На модном небосклоне всходит новая звезда

Похоже, что у кого-то зубки становятся длиннее. Наряду со многими своими очаровательными привычками, например, спать в гробу, пить кровь и обладать «фирменным стилем», главред «Тэсти» Лиллиан Холл любит еще и флиртовать со своими более молодыми (речь идет о столетиях, друзья!) коллегами-мужчинами. Вчера вечером в ресторане «Карнивор» последний предмет страсти Холл был замечен «глубоко втянутым в беседу» с симпатичной стажеркой, пока Королева дьявольского модного сообщества скучала в обеденном зале. Кому-то не поздоровится, если Холл об этом узнает. О, упс! — она уже узнала.

Тема: «Тэсти», Вампиры, «Олдем инкорпорейтед», Лиллиан Холл, Проклятые.

 

«Замечен глубоко втянутым в беседу» — неплохо. Гораздо хуже было бы «застигнут в жадном поцелуе», хотя и ближе к истине. Кто, черт возьми, пишет всю эту дрянь? Я подозревала Рико, но его не было на вечеринке. Если только, ужасаюсь я, Джеймс не рассказал ему об этом, вернувшись домой. Но зачем ему делать это? Джеймс временами раздражающе изворотлив, как большинство симпатичных парней, но он не стал бы причинять мне неприятности, тем более что сам говорил мне, что старается не давать повода для пересудов. Неужели притворялся?

Я «кликаю», чтобы закрыть окно браузера, тупо уставившись на экран монитора, мое тело сковано страхом — хочешь не хочешь, а придется повернуться и оказаться лицом к лицу с вопросительными взглядами моих «подруг». Поскольку у нас временное затишье в работе — Алекса определяется с победительницами конкурса «Тэсти-герл» на основании списка полуфиналисток, поданного ей Аннабел, — у меня масса времени, чтобы поволноваться, ожидая увольнения.

Около одиннадцати тридцати приходит сообщение от Аннабел: «Не паникуй. Никто, кроме меня, не знает, что это была ты».

Я отвечаю: «Люди ведут себя странно. Рэйчел и Нина, они обе подозревают меня. Демонстративно».

Аннабел успокаивает: «Да они сплетничают про всех, а твое имя значится в списке сотрудников, приглашенных на вечер. Не обращай внимания».

Я спешу выразить ей свою благодарность: «Спасибо. Спасибо. Спасибо».

Она: «Особо не расслабляйся. Будешь корчиться на горячей сковороде, если Лиллиан тебя заподозрит».

Я стараюсь держаться бодрячком. Но если «Наблюдатель» зрит в корень (и тому имеются доказательства!), то у меня серьезные проблемы — кто-то еще видел меня с Джеймсом в углу, «глубоко втянутой в беседу». А на прошлой неделе, на вечеринке в «Сакс», это была сама Лиллиан. Даже если остальные не станут меня подозревать, она все равно догадается.

 

День тянется бесконечно долго.

На этот раз Алекса не достает нас своими поручениями. Меня подмывает пройти мимо отдела фото и взглянуть на Джеймса, но я все не решаюсь. Остается каждые тридцать секунд проверять электронную почту в надежде, что он пришлет мне приветик или признание в любви после вчерашнего.

И когда я начинаю уже подумывать о еде, раздается громкий стук в нашу дверь. Я не могу заставить себя повернуться и слышу, как Рэйчел голосом, вибрирующим от благоговейного страха, произносит:

— Привет, Лиллиан! Привет, Алекса!

Я, как при замедленной съемке, разворачиваюсь на своем кресле, чувствуя мгновенно, как вспотели мои ладони. В черной узкой юбке (такие юбки в обтяжку в этом сезоне называют «второй кожей»), черном блейзере и кожаных лакированных туфлях Лиллиан выглядит восхитительно, как готический архитектурный шедевр. Мы встречаемся взглядами. Ее матовые красные губы вдруг искривляются. Это похоже на улыбку. Но это не может быть улыбкой! Лиллиан не может продолжать относиться ко мне дружелюбно, узнав, что я, проработавшая под ее началом так мало, — ее соперница. Особенно после того, как «Наблюдатель» позволил себе непростительный грех — посмеяться над ее возрастом.

Алекса выглядит недовольной — до меня доходит, что бульварная пресса ни разу не упомянула о ней. Неудивительно, что она вне себя от негодования.

— Кейт, — обращается ко мне Лиллиан. — У нас для тебя особый сюрприз.

О Боже!

— Теперь, когда Риз больше нет с нами, ее колонка осиротела. Она вела «Девичий разговор». Мы бы хотели, чтобы ее содержание отвечало запросам молодежи и рубрика стала регулярной.

К чему это они клонят, и что случилось с Риз?

— Лучше, если этим займется человек, не имеющий соответствующего опыта, — добавляет Алекса.

Лиллиан продолжает:

— Лорен сказала мне, что ты хотела бы писать и у тебя даже есть кое-какие идеи.

Они возникли у меня только на прошлой неделе, а кажется, что это было так давно.

— Да, — запинаясь, говорю я.

Нина и Рэйчел обратились в слух.

— Я за «здоровую» моду. В нравственном отношении здоровую. Если бы я вела эту рубрику, то обратила бы внимание читателей на одежду, при производстве которой не использовался рабский труд. Экологически безопасные ткани — и для людей, которые шьют, в том числе. Аксессуары с низким содержанием углерода. Тему можно развивать сколько угодно...

В комнате повисает напряженная тишина.

— Для меня это звучит как РЕТА, — холодно говорит Алекса.

При слове «РЕТА» слышится нервное ерзанье. Нина исподтишка бросает взгляд на Лиллиан в ожидании вспышки гнева. Все в «Тэсти» отлично знают, что наша начальница — личный враг РЕТА.

— Можно ли считать эту одежду «крутой»? — спрашивает Лиллиан.

Здесь словечко «круто» считается высшей формой похвалы. Противоположность «крутости» — «отстой».

— Конечно. — Вспотев, я сбивчиво продолжаю свои объяснения: — Надо же думать и о демографии. Один магазин в Лос-Анджелесе как раз проводит неделю «эко-моды». А торговая марка «Стюарт энд Браун» использует исключительно натуральный хлопок и жертвует часть своей прибыли на охрану окружающей среды. — Я провела собственное исследование.

По выражению лица Лиллиан ничего невозможно понять.

— Хм! — выражает свое отношение к сказанному Алекса. Я воспринимаю это как нечто худшее, чем просто отстой. — Мода должна быть забавной.

— Это может быть забавно — носить экологически чистую одежду, — вставляю я.

— Чистая одежда... — задумчиво произносит Лиллиан. — Мне нравится. Подготовь что-нибудь к среде.

Лиллиан чудесным образом раньше всех узнает новости. Единственно возможное объяснение ее продолжающегося благоволения ко мне — это то, что она не читала сегодня «Наблюдателя».

Интересно почему?

Лиллиан и Алекса испаряются, оставляя нас одних.

Рэйчел с грохотом обрушивается на свой стол и начинает причитать:

— Я должна была получить эту работу! Я — писательница! Я веду живой журнал в Интернете изо дня в день. — Она ударяется головой о свой письменный стол. — Я умоляла их — Лиллиан, Лорен, Алексу, Кристен, Алессандру, Риз, всех их! — бум! — дать мне возможность написать хотя бы одну-единственную крошечную статейку. Я так мечтала получить эту гребаную работу!

— Ты просила их об этом? — визжит Нина. — А я ничего об этом не знала!

— Конечно, просила. Ты идиотка! — кричит Рэйчел.

Обычно счастливое лицо Нины мрачнеет.

— Возможно, я и не гений, но по крайней мере, не бегаю по редакции, умоляя опубликовать свою писанину.

— Лучше закрыть дверь, — вполголоса говорю я, вскакивая со своего места.

Рэйчел продолжает истерику.

— Что за смысл работать в редакции, если тебя не публикуют, пока ты молода и полна энтузиазма?

— Девочки, — говорю я, нервно переминаясь с ноги на ногу, — давайте объединим усилия. Возможно, если мы поддержим друг друга, каждая из нас добьется того, чего хочет.

Нина и Рэйчел непонимающе уставились на меня. Они не видят дальше своего носа, и это удручает.

— Я могла бы помочь вам обеим — например, поспособствовать тому, чтобы вы были в списке приглашенных на вечеринки. Или замолвить кому надо словечко касательно публикации ваших материалов. Однако, видя ваше отношение ко мне, я спрашиваю себя: а стоит ли утруждаться?

