Смерть — самый потрясающий визажист

 

Я просыпаюсь, выныривая из тревожного сновидения.

Гостиная медленно принимает свои обычные очертания. Я, свернувшись калачиком, лежу на суперширокой угловой синевато-серой софе, накрывшись собственным свитером. По телевизору идет очередной показ мод на «Фэшн ТВ», звук приглушен. Тенденциозно с точки зрения вампира — это я так шучу сама с собой. Модели загримированы под исчадия ада: черные круги под глазами и ввалившиеся щеки на белых лицах. Они демонстрируют черные сатиновые пелерины с капюшонами, рубашки, украшенные аппликациями в виде траурных венков, и глубокие, дразнящие вырезы мысом. Похоронный шик. Часы показывают 8:05. Мое ожерелье из чесночных головок шуршит и воняет, стоит мне только пошевелиться.

Вчера я убедилась в том, что, по крайней мере, одна из моих коллег принадлежит к легиону бессмертных.

Оставляю сообщения в голосовой почте для Лорен и Алексы. Перед Лорен я просто извиняюсь и говорю, что возникла проблема личного характера и что я не могу вернуться на работу. Перед Алексой я очень сильно извиняюсь, выражая надежду, что она оправилась от столь неожиданной реакции на данное косметическое средство, и желаю ей творческих успехов при проведении съемок финалисток конкурса «Тэсти-герл». При этом намекаю, что ей не стоит беспокоиться обо мне. Просто я решила пойти своим путем (медицинская школа всего через два месяца), а она пусть идет своим (показы модной одежды до скончания света). Как говорится, забудь меня, как я тебя.

Спустя несколько секунд после того, как я кладу трубку, раздается телефонный звонок.

Индикатор определителя показывает, что звонок с коммутатора «Олдем». Я не отвечаю, представляя себе Алексу — взбешенную, обмотанную бинтами с головы до ног. После мучительно долгих двадцати звонков телефон умолкает. Однако через несколько секунд звонки возобновляются. Я выдергиваю телефонный провод из розетки, но звонки не прекращаются — теперь они доносятся издали, из спальни Виктории. А затем начинает трезвонить мой мобильник. Трясущимися руками я заставляю его замолчать.

И так каждые двадцать минут. У меня такое впечатление, что меня решили запугать и измотать до смерти. И это срабатывает.

Надеюсь, что Сильвия уже проснулась. Я набираю ее номер на западном побережье.

Сонным голосом она спрашивает:

— Что-то случилось?

— Они звонят мне каждые двадцать минут. Как ты думаешь, может, мне бежать на автовокзал, чтобы поскорее уехать к папе?

— Думаю, что у Виктории ты в большей безопасности.

Ее логическое объяснение сводится к тому, что вампир не может войти в квартиру или частный дом без приглашения. Но если они уже бывали в доме, то могут ворваться туда в любое время суток. Аннабел, справедливо замечает Сильвия, гостила в доме моего отца. И если она одна из них...

— Ты запаслась чесноком?

Вчера после работы я опустошила все три ларька поблизости от дома Виктории, стоявшие на солнечной стороне тротуара, при этом как сумасшедшая озиралась вокруг — не покажется ли женщина-вамп в шмотках от-кутюр.

— Да. Я разложила его по всем подоконникам и у дверей и ношу на шее большое чесночное ожерелье.

— Именно так делали в «Дракуле». Молодец, все будет хорошо.

— Что-то не очень в это верится.

— Однако, — продолжает она, — они могут попытаться гипнотически воздействовать на твой разум, чтобы ты сама пригласила их в дом. Не смотри им в глаза! Именно так они подчиняют людей своей воле.

— Я хотела бы вообще их больше никогда не видеть. Но что же мне делать, состариться, не выходя из этой квартиры?

Сильвия вздыхает:

— Ну не знаю. Кейт, ты не должна оставаться с этим одна. Расскажи своему отцу о том, что происходит.

— Ни в коем случае. Он подумает, что я лишилась рассудка или начала принимать наркотики.

— Тогда позвони Виктории. Она космополит и поверит тебе. Или, по крайней мере, отнесется к этому с юмором.

Вот это совсем другое дело.

— Позвоню ей прямо сейчас. — Я умалчиваю о моих подозрениях касательно Стерлинга.

Это было бы предательством по отношению к тете.

— Хорошо, дорогая. Не волнуйся. Все будет хорошо!

 

Телефон Виктории переключен на автоответчик. Я не знаю, как вкратце объяснить сложившуюся ситуацию.

— Привет, тетя Вик, это Кейт. Извини, что беспокою тебя, но у меня небольшая проблема. Не волнуйся, с квартирой все в порядке. Это по поводу работы. — Я уже почти готова произнести слово «вампир», когда связь прерывается.

Я набираю номер снова и снова, но слышу только шум от помех.

 

* * *

 

Сижу в гостиной в таком напряжении, что не могу даже смотреть телевизор. Пока, как ни парадоксально, не чувствую, что начинаю засыпать. Вокруг полумрак, и мне трудно держать глаза открытыми, но каждый раз, когда я закрываю их, мне мерещатся кошмары. Прямо передо мной хлопают крыльями летучие мыши. В темноте светятся красные глаза. Кровавая лужица растекается в пустой туфле на шпильке. Я чувствую запах сырой земли. И с криком просыпаюсь, приходя в себя от резкого запаха чеснока вокруг.

Неожиданно раздается громкий стук по стеклу двери, ведущей на террасу.

Снаружи стоят облаченные в вечерние платья Аннабел и Алекса. Их белая кожа светится в темноте, а глаза нечеловечески красны.

Я пронзительно вскрикиваю и ныряю за софу. Они материализовались за моим окном на одиннадцатом этаже! Они умеют летать! Затаив дыхание, я осторожно выглядываю поверх софы. Они все еще здесь. И даже несмотря на то что я ожидала увидеть нечто подобное, зрелище двух сотрудниц «Тэсти» там, где никаких сотрудников быть не должно, приводит меня в ужас.

— Уходите! Вас никто не приглашал! — кричу я.

Алекса запускает руку в свою сумочку, достает оттуда мобильный телефон и набирает номер. К моему великому облегчению, я замечаю, что следы повреждений, нанесенных святой водой, исчезли. Ее кожа выглядит нормально — за исключением того, что светится в темноте. Мой телефон, который я засунула в карман своей юбки, чтобы иметь возможность быстро дозвониться до 911, начинает трезвонить.

На этот раз я отвечаю на звонок.

— Пригласи нас в квартиру, дорогая, нам надо поговорить.

— Ни за что!

— Кейт, это на самом деле непрофессионально.

Аннабел трогает Алексу за плечо и берет у нее телефон. Я наблюдаю за ними из своего укрытия за софой, прикрывая глаза рукой, как делают обычно, когда видят на экране телевизора что-нибудь ужасное.

— Привет, — говорит она, — знаю, сейчас ты напугана, но абсолютно зря. Мы ведь друзья, не так ли? — Она улыбается, обнажая свои шикарные, жуткие клыки.

— Ты одна из них?

— Да, — гордо подтверждает она. — Они обратили меня весной, и я никогда прежде не была так счастлива. Плюс к тому, как тебе известно, прекращается процесс старения, что просто великолепно.

— Поздравляю! Рада за тебя! Зачем мучиться с ботоксом, если можно стать живым мертвецом?

— Это не так. Смерть — самый бесподобный визажист.

Алекса выхватывает у нее телефон.

— Дорогая, если бы тебе грозила какая-нибудь опасность, ты в первый же день твоей работы в этом здании была бы мертва. У нас существуют очень строгие правила, как жить, не привлекая внимания общества «первого мира».

Я медленно вылезаю из-за софы.

— А как же «модный убийца»? А Беверли? А как насчет...

— Ах это... — Она закатывает глаза и отмахивается. — Преступник-вампир. Случается время от времени, если какая-нибудь несмышленая девчонка сильно проголодается.

Мне очень не нравится это «сильно проголодается».

— Я увольняюсь!

— Как ты можешь уволиться? Ты даже еще не побывала на Неделе высокой моды.

— Неделя высокой моды — самое значимое событие года! — кричит в трубку Аннабел. — Приезжай в сентябре. Вечеринки все ночи напролет, один за другим беспрерывные показы моды каждый день, сумки с подарками.

— У меня четыре сумки от Эллис Рой — на все сезоны, — соблазняет меня Алекса.

