Кто из людей есть настоящий человек в Жизни? 1 страница

Начнём рассмотрение этого вопроса снова от текста учебника. В параграфе 1 первой главы академик пишет:

«Социальное и биологическое слиты в человеке воедино. (… — опустим то, что уже прокомментировали в разделе 7.3). У каждого человека, как и у любого животного, есть инстинкт самосохранения[199]. Значит в человеке биологическое и социальное начала органически связаны между собой, и только в таком единстве существует человек. Это неразрывное единство позволяет сказать: человек существо биосоциальное» (рассматрива­е­мый учебник, стр. 9).

Соотнесите всё здесь сказанное с приведённой ранее публикацией в газете “Известия” “Орангутаны — культурное племя” и получится, что и орангутаны, которых Карел ван Шейк из американского университета Duke изучал 10 лет, тоже существа «био­социальные», поскольку в их популяции тоже существуют навыки, возникшие в результате их мыслительного творчества и передаваемые из поколения в поколение на основе «социальной организации».

Жизненно состоятельный ответ на вопрос: В чём различие между «биосоци­аль­но­стью» орангутанов и «биосо­ци­аль­ностью» человека помимо того, что орангутаны не обладают способностью к членораздельной речи? — можно найти, если заняться рассмотрением того, что общебиологического есть в человеке, и как оно связано с тем, что является социально обусловленным.

Однако вместо того, чтобы заняться рассмотрением по существу органических взаимосвязей в человеке компонент общебиологического и социально обусловленного, академик обратился к теме «Мышление и речь», о содержательной несостоятельности чего уже было упомянуто ранее в одной из сносок. Поэтому и в этот раз нам придётся самим рассмотреть вопрос о взаимосвязях общебиологического и социально обусловленного в человеке, чтобы понять, чем «биосоциальность» людей отличается от «био­со­циальности» некоторых видов обезьян, помимо того, что обезьяны не обладают способностью к членораздельной речи.

Биологический вид «Человек разумный» — действительно порождение биосферы Зем­ли. И он действительно — единственное явление, которому нет в ней аналогов. При этом каждой особи вида «Человек разумный» свойственно всё то, что генетически свойственно подавляющему большинству достаточно высокоразвитых видов животных в биосфере Земли, а именно:

· Врождённые безусловные рефлексы разных иерархических уровней в организации его организма (уровня клеток, уровня органов, систем органов и организма в целом).

· Врождённые инстинкты, поведенческие программы которых относятся к уровню организации «организм в целом» и обеспечивают взаимодействие с окружающей средой в «автома­ти­чес­ком» режиме вне зависимости от персонального жизненного опыта той или иной определённой особи, нарабатываемого ею в течение всей своей жизни. И хотя инстинкты свойственны всем особям вида, но весь комплекс инстинктивно обусловленных поведенческих программ, обслуживает не жизнь той или иной особи, а жизнь вида (его популяций) в целом, поэтому главенствующий из них во всём комплексе — инстинкт продолжения рода и его алгоритмика обладает своеобразием, отличающим друг от друга психику особей соответственно принадлежности каждой из них к одному из полóв[200].

· Однозначно не запрограммированный потенциал поведенческих способностей каждой особи в её взаимодействии со средой, включающий в себя как условные рефлексы и привычки, так и выработку тех или иных поведенческих программ на основе мышления в русле той или иной целесообразности.

У наиболее высокоразвитых видов животных последняя составляющая приводит даже к появлению некой «социальной организации» и «культуры» как набора поведенческих навыков, передаваемых от поколения к поколению на основе «социальной организации».

Всё это и послужило основанием для того, чтобы «дикари» назвали один из видов обезьян, чья популяция жила по соседству с ними, «лесными людьми» — «орангутанами». Для представителей же науки нашей цивилизации развитость её техносферы и оторванность от жизни биоценозов, незнание множества особенностей в образе жизни обезьян, затуманили существо вопроса.

Но наряду со всем этим общебиологическим каждому представителю вида «Человек разумный» генетически свойственно и то, что отличает этот вид и каждого его представителя ото всех прочих биологических видов в составе биосферы Земли. Однако это не то, о чём написал академик в параграфе 1 учебника, т.е. это не вертикальное положение тела при ходьбе, высвободившее передние конечности, что позволило им стать руками; не наиболее высокоразвитый мозг и способность к выражению мыслей в членораздельной речи и т.п.