— Зачем тебе делать это? — спрашивает Нина. — Какая тебе от этого выгода?

— Просто я добрая.

Рэйчел поднимает голову со столешницы. Лицо у нее красное, а волосы прилипли к губам.

— Добрая? — переспрашивает она. — Я хочу стать редактором журнала! Быть посредственностью и ничего не делать — это не для меня! — Она сжимает кулаки и выпрямляется.

— Попробуй сделать дыхание «уджай», — советует Нина. — Йога при таких состояниях помогает.

— Слушайте, — говорю я медленно и настойчиво, — давайте хотя бы попробуем. Прямо сейчас. Я иду в кафетерий. Пойдете со мной?

 

Кафетерий в «Олдем» сбивает с толку так же, как первый этаж крупного универмага, — это многолюдное, запутанное помещение, предлагающее слишком большой ассортимент, где рискуешь задохнуться от чужого парфюма — только все более потрясающее. Я чересчур возбуждена, чтобы выбрать нормальную еду, и останавливаюсь на странной комбинации салата из свеклы с козьим сыром и тарелкой соте из брокколи.

— Посмотрите на ту девушку, — говорю я своим коллегам, после того как мы находим свободный столик у волнообразной стеклянной стены.

Я незаметно указываю на двойника Николь Кидман в высоченном поясе-корсете.

— Круто или отстой?

— Отстой, — говорит Рэйчел, достает блокнот и с бешеной скоростью начинает строчить в нем.

Они с Ниной видели все это и раньше и сегодня не настроены рассуждать об одежде — только о Лиллиан.

— Так что ты думаешь? — спрашивает меня Нина. — Неужели Лиллиан проглотит это?

— Она явно не читала «Наблюдателя», — говорит Рэйчел — И не видела этой гадкой статейки. Прежде Лиллиан никогда не пропускала подобного. И она скорее уволила бы всех молодых специалистов, но не оставила бы это безнаказанным.

— Кстати, об увольнениях. Что случилось с Риз? — спрашиваю я их.

— Мы собирались узнать это у тебя! Ты же была на вечеринке.

— Это произошло во время торжественного обеда, — говорит Рэйчел. — Ты не могла не слышать, как там кричали.

— Одна из женщин за моим столом по-настоящему напилась. Мне пришлось выводить ее и запихивать в такси.

— Ну, ты знаешь, что Риз недавно стала последовательницей готов? — нервничает Нина. — Это все из-за этих нелепых слухов о вампирах. Она в это поверила.

Тут я вспоминаю замечание Лорен об особе, воспользовавшейся банком крови и плазмы.

— Она не одна такая, — бормочу я, однако все еще не могу поверить, что ее уволили именно из-за этого.

— Она пыталась укусить кого-то на вечеринке! — шепотом сообщает Рэйчел.

— А потом, — добавляет Нина, — сошла с ума — начала плакать и умолять, чтобы ей помогли преобразиться, мол, она хочет «стать такой же». Ее отвезли в лечебницу для душевнобольных.

— Ужасно, — замечаю я.

— Не притворяйся, что расстроена, — говорит Рэйчел. — Ты осталась в выигрыше. Ведь ты получила ее рубрику.

Я не хочу получать что-либо ценой чьего-то нервного срыва. Однако Нина и Рэйчел никогда не поверят в это.

— Хуже всего, что Лиллиан проигнорировала случившееся, — говорит Рэйчел. — Она в это время беседовала с мужчиной-моделью. Что случилось с «правящим железным кулаком в бархатной перчатке»?

— Перчатки на месте, — замечает Нина.

Рэйчел продолжает:

— С ней что-то не так. Она уже почти ничего не редактирует. И заставляет Лорен и других людей делать свою работу. Кстати, Лорен одевается в тряпки из «банановой республики» и выглядит по большому счету неважно.

— Она только что родила близнецов и трудится полный рабочий день, — говорю я.

— Что ни говори, она не эталон моды.

Мне неловко, что они критикуют Лиллиан, которая была так добра ко мне, однако у меня появляется возможность затронуть тему, которую мне до смерти хочется обсудить.

— Вчера вечером я упомянула об убийце законодателей мод, и Лиллиан это тоже проигнорировала, — говорю я.

Глаза Нины расширяются. Рука Рэйчел непроизвольно тянется к блокноту, но она подавляет этот порыв.

— Ты была на той вечеринке? — шепчет Нина.

Я киваю. Наконец-то кто-то воспринимает эту ситуацию серьезно.

— Ты видела тела? Как они выглядели? Что на них было надето? — спрашивает Рэйчел.

Конечно, я помню это во всех подробностях, однако мне кажется, что я не вправе сплетничать об этом.

— Мы ушли до того, как появилась полиция. Я была с Кристен, Ноа и Матильдой. Никто из них никак не отреагировал на произошедшее, как будто их это вообще не волновало. Вам не кажется это странным?

— Я не удивлена, — говорит Рэйчел. — А вот Нина вскрикнула, когда услышала о двойном убийстве в студии Сен-Пьера...

— Моя мама выписывает газеты, — объясняет Нина.

—...а Аннабел пришла ужасно раздраженная и приказала ей держать себя в руках, — заканчивает Рэйчел. — Мы в любых обстоятельствах должны оставаться очаровательными и сдержанными.

— Не кажется ли вам это бесчеловечным? — спрашиваю я. — Нет ли у вас ощущения, что люди здесь куда более странные, чем это можно было бы объяснить особенностями модной индустрии? Например, вы обратили внимание, что они спят в своих офисах всю первую половину дня?

— Да, — отвечает Рэйчел. — Я видела Кристен Дрейн лежащей на полу. И обеих француженок — тоже спящими. Вместе...

— И что ты думаешь по этому поводу? — осторожно спрашиваю я, не затрагивая до поры до времени тему слухов о вампирах, — неизвестно, как она отреагирует на это.

— Я думаю, что они слишком много времени проводят на различных вечеринках, поэтому и засыпают прямо на рабочем месте. Они испытывают колоссальное напряжение оттого, что постоянно находятся в центре внимания. И еще, вероятно, наркотики, — ставит точку Рэйчел.

— Ты не думаешь, что они на самом деле... своего рода темная сила? — направляя ее мысли в нужное русло, говорю я.

— Да брось ты, — отмахивается Нина. — Они ничем не отличаются от тебя или меня, если ты об этом. — Ее пристальный взгляд провожает проходящую мимо фигуру. — О-о-о-о! — восхищается она. — Рюши!

 

Джеймс не позвонил мне и после обеда. Он не задержался у моей комнаты, чтобы поболтать или просто, проходя мимо, подать тайный знак, понятный только мне одной. Я не решаюсь пойти к нему сама и поговорить, поэтому отправляю ему сообщение по электронной почте: «Привет! Как дела?» Это не очень убедительно, но ничего лучшего я придумать не в состоянии.

А потом я жду ответа. Жду, жду и жду.

В шесть часов вечера наконец я прохожу мимо его стола, но компьютер уже выключен — он ушел...

 

Глава 11

КОРОЛЕВА ПОДХАЛИМАЖА

 

— Не могу поверить, что она все еще хочет ехать вместе со мной за город, — говорю я Сильвии по телефону в субботу утром. — Такие люди обычно распадаются на молекулы, если покидают родной Манхэттен.

Хотя, конечно, ее можно понять. Аннабел — королева подхалимажа, а наша разведывательная миссия, чрезвычайно важна для Алексы, — очень важное задание. Аннабел не упустила бы такую возможность выслужиться даже ради последней модели туфель от Шанель.

— И она действительно собирается ночевать в вашем доме? — Сильвия шокирована.

— Да! — со стоном отвечаю я. — Она сама так решила — мол, это слишком далеко, чтобы за один день смотаться туда и обратно.

И мне еще приходится ждать, когда она выспится и позвонит. А так я сейчас уже была бы в автобусе, покидающем Манхэттен и уносящем меня подальше от всех этих кровавых сплетен. Пока тетя в Италии, ее чересчур огромные апартаменты кажутся еще более пустынными, чем раньше.

— Знаешь, в «Дракуле» у этого самого графа всегда возникали трудности, когда он пересекал океан.

— Меньше всего я сейчас боюсь, что из меня высосут кровь.

— Вот бы мне тоже оказаться там, — вздыхает Сильвия.

— Да, было бы просто здорово, — соглашаюсь я. — Честно.