— Алекса, спасибо, что зашла, — говорю я ей, подходя ближе. — Извини, но я не вернусь на работу. Это окончательное решение. — Я отключаю телефон.

— Подумай о своей тете, прежде чем сделаешь это, — говорит Алекса, вперив в меня свой немигающий красный взгляд. Зло наполняет всю квартиру, наподобие парфюма «Черная орхидея» от Тома Форда.

Я медлю.

— Виктория — отличный кандидат для укуса, — задумчиво произносит она. — Шикарная. Хорошо одета. Тратит целое состояние на аксессуары.

Аннабел разводит руки в стороны, как бы говоря: «Что я могу поделать?»

— Мы не кусаем кого попало. Мы очень разборчивы. Чем больше человек тратит на покупки, тем он «вкуснее».

Последняя рекламная кампания журнала видится мне теперь в совершенно новом ракурсе. Я кладу телефон и распахиваю дверь на террасу.

— Так что вы там говорите? — спрашиваю я нервно стараясь, однако, чтобы мой голос звучал твердо.

Выражение лица Алексы меняется — становится умиротворенным.

— Я говорю, что не все укусы смертельны. Мы можем контактировать с донором месяцами и даже годами. Но иногда достаточно и одного укуса...

Надо быть начеку. У Алексы голодный вид.

— Мне бы не хотелось, чтобы это случилось с твоей тетей, — томно произносит она.

— Ладно, чего же ты хочешь?

— Чтобы ты сортировала мои факсы в качестве моей новой ассистентки, — говорит она. — Возвращайся на работу.

— Почему? Ты ведь меня не любишь.

— Да. Ты мне совсем не нравишься, — улыбаясь говорит Алекса.

Вблизи я вижу, что святая вода все-таки нанесла ей некоторый вред. Грима гораздо больше, чем обычно, и хотя ее кожа светится, как у Аннабел, она какая-то неровная.

Заметив мой взгляд, она вздрагивает. От гнева и ненависти.

— Лиллиан хочет, чтобы ты вернулась. Я лишь выполняю ее распоряжение. У нее на тебя большие планы. Ее нисколько не волнует то, что ты сделала со мной.

Мне не нравится, что у них на меня «большие планы». Даже дружба Лиллиан с моей мамой не ослабляет моей бдительности.

— Если я вернусь, мы с тетей точно не пострадаем?

— С моей стороны ей ничто не угрожает, — хмыкает Алекса.

— А вдруг ты не сдержишь свое слово?

— Никаких гарантий, дорогая. Зато ты можешь быть совершенно уверена, что мы навестим Викторию, если ты не вернешься в «Тэсти». Я с удовольствием позабочусь о вас обеих, — шипит она, но быстро берет себя в руки. — Однако в данной ситуации это было бы непрофессионально. А я всегда профессиональна.

— Завтра приду, — обещаю я.

Мне это не нравится, но ничего не поделаешь.

Странное чувство сонливости снова охватывает меня. Я хватаюсь за дверной косяк.

— Извини! — оскаливается Аннабел. — Увидимся завтра!

Картина передо мной расплывается. Черные пятна мелькают перед глазами. Редакторши скукоживаются в своих блестящих одеждах, и у них отрастают крылья. Моя голова падает на грудь, тело катастрофически слабеет. Колени подгибаются. Я слышу, как стучит кровь у меня в висках, и этот стук сливается шорохом крыльев. И в тот момент, когда я уже почти потеряла сознание, резкий запах чеснока приводит меня в чувство и я вижу, что осталась одна. Ветер доносит до меня голос Аннабел:

— Распродажа моделей одежды Стивена Алана в два...

 

Когда спустя полчаса начинает звонить домофон, я сижу в гостиной, завернувшись в плед, все еще дико дрожа, — мне мерещатся их ужасные красные глаза и острые, как иглы, зубы.

Как ядовитую змею, беру трубку. Они уже заручились моим согласием сотрудничать. Чего еще они хотят? Моего присутствия на званом обеде по поводу нового парфюма?

— Мисс Макэллистон, это Мигель, швейцар. Здесь какой-то Джеймс Труакс, он хочет видеть вас.

— Впустите его. Пусть поднимается, — глухо говорю я.

Вероятно, Джеймс — один из них. А иначе зачем бы он притащился сюда в такое время? Хорошо, что хоть через дверь, а не через окно.

Я бросаюсь на кухню, хватаю острый столовый нож (к сожалению, негде взять осиновый кол) и сую его в задний карман джинсовой юбки. Если у Лиллиан на меня «планы», то пока я в безопасности, однако меры предосторожности не помешают.

Джеймс Труакс стоит на пороге с немного агрессивным или, может быть, нервозным видом. Цифровая фотокамера болтается на ремне, обмотанном вокруг запястья.

— Верхняя часть здания великолепна, — говорит он. — Я двадцать минут на улице снимал ваших горгулий.

Горгульи и вдобавок еще кое-кто. Интересно, не заснял ли он отлет Алексы и Аннабел.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы тебя пригласили войти, — говорю я.

— Обычно так принято.

— Входи. — Я нервозно отступаю назад, готовая к его немедленной трансформации.

Но он запросто пересекает чесночный периметр, с любопытством оглядываясь вокруг.

— Симпатичное местечко.

— У меня богатая тетя, не забыл? Откуда у тебя мой адрес?

— Рико знает информатора «Наблюдателя», он позвонил ему по моей просьбе.

— Как «Наблюдатель» узнал мой адрес? — У них же мой номер телефона.

Я ничему не должна удивляться. Однако все это по-прежнему повергает меня в ужас.

— Они как 411[30] для мира «Тэсти». Когда дело касается «Олдем», у них больше данных, чем в отделе кадров.

— Зачем ты пришел?

Джеймс кладет руку мне на спину.

— Давай сядем. — Он ведет меня в гостиную, как будто это его собственная гостиная. Я не сопротивляюсь.

— Мне сказали, ты увольняешься, — говорит он, когда мы садимся. — Я припер к стенке Аннабел, и она раскололась.

— Ну и что?

— Думаю, тебе не следует этого делать.

Члены клана неумерших решили помочь мне сделать карьеру? Это совсем не то, что я хотела бы услышать. Лучше бы он сказал: «Я сожалею, что был груб с тобой в кафетерии». Или: «Когда я узнал, что ты увольняешься, я понял, что влюблен в тебя». Или: «Я добрый вампир, как Ангел».

— Не утруждайся, — говорю я. — Алекса и Аннабел уже побывали здесь. Ты можешь возвращаться и отчитаться перед Лиллиан, что меня уже уговорили.

Он, нахмурившись, смотрит на меня.

— Я ни перед кем не отчитываюсь.

Я не верю ему.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Послушай, — говорит он. — Ты сводишь меня с ума.

Я все больше убеждаюсь, что он здесь с какой-то гнусной целью, но тем не менее придвигаюсь к нему поближе.

— Не думай, что я влюблена в тебя. Я вовсе не схожу с ума от любви.

— Я так и думал. Ты сумасшедшая. — Он нагло и сексуально ухмыляется. — И очень красивая, когда злишься. А это твое странное ожерелье-гирлянда очень соблазнительно.

Он ловко наклоняется и оказывается, опираясь на руки и колени, прямо надо мной. Мы лежим на софе. Мое сердце колотится. Глаза, вспоминаю я. Нельзя смотреть в глаза вампиру, но я смотрю. Наверное, поэтому я не оказываю Джеймсу сопротивления.

— Все равно ты мне нравишься, — говорит он, обхватывая одной рукой меня за талию. — Сумасшедшая. Подозрительная. Недоступная. Я хочу запечатлеть на пленке все твои эмоции.

Он наклоняется еще ниже. Я покорно запрокидываю лицо, чтобы он мог поцеловать меня.

Как в прошлый раз. В ту минуту, кода наши губы соприкасаются, моя кровь превращается в розовое шампанское, я пьянею и становлюсь беспомощной. Я могла бы целоваться с ним до конца света.

Мне следовало бы испугаться. Я во власти чего-то колдовского, могущественного и древнего, но его губы такие мягкие. Он делает паузы, чтобы посмотреть мне в глаза. Он целует мой рот, а потом проводит большим пальцем по моим губам и по лицу. Я забываю о вампирах, о контроле над разумом и вообще обо всем на свете.

Я сама притягиваю его к себе. И затем мы страстно обнимаемся, перекатываясь по софе. Его колено между моих ног, мини-юбка задралась, а ожерелье из чесночных головок хрустит и трещит между нами.

