Естественнонаучная методология и методология наук о культуре М. Вебера

Заметным событием в области методологии науки было появление работы Макса Вебера«Объективность познания в области социальных наук и социальной политики» /39/. В ней рассматриваются не только социальные, но и экономические аспекты культурной жизни, поэтому не только социальные, но и экономические науки, в том числе управление, можно считать подпадающими под предмет этой работы /39, 562/: «Социальная наука, которой мы хотим заниматься – наука о действительности. Мы хотим понять действительную жизнь в ее своеобразии – установить взаимосвязи и культурную значимость отдельных ее явлений в их нынешнем облике, а также причины того, что они исторически сложились именно так, а не иначе». В своем исследовании Вебер разворачивает методологию познания, альтернативную как естественнонаучной, так и уже упоминавшейся нами методологии обществоведческого исследования Дюркгейма. Естественно, нас интересует первая альтернатива. Признавая вполне возможным проведение исследований в разных методологиях, мы попытаемся сейчас показать, что принятая нами естественнонаучная методология выдерживает критику Вебера и открывает определенную перспективу исследований в своих собственных рамках.

Существенное различие в подходах, не отмечаемое Вебером, но принципиальное для нас, состоит в том, что в естественнонаучной методологии строго различаются предметы науки, инженерии и практики. Взяв предметом исследований так называемую действительность во всей ее полноте, Вебер на самом деле уже не имел права указывать на недостаточность «объяснительного потенциала» законов естественной науки по отношению к сложности любой реальной ситуации – предмет науки ограничен природными явлениями, реальную же ситуацию (ситуацию практики) определяет множество случайных и волевых причин. Как мы уже показывали в области практики научная «объяснительность» не работает. После натурфилософии уже ни одно современное мировоззрение на «объяснительные» возможности науки в области практики не опирается.

Та же физика в таком, например, объекте как автомобиль «объясняет» фактически единственное явление – процесс стремительного газообразования при взрыве горючего вещества, почти все остальные и многочисленные процессы есть порождение инженерии, создающей конструкцию автомобиля, «количественная» сложность описания которой по сравнению с формулой термодинамики многократно превышает последнюю. Никакой физикой никто не объясняет подавляющее число технических (инженерных) решений, они физикой и не объясняются (конструкция моста, например, может быть как удачной, так и неудачной – при одной и той же физике, то есть в работоспособности моста «объяснительность» идет от инженерного решения). Механизмы инженерии – также реальность, но это уже не предмет науки, у инженерии свой предмет. Сколь угодно оригинальное инженерное решение есть все же лишь инженерное решение, но не научное открытие.

И еще менее физикой «объясняется» ситуация практики. Тот же автомобиль эксплуатируется в самых разных жизненных обстоятельствах, естественно, никто и не пытается, например, возникшую у кого-то проблему провоза 7 человек в 4-местном автомобиле объяснять не только с позиций физики, но даже и с инженерных позиций. Это уже ситуация «чистой» практики. У Вебера, естественно, и практика входит в действительность, но при таком допущении ясно, что именно проблемы инженерии и практики начинают доминировать в любой реальной ситуации (действительности). И неверной будет попытка объяснять ситуацию практики (реальную ситуацию) с позиций науки.

Не различая предметы науки, инженерии и практики (реальности) методология Вебера, конечно же, имеет множество проблем. Основная критика Вебером естественнонаучного подхода к наукам о культуре сводится к демонстрации им невозможности исчерпывающего объяснения в их рамках (им взяты психологические науки) действительности. Веберс иронией отмечает /39, 562/: «То, что содержит в себе «законы», которые мы способны различить в необозримом многообразии смен явлений, должно быть единственно существенным для науки.... Та часть индивидуальной действительности, которая остается после вычленения «закономерного», рассматривается либо как не подвергнутый еще научному анализу остаток, который впоследствии в ходе усовершенствования системы «законов» войдет в нее, либо ее просто игнорируют как нечто «случайное» и именно поэтому для науки несущественное, поскольку она не допускает «понимания с помощью законов», следовательно, не относится к рассматриваемому «типу» явлений и может быть лишь объектом праздного любопытства». Ирония Веберапонятна, но с ней нельзя согласиться. Действительно, оказавшийся вне научного анализа «остаток» до конца не может быть исчерпан никакими будущими исследованиями и, в то же время, его нельзя игнорировать как случайный и тем более он не «объект праздного любопытства» – он просто не предмет науки. Эта «неполнота» науки в нашей методологии как раз ожидаема, поскольку данный остаток есть отчасти предмет инженерии, а отчасти – практики.