 

Монтиселло вообще-то не поражает обилием зелени, но две недели, прожитые в Нью-Йорке, изменили мое мнение о родном городке. Разделительные полосы, заросшие травой, придают ему настоящий сельский вид. Я опускаю стекло в автомобиле отца, чтобы глубоко вдохнуть свежего, чистого воздуха.

— Бедная Кейт, — смеется мой отец.

Он встретил нас с Аннабел на остановке междугороднего автобуса «Грей-хаунд».

— Папа, ты глух к красоте природы, которая тебя окружает. Взгляни на эту траву! На эти деревья! На эти луговые цветы на обочине дороги!

— Ты говоришь так, будто сто лет прожила в Нью-Йорке, — веселится он.

— Папа! — говорю я. — Будь вежливым. Аннабел живет там с самого рождения.

Аннабел, обернувшись в черную хлопчатобумажную индийскую шаль, в огромных солнцезащитных очках непринужденно восседает на заднем сиденье нашей малолитражки цвета лайма.

— Не имею ничего против шуток над ньюйоркцами, — говорит она, подыгрывая Дэну.

С радостью я замечаю, что она полностью оправилась. Отъезд из Нью-Йорка на автобусе привел ее в состояние шока — эмоционального рода, не медицинского. Это результат недостаточной перфузии в тканях. Она молча ерзала в течение всей поездки, но теперь расслабилась и смотрит на все раскрыв рот, будто никогда раньше не бывала за городом.

— Родилась и выросла в Большом яблоке[25], да? — шутливо спрашивает ее мой папа.

— На Парк-авеню, — отвечает она и вскрикивает: — Ой, это волк?

— Мог бы быть и волк. Хотя скорее всего чья-то собака, — тактично объясняет Дэн.

Кажется, уик-энд будет тот еще.

Дэн Макэллистон узнал об Аннабел в течение одной нашей автомобильной поездки больше, чем я за две недели.

— Ты любишь свою работу? — спрашивает он ее.

— Ненавижу.

— Ты? Ненавидишь?! — Я поворачиваюсь на своем сиденье. — А я-то думала, что обожаешь.

— А тебе нравится работать с Алексой? — огрызается она. Потом говорит, обращаясь к Дэну: — Наша начальница — настоящий инкуб, несостоявшаяся ночная ведьма. Это ужасно. Она представляет опасность для моей карьеры.

— Так вот из-за чего ты здесь, — понимающе кивает Дэн. — Из-за карьеры?

— Да. Я в «Тэсти» уже почти год.

— Понятно. — Он весь сочувствие, хотя, по сути, самая неамбициозная личность в мире и тихо-мирно проработал бы, вероятно, лет десять, прежде чем подумал о продвижении по службе. — И что ты собираешься делать? Поменять работу?

— Тогда мне придется опять начинать все с нуля, — отвечает она.

Дэн, немного подумав, говорит:

— А может, вынудить босса уволиться?

Он, конечно же, шутит, но у Аннабел отсутствует чувство юмора.

— Кейт, — восклицает она, — мне нравится твой папа!

Дэн в ударе и настаивает, чтобы мы сделали остановку и съели мороженого. Честно говоря, я сомневалась, что Аннабел согласится, но, как оказалось, зря. В нашем местном киоске «Белая лошадь» оказался ее любимый апельсиновый шербет.

Мы сидим за тенистым столиком в березовой рощице у реки и облизываем наши ложки, при этом Аннабел не снимает свою шаль и очки, словно звезда, отправившаяся за покупками в продовольственный магазин. Она явно добивается именно такого эффекта.

— Разреши мне спросить еще кое-что, — говорит Дэн, наклоняясь к ней через стол. — Тебе нравится мода? Ты действительно не можешь без этого?

И снова ее ответ меня удивляет.

— Не уверена, мне больше нравится журналистика.

Мечтаю стать главным редактором. Но... — Она пожимает плечами. — Мне никогда не нравится, как я одета. Это своего рода и мука, и экстаз одновременно.

— Ты оценивала свои возможности? Думала о работе в других журналах? В данный момент очень важно, чтобы ты нашла правильный путь. Настало время, чтобы ты поняла — кто ты и чего хочешь, прежде чем споткнешься на карьерной лестнице.

Аннабел хмурится.

— Благодарю вас, мистер Макэллистон, но уже слишком поздно, — говорит она. — Это уже произошло.

— Золотко, сколько тебе — двадцать четыре? Пока еще перед тобой все дороги открыты. Я знаю, что ты считаешь себя уже старой, но поверь человеку, которому пятьдесят, — это не так.

— Я не могу покинуть индустрию моды. — В ее голосе появляются металлические нотки. — Это невозможно.

Он дипломатично уступает:

— Ладно, что я в этом понимаю? Я всего лишь производитель холщовых рубашек — так я зарабатываю на кусок хлеба.

— Да ну! Это круто! — Она снова оживляется.

Они оба меня здорово раздражают.

 

* * *

 

Не успели мы еще выгрузить сумки у дома моего отца, Аннабел уже рвется разыскать и осмотреть место для проведения съемок «Тэсти-герл», пока светло. Мы одолжили автомобиль у Дэна. Он выглядел немного грустным. Я села за руль. Сверившись с картой, мы выехали из поселка по дороге 97, а затем повернули направо по 52-й, в глубь округа Салливан. Эта местность была мне не очень хорошо знакома.

— Наша цель? — спрашивает Аннабел.

— Левый поворот у ржавого моста в пяти милях от Джефферсонвилля. Через три мили асфальт должен закончиться. Дальше — прямо. Добравшись до устья реки, пересечем высохшее русло и затем на развилке повернем направо. — Я вручаю ей мой блокнот. — Эти указания я получила от Алексы. Надеюсь, мы не заблудимся.

— Мы найдем это место, — твердо говорит она. — Обязательно найдем.

В конце концов, мы выезжаем к ржавому мосту (по крайней мере, хоть какой-то ржавый мост!). Я сворачиваю с дороги, и мы катим в рощу. Продираемся сквозь густую листву. Я думаю о Лиллиан и о том, что она, вероятно, не догадывается, что именно я спровоцировала гнусную новость в «Наблюдателе», и доверила мне рубрику Риз. Я понимаю, что ни в чем не виновата и все же не могу избавиться от чувства вины.

— Твой папа очень милый, — говорит Аннабел, откинув голову на подголовник.

Дорожное покрытие заканчивается неожиданно, и нас резко подбрасывает. Подлесок, в который можно попасть только по узенькой дорожке, окружает нас со всех сторон. Ветки царапают бока автомобиля, но мы не останавливаемся.

— Как ты думаешь, мы правильно едем? — начинаю я сомневаться.

— Они говорили, это у черта на куличках, — отвечает Аннабел довольным голосом.

Я включаю фары, и мы продолжаем ползти вперед.

— А у меня нет родителей, — вдруг говорит она, заставляя меня пожалеть о недобрых мыслях по поводу ее и Дэна.

— Что с ними случилось?

— О, они живы. Только я стараюсь не показываться им на глаза — живу в помещении для прислуги и не разговариваю с ними уже целую вечность.

— Это ужасно. Но почему?

— Развратный отчим. Истеричная мать — бывшая модель, которая никак не может смириться с потерей своей красоты. Ты же знаешь, как это бывает.

Нет, этого я пока не знаю и вообще не знаю, что мне ответить ей на это.

— Это ужасно, — повторяю я.

Но Аннабел, кажется, не собирается развивать эту тему.

— Может, закрыть окно? — предлагаю я, когда несколько зеленых листьев срываются и падают, кружась, ей на колени.

Она улыбается:

— Ты такая заботливая. Неудивительно, что на работе тебя все любят.

— Да никто меня там не любит! Лиллиан рано или поздно узнает про ту заметку в «Наблюдателе» обо мне и Джеймсе и захочет убить меня. Алексе уже не терпится это сделать, а Рэйчел и Нина терпят меня только потому, что им это выгодно.

Аннабел пожимает плечами:

— Новости в Интернете меняются очень быстро. Если Лиллиан этого до сих пор не видела, может быть, тебе удастся избежать неприятностей. А пока она тебя любит. С Алексой, я согласна, непросто, она иногда несносна. А Рэйчел и Нина вообще не в счет. У них нет необходимых качеств.

— Как это? Они богаты, и у них большие связи. Рэйчел умная, Нина красивая и стильная.

— В конце концов, ты это поймешь. Поверь мне, ладно?

— Возможно, им просто не хватает опыта... — Я на время умолкаю. — Черт возьми!

Мы добрались до места.