Может быть, думаю я, это он меня загипнотизировал? Потому что раньше я никогда такого не чувствовала. И если это правда, действительно ли это такое уж зло? Конечно же, нет. Все парни делают это.

— Зачем это? — шепчет он мне в ухо, дергая за ожерелье.

— Сними его, — неосторожно разрешаю я.

Он улыбается, и я вижу мгновенную перемену в нем. Его глаза становятся темными и опасными, когда его рот приближается к моей шее. Меня бросает в жар. Я бьюсь в конвульсиях, как будто сквозь меня пропускают ток, и издаю долгий, громкий, леденящий кровь вопль. Никогда бы не подумала, что способна издавать такие звуки.

— Что? Что случилось? — Джеймс отскакивает от меня.

Я судорожно провожу рукой по шее, проверяя, нет ли на пальцах крови, и с облегчением обнаруживаю, что нет.

— Ты пытался укусить меня!

— Я тебя целовал! — Он выглядит на самом деле напуганным.

— Не притворяйся! Я знаю, что ты пытался сделать!

— О чем ты говоришь? — Он отодвигается на противоположный край софы, держась рукой за сердце. — Ты меня до смерти напугала!

— Ты хотел навредить мне! — Я становлюсь пунцово-красной и злой, но где-то в глубине души чуть-чуть беспокоюсь, не ошибаюсь ли я — может быть, он и не вампир вовсе.

Джеймс встает и смущенно проводит рукой по волосам.

— Кейт, я сожалею о том дне. Я обещал себе, что никогда больше не свяжусь ни с одной малышкой из «Тэсти». Однажды я это сделал, и это плохо кончилось.

— Верно. Потому что ты высосал из нее все до капли?

— Ради Бога, о чем ты? — Он хватает свою обувь, стараясь держаться от меня как можно дальше. — Возможно, это была плохая идея — прийти сюда.

— Ты не вампир?!

Или он не вампир, или лучший в мире актер-кровопийца.

Он брезгливо смотрит на меня.

— Ты опять читала этот блог? Тебе нужна медицинская помощь.

— Джеймс, подожди. — Все происходящее начинает казаться мне забавным. — Пожалуйста, выслушай меня. Я не сумасшедшая, хотя, наверное, выглядит все это именно так. Наши сослуживцы действительно вампиры. Лиллиан, Алекса, Аннабел, Кристен Дрейн и наверняка кто-то еще. Я думала, что и ты тоже. Мне действительно очень-очень жаль.

— Знаешь что? — Теперь, когда его испуг прошел, он начинает злиться. — Я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что был глупцом, когда обещал себе недавно, что никогда больше не буду встречаться с девушкой из «Олдем». Поэтому, пока ты там работала, я думал, что между нами ничего не может быть. — Его голос срывается. — Но потом, когда я услышал, что ты больше не вернешься на работу, я понял... — Он замолкает и качает головой. — Как бы то ни было, я пришел зря.

— Послушай, — прошу я. — Я могу доказать это. Пожалуйста, хотя бы выслушай меня.

— Доказать?

О, черт! Как же я ему это докажу?

— Твоя камера! Ты ведь фотографировал здание полчаса назад. Я знаю, это звучит дико, но Алекса и Аннабел прилетели сюда, приземлились на террасу и угрожали убить мою тетю, если я не вернусь на работу. Не видел ли ты каких-нибудь огромных, необычно выглядевших... летучих мышей?

По его лицу я поняла, что видел. Кое-чего я добилась.

— Может, ты заснял их?

Он достает свою камеру и начинает просматривать снимки, по-прежнему держась как можно дальше от меня.

— Они великолепно смотрелись рядом с горгульями. Я сделал несколько снимков.

— Хорошо, тебе не показалось, что это необычные летучие мыши?

— Я не знаю даже, как выглядят обычные.

— Можно мне тоже посмотреть? Я не буду кричать и делать резких движений.

Мне показалось, будто он пытается подавить улыбку.

На экранчике башенки и зубчатые стены величественного готического здания выглядят как темное кружево на фоне розоватых облаков, подсвеченных заходящим солнцем. Джеймсу удалось поймать в объектив этих летучих мышей с распростертыми темными крыльями, есть несколько кадров, где их силуэты особенно четко вырисовываются на фоне вечернего неба.

— Вот здорово — получилось! — радуюсь я. — Джеймс продолжает обиженно молчать. — Нормальные летучие мыши ждут наступления темноты, — говорю я нерешительно. Думаю, так оно и есть. Я нахожу самый четкий кадр и пристально рассматриваю его. Должно же быть хоть какое-то доказательство того, что это никакие не мыши. — Не мог бы ты увеличить это?

Он берет у меня камеру и совершает с ней какие-то манипуляции, а потом снова вручает мне. Хвала Господу за высокую разрешающую способность! Я внимательно рассматриваю сморщенную черную мордочку существа, скольжу взглядом по его тонкому, как у норки, телу и маленьким когтистым лапкам.

— Думаю, что вот эта — Алекса, — говорю я.

— Мне надо идти, — пятится Джеймс.

Я увеличиваю расправленное крыло, надеясь на чудо.

— Смотри! — кричу я. — Ее когти украшены кристаллами от Сваровски. — Это правда — видны сверкающие прозрачные безделушки на фоне алеющего неба.

Он смотрит на снимок:

— Это солнечные блики.

— Да нет же!

Он снова берет камеру, мгновение смотрит на изображение, затем выключает ее и убирает в сумку.

— Невероятно, — говорит он, — а нет ли у тебя еще каких-нибудь доказательств?

 

Два часа спустя, когда я рассказала ему все, он добавил еще пару фактов, которых я не знала. Например, что в его обязанности входит также выписывать счета для фотоотдела, и у него вечная проблема: частенько он не может найти многих моделей, работавших на нас, чтобы заплатить им.

— Как правило, это новенькие. Они получают небольшое вознаграждение и шанс создать свое портфолио. Может, это им не очень-то и нужно, но все равно странно. Шестнадцатилетние девушки вряд ли отказались бы получить свои пятьдесят баксов.

Однако больше всего его интересуют не подробности о «модном убийце», а необъяснимая привязанность ко мне Лиллиан. Я мысленно замяла этот пункт. Тайная тщеславная часть меня желает верить, что она любит меня, потому что я умная и веселая и потому что она и моя мама были подругами. Но, признавая, что я умная и веселая, Джеймс беспокоится, что существует еще какая-то причина. Он считает, что это плохо — то, что я посвящена в тайны жизни вампиров. По его мнению, это больше похоже на то, как если бы убийца позволил жертве увидеть его лицо. В этом случае он точно тебя убьет.

Теперь мы по-товарищески сидим рядом на софе. Мои босые ступни совсем рядом с его ногой.

Я говорю ему, что мне уже все равно. У меня нет выбора. Если я не вернусь на работу, они нападут на Вик или на моего отца. Я не могу этого допустить.

— Ладно, но ты должна быть очень осторожна, — говорит он. — Ты можешь вернуться на работу, но в случае чего — сразу же ко мне.

Надо же, какой он защитник!

— Кроме того, мне не нравится, что ты здесь одна, пока твоей тети нет в городе. — Его темные глаза лукаво скользят по мне. — Я мог бы остаться с тобой, пока все не утрясется.

Я отнимаю у него свою руку.

Это заставляет его задуматься кое о чем.

— Почему, черт возьми, ты позволила мне войти в Дом, если думала, что я вампир? А вдруг никто не предупредил меня о том, что у Лиллиан планы на тебя?

Я вспыхиваю. Это приводит меня в смущение.

— Просто забудь об этом, — бормочу я.

— Кейт, это же безумие.

Покраснев до корней волос, я признаюсь:

— Ты мне нравишься. И к тому же я думала, что ты пользуешься способностью вампиров контролировать разум жертвы — меня так тянуло к тебе.

Он зажмуривается, на его лице неописуемый восторг. Потом он открывает глаза и говорит:

— Иди сюда...

 

Глава 15

«ТЭСТИ-ГЕРЛ»

 

В понедельник утром я на посту у двери Алексы. В одиннадцать тридцать она, наконец выходит.

Мысленно я ставлю галочку — поинтересоваться у Аннабел, почему они все спят в своих кабинетах и есть ли у них нормальные жилища. Кабинет Алексы напичкан обувью, леггинсами и аксессуарами. Обитая среди этого модного барахла и всевозможных косметических средств, она, возможно, и не нуждается в отдельном помещении для проживания. Особенно если никогда не спит ночью.

