Я попыталась успокоить его. Наконец, он повернулся ко мне с настолько грустной улыбкой, что мне защемило сердце

Все хорошо, Анита. Я ценю твои усилия, но я не думаю, что ты можешь мне сказать что-то, чтобы меня утешило.

Он поднял мою руку к своему лицу и потерся щекой о костяшки пальцев. Напряжение во мне растаяло.

Он улыбнулся, и это была почти его обыкновенная улыбка. Его глаза искрились. Я знала этот взгляд. Он собирался что-то сказать, что мне не понравится.

Немного больше близости, и ты почувствовала бы себя лучше.

Я кивнула.

Джейсон улыбался, когда сказал:

Мы могли бы вступить в клуб Высотной мили, оба почувствовали бы себя лучше.

Клуб Высотной мили?

Он поцеловал мне руку, мягко, чуть более откровенно, чем позволяла вежливость.

Секс в самолете.

Я покачала головой и рассмеялась. Это был практически нормальный смех. Очко в мою пользу.

Теперь я уже больше не беспокоюсь, — заметила я.

Беспокоишься, о чем?

О тебе, если ты можешь флиртовать и дразниться, значит, ты в порядке.

Он прижал мою руку к лицу, и его глаза перешли от дразнящего выражения к полностью серьезному.

Кто говорит, что я просто дразнюсь?

Я выдала ему взгляд, который полностью соответствовал его предложению.

Я не могу заниматься сексом в самолете. Я могу только орать, когда он поднимается и опускается.

Я потянула от него свою руку.

Он улыбнулся и поцеловал ее, как полагалось. Только прикосновение губ, ничего больше, очень целомудренно.

Я буду вести себя, как ты пожелаешь.

Вот так я и хочу.

Прикосновение заставило тебя почувствовать себя лучше, Анита. Я ощутил это, когда держал твою руку, ты перестала пахнуть, как жертва. Серьезно, почему бы не заняться сексом? Почему ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше?

Я нахмурилась, глядя на него, потому что начала осознавать, что он это серьезно.

Во-первых: к нам может заглянуть пилот. Во-вторых: мы в самолете, Джейсон, а я так не могу. Я слишком боюсь.

Как насчет секса уже на земле?

Я нахмурилась еще сильнее.

Хочешь сказать, когда мы приземлимся?

Я думаю, в гостинице.

Я не была оскорблена, скорее озадачена. А он не поддразнивал. Он был чертовски серьезен. Это было на него не похоже.

Разве ты не хотел бы сначала побывать в больнице и в доме родителей перед тем, как мы успеем перепачкаться?

Он улыбнулся, но до глаз улыбка так и не дошла.

— Я не хочу ехать в больницу. Я не хочу ехать домой. Ни один из этих вариантов мне не нравится.

Я посильнее сжала его руку, не из-за своего страха, а из-за горечи в его голосе. Странно, но переживания за него помогли мне легче перенести полет. Кто говорил, что поддержка кого-то другого в решении его проблем, не может избавлять от собственных?

Не думаю, что секс облегчит все эти вещи.

Он улыбнулся, и взгляд его глаз был настолько быстрым, что я даже не успела уловить его. Но я вспомнила, что видела такой взгляд у Натаниэля. Это был взгляд, который говорил о том, какая я наивная. Джейсон был на несколько лет моложе меня, и в его жизни не было всего того, что успел повидать Натаниэль, но у него был свой опыт.

Я не наивная, — отозвалась я.

Ты настолько хорошо научилась меня читать?

Натаниэль передал очень похожий взгляд, — объяснила я.

Конечно, ты прочитала не меня, — констатировал он с горечью в голосе.

Я начала волноваться, поскольку проблемы росли быстрее, чем я успевала их решать.

И что это должно значить? — спросила я.

Я мечтаю, чтобы кто-то хотел меня так же, как ты хочешь Натаниэля, и любил меня так же, как ты любишь всех своих мужчин.

Перди любит тебя именно так, — заметила я. Что я могла сказать на это, разве что правду?

Он посмотрел на меня недружелюбным взглядом.

Ты пытаешься быть прямолинейной?

Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула и попробовала сказать честно, но не прямолинейно.

Я сейчас нахожусь в самолете, а сама бы я на это ни за что не пошла. Дай-ка попробую объяснить: сначала ты говорил, что хочешь, чтобы тебя любили. Тебе хотелось, чтобы чувства согревали тебя. Так вот, я долгие годы сопротивлялась тому, чтобы меня вот так вот любили, но не получилось, но теперь оказывается, что именно этого ты и хочешь.