Двести лет назад это, вероятно, был симпатичный деревянный фермерский домик, распространенный в Новой Англии. Теперь это развалина с выбитыми окнами и разрушенным фундаментом. То, что когда-то было полями, заросло бурьяном и чертополохом, напоминая теперь кружево эпохи королевы Анны. Я выключаю двигатель. Жаркий воздух и гудение насекомых врываются в салон.

— Неужели это именно то, что имела в виду Алекса? — спрашиваю я.

— Бесподобно! — Аннабел выскакивает из машины и бежит к дому, прокладывая тропинку сквозь высокую траву.

Я медленно иду следом, со знанием дела щелкая цифровой фотокамерой. Жара и высокая жесткая трава — настоящий кошмар. Мои голые ноги немедленно начинают гореть, зудеть и чесаться. Это когда-то красивое место сейчас кажется жутким и определенно вызывает страх, если не сказать больше. Но я должна рассматривать его как фон для съемок девушек в роскошных нарядах. Это придаст особый шик гламурным снимкам. А Джада Дилан-Холл славится своей любовью к флористике. Интересно, что бы сказал по этому поводу Шейн...

Ближе к дому земля становится бугристой. Я спотыкаюсь на неровностях, думая о курганах и могильных холмиках.

— Аннабел? — Мой голос звучит испуганно.

Она зашла за дом. Я бросаюсь за ней через заросли травы, царапая свою и без того исколотую кожу.

Она стоит на краю чернеющей в земле дыры, заглядывая вниз.

— Аннабел! — громко кричу я.

Она поднимает на меня глаза и лучезарно улыбается.

— Это похоже на подвал, — говорит она. — Разве это не великолепно? Сфотографируй меня.

— Может, тебе лучше отойти немного от края? — нервно спрашиваю я. — Мне не хочется лезть туда за тобой.

— Кейт! — вскрикивает она. — У тебя кровь!

— Что? — Я смотрю на свои разодранные в кровь ноги.

— О, черт! Знаешь, в жару царапины кровоточат гораздо сильнее.

Аннабел смотрит на меня каким-то странным, остановившимся взглядом. На ее лице выражение нерешительности, будто она колеблется. Потом она, словно очнувшись, говорит:

— Дай мне камеру. Надо спешить, подходящее для съемок светлое время будет упущено.

 

* * *

 

Сжатые сроки, в которые я должна была подготовить свою первую колонку «Чистой одежды», были прекрасным оправданием, позволяющим мне покинуть компанию после обеда. Дэн его готовил, мы с ним с удовольствием поели, а Аннабел лишь повозила пищу по тарелке, но так и не съела ни кусочка. И хотя она была чрезвычайно мила и даже поведала мне по секрету бросающую в дрожь историю жизни девочки из богатой семьи, какая-то недосказанность заставляла меня сильно нервничать.

Дэн, с выражением легкого упрека на лице по поводу моего скверного настроения, отправился к своему другу Филу скоротать вечерок за покером. Я пыталась работать, в то время как Аннабел, плюхнувшись на диван в нашей берлоге, читала журнал конкурентов, поглядывая на зеркальную поверхность корпуса телевизора. Наконец она махнула рукой на спокойный домашний вечер и начала слать эсэмэски нашим сослуживцам.

— Они в «Смерть и К°». — Я знаю, что это модный ночной клуб Манхэттена. — Они интересуются, чем мы тут занимаемся. Что мне им ответить?

— Напиши — работаем.

— Не-а, — отвечает она. — Это скучно. Я напишу, что мы собираемся просмотреть твои туалеты.

— Ладно, — рассеянно отвечаю я.

Только что пришло электронное письмо от Сильвии, содержащее целый перечень отличительных черт вампиров. Она занялась безумным исследованием, с тех пор как я рассказала ей то, что узнала от Беверли.

Занятный список:

 

1. Ведут ночной образ жизни, не выносят солнечный свет, спят в ящиках или гробах или вообще не спят.

2. Всегда холодные (буквально), пьют свежую кровь.

3. Бессмертны.

4. Боятся чеснока и святой воды.

5. Погибают от серебряной пули, осинового кола в сердце, обезглавливания и сжигания.

6. Едят только в случае крайней необходимости.

7. Обладают сверхчеловеческой силой, экстрасенсорными способностями, могут принимать облик летучих мышей или собак.

8. Вполне материальны, шикарно выглядят, хорошо одеваются.

За исключением пункта о превращении в летучую мышь или собаку, все остальное сильно напоминает моих коллег по работе. А чеснок, по свидетельству Рико, — табу в кафетерии «Олдем». Десять минут спустя Аннабел предлагает:

— Эй, а давай и в самом деле посмотрим на твой гардеробчик!

И я оставляю попытки хоть какой-то работы сегодня вечером. В любом случае мне не удается сосредоточиться.

Когда мы уже собираемся ложиться спать — после извлечения и примеривания каждой вещицы моей отлично сохранившейся коллекции «Эва фор Эва», я слышу писк мобильника в своей сумке.

— Кто это? — спрашивает Аннабел.

Номер на дисплее кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить его, пока не открываю текст сообщения. Оно гласит:

«Кто-то желает достичь оргазма... и скоро снова нанесет удар — Кто следующий? Надеюсь, что не ты, киска Кэт. — Н.»

Я захлопываю крышку телефона. Мои руки дрожат.

Что за черт? Это тот же самый человек, что раньше называл меня малышкой Мак и утверждал, что я становлюсь знаменитой. До сегодняшнего вечера я была уверена что Н. — это «Наблюдатель». Н....ох, нет!

— Это была моя лучшая подруга Сильвия из Лос-Анджелеса.

— Что ей нужно?

Возможно, это мне только показалось, но в голосе Аннабел слышится подозрительность.

— Она на классной вечеринке.

Аннабел извлекла из глубин своей большой дорожной сумки «Гуччи» длинную белую хлопчатобумажную ночную сорочку. В Викторианскую эпоху она выглядела бы вполне уместно. В ней Аннабел похожа на привидение.

— Позапрошлый век? Раритет? — шучу я, пытаясь сменить тему.

— Всего лишь подражание. — Она отвечает мне жутким оскалом, показывая свои клыки.

Я ныряю в свою двуспальную кровать и быстро натягиваю одеяло до подбородка.

Она ложится с другой стороны кровати и выключает свет.

Неудивительно, что я не могу сразу заснуть. «Малышка Мак». «Киска Кэт». Эти дурацкие послания от «Наблюдателя». А ведь он/она/оно знает мое настоящее имя. Не могу представить Рико, подсылающего Джеймса ко всем сотрудникам в «Олдем» или отправляющего мне анонимные угрожающие сообщения, если только я не недооценила его. Но все равно это должен быть кто-то, кто знает меня и с кем мы связаны по работе.

Исключение составляет лишь Аннабел, поскольку она лежит рядом. Ужасно тревожит содержание сообщения. Кто собирается достичь оргазма? На моей новой работе так много психов, что это мог бы быть любой из них. Лиллиан. Алекса. Беверли Грант.

Даже Аннабел.

Пожалуйста, только не Аннабел!

Проходят мучительные полчаса, но я по-прежнему бодрствую. Хуже того, у меня такое чувство, что Аннабел тоже не спит. Она шевельнулась пару раз, но я не слышу ее дыхания. Тем не менее чувствую, как ее немигающие серые глаза пристально смотрят на меня. Мое тело от ужаса покрывается мурашками.

Эти сообщения от «Наблюдателя», распространителя слухов о вампирах, и от Сильвии, поклонницы вампирической поп-культуры, плохо влияют на меня. Если не перестану думать об этом, это окончательно выбьет меня из колеи. Лучше бы я не выключала свет. Вспоминаю, как вечером мучимая «голодом» Аннабел бросила меня одну. Чего она так жаждала? А разве она не выглядела странно, когда уставилась на кровоточащие царапины на моих ногах сегодня? Пожалуйста, пусть она потерпит голод, пока я сплю рядом с ней!

Я убеждаю себя, что просто беспокоюсь из-за Беверли. Для параноика она вела себя вполне адекватно. Я не хотела думать о ней в Нью-Йорке, чувствуя больший страх, чем сейчас. Нужно будет связаться с ней в понедельник и узнать, как она провела уик-энд, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Следующие десять минут тянутся как десять часов. Через час, боясь даже взглянуть в сторону Аннабел — а вдруг она действительно лежит и смотрит на меня, — я тихонько выскальзываю из-под одеяла и на цыпочках выхожу из комнаты.

Теперь-то мне уже никто не помешает работать.