— Доброе утро. — Я стараюсь говорить бодрым, но в то же время полным раскаяния голосом. — Вот новости светской хроники. — И передаю ей пачку распечаток, подготовленных сегодня.

— Положи на мой стол. — Она делает знак рукой, приглашающий меня войти в ее кабинет.

Если святая вода и навредила ей, то сейчас это незаметно.

Я прочитала в Интернете, что раны у вампиров заживают быстро.

— Что это? — спрашивает она, размахивая у меня перед носом другой пачкой.

Если она собирается делать вид, будто никакого инцидента со святой водой не было два дня назад, то меня это очень даже устраивает.

— Не знаю. Разреши взглянуть.

Я протягиваю руку, чтобы взять у нее бумаги, но не тут-то было.

— Это безалаберность — вот что это такое! — Она гневно размахивает стопкой бумаг.

Мне удается мельком заметить мои заметки на таблице. Это отчет по материально-техническому обеспечению конкурса «Тэсти-герл», который я подготовила вместе с Аннабел.

Тут мне в голову приходит другая мысль: а где спят вампиры, не имеющие собственных кабинетов? Я еще не видела Аннабел сегодня. Надеюсь, она не летучая мышь-альбинос, висящая на пожарной лестнице и вдыхающая дым сигарет шифрующихся курильщиков.

— Кто будет встречать финалисток в аэропорту? Как они доберутся оттуда до отеля? — визжит Алекса. — Почему ты не подготовила извещения о вызове на съемку?

— Никто, — говорю я, пытаясь отвечать по порядку на ее вопросы. — Я думала, они возьмут такси.

— Это не оправдание. Какая от тебя польза? Теперь мне придется исправлять твой промах.

Получается, то, что я заказала чартерный автобус и забронировала в отеле номера для моделей, не в счет. Если бы в понедельник она дала нам четкие инструкции, а не заявляла, будто мы надоедаем ей по пустякам, все ее распоряжения были бы выполнены по пунктам. Однако босс всегда прав...

— Извини, Алекса. Я встречу девушек в аэропорту. А если ты объяснишь, как должны выглядеть извещения о вызове на съемку, я их подготовлю.

— Встречать в аэропорту гостей — подходящая работа для стажеров, — цедит она сквозь зубы. — Но слишком хорошая для тебя. Я пошлю туда Нину и Рэйчел.

— Извини, Алекса. — Больше мне нечего сказать.

— Тебе удалось одурачить Лиллиан, но со мной этот номер не пройдет. Ты получишь то, что заслуживаешь.

Догадываюсь, что эти слова имеют отношение к тому, что случилось в среду.

— Извини, — повторяю я. — Это была ошибка.

Она фыркает:

— Видишь, что ты наделала?

— Ты выглядишь превосходно.

Этого не надо было говорить. Ее глаза сужаются от злости.

— Потребуются недели, прежде чем я снова буду выглядеть на фотографиях, как раньше, — блестяще!

Вероятно, это самый большой вред, который я могла причинить ей. Ее бирюзовые кошачьи глаза загораются от бешенства.

Желваки перекатываются на ее белых от пудры щеках, тонкие руки дрожат. Я чувствую приближающуюся опасность. Она резко выбрасывает руки вперед, и я вижу ее ногти — как всегда наманикюренные, но с дугами грязи под ногтями, просвечивающей сквозь бледно-розовый лак. На моих глазах ногти стремительно удлиняются, превращаясь в опасные, длинные, бледно-розовые, остро наточенные когти. Быстрым взмахом руки она рассекает кожу у меня на щеке. Чеснок, которым я натерлась сегодня утром, ей нипочем.

— Алекса! — В дверях появляется Аннабел с «соком» каждой руке. Никогда я еще не была так рада видеть ее. — Вспомни, что сказала Лиллиан!

Алекса отступает на несколько шагов.

— Мерзавка испортила мою кожу, — шипит она.

— Однако Лиллиан взяла ее под свое крыло, — резко говорит Аннабел. — И потом, ты хочешь получить повышение, не забыла? — Аннабел закатывает глаза, повернувшись ко мне. — Алекса, конечно же, в бешенстве от твоей выходки, — говорит она умиротворяюще. — А чего ты ожидала? — Она сует один стакан так называемого «сока» в руку Алексе, а другой ставит на стол.

Та отрывисто отдает ей распоряжения, делая глоток за глотком:

— Достань мне образец извещения о вызове на съемку. Дай указания двум другим стажерам, чтобы они встречали моделей в аэропорту. И дозвонись до Джады. — Потом ее взгляд снова останавливается на мне. — Когда-нибудь я буду мучить тебя, медленно и очень долго, а потом убью, — злорадствует она.

Аннабел успокаивающе похлопывает ее по плечу.

— Может, сходим после работы на йогу? Ах да, Кейт, я только что столкнулась с Шарлоттой. Лиллиан ждет тебя в своем кабинете.

 

На сей раз никаких СПА-процедур. Лиллиан сидит за своим столом. На ней темно-красное платье с широкими плечами, выдержанное в таком строгом стиле, что напоминает рыцарские доспехи или «Армани» восьмидесятых.

— Закрой за собой дверь.

Мое тело покрывается гусиной кожей.

— Я слышала о твоей безобразной выходке, дорогая, — после минутного молчания произносит она. — Это совсем на тебя не похоже.

— Лиллиан... — Несмотря на все, что я знаю о ней, мне ужасно неловко.

— Ты неблагодарная, — с горечью говорит она. — Совсем как твоя мать. — Ее холодный взгляд пронзает меня насквозь и уходит куда-то вдаль. — Я объявила твои наряды креативными, когда все остальные считали их просто убогими.

Да, ощутимый удар по моему самолюбию.

— А ты отплатила мне святой водой? Грубо и примитивно.

Лиллиан встает и выходит из-за стола. Оказывается, она босиком, и между пальцами ног у нее специальные валики — судя по всему, ей только что сделали педикюр.

— Знаешь, — говорит она, — я бы простила тебе даже это. Я думала: «Молодая девочка. Конечно, она любопытна».

Странное безразличие, апатия охватывают меня, моя воля парализована.

Лиллиан наклоняется ко мне.

— Поэтому вчера вечером я отправилась к тебе домой. Я хотела поговорить с тобой после инцидента с Алексой. Помочь тебе смириться с тем, что тебя ждет.

Я прекрасно осознаю приближение опасности, но настолько слаба, что не могу пошевелить и пальцем. И у меня ужасное предчувствие — я знаю, что произойдет дальше.

— Но кое-кто прибыл туда раньше меня.

Джеймс! Она все-таки узнала про Джеймса.

— Лиллиан, — хриплю я. — Я никак не ожидала...

Она резко дергает головой. Ее движения быстры, отвратительны и не похожи на человеческие.

— Ты отняла у меня единственное, что делало скучнейшую череду гламурных вечеринок и дорогих новых нарядов более или менее сносной.

— Нет...

— Мне все осточертело с тех пор, как он ушел, — шипит Лиллиан. — Как бы мне еще развлечься?

Я знаю, что сейчас произойдет. Она укусит меня. Вот она берет мою безвольную руку, лежащую на коленях. Мой рукав-«тюльпан» соскальзывает, обнажая бледное предплечье с редкими веснушками. Ее глаза теперь горят красным, как тлеющие угли. Губы растягиваются все больше. Рот перекашивается, и обнажаются клыки. Лиллиан переворачивает мою руку тыльной стороной кисти вверх и опускает свою темную голову. Ее острые зубы прокусывают кожу и вонзаются в мою плоть на запястье. Я чувствую острую боль, но не могу закричать. Я содрогаюсь от отвращения, ощущая ее ледяные губы, сухой рот и острые-острые зубы. Жизнь уходит из меня с каждым сокращением моего сердца.

Кажется, это длится целую вечность, хотя, вероятно, прошло лишь несколько секунд.

Лиллиан вскидывает голову, потом облизывает рану и отбрасывает мою руку, как ненужную вещь.

По моему лицу струятся слезы. Я хватаюсь за запястье и зажимаю ранки, чтобы остановить кровотечение. И защититься, если она захочет продолжить.