Далее Веберзамечает /39, 564-565/: «В социальных науках речь идет о духовных процессах, понять которые в сопереживании – совсем иная по специфике задача, чем те, которые могут быть разрешены с помощью естественных наук. … До сих пор еще бытует мнение, будто задача психологии заключается в том, чтобы играть для отдельных наук о духе роль, близкую математике, расчленяя сложные явления социальной жизни на их психическую обусловленность, сводя эти явления к наиболее простым психическим факторам.... Тем самым была бы создана если не «механика», то «химия» социальной жизни в ее психических основах. … Однако, для достижения цели социально-экономического познания в нашем понимании, то есть для познания действительности в ее культурном значении и каузальной связи, это не имеет ни малейшего значения». Подобную критику Веберав определенной степени мы можем воспринять и в свой адрес в виду попытки взять праксеологию в качестве естественнонаучного основания рефлексивного управления. Однако, и данная критическая позиция Веберане достигает успеха. Во-первых, потому, что Веберсам неточен в той части, что соотносит психологии (естественной науке) роль научного основания других наук – социальных – наука может быть основанием лишь инженерии, но никак не других наук (также и математика не является естественной наукой, то есть таким основанием). Во-вторых, если под социальными науками Веберапонимать социальную инженерию (методологически тогда все встает на свои места), то все равно слабая обоснованность их психологическими основаниями не есть принципиальное возражение против принципиальной ориентации на естественнонаучные основания социальной инженерии («социальных наук»), но есть лишь свидетельство того, что конкретно психология не является адекватным научным основанием социальной инженерии, а данное положение мы уже вполне поддерживаем.

Существенным расхождением естественнонаучной методологии и методологии социальных наук Веберастановится выбор предмета исследований. Веберсвой выбор поясняет так /39, 567/: «Культурное значение какого-либо явления, например, денежного обмена, может состоять в том, что оно принимает массовый характер; и таков действительно фундаментальный компонент культурной жизни нашего времени. В этом случае задача исследователя состоит именно в том, чтобы сделать понятным культурное значение того исторического факта, что в данном случае упомянутое явление играет именно данную роль, дать каузальное объяснение его исторического возникновения». Осознавая достигнутый сегодня уровень манипулирования общественным сознанием, можно не сомневаться, что как раз ничто массовое сегодня естественнонаучного интереса не представляет, все это – «чистой воды» социальная инженерия.

Веберкритикует естественные науки за их «беспомощность» /39, 570/: «Для естественных наук важность и ценность законов прямо пропорциональна степени их общезначимости; для познания исторических явлений в их конкретных условиях наиболее общие законы, в наибольшей степени лишенные содержания, имеют, как правило, наименьшую ценность. Ведь чем больше значимость родового понятия – его объем, тем дальше оно уводит нас от полноты реальной действительности, так как содержать общие признаки наибольшего числа явлений оно может только, будучи абстрактным, то есть бедным по своему содержанию. В науках о культуре познание общего никогда не бывает ценным как таковое». Данная критика существенно ослабляется, если принять во внимание следующее: 1) общезначимость закона (одна из ценностей науки) важна именно как неизменность, надежность его проявления, но вовсе не как «массовость» его проявления – сделать полезным, а значит массовым употребление закона науки – это как раз задача инженерии; 2) упростить сложность ситуации – сделать ее содержание «бедным» – это и есть задача науки, которая этой «бедностью», с одной стороны, делает ситуацию ясной, понятной, с другой стороны, подводит под нее надежный объяснительный фундамент – это то, чему можно верить, на чем уже можно строить нечто «сложное» (инженерное и практическое).

Если не упускать из внимания сделанную нами поправку – социальные науки (науки о культуре) есть по сути социальная инженерия (с позиций естественнонаучной методологии), то многие положения методологии Веберастановятся актуальными. Например, тезис Вебера/39, 574/: «Система в науках о культуре, даже просто окончательно и объективно значимо фиксированная систематизация проблем и областей знания в этих науках, – бессмыслица» с полным основанием можно отнести, но не к науке, а к практике. И подобное критическое отношение к системности мы проводим и сами, то есть, мы буквально восстаем против систем, но совершенно с других позиций. Также утверждая, что «в образовании абстрактных идеальных типов следует видеть не цель, а средство» Вебер совершенно точен именно в контексте практики (действительности, которая и есть предмет его исследования).

Веберуприходится распутывать сложнейшие узлы из-за включения в работу понятия «идеи» в смысле «идеала» и в смысле «идеального типа», что опять же существенно упрощается при обнаружении (а это в естественнонаучной методологии, опять же, не требует значительных усилий) того, что «идеал» – это понятие практики, а «идеальный тип» – понятие инженерии.

Последнее столетие знает множество и других примеров стремления охватить исследованием всю полноту действительности. Таковы прежде всего междисциплинарные исследования. Понятно, что предмет науки есть только часть действительности. Отсюда возникает проблема объективности вне научных представлений («объективность знака, а не закона» /Геллер/). По пути установления объективности обыденных представлений идет, например, Кассирерв своей философии символических форм /128/.

Полнота представлений составляет проблему и наших исследований, но мы видим возможность ее разрешения в традиционной естественнонаучной методологии (вся проблема в обнаружении естественнонаучных оснований гуманитарных дисциплин, мы такую возможность видим и пытаемся показать в данной работе). Итак, нам хотелось бы резюмировать краткое сравнение методологий определенной обоснованностью надежд на плодотворность принятого в концепции рефлексивного управления естественнонаучного подхода.