Я с головой ушла в свою «Чистую одежду», пытаясь понять, что означает утверждение «Бэмбо», будто его кашемир «происходит из самовосстанавливающихся лесов», когда какое-то дуновение щекочет сзади мою шею. С оглушительным воплем я подпрыгиваю на стуле.

— Не устала? — спрашивает Дэн.

— Папа! Я так рада, что ты, наконец, дома! — теперь уже шепотом восклицаю я.

— Спасибо, детка. Этой ночью мне чертовски везло. — Он показывает пакет карамелек, которые в его компании используют вместо денег.

— Я уж подумал, Хэллоуин в этом году наступил раньше времени.

— Итак, сейчас два часа ночи. — Дэн опускается в кресло. — Что мучает мою дочь и почему она сидит за компьютером?

— Я получила задание — написать статью, — говорю я — Об альтернативной экологичной моде.

— Фантастика!

— Ш-ш-ш! — Я закатываю глаза, напоминая ему о спящей Аннабел. — Это круто, я догадываюсь.

— Держу пари, что не многим стажерам оказывается такое доверие, — говорит он, сияя улыбкой. — Я горжусь тобой.

— Одна статья, к сожалению, не изменит мир.

— Кто сказал, что твоя работа заключается в том, чтобы изменить весь мир? Если бы каждый, кто носит хлопок, переключился на коноплю, шапка полярных льдов перестала бы таять. Отдельные личности действительно могут кое-что изменить.

— Цель таких «зеленых» статей в журналах — не в том чтобы изменить поведение людей, — объясняю я, — а в том, чтобы дать им почувствовать, что они уже сделали это. Двадцать минут, затраченные на чтение материала об окружающей среде, — и человек может, не чувствуя себя виноватым, сесть в свой внедорожник и отправиться на прогулку.

— Значит, тебе не нравится то, чем ты занимаешься? У тебя тяжелые времена? Ты сидишь здесь в два часа ночи и корпишь над статьей. Однако мне кажется, тебе это нравится.

— Верно, — соглашаюсь я, испытывая чувство удовлетворения.

Мой отец вздыхает:

— Тебе нужно прислушаться к своим чувствам. Иногда я беспокоюсь, не является ли твое медицинское рвение реакцией на то, что случилось с твоей матерью. Я не хотел бы видеть, что ты идешь на это, только чтобы избежать той же опасности.

Открываю рот, чтобы возразить, но он опережает меня:

— Если медицинская школа — это то, чего ты на самом деле хочешь, поддержу тебя на сто процентов. Однако я всегда чувствовал, что тебе больше подойдет творческая специальность. С тех самых пор — и, пожалуйста, не сердись на меня за эти слова, — с тех самых пор, когда заметил, как сильно ты похожа на свою мать. Думаю, она была бы счастлива видеть, что ты идешь по ее стопам.

— Хорошо, но ведь ты же видел, куда привело ее творчество, — по-детски парирую я.

— Это не имеет значения и не должно тебя останавливать. Ты не можешь позволить идее фикс, извини за мной французский, определять твое будущее. — Он еще больше понижает голос. — Именно это делает твоя подруга, которая спит наверху. И она выглядит очень несчастной.

Дэн садится рядом со мной и пишет мне список своих знакомых в отрасли, производящей экологически чистую одежду, потом идет спать. Я продолжаю работать над статьей до тех пор, пока не начинает светать. Осталось лишь сделать парочку телефонных звонков в течение рабочего дня в понедельник, и материал будет закончен. Поскольку мне совсем не хочется ложиться в одну кровать с Аннабел, я сворачиваюсь калачиком на диване под вязаным пледом и сразу засыпаю, правда, успев спросить себя, что подумала бы Эва, если бы могла меня видеть сейчас. Она действительно была бы счастлива? Это было бы здорово...

 

Глава 12

ЖЕРТВА МОДЫ

 

Понедельник пролетает незаметно. Во время совещания Алекса объявляет, что она выбрала финалисток конкурса. Теперь никакой спешки: Джада начнет съемки только через неделю. Шейн утверждает место фотосессии. Лорен делает критическое замечание: поскольку это заброшенная ферма, возможно, следует заменить заголовок «Новая ферма» другим. Лиллиан предлагает название: «Малышки в роще: победительницы нашего конкурса "Тэсти-герл"». Все «за».

После собрания Рэйчел, Нина, Аннабел и я собираемся в кабинете Алексы. Нам дается задание — обзвонить всех финалисток и подробно проинструктировать их о том, где и когда состоятся съемки.

— Но, Алекса, что, если они работают и не смогут взять отпуск? Или у них уже есть планы? — спрашиваю я, ведь девушкам маловато всего шесть дней на то, чтобы собраться и прилететь в Нью-Йорк.

Я знала дату съемок, но не была уверена, что все пройдет гладко.

— Они пойдут на все, чтобы попасть на страницы нашего журнала, — отмахивается Алекса.

Аннабел поднимает руку:

— Собирается ли корпорация «Олдем» оплачивать им билеты на самолет?

— И где будут эти девушки жить? — добавляю я. Ну не на ферме же им спать.

Алекса пристально смотрит на нас, ее лицо окаменело от возмущения.

— Разве вы не продумали все это заранее?

— Я спрашивала тебя в прошлом месяце. Ты сказала, чтобы я не беспокоилась об этом, — робко отвечает Аннабел.

— А ты не думала, что необходимо контролировать процесс? Вы что, ненормальные? Или хотите подставить меня? — Она хватает папку с ежедневными распечатками светской хроники из Интернета и бросает ее в нас.

Рэйчел и Нина сидят тихо как мышки.

— Прости, — оправдывается Аннабел. — Мы все уладим.

— На вас никакой надежды, — психует Алекса. — Все бумаги по организации этого мероприятия должны лежать у меня на столе до конца рабочего дня. Авиабилеты. Гостиничная бронь. Что еще нам нужно?

— Может быть, чартерный автобус для перевозки девушек из города к месту съемок? — предлагаю я.

— Закажите служебную машину для нас с Джадой. И автобус — для девушек.

— А как насчет нас? — спрашивает Аннабел. — Мы тоже должны быть там, вдруг понадобится наша помощь.

Лучше бы она не задавала этого вопроса. Алекса уничтожающе смотрит на нее.

— Думаю, с меня уже достаточно вашей помощи, — рявкает она.

— Утвержден ли бюджет, которого мы должны придерживаться?

— Не донимайте меня мелкими деталями. Сами разбирайтесь!

Мы отступаем в рабочий закуток Аннабел, отгороженный не доходящими до потолка стенами. Я убираю со стула для гостей две сумки «Коач», фен и коробку шоколадок из «Болд гай» и сажусь, чувствуя, как от напряжения ломит затылок. Джада должна снимать в понедельник, второго июля, и во вторник, третьего. Мы условливаемся, что девушки прилетят в Нью-Йорк в воскресенье, переночуют в городе, а рано утром в понедельник на заказном автобусе отправятся к месту съемки. А пристанище на следующую ночь — я об этом договорюсь — им предоставят в мотеле Джефферсонвилля.

— Всем придется провести ночь с понедельника на вторник в мотеле. Ничего другого там нет, — поставила я Аннабел перед фактом.

Она уже связалась с бюро путешествий «Олдем» по поводу авиабилетов.

— Ты не можешь найти более приличный пансион для Алексы и Джады?

— Пытаюсь, но пока не получается.

— Постарайся, — говорит Аннабел. — Ведь мы имеем дело с Алексой.

 

В хлопотах по организации конкурса и телефонных переговорах, касающихся «Чистой одежды», проходит весь понедельник, и только во вторник у меня появляется возможность проведать Беверли Грант. По дороге к ее офису (отделы исследований, рекламы и производства расположены на противоположной стороне этажа, ближе к владениям Шейна Линкольна) останавливаюсь у кабинета Лорен, чтобы поблагодарить ее за протекцию, в результате которой Лиллиан и Алекса позволили мне пробу пера.

Ответственный редактор не поднимает глаз, когда я вхожу.

— Чем могу помочь? — напряженно произносит Лорен.

Ее глаза покраснели и воспалены. Обычно она самая милая из всех на тридцать седьмом этаже. Я бы добавила ее к своему списку людей, которых, должно быть, имел в виду «Н.», когда говорил (или говорила?), что «кое-кто потешается».

— Ты выглядишь неважно, — замечаю я.

— Просто я только что испытала шок, но со мной все в порядке.

Какое-то мгновение я жду. Если она не захочет ничего добавить, мне надо будет уйти.

Лорен опускает гранки, которые читала.