— Это не причинит тебе серьезного вреда, — говорит она и отвратительно улыбается. — За исключением того, что теперь ты будешь менее желанной для своего нового приятеля. Ты нравилась ему, потому что отличалась от других девушек. Интересно, как он поведет себя, когда узнает, что ты одна из нас?

«Я не одна из вас», — мысленно кричу я.

— Разве ты не знала, дорогая моя, — глумится надо мной Лиллиан, — что мы предпочитаем подпитываться от людей, которые похожи на нас? Ты действительно одна из нас. Ты навсегда станешь моей!

Она хлопает в ладоши.

Я начинаю чувствовать свои руки и ноги. Покачиваясь, встаю.

— Все ясно, дорогая? — спрашивает она.

Я киваю и, шатаясь, выхожу из ее кабинета.

— На твоем месте я бы чем-нибудь прикрыла это, — бросает она мне в спину. — Я слышала, бархатные ленточки нынче в моде.

 

Взглянув мне в лицо, Аннабел быстро уводит меня в дамскую комнату. Я опускаюсь на безукоризненно чистый пол под автоматом с тампонами, которым никто не пользуется, и прижимаю колени к груди. Аннабел участливо обнимает меня. Ее тело холодное, как у покойника, но ее объятие, как ни странно, утешает. Потом она начинает поглаживать меня по спине, совершая круговые движения своей ледяной рукой. Непонятно почему, но ее прикосновения не вызывают отвращения.

— Дай посмотрю, — говорит она, беря мою руку. — Ничего страшного! Она лишь попробовала твою кровь. Прикупи себе какую-нибудь стильную вещицу, вот и все. И ты отлично выглядишь. Анемия — это шикарно!

— Я умру? — Я не уверена, что хочу услышать ответ.

— Всего от одного укуса? Ты доживешь до старости. Хотя, разве ты не хочешь...

— А сколько надо укусов, чтобы убить? Трех достаточно?

— Ерунда. Существует много таких... как мы, не отражающихся в зеркалах. Нет, не верно. Те вампиры вышли из моды давным-давно — тысячу лет назад. Брэм Стокер[31] вряд ли узнал бы нас в тех, кем мы стали. Стильные. Продвинутые. Хотя до сих пор терпеть не можем чеснок. Кстати, ты отвратительно воняешь.

— Спасибо за комплимент.

— В стародавние времена, если бы тебя укусила какая-то вампирша, она бы не отстала от тебя до самой смерти. Но теперь это не модно. К чему столько трупов? Приходится адаптироваться к современной действительности. Мы только кусаем разок и находим следующую жертву. — Она хмурится. — Хотя, если тебя укусили, ты становишься более привлекательной для вампиров. И тогда тебя, вероятно, будут кусать снова и снова. Ты становишься «донором». Иногда несчастные умирают. Однако это не одобряется.

Я не могу отключить в себе медика.

— Когда «доноры» истощаются, это выглядит так, будто у них случился сердечный приступ или они умерли от тяжелой анемии, да? — спрашиваю я. — Так произошло с Беверли.

— Правильно, — говорит Аннабел. — Беверли пришлось заставить замолчать, потому что она стала подозрительной. Мы сделали все, чтобы ее смерть выглядела как можно естественней.

— А как же «модный убийца»? Должно быть, это тоже вампиры?

Аннабел явно смущена.

— Это один и тот же вампир, в этом мы уверены. Кто-то выпивает кровь и потом мажет ею трупы, как будто убийца — человек. Так было и с теми девушками на вечеринке. Кто бы ни был этот «модный убийца», это его рук дело.

Разговор на обеде в «Карнивор», когда Шейн пожаловался, что эти убийства бросают подозрение на них всех, приобретает теперь определенный смысл.

— Ты думаешь, это делает кто-то из сотрудников «Тэсти»?

Аннабел вздрагивает.

— Боюсь, что так. И хуже того, кажется, Лиллиан это ничуть не волнует. Наводить порядок — ее обязанность, но она ничего не делает. Некоторые из нас даже подозревают, что это именно она...

— Значит, возможно, я укушена вампиршей, которая может оказаться тем самым маньяком?

— Лично я не верю, что это Лиллиан, — говорит Аннабел. — Она рискует слишком многое потерять.

— А что теперь будет со мной? Лиллиан может вцепиться в меня в любой момент, когда захочет?

Аннабел уклоняется от прямого ответа:

— Все гораздо сложнее. Большинство людей не могут стать вампирами. Для этого необходима генетическая предрасположенность, а это редкость — «ген моды». Однако, я думаю, у тебя он есть. Тот факт, что ты была в сознании, явное тому подтверждение — большинство людей не помнят о нападении вампира. И Лиллиан тоже так думает — вот почему она так благосклонна к тебе. Если она продолжит кусать тебя, ты, конечно, не умрешь, но сама можешь стать вампиром.

Как ни странно, я счастлива узнать, что существует ген, который свидетельствует о предрасположенности человека к вампиризму. Если существуют какие-то биологические причины, то возможно и лечение.

Однако плохо то, что этот ген есть у меня и один раз я уже укушена.

— Лиллиан может обратить тебя только в том случае, если ты сама этого захочешь, — говорит Аннабел. — Но ты и без того сильно изменишься. Начнешь делать много покупок. Станешь преклоняться перед вещами, недоступными для твоего кошелька. Даже похороны отца не смогут удержать тебя от посещения распродажи образцов модной одежды. К тому времени, когда тебе наконец предложат бессмертие, ты уже сама будешь отчаянно пытаться остановить процесс старения.

— Как происходит обращение? Это больно?

Взгляд Аннабел мрачнеет.

— Да, очень больно. — На ее щеках появляются красные пятна, вызванные воспоминаниями. — Но это восхитительная боль...

— Спасибо, можно не продолжать.

— Ты должна изменить свое отношение к нам. Надеюсь, так и будет! Приятно находиться с тобой рядом. Я самая новенькая, в штате около десяти лет, но иногда ощущаю себя аутсайдером. Мы с тобой могли бы подружиться.

При других обстоятельствах это могло бы быть заманчиво.

Она продолжает:

— Ты должна гордиться. Вампиризм — это признак аристократического происхождения. Вампирами были королевы и графини вплоть до 1700-х. Однако это также привело... — Она закатывает глаза, глядя на меня. — Ну, к революциям.

— Значит, именно тогда вампиры вошли в моду?

— Вечеринки до поздней ночи. Красивая одежда. Просто это имело смысл. Конечно, вместе с тем они изменили представление людей о красоте. До нас привлекательными считались толстые коротышки. По-рубенсовски пышногрудые. Ты же наверняка видела такие картины. Мы привнесли в моду худобу.

Вампиры — сущее зло. У меня еще миллион вопросов, но Аннабел похлопывает меня по укушенной руке и поднимается.

— Пошли работать, — бодро говорит она.

 

Я возвращаюсь к своему столу, придерживая истерзанное запястье другой рукой. Звонит мой телефон.

— Мы встречаем моделей в аэропорту в воскресенье, — сообщает Нина.

— Поздравляю, — рассеянно отвечаю я, хватая трубку.

— Привет, Кейт, это Том из мотеля «Зеленая стрела» в Джефферсонвилле. Ты заказывала у нас номера.

— Да.

— Какая-то женщина из вашей конторы только что звонила... — Он колеблется. — Она попросила отменить бронирование номеров, сказала, что девушки проведут ночь, бодрствуя, в старой усадьбе Туркотт. Однако там не самое безопасное место для палаточного лагеря. Я только хотел удостовериться — действительно снимать бронь?

Мне очень не нравится то, что я услышала.

— Я в общем-то в курсе, — помолчав, говорю я Тому, — но я проверю, знают ли они, что там нельзя разбить лагерь. Спасибо за звонок.

С жутким подозрением звоню в компанию, где заказывала автобус для перевозки девушек. Мне говорят, что мой заказ только что отменен.

Вспоминаю медицинскую анкету и главное условие — отобрать молодых девушек с нелегкой судьбой, то есть девушек, не имеющих родных. Это чтобы их никто не разыскивал. И странное решение Алексы — только она и выбранные ею члены команды будут находиться в этом импровизированном лагере. Все это неожиданно приобретает ужасный смысл.

Ни одна из финалисток конкурса «Тэсти-герл» никогда не станет новой Сесилией Мендес.

Только ленчем.

