбивые корреляты уважения к закону [2, с. 87]. Особенно видны эти себялюбивые ощущения в случаях, когда индивидуум является юридическим властным лицом (судья, депутат, офицер и т.д.) – здесь самоуважение, удовлетворенность самим собой и стыд за себя как личности имеют яркий мотивационный характер из-за функциональной идентификации себя с законом [2, с. 87].

Так, например, от судьи закон требует исполнение своих обязанностей с осознанием их значительности и важности, а также своей ответственности. Для профессии судьи нравственность и чувство морального долга приобретают особое значение в связи с его общественным положением. Известны сетования судьи, например, «какой я после этого судья?» в ситуациях страха за себя при их нарушениях или даже только при мысленном допущении такой возможности.

В силу статьи 3 Кодекса судейской этики [4] судья в любой ситуации должен сохранять личное достоинство, дорожить своей честью, избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, причинить ущерб репутации судьи и поставить под сомнение его объективность и независимость при осуществлении правосудия.

Сочетание столь разноплановых ценностей интеллектуального, этического, поведенческого и психологического характера делает профессию судьи одной из самых сложных, поскольку судья способен разрешить спор справедливо и эффективно (целесообразно) только при наличии: а) высокой квалификации; б) высокого чувства морального долга и нравственности; в) внутреннего удовлетворения своей деятельностью и статусом.

Следует заметить, что удовлетворенность, связанную с выполнением морального долга, Кант также трактует как самоудовлетворенность, что означает «удовлетворенность своим существованием» [2, с. 449].

Поскольку в соответствии с древнем постулатом «тот, кто судит других, обязан выделяться своей нравственностью» [5, с. 389], то перед внутренним взором судьи неизвестно каким путем начертано «Будь моральным – это твой долг!», и судья убежден в правильности этого веления, в его необходимости с точки зрения подлинно разумного существования [2, с. 85].

В своей работе С.П. Суровягин справедливо отмечает, что личное чувство морального долга – это вторая ступень нравственного развития индивидуума, а личное чувство нравственной любви – третья ступень в нравственном развитии индивидуума, указав при этом на то, что эмоции нравственной симпатии есть первая ступень нравственного развития индивидуума [2, с. 24, 84, 147].

Между тем, апостериорно из практического опыта известно, что мы, в том числе и судьи, депутаты, офицеры и т.д., не испытываем долга быть благодетельными в отношении людей злых и порочных, в то время как по Канту – поступок, совершенный из веления морального закона вернее всего отличается от поступка «законосообразного» по степени неприязни внушаемой индивидууму объектом или условиями поступка [2, с. 90].

Следует заметить, что С.П. Суровягин, исследовав субъективное состояние индивидуума – нравственные эмоции и чувство добра, пришел к обоснованному выводу, что абстрактый моральный закон – основополагающий кантов постулат – в данном случае фальсифицируется практическим опытом человечества как исскуственное теоретическое построение, но в качестве такового не годится даже как недостижимый предел, как идеал, потому что сама христианская мораль предписывает снисхождение к слабости человеческой личности вызванной обстоятельствами, но не к духовной подлости [2, с. 90].

 

Библиографический список

 

1. Гегель. Система нравственности // Политические произведения. М., 1978.

2. Суровягин С.П. Нравственная целостность личности: чувство добра. – Тюмень, «Просторъ», 1994. – С. 24, 84, 147.

3. Кант И. Основы метафизики нравственности // Соч.: В 6 т. – М., 1965. Т. 4, ч. 1.

4. Кодекс судейской этики: утв. VI Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 г. // Рос. юстиция. 2005. № 1–2.

5. Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран (Древность и Средние века). М., 2001. - С. 389.

 

Т.В. Коба, А.В. Нодь