— Я смотрю и не вижу. — На ее глаза снова наворачиваются слезы. — Одна из наших сотрудниц умерла в эти выходные.

Внутри у меня все упало.

— Кто? — шепчу я.

Необъяснимое беспокойство, которое я испытывала в течение всего уик-энда, усилилось вдвойне.

— Беверли Грант. Ты вряд ли была знакома с ней.

Я опускаюсь в кресло для гостей, слезы наполняют мои глаза.

— Я разговаривала с ней на вечеринке в ресторане «Карнивор». Как это случилось?

— Ее нашли в примерочной магазина «Нолита» в воскресенье утром. Ее сестра только что звонила и сказала, что зайдет сегодня забрать ее вещи.

«Нолита» — это модный шопинг-центр по соседству, в центре Манхэттена. Он не кажется мне типичным для Беверли.

— Как она умерла? Ее убили? — спрашиваю я, и мне кажется, что мой голос звучит, словно в каком-то дрянном телешоу.

— Не знаю. А почему ты так подумала?

— Знаешь, этот «модный убийца»... Лорен устало вздыхает:

— Ты еще совсем новичок в этом бизнесе и не знаешь его многих по-настоящему темных сторон. Наркотики. Вероятно, Беверли умерла от передозировки.

— Наркотики в примерочной в воскресенье утром?

— Ты удивишься, но у «Нолиты» дурная слава. Некоторые магазины придерживаются политики «один человек в примерочной» именно по этой причине.

Беверли знала. Она знала, что скоро умрет.

Один из моих преподавателей любил повторять, что величайшая ошибка медицины — не уделять должного внимания тому, что говорит сам пациент. Профессор утверждал, что пациент зачастую знает, что именно с ним не так, и его интуицию нельзя игнорировать.

Очевидно, если следовать такой логике... Беверли Грант была убита вампиром.

Я выражаю свои соболезнования и, спотыкаясь, бреду назад к своему столу, даже не поблагодарив Лорен за помощь. А что, если мои сослуживцы и в самом деле вампиры? Их движения нечеловечески быстры и бесшумны — Алекса, например, всегда появляется словно ниоткуда. Они дьявольски сильны — Аннабел пригвоздила к стене Бэмби и держала ее за горло. Это объяснило бы и клыки, и холодные руки, и вечно задернутые шторы, и отказ от еды, и даже, с содроганием вспоминаю я, этот свекольный сок. Что, если этот напиток на самом деле кровь? И чья же это кровь? И почему именно секретарь Шейна разносит ее?

Я отчетливо понимаю, что вокруг творятся неправедные дела...

Сгорбившись, опускаюсь на стул, обхватив голову руками.

— Ты в порядке? — спрашивает Рэйчел.

Может быть, у нее действительно особый нюх на новости?

— Скорее, ПМС, — говорю я.

Успокойся, приказываю я себе. Эти люди выходят днем на улицу, а вампиры — никогда. Однако Лиллиан пользуется зонтиком от солнца... А когда Аннабел ездила ко мне домой, она все время куталась в шаль. Возможно они могут переносить солнечный свет, если это жизненно необходимо? А работа в центре города с его высокими зданиями, тенистыми улицами и многочисленными защитными тентами вообще для них идеальна. Мои сослуживцы приспосабливаются к современной жизни и другими способами. Они непринужденно развлекаются все ночи напролет. Любят спать днем. А как насчет этой «Кровавой Мэри» с «настоящей кровью» в «Карнивор»? Я ведь выпила несколько бокалов! Я, правда, сомневаюсь, что они могут превращаться в волков или летучих мышей и способны контролировать чужие мысли. Потом меня вдруг осеняет: «Возможно, мода — это и есть контроль над мыслями».

Входит Нина, и Рэйчел спрашивает ее:

— Нет ли у тебя таблеточки для Кейт? У нее ПМС.

— Спасибо, не надо, — отказываюсь я, — Это вредно для печени.

— Проблемы с моей печенью куда серьезнее, — растягивая слова, произносит Нина.

Я глубоко дышу. Не все в этом офисе вампиры. Во всяком случае, хотя бы Нина и Рэйчел. Они рано приходят. Как правило. И Лорен, вероятно, тоже не из таких. Вампиры же не могут рожать, верно? И Беверли не была. И люди, далекие от мира моды, тоже, например Джеймс...

Джеймс... На вечеринке он сказал, что есть вещи, которые я не смогу понять. И он явно намекал на то, что он намного старше. Что, если он действительно намного старше?

Меня больше не волнует, что кто-то увидит меня разговаривающей с ним. Плевать на слухи! Я решительно направляюсь по коридору к отделу фото.

 

Джеймс сидит за столом в наушниках и не слышит, как я появляюсь. Касаюсь его плеча. Он поднимает глаза, не улыбается, снимает наушники.

— Привет, — тихо говорю я. — Мне нужно с тобой поговорить. У меня есть вопросы по поводу того, что ты сказал в среду вечером.

Он явно нервничает. Без сомнения, ему не хочется, чтобы нас кто-то слышал.

— За углом на Пятьдесят девятой улице есть гастроном, — говорит он. — На северо-западном углу. Там можно присесть. Встретимся через пятнадцать минут. Просто купи что-нибудь и подожди меня.

А-а, «Плаза гурмэ»... Его я хорошо знаю. Туда ходят люди, которым есть что скрывать.

 

Я сижу в глубине зала, погруженного в зеленоватый свет. В фигурных зеркалах отражается мое круглое лицо. Джеймс приходит пять минут спустя. Он не садится.

— Ты слышал про Беверли Грант?

— Ужасно, что делают с собой люди, — говорит он.

Если бы он был вампиром, то именно так и должен был сказать.

— Ты думаешь, она сама это сделала?

— Так я слышал.

— Но знаешь ли, за последнее время произошло много загадочных событий. То, что случилось с Беверли, не так просто, как кажется на первый взгляд.

Он выглядит раздраженным.

— Я пришел сюда, потому что ты сказала, что хочешь оговорить со мной о вечере среды. Если же предмет нашей встречи Беверли, я лучше вернусь на работу.

Только бы он не ушел!

— Ты... сказал, что есть вещи, которых я не знаю. — Мой голос звучит предательски неуверенно. — А что, если знаю?

— Что? О чем ты говоришь?

— Ты сказал, что намного старше. Теперь понятно. Мне все понятно!

Я чувствую себя идиоткой.

Джеймс смотрит на меня странным взглядом.

— Послушай, Кейт, — холодно говорит он, — давай забудем о том вечере. Я много выпил и... — Он умолкает и затем заканчивает: — Извини, если я сбил тебя с толку.

Неужели он так ни в чем и не признается? В моем воображении этот разговор рисовался мне именно так. Однако он продолжает стоять с каменным лицом, молча. Наверняка Джеймс умеет «выключать» свое обаяние, когда захочет. Я делаю последнюю попытку:

— Значит, тебе больше нечего сказать мне? Например, возможно, ты знаешь немного больше, чем я, о том, что творится в нашем офисе? О «модном убийце» и загадочных смертельных случаях?

— По-моему, ты обвиняешь меня в чем-то, но я действительно не понимаю — в чем.

— Нет! Я тебя не обвиняю. Просто я... Забудь это. Извини.

Он чуть-чуть смягчается:

— Ты слишком серьезно относишься к тому, что сказал Рико, и к тому, что прочитала в Интернете. «Наблюдатель» — это просто шутка. «Модный убийца» придуман для того, чтобы держать людей в напряжении. Это все ерунда. Вымысел.

Однако кое-кто, кого мы знаем, умер, хочется крикнуть мне ему. Но не стоит окончательно портить нашу встречу. Я и так уже слишком далеко зашла.

— Ладно, — вздыхаю я. — Извини, что отвлекла от дел.

Он явно обескуражен и пожимает плечами. Долго смотрит на меня, как будто собирается сказать что-то еще. Я тоже смотрю прямо ему в глаза, его лицо мрачнеет.

— Пока, Кейт, — невнятно бормочет он и быстро уходит.

Я падаю на стол, уронив голову на локти.

Джеймс Труакс, возможно, и не вампир, но он совершенно определенно актер и скотина. Я покидаю «Плаза гурмэ» и немедленно звоню Сильвии.

— Помнишь, я рассказывала тебе о девушке, которая заподозрила что-то? Она умерла.

— Ты не шутишь? Пойми, я воспринимаю это серьезно. Если это шутка, то совсем не смешно.

— Разве это похоже на меня?

— Ой, нет! Неужели это правда?