Алекса психически неуравновешенная. Безусловно, она одержима желанием завоевать статус «Самой совершенной девушки» по эту сторону Атлантики. И как любой другой женщине, ей просто жизненно необходимо подкрепиться, чтобы снять стресс. Алекса и есть этот бешеный вампир. Я в этом уверена. И девушки «Тэсти», вероятно, погибнут. Те, кто все же вернется в город, станут мобильной едой — блюдами в босоножках и обтягивающих джинсах, бродящими как сомнамбулы и откликающимися на зов, как крупный рогатый скот, в надежде на укус кого-нибудь из редакторов. Чувствуя тошноту, я вспоминаю девушку, которую спасла от вычеркивания из списка. Она стала одной из финалисток. Это я буду виновата, если она умрет.

Невероятно, но факт — десять девушек, мечтающих стать моделями, обречены на смерть, и только я могу спасти их.

 

Глава 16

ДОНОР

 

«Виделась с Лиллиан. Избегай ее любой ценой. Она знает про нас и злится».

Я не уверена, что это хорошая идея — отправить подобное сообщение Джеймсу, однако его следует предостеречь на случай, если Лиллиан захочет наказать и его тоже. Все знают, что она считает его «вкусным». Он возникает в дверном проеме нашей комнатушки спустя несколько минут после того, как я завязала на запястье ленточку, которую нашла в ящике своего стола. Джеймс такой же небритый и взлохмаченный, как при нашей последней встрече, правда, он переоделся, а его глаза кажутся темнее обычного и злее.

— Ты не предупредила меня, что идешь к Лиллиан.

— Не было времени. Но со мной все хорошо... более или менее. — Я указываю глазами на Рэйчел и Нину, которые во все глаза смотрят на нас. — Но тебе лучше не встречаться с ней.

— Более или менее? — Он решительно входит внутрь, как будто собирается немедленно осмотреть меня, чтобы удостовериться, что я не пострадала.

Надо немедленно увести его отсюда, и быстро, чтобы не дать Рэйчел повода для сплетен.

— Давай поговорим об этом позже.

— Сегодня вечером после работы я должен снимать на вечеринке в центре города. Почему бы тебе не пойти вместе со мной? Тогда мы могли бы поговорить.

— Мы можем встретиться прямо там, — возражаю я, поскольку Лиллиан уже знает про нас и я не хочу, чтобы это выглядело слишком вызывающе.

Он хочет сказать что-то еще, но передумывает, кивает на прощание и гордо выходит.

— Ого-го! — восклицает Нина.

— Девочки... — Я чувствую одновременно и гордость, и смущение.

— Та заметка в «Наблюдателе» была о тебе и о нем. — Рэйчел сопоставила события. — А если вы избегаете Лиллиан, то не обольщайтесь — она наверняка в курсе. И вы перекочевали из категории «совершенство» в список неблагонадежных! — Она мысленно сложила все фрагменты мозаики.

Кажется, нет смысла запираться. Рэйчел продолжает:

— Значит, мы никогда не будем авторами обещанной нам рубрики.

— Думаю, да.

— Ну и ладно, — говорит она почти дружелюбно, хотя я не прошу прощения. — Было любезно с твоей стороны хотя бы предложить это.

Всем своим видом она демонстрирует озабоченность моим здоровьем, поскольку я вчера отсутствовала. Некоторые из тех звонков, что я проигнорировала, были от нее и Нины, как выяснилось позже. Они даже хотели послать мне какое-то успокоительное ароматерапевтическое средство, которое получили на халяву в отделе красоты. Их доброжелательность меня смущает.

— Только не говорите никому, — прошу я. — Для меня это будет смерти подобно...

— Не беспокойся! — перебивает меня Нина. — Мы же решили поддерживать друг друга. Так что, — усмехается она, — внеси нас в список гостей на вечеринку. И расскажи нам все о нем.

 

Два часа спустя Рэйчел, Нина и я покидаем «Олдем» и направляемся в центр города к месту проведения эпохальной вечеринки. Это событие — дебют художника, который создал эркер здания в виде логотипа «Луи Вуиттон» и вырубил в скале лицо Карла Лагерфельда. Потом он пролетел мимо на небольшом самолете и сделал фотографии. Мода тут ни при чем. Все, чего я хочу, — встретить Джеймса, вернуться вместе с ним в дом моей тети и... разработать план действий. У него это хорошо получается. Прошлой ночью я уснула, прижавшись к его груди. Наши руки и ноги переплелись. Я никогда еще не спала так крепко с чужим человеком. Как можно сходить с ума от страха и от любви одновременно?

Выходит, что можно.

Скрытые под бархатной ленточкой укусы на моей руке пульсируют. Мне приходится подавлять свое страстное желание помчаться к «Барнис», чтобы только взглянуть на сумочки. Моя тетя была бы просто счастлива, если бы я купила одну из них в долг по кредитной карте моего отца. Я уже отравлена, и яд делает свое дело. К счастью, глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз, ощутив резкий запах чеснока, я стряхиваю с себя наваждение. Пусть это пикантное растение больше и не используется для защиты от вампиров, однако его неприятный запах не позволяет им добиваться полного контроля над жертвой.

Мы прибываем на место и, рассекая толпу (чеснок и здесь нам помог), входим в помещение, где так многолюдно, что место фотосъемки определить затруднительно. Я слышу, как одна женщина говорит: «Это новое движение — против защиты окружающей среды». Ее подруга отвечает: «Это так бескомпьютерно. Мне это нравится!»

Прихлопнуть бы их обеих. Вместо этого я пытаюсь, уже в который раз, связаться с Сильвией, но безуспешно. Это более чем странно, поскольку она не расстается с телефоном ни днем, ни ночью.

Джеймс, вспотевший и возбужденный, неожиданно материализуется рядом со мной. У него в руках большая камера, оснащенная устройством цифровой записи голоса для идентификации фотоснимков.

— Я видел, как ты вошла. Это сумасшедший дом. — Он оглядывается вокруг, потом быстро целует меня.

Рэйчел и Нина пялятся на нас, пока я не делаю им тонкий намек:

— Может, принесете всем нам выпить?

Как только они уходят, я быстро чмокаю Джеймса в ответ и говорю:

— Тебе действительно не следует делать этого.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — Твои губы холодны как лед.

Мне хочется рассказать ему, что со мной случилось. Со мной далеко не все в порядке — я стала «донором». Мне хочется свернуться в клубок и пореветь на его плече.

— Просто волнуюсь. Ничего страшного.

— Сегодня первый день, когда ты точно знала, что работаешь среди вампиров. Ну и как, страшно?

Какой-то темный лед, который образовался вокруг моего сердца, когда Лиллиан укусила меня, мгновенно тает.

— Послушай, мы должны предотвратить бойню, которая произойдет в этот уик-энд.

Он приподнимает одну бровь.

— Мы? — Он сжимает мою руку. — Звучит как назначение свидания. В обеденный перерыв я заскочил домой и собрал вещи. Не выходи из себя и не злись, но я собираюсь оставаться с тобой до тех пор, пока мы не будем уверены, что тебе ничего не угрожает.

Мне нравится его покровительство, которое он проявляет с тех пор, как узнал от меня про вампиров. Интересно, как он отреагирует, когда увидит следы зубов на моем запястье?

Он следит за выражением моего лица.

— Ты против?

— Нет! Конечно, нет!

Мой восторг явно излишен. Джеймс довольно усмехается.

— Я буду спать на софе, если хочешь, но одну я тебя не оставлю.

— Апартаменты моей тети слишком велики, — говорю я. — Лучше держаться поближе друг к другу.

Мы условливаемся встретиться через час у выхода, и я ныряю в толпу, чтобы найти Аннабел. Мне нужно поговорить с ней с глазу на глаз, прежде чем Рэйчел и Нина снова привяжутся ко мне.

Я вижу ее стоящей в длинной очереди в единственную туалетную кабинку для посетителей обоего пола.

— Кейт! — Она хватает меня за руку. — Привет, дорогая. Я так рада видеть тебя! Что ты думаешь о фотографиях?

— Циничные, бездушные, холодные — по крайней мере других я пока не увидела.

— А по-моему, блистательные! — Она одаряет меня ослепительной усмешкой. — Мне не следовало говорить тебе, но фотограф — один из нас. Фотографы почти все такие.

Я тут же задаюсь вопросом: не вампирша ли Джада Дилан-Холл? Если она принимает участие в этом проекте вместе с Алексой, то скорее всего тоже вампирша, хотя и высококлассный фотограф.