— Беверли Грант была найдена мертвой в торговом центре «Нолита» в воскресенье утром. Говорят, похоже на передозировку, что может означать, что у нее был сердечный приступ, который, например, может произойти, если вдруг высосали всю кровь из вен, а бедное сердце продолжает качать и качать, а качать-то и нечего.

— Ты меня пугаешь. Прекрати. Дыши глубже.

— Извини. Я и сама боюсь.

Пока мы разговариваем, я бегу от «Олдем» в сторону реки Гудзон. Останавливаюсь лишь на улице, которая выглядит более жилой — тут несколько четырех- и пятиэтажных многоквартирных домов. Жаркое летнее солнце печет мне макушку. С меня льет пот.

— И я совершенно уверена, что вампиры, убившие ее работают в «Тэсти», — продолжаю я. — Ее убили, потому что поняли — она раскрыла их!

— Настоящие вампиры? — шепчет Сильвия. — Кто же из твоих сослуживцев вампир?

— Не знаю.

— Неужели все?

— Определенно Алекса. Я видела директора отдела моды Кристен Дрейн спящей в своем кабинете, а Нину и Рэйчел — наших редакторов отдела рынка, которых мы называем близняшками, в их кабинетах в таком же состоянии. От арт-директора Шейна Линкольна исходят какие-то жуткие волны, которые лично я ощущаю даже на расстоянии, и секретарь в приемной — Феликс. Кроме того, у меня плохое предчувствие по поводу Матильды из отдела искусства.

И хотя я не хочу говорить об этом, потому что она была добра ко мне, но, конечно же, Лиллиан тоже из них. Ее тело было мертвенно-холодным, когда я обняла ее. И еще ее зонтик...

— Ладно, — говорит Сильвия, — не все вампиры плохие. Ангел[26] был хорошим. И Жан-Клод в романах про Аниту Блейк довольно симпатичный.

— Я никак не ожидала, что выражение «модное опоздание» может иметь двойной смысл! — У меня начинается истерика.

— Успокойся! — приказывает Сильвия. Я представляю ее смотрящей по телевизору «Баффи». — Тебе необходимо проверить свои подозрения, прежде чем бороться с вампирами.

— Бороться? Еще чего! Я уже на полпути к дому Виктории.

— Хочешь сбежать? — спрашивает Сильвия. — Ты же хочешь быть журналисткой.

Я замедляю шаг.

— Я не готова умереть за возможность увидеть свою подпись под статьей.

— Сейчас у тебя только подозрения. Ты не уверена на все сто процентов. Прежде чем ты бросишь работу из-за того, что тебе показалось, необходимо раздобыть доказательства.

— И как же я должна это сделать?

— Проверь одну из них. Замани на солнечный свет. Или подложи чеснок. Или украдкой встань позади нее, когда она смотрится в зеркало, и проверь, есть ли отражение...

— Они постоянно смотрятся в зеркала и отражаются в них.

— Ладно, как насчет чеснока?

У меня такое чувство, что моя подруга перегибает палку.

 

По дороге в офис я останавливаюсь у ларька, покупаю головку чеснока, разламываю ее на зубчики и рассовываю по карманам. Чувствуя себя идиоткой, разламываю пополам один зубчик и слегка натираю им запястья, где точки пульса. Посмотрим, заметит ли кто-нибудь.

В лифте две словно вырубленные изо льда блондинки отодвинулись от меня подальше, но они не работают в «Тэсти». Феликс сильно втягивает носом воздух, когда я вхожу.

— Ты ела итальянскую пищу? — спрашивает он меня. — Я чувствую запах чеснока.

Я знала это! Он вампир.

— Холистическая СПА-процедура, — отмахиваюсь я.

Его брови поднимаются.

— У меня степень по ароматерапии. Но я никогда не слышал о подобной процедуре, — говорит он, снова принюхиваясь. — И каким должен быть эффект? — Ладно, возможно, он и не вампир. — Разблокирует энергию? — Возможно, у него просто острое обоняние. — Чеснок? — недоумевает он и меняет тему: — Я слышал, что ты была знакома с Беверли. Позор, правда?

— Она была добрая. — Я заставляю себя подойти к его столу и, улыбнувшись, склоняюсь над ним.

Он не шарахается от резкого запаха.

— Знаешь, — его тон становится конфиденциальным, — проблема Беверли была в том, что она считала, будто все обо всех знает. Это большая ошибка для младшего сотрудника. Я здесь работал еще до того, как появилась Лиллиан, — пережил три смены режима. Мой тебе совет: делай вид, что ничего не знаешь. Просто спрячь голову в песок и делай свою работу. Не умничай. — Он лукаво подмигивает мне. — И смени духи.

Какая-то темноволосая женщина с покрасневшими глазами с конторской коробкой в руках проходит сквозь стеклянные двери, ведущие из главного помещения редакции в приемную. Ее наряд, стоптанные туфли и конский хвост, перехваченный резинкой, говорят о том, что она не местная. И по ее бледному несчастному лицу я догадываюсь, кто она.

— Простите, вы сестра Беверли Грант?

Лорен говорила, что она должна прийти.

Ее опухшие глаза раскрываются от испуга.

— Да. А вы кто?

— Я здесь работаю. Познакомилась с Беверли совсем недавно. Мне очень, очень жаль.

Открывается лифт, следующий вниз.

— Спасибо, — механически отвечает она, входя в него.

Я следую за ней.

— Ты меня не поняла, Кейт, — слышу я вдогонку голос Феликса.

Когда закрываются двери, я шепчу:

— На прошлой неделе Беверли сообщила мне о некоторых вещах, о которых, может быть, вам следует знать.

Хотя я в этом сильно сомневаюсь — вряд ли она пойдет в полицию заявлять, что ее сестра заранее знала, что будет убита вампирами.

Женщина хватает меня за руку. Слезы льются у нее из глаз.

— Проводите меня до машины, — просит она дрожащим голосом. — Мне трудно говорить здесь.

Я снова выныриваю на задыхающуюся от жары улицу, беспокоясь, как бы кто-нибудь не увидел меня вместе с сестрой Беверли. К счастью, она припарковалась в гараже недалеко от «Олдем». Я следую за ней по пандусу.

— Так вы дружили с Беверли? — говорит она. — У меня сложилось впечатление, что у нее не было друзей на работе.

— Да уж, — с сочувствием вздыхаю я. — Коллективчик еще тот. Нас с Беверли как раз и объединила эта тема на вечеринке на прошлой неделе. Кстати, меня зовут Кейт. Она подает мне руку, мягкую и теплую:

— Линда. Вы не относитесь к высшему обществу, как все остальные здесь? — спрашивает она.

— Нет. Мой отец производит и продает футболки, чтобы заработать на кусок хлеба.

— Они и в самом деле такие порочные, как считала Беверли? — спрашивает она.

— Я здесь недавно, — увиливаю я. — Ау Беверли были некоторые... теории насчет ее коллег. Она не говорила вам об этом?

— Говорила.

Я не хочу первой произносить слово на букву «в». Кажется, Линда понимает причины моей нерешительности.

— Она считала, что некоторые из сотрудников и прежде всего главный редактор — вампиры. Настоящие вампиры, а не какие-то там редакционные кровопийцы. — Линда горько улыбается. — Она обладала самым богатым воображением в нашей семье. Была немного «с приветом», но очень добрая. — Ее глаза снова наполняются слезами.

Наверное, она действительно была доброй и милой, когда не напивалась, не злилась и не опасалась за свою жизнь.

— Мне она говорила то же самое. Вы верите в это?

— Конечно, нет, — отвечает Линда. — Хотя теперь...

— Вот и я тоже. Извините, если это будет слишком для вас, но как раз в тот вечер, когда мы познакомились, Беверли боялась, что может произойти нечто подобное.

Линда пару раз глубоко вздыхает. Интересно, как держатся ее родители и остальные члены семьи Беверли...

— Я ей не поверила, — шепчу я.

— Никто не верил, — замечает Линда. — Беверли месяцами несла эту чушь. Ей казалось, что «они» следят за ней, преследуют ее. А мы думали, что она шутит. Я бы и сейчас продолжала так считать, если бы не обнаружила вот это. — Линда шарит в своей сумке и вынимает сотовый телефон.

Меня охватывает ужас — я догадываюсь, что она сейчас скажет. — Она получала странные сообщения.

Мои руки трясутся, когда я беру телефон и открываю первое сообщение: «Лучше приведи себя в порядок. Внизу тебя ждет компания. — Н.».

Дрожа от страха, читаю следующее: «Поздравляю, ты в списке! Чтобы поприсутствовать на такой вечеринке, не жалко и жизнь отдать. — Н.».

И последнее: «Доброй ночи. Чур, не спать. Не давай себя кусать. — Н.».

— Хочу разобрать ее рабочий стол, — говорит Линда, может, еще что-нибудь найду.

— А что уже нашли?

— Справочник для писателей и редакторов, словарь и коробку красных карандашей. Но это не похоже на Беверли — в ее комнате никогда не бывало такого порядка. Дома ее ящики были забиты чесноком, а память компьютера — оккультными веб-страницами. Мы евреи, но она повесила на дверь своей спальни распятие.

Взять на заметку: купить распятие!

— Вы знаете веб-сайт «Наблюдатель»? — спрашивает Линда. — Беверли увлекалась им. Не говорите никому, но она была одним из их информаторов.

Я подумала: «Наблюдатель» — «Н.». Это, должно быть, они.

Бедняжка вычислила их быстрее, чем я.

— В воскресенье она была одна?

— Да Вечером у нее должно было быть свидание. И она хотела купить себе новый топ. Возможно, думала, что при свете дня ей ничего не грозит.

Мы стоим рядом с ее «хондой» с пенсильванскими номерами и парковочным талоном Филадельфии на заднем стекле. Линда ушла в свои мысли.

— Знаете, — говорю я Линде, — она сказала мне, что если с ней что-то случится, мы должны искать следы укусов — на шее, запястьях или других местах, где проходят крупные кровеносные сосуды. Они могут выглядеть как подсохшие белые болячки.

Линда сильно бледнеет.

— Боже мой, — шепчу я. — На ней они есть?

— На шее и на запястье.

— Что сказал врач... или судебно-медицинский эксперт?

— Ее привезли в больницу, несмотря на то, что она уже была мертва. — Очень тихо говорит она. — Врач сказал, что у нее сердечный приступ.

— Вы указывали врачу на эти следы?

— Если бы эти отметины были существенны, разве врач не заметил бы их сам?

— Иногда врачи кое-что пропускают, если это, с их точки зрения, не вписывается в картину произошедшего. Вам надо потребовать провести вскрытие. Вы должны обратиться в полицию.

— И что я должна сказать им? — говорит Линда.

— Я могу написать вам, на что должны обратить внимание врачи. Вам придется устроить скандал, но вы должны сделать это.

Линда качает головой:

— Не уверена, что это хорошая идея. В Филадельфии у меня двое детей и муж. Я не хочу влезать в то, во что впуталась Беверли.

— Но вы должны сделать это. Именно вы!

Она нажимает кнопку на брелоке, и ее автомобиль с писком оживает, включая фары и отпирая дверные замки.

— Было приятно познакомиться с вами, Кейт, — говорит она. — Я рада, что вы были добры к Беверли. Но давайте поставим на этом деле точку. Я не могу подвергать опасности свою семью.

— Но послушайте, а если они опять нападут?

— Вам известно мое отношение к этому, — говорит она, захлопывая дверцу автомашины у меня перед носом.

Я вжимаюсь в стену рядом с автомобилем, когда он, ревя мотором, срывается с места. В моем кармане пищит телефон. Я вынимаю его и читаю:

«Что сказала сестренка? — Н.».

Господи Иисусе! Неужели эти блоггеры следят за каждым моим движением? Кто видел, что я вышла вместе с сестрой Беверли, кроме Феликса? Феликс? Возможно, он не вампир, а блоггер. Кто бы ни был этот Н., он опасен. В гневе я пишу ответ:

«Ты знал. Почему же ты не помог?»

Ответ приходит немедленно: «Не в моей компетенции. К.К.».

Я: «Человек погиб!!! Ты мог бы предотвратить это».

Н.: «Ох, К., я не делаю новости, я их сообщаю».

Я: «Ты не настоящий журналист, ты продажный писака».

Н.: «Ты хочешь обидеть меня, да?».

Я: «Я хочу, чтобы ты поступал по совести».

Отослав эту наивную фразу, я ожидаю очередного снарка[27] от Н. Однако, как ни странно, он/она/оно молчит.

 

— Ты отсутствовала целую вечность, — замечает Рэйчел, когда я, совершенно выбитая из колеи, возвращаюсь к своему рабочему столу. — Как твой ПМС? И почему от тебя пахнет чесноком?

— Народное средство от головной боли, — отвечаю я — Попробуй. Положи зубчик в ящик своего стола.

— Нет, спасибо, дорогая, — отказывается Нина.

— Это теперь модно? — спрашивает Рэйчел, брезгливо беря один зубчик.

Мне хочется, чтобы мы доверяли друг другу. После совместного похода в кафетерий стало ясно, что они тоже что-то подозревают. Но я не буду подвергать их опасности. Прикусив язык, открываю файл «Чистая одежда» и, сосредоточившись на статье, пытаюсь привести в порядок свои истрепанные нервы.

Мой первый телефонный звонок в одну из компаний, производящих полотняные изделия, по поводу «моего романса без химикатов» оказывается успешным. Трубку берет ее владелец (должно быть, это небольшая компания). И вот уже телефонная трубка зажата между моим плечом и ухом, и я печатаю так быстро, как только могу. Этот парень — кладезь информации. Он готов и в дальнейшем отвечать на мои звонки. Стараясь отвлечься от тревожных мыслей, я с головой погружаюсь в работу.

В девятнадцать тридцать Рэйчел включает и выключает свет.

— Закругляйся, Кейт, — говорит она. — Мы, конечно, не приглашены на вручение «обувных» наград в «Луи Вуиттон», но есть еще пара интересных мероприятий, правда, пониже рангом, сегодня вечером. Ты не хочешь пойти? — спрашивает она раздраженно.

Мне боязно оставаться одной в офисе. Но и развлекаться на вечеринке в толпе вампиров у меня тоже нет настроения.

— Спасибо, но я не пойду, — отказываюсь я. — Мне надо закончить статью и оставить ее на столе у Лиллиан уже сегодня.

— И каким же образом твоя статья попадет туда? — спрашивает Рэйчел с плохо скрываемой завистью.

Я потеряла бдительность, напрочь забыв о нашем соперничестве.

— Я могу попросить Лиллиан, чтобы мы все вместе работали над этой рубрикой, — предлагаю я. — «Голос молодого поколения» или что-то в этом роде. Мы могли бы назвать ее «Девичий разговор».

Глаза Рэйчел расширяются:

— Кейт, в самом деле?

Я простофиля, но скорее всего сделаю это.

Девочки уходят счастливыми. Я даже уговорила их обеих взять с собой по зубчику чеснока — чтобы предотвратить похмелье.

Как только за ними закрывается дверь, я хватаю свои вещи, выключаю компьютер и несусь по коридору к принтеру. После размолвки с Джеймсом я стала пользоваться принтером, который стоит рядом с отделом «Культура», игнорируя тот, что возле «Фото». Коридор безлюден, но как раз в тот момент, когда оказываюсь у кабинета Лиллиан, я наталкиваюсь на Кристен Дрейн, которая великолепно выглядит в длинном, по пола, платье из тонкого атласа[28]. Наверное, она собирается идти на мероприятие в «Луи Вуиттон».

Она разражается приступом кашля. Что это — чеснок или ей мой наряд не понравился?

Для вампиров, судя по всему, необходим тест получше.

Я оставляю распечатку моей статьи на столе секретарши Лиллиан (ее зовут Шарлотта, на прошлой неделе она сменила Кэрол), и мой взгляд падает на лоток для почты и посылок. Вот он, оптимальный способ доставки препарата «антивамп» вампиру: косметика! Они обожают косметику. Я быстро оглядываюсь, чтобы удостовериться, что горизонт чист, прежде чем начать рыться в лотке в поисках чего-то такого, что легко можно смешать с чем-то типа... святой воды. Сразу же натыкаюсь на лосьон линии «Крем де ла Мер». Лиллиан всегда им пользуется. Какой бы ни была реакция, меня она вряд ли заподозрит — на производстве всякое бывает. Я снова оглядываюсь, затем засовываю крохотную бутылочку в свою сумку и спешу прочь, ощущая себя преступницей, похитившей чужое добро.

 

Квартира моей тети отнюдь не неприступная крепость, как мне всегда казалось. Вернувшись в эти стены цвета древесного угля, в окружение из доисторических зубов и царство возвышенного искусства, я сильно пожалела, что не пошла вместе с Рэйчел и Ниной. Здесь довольно противно. Я прохожу мимо кабинета с семе