Кстати, о высоком классе... Человек, стоящий перед нами в очереди, — известная в городе личность. На нем самая восхитительная в этом сезоне сорочка от Шанель с кружевным гофрированным воротником и «грязный» смокинг от Пола Смита.

— Как тебе смокинг? — шепчет мне Аннабел. — Он испачкан землей «Прада». Я чувствую запах денег. Должно быть, он стоит целое состояние.

От всего этого можно сойти с ума.

— Кстати, почему ты стоишь в очереди в туалет? — спрашиваю ее я.

Она улыбается, обнажая свои маленькие клыки, и кивком головы указывает на знаменитость:

— Он «донор».

— Что ты собираешься делать? — У меня плохое предчувствие.

— Потерпи и увидишь.

Дверь туалета открывается, и оттуда выходят сразу три девушки.

Мне на самом деле совсем не хочется ни терпеть, ни смотреть. К тому же если Нина и Рэйчел засекут меня так близко от знаменитости, они тут же нас атакуют.

Я прикрываю рукой рот и шепчу на ухо Аннабел:

— Думаю, «модный убийца» не кто иной, как Алекса.

— Почему ты так думаешь?

— Фотосъемка девушек «Тэсти». Разве тебе не приходило в голову, что интерес Алексы к биографическим данным девушек и их медицинским показателям выходит за рамки конкурса моделей? Ей нужны не модели, а жертвы. Она завезет их в лес и убьет.

— Не убьет. Это равнозначно профессиональному суициду. — Губы Аннабел кривятся в усмешке. Ясно, она была бы не против, если бы Алекса пошла на это. — Даже Лиллиан взбесится, если Алекса бросит хотя бы тень подозрения на журнал.

— Но мы же обе знаем, что Алекса совсем не тот человек, который обдумывает все до мелочей. Возможно, она надеется, что ей удастся остаться безнаказанной. Или, может быть, она настолько устала сидеть на диете, что ее это вообще не волнует.

— Жаль, если у нее ничего не получится, — шутит Аннабел. — Вперед!

Когда звезда открывает дверь туалета, Аннабел проскальзывает за ним. Ее светлая голова склоняется близко к его уху, и она шепчет ему что-то. Я вижу, как он вздрагивает, потом слышу ее смех. Они вместе входят в кабинку. Я замешкалась на пороге, а затем прошмыгнула за ней, игнорируя протестующий хор людей, стоящих в очереди. Наш с ней разговор остался незаконченным.

Вблизи парень выглядит неважно. Он бледен, тяжело дышит и слегка покачивается на нетвердых ногах. Прежде чем стал знаменитым актером-кинорежиссером-постановом, он был моделью. У него тщедушное телосложение очень красивое лицо. Воспаленные глаза тем не менее восхитительны — ярко-василькового цвета, я таких прежде никогда не видела.

— Ты делаешь минет? — спрашивает он рассеянно. Аннабел не обращает на него ни малейшего внимания.

— Это самое трудное, — говорит она мне. На ее лице появляется выражение сильной сосредоточенности. — Жертва должна почувствовать сонливость и впасть в гипнотическое состояние. «Доноры» впоследствии никому не жалуются, потому что ничего не помнят. Им кажется, что это было с ними во сне.

Парень прислоняется спиной к раковине, тупо глядя на нас из-под полуопущенных век.

Чем старше вампир, тем лучше он умеет гипнотизировать жертву. И чем большее количество укусов человек перенес, тем легче его загипнотизировать. Если бы этот парень был непокусанным, Аннабел могла бы и не справиться.

Кто-то начинает колотить в дверь туалета.

Понятное дело, по нужде.

— Тебе не кажется, что нам следует что-то предпринять? Я имею в виду Алексу и девушек «Тэсти», — выпаливаю я. — Может произойти трагедия. И даже если тебя это не волнует, это отразится на журнале. — Я пытаюсь говорить с Аннабел на языке, который ей понятен. — Как ее ассистентка, ты окажешься замешанной в этом!

Аннабел убирает в сторону кружева на шее мужчины, обнажая две глубокие запекшиеся ранки на его белой коже. Края ранок белые и сухие, а в центре они черные от засохшей крови.

— Аннабел! Ты меня слышишь?

Она нежно касается его мягких золотисто-рыжих волос, отводит прядки, закрывающие ухо, а затем припадает к его шее. Он не сопротивляется, когда ее губы касаются его кожи. Его тело сильно дрожит.

Я остолбенела от ужаса. Пепельно-светлая голова моей подруги слегка подергивается, пока она насыщается. Слышно, как она громко глотает.

В моем кармане пищит телефон. Трясущимися руками я достаю его и вижу новое сообщение:

«Тебя мучает жажда? — Н.».

Моя кожа покрывается мурашками. Кто-то там снаружи — вероятно, некто, кому необходимо пописать, — и есть тот самый «Н.». За мной следят. У меня перехватывает дыхание.

— Прекрати! — ору я. — Нам надо поговорить! Сейчас же! Нельзя допустить, чтобы эта съемка состоялась! Ты же говорила, что вы... осторожны, когда дело касается людей. Ты должна мне помочь! — Но все напрасно — она словно не слышит и не видит меня. Меня душат рыдания.

Аннабел отстраняется от парня и приводит в порядок его роскошный воротник. Потом корчит мне гримасу, обнажая резцы, заляпанные алой кровью.

— Кейт, — спокойно говорит она, — пусть с этим разбираются блюстители порядка. Если Алекса сделает это, наказание будет незамедлительным и суровым. В конечном счете, все, что ни делается, к лучшему. Я не стану вмешиваться.

Я прислоняюсь к стене, еле сдерживая слезы. Я ведь действительно надеялась, что она будет на моей стороне.

Аннабел легонько похлопывает «донора» по щеке.

— Осталось совсем чуть-чуть, — говорит она. — Должно быть, на него кидаются каждые несколько минут.

— Зачем же тогда он приходит в такие места? — обессиленно шепчу я. — Он что, не понимает, что это опасно?

Аннабел достает из сумочки губную помаду и подкрашивает губы.

— Все «доноры» — рабы моды. Наши отношения с ними — это своего рода симбиоз.

— И он ничего не вспомнит? С ним все будет в порядке?

Аннабел запускает руку в свою сумочку и достает оттуда пакетик с белым порошком.

— Он будет чувствовать себя прекрасно буквально через минуту.

Быстро, потому что люди в бешенстве начинают колотить в дверь, она выкладывает дорожку на краю раковины. Закрыв глаза, красавчик втягивает носом пару раз, делает глубокий вдох, трет свой нос, а затем открывает глаза и смотрит на нас так, как будто впервые видит.

— Спасибо. Вы, леди, просто великолепны, — заплетающимся языком говорит он. — Хотите потанцевать?

— Мы ваши большие поклонницы! — воркует Аннабел, отпирая дверь.

— Эй, как вас зовут? — вяло спрашивает он. — Я остановился в... — Аннабел, не дослушав, увлекает меня за собой.

Она прямиком направляется к бару, чтобы пропустить рюмочку. С тревогой я разглядываю очередь в туалет в поисках Феликса, или Рико, или кого-то еще из тех, кто может скрываться под псевдонимом «Н.». Неожиданно все представители нью-йоркского высшего света становятся для меня на одно лицо. Вот девушка-азиатка в топе и в коротких леггинсах — разве не тусовалась она и на других вечеринках, где я побывала? А этот парень спортивного телосложения с короткими темными волосами и модной щетиной? Я точно видела его прежде. И вон ту рыжую каланчу без лифчика, в черно-белом полосатом боди. Она болтала с Джеймсом в ресторане «Карнивор». Я пристально смотрю на нее, а она на меня.

Кто-то хватает меня за руку.

— Мы видели, как ты входила в туалет, — тараторит Рэйчел. — Зачем ты пригласила нас, если сама собиралась уединяться со своими знаменитыми друзьями?

— Да ладно, — говорит Нина с легким сарказмом в голосе. — Она не обязана таскать нас за собой повсюду.

— Он мне не друг. Я просто была с Аннабел, — оправдываюсь я.

Рэйчел сует мне в руку высокий стакан со светло-зеленой жидкостью.

— Вот твоя выпивка, — говорит она и гордо удаляется.

Это просто невыносимо.

— Я домой, — говорю я Нине, которая все еще обиженно смотрит на меня. — С меня достаточно этого омерзительного балагана.

Но выловить Джеймса в этой гуще людей почти невозможно. Я пытаюсь позвать его, когда он промелькнул поблизости, но безуспешно. Я прокладываю себе дорогу к выходу, где толпятся фотографы, но Джеймса среди них не вижу, зато становлюсь свидетельницей прибытия Алексы. Даже святой воды было недостаточно, чтобы удержать ее от выхода в свет хотя бы на одну ночь. Пока она позирует у двери, купаясь в лучах фотовспышек Аннабел бросается к ней и начинает что-то шептать. У меня возникает неприятное чувство, что это касается меня. Возможно, мне не следовало делиться с Аннабел своими подозрениями касательно конкурса. Они обе внимательно всматриваются в толпу, напряженно выискивая кого-то. Мне очень-очень хочется надеяться, что не меня.

— Эй! — шепчет мне в ухо волнующий мужской голос с мягким акцентом уроженца Среднего Запада. — Ты хочешь смыться отсюда? — Он нашел меня. Его горячие губы прямо возле моего уха, и я чувствую какой-то запах — вино? — в его дыхании.

 

Мы с Джеймсом вылезаем из такси перед домом Виктории. Из холла дома Вик выскакивает темноволосое привидение и на космической скорости подлетает ко мне. Я уже собираюсь заорать от ужаса, как вдруг узнаю Сильвию и издаю радостный вопль. Мы бурно обнимаемся, выкрикивая: «О Боже мой!», «Дорогая!», — пока я не замечаю, что Джеймс стоит, заткнув пальцами уши.

— Сильвия, это Джеймс. Джеймс, это Сильвия, — наконец представляю я их друг другу.

— Джеймс временно поживет со мной, — сообщаю я ей.

— Я думал, ты на западном побережье, — замечает Джеймс.

— Я прилетела, потому что очень беспокоилась за Кейт. — При этом ее взгляд спрашивает меня, известно ли ему о вампирах.

— Джеймс полностью в теме, — заверяю я ее и не выдерживаю: — Сильвия, ты выглядишь восхитительно!

Действительно, она похудела, и на ней красивый, ультрамодный наряд, который ей очень идет. Она кажется более уравновешенной и уверенной в себе, чем обычно.

 

— Спасибо! — говорит она несколько высокомерно, но я все равно очень рада за нее.

Мы располагаемся в гостиной. Перед тем как покинуть Лос-Анджелес, моя подруга проделала большую работу. На кофейном столике лежит стопка нарытой ею информации о вампирах. Рядом четки от Гуччи с огромным, десятидюймовым, вырезанным из дерева и инкрустированным «драгоценными камнями» распятием, позаимствованным ею из гардероба с реквизитами, и успокоительное. Последнее предназначено для нее самой, поскольку реальное существование монстров из ее любимых книжек вызвало у нее куда больший стресс, чем она предполагала.

Пока мы болтаем, Джеймс затачивает ножом концы кольев в соответствии с инструкцией Сильвии.

—...поэтому я совершенно уверена, что Алекса планирует заманить девушек на природу, чтобы совершить очередное «модное убийство». Мы должны остановить ее.

— Как? — спрашивает Сильвия. Несмотря на то, что она приняла лекарство, ее голос звучит очень нервозно.

— Нам еще повезло, что, кроме Алексы, предполагаемые вампиры на съемке — только фотограф и стилист.

— Алекса не пригласила помощника фотографа для этой съемки, — вставляет Джеймс.

— Онa сократила число участников до минимума, поэтому большинство присутствующих там — модели. Это нам выгодно, потому что врагов будет меньше.

— Три вампира все равно многовато, — вздыхает Сильвия.

— Согласна. Нам необходимо заманить их в ловушку так чтобы они не смогли сбежать или улететь. Я ведь вам говорила, как быстро они перемещаются в пространстве.

— Уже раза три, — закатывает глаза Сильвия.

Я, конечно, тоже нервничаю.

— Думаю, нам стоит беспокоиться не о них в первую очередь, — добавляет она.

Я тру виски кончиками пальцев. Уже поздно, я расстроена и не могу ясно мыслить.

— Там есть подвал.

Я вспоминаю, как Аннабел стояла близко к краю глубокой черной ямы.

— Может быть, нам удастся замуровать их там.

Мои «подельники» приветствуют эту идею.

— А как? — спрашивает Сильвия, стараясь воодушевить меня.

— Думать надо о другом, — говорит Джеймс. Он кладет готовый кол и берет следующий. — Вместо того чтобы воевать с Алексой и ее бандой, лучше лишить их жертв.

Он действительно незаменим в кризисных ситуациях.

— Мы могли бы сообщить им, что съемка отменяется! — предлагаю я. — К тому времени, когда Алекса поймет, что съемка сорвалась, будет уже поздно.

— Она может назначить другую дату, — предполагает Сильвия.

— Да, но мы выиграем время. А у Алексы определенно возникнут проблемы на работе. — Все, что может доставить Алексе неприятности, вписывается в мой сценарий.

— Это реально? — спрашивает меня Джеймс.

— Они вылетают завтра, поэтому нам необходимо обзвонить их, как только откроется офис. Это должно сработать. Не думаю, что кто-то из «Тэсти» встречает их в гостинице, — размышляю я. — А поскольку Алекса поедет отдельно от них, то вряд ли она поймет, что что-то не так, до утра понедельника, пока не придет чартерный автобус. — Я благодарно улыбаюсь ему.

Эта идея мне нравится. — Если бы мы додумались до этого раньше, до окончания рабочего дня, я бы уже успела обзвонить всех конкурсанток. Теперь придется возвращаться в Темную башню, чтобы сделать это.

— Тогда нам лучше приступить к этому немедленно, — говорит Джеймс. — Те, кто спит в своем кабинете, вернутся только на рассвете.

— Я не знаю, спят ли они там по субботам и воскресеньям.

Он сосредоточенно строгает кол и не смотрит на меня.

— Думаю, нам следует действовать наверняка и отправиться туда сейчас, а не дожидаться наступления утра.

— Как мы попадем туда среди ночи?

— Просто. В крупных корпорациях принято работать круглые сутки. Достаточно расписаться на вахте.

Мне не хочется рисковать и выходить из дома ночью, когда Алекса так подозрительно ведет себя, да и Лиллиан вышла на тропу войны, однако выбора у меня нет.

— Класс! — радуется Сильвия. — Я увижу знаменитый кафетерий?

Теперь, когда у нас есть план, осталась еще одна деталь о которой мне надо рассказать им, но я не могу, мне стыдно. Я тереблю ленточку на запястье, не зная, как преподнести им эту новость, когда Джеймс берет меня за руку, переворачивает ее ладонью вверх и целует внутреннюю сторону запястья, глядя на меня волнующим, каким-то новым взглядом. Я пытаюсь отнять руку. Он прижимается щекой к бархатной ленточке.

— Дай посмотреть, — говорит он.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, страшно смущаясь.

— Посмотреть что? В чем дело? — забеспокоилась Сильвия.

Джеймс выпрямляется и аккуратно развязывает узел, я чувствую нежные прикосновения его пальцев. Лента из черного бархата падает на пол, открывая чужим взорам мое обезображенное запястье.

Он нервно облизывает губы. Прикрывает глаза. Отводит взгляд. Его рука судорожно сжимает мою.

— Я убью ее, — говорит сквозь зубы Джеймс. — Меня никто не остановит.

По этому поводу я не собираюсь с ним спорить.

 

Глава 17

«МЕРТВАЯ ЗОНА»

Восход солнца сегодня в 5.28. Когда за час до этого мы пересекаем Пятьдесят седьмую улицу и силуэт Темной башни уже вырисовывается перед нами, звонит мой телефон. Не пищит, сигнализируя о полученном SMS-сообщении, а именно звонит.

— Кто это может быть в три часа утра? — удивляюсь я.

— Может быть, твоя тетя? — предполагает Сильвия. — Странно, что она тебе до сих пор не перезвонила.

К содержимому моей сумки теперь добавились еще и заостренные колья, и массивное распятие от Гуччи. Когда мне наконец удалось откопать там телефон, он уже умолкает. Номер определяется как «личный звонок» — хороший признак, это может быть моя тетя.

Только я бросаю мобильник назад в сумку, как он вновь оживает.

— Алло?

— Кейт? — Женщина, судя по голосу, сильно волнуется.

— Слушаю, — пытаясь понять, кто это, говорю я.

Повисает долгая пауза.

— Кейт, это мама.

Я и сама прихожу в страшное волнение.

— Очень смешно, — неуверенно гов