То, что отличает человека от животных, непосредственно невидимо для подавляющего большинства людей, и не воспринимается их вещественными органами чувств непосредственно, хотя каждый человек, вышедший из подросткового возраста, способен осмысленно воспринять эту особенность человека непосредственно в себе самом и опосредованно увидеть её в поведении других людей, поскольку она выражается именно в поведении.

Насколько об этом позволяют судить данные зоологии, опыт животноводов и дрессировщиков, главное, что характеризует организацию психической деятельности животных состоит в том, что:

В каждом из видов в биосфере Земли, за исключением человека, генетически запрограммирован однозначный безальтернативный характер организации психической деятельности как процесса получения и обработки информации, поступающей из общего всем «внешнего мира» в психику особи того или иного вида.

Поэтому, чему бы ни научили обезьяну или циркового зверя; до чего бы и как ни додумался самостоятельно медведь в лесу или Ваш домашний кот, пёс или попугай (хоть он и птица, а не животное), но все они по организации своей психической деятельности так и останутся неизменными представителями каждый своего био­логического вида.

В отличие от животных и птиц в биологическом виде «Человек разумный» такой однозначной безальтернативной врождённой запрограммированности организации пси­хической деятельности нет.

Это и есть то, что отличает всякого представителя биологического вида «Человек разумный» от представителей всех прочих видов, а вид «Человек разумный» в целом — выделяет как уникальное явление из всей биосферы Земли.

Дело не в том, что человеку как и представителям всех высокоразвитых видов свойственны: 1) безусловные рефлексы, инстинкты и способность к выработке условных рефлексов, 2) раз­ви­тость «социальной организации», на основе которой от поколения к поколению передаются те или иные знания и навыки, возникшие в результате мыслительной деятельности представителей прошлых и ныне активного поколений, 3) что по интеллектуальной мощи и творческим способностям человек превосходит представителей всех остальных биологических видов в биосфере Земли.

Дело в том, какую иерархическую значимость (приоритет­ность) в психической деятельности определённой личности имеет каждый из названных источников поведенческих навыков (поведенческих алгоритмов).

Иными словами, что — чему в поведении человека в жизни (в её определённые периоды и моменты выбора линии дальнейшего поведения) подчинено: творческий потенциал и культура — инстинктам; либо инстинкты и культура — творческим способностям; а если имеет место последнее, то что несёт творчество личности Миру.

Действительно:

Если поведение человека (включая и творческий потенциал, каким бы мощным он ни был) безусловно подчинено врождённым инстинктам и рефлексам, то по организации своей психики СУБЪЕКТ НЕОТЛИЧИМ ОТ ЖИВОТНОГО. Он, как это и определил Платон, — «двуногое существо без перьев», хотя возможно (и это достаточно часто встречается в жизни общества), что с претензиями на нечто более значимое.

Однако в обществе людей — вследствие того, что организация психики каждого из них может быть многовариантной, и люди объективно стремятся отличаться от животных, — неизбежны ситуации, в которых инстинкты требуют от личности одного, а культура, в которой хотя бы отчасти выражается предопределённая Свыше суть человека, — чего-то другого. Если в такого рода ситуациях субъект подчиняется диктату инстинктов, то, как было сказано выше, он неотличим от животных по организации своей психики. Но если он не подчиняется инстинктивным позывам, а отдаёт предпочтение нормам культуры, то он человек?

— Нет, вовсе не обязательно: даже современный уровень развития робототехники позволяет запрограммировать многие поведенческие нормы культуры в технические устройства, которые могут быть и человекообразными (тем более при дальнейшем развитии био- и нанотехнологий).

Однако в жизни неизбежны ситуации, когда исторически сложившиеся нормы культуры и культурно обусловленные навыки поведения не позволяют выявить и разрешить проблемы, с которыми сталкивается человек. Если в такого рода ситуациях субъект отдаёт предпочтение традиционным нормам культуры, а не своим творческим способностям; либо, выявив проблему и определив пути и средства её разрешения на основе своего мышления и творческого потенциала, субъект безусловно подчиняется нормам традиционной культуры, запрещающей прямо или косвенно иметь дело с этой проблематикой, а равно относиться к ней как-то иначе, то он ПО СВОЕМУ ПОВЕДЕНИЮ НЕОТЛИЧИМ ОТ ЗАПРОГРАМ­МИРОВАННОГО АВТОМАТА [201], в программно-алго­рит­ми­ческом обеспечении которого есть две компоненты: 1) своего рода «BIOS»[202] (пред­став­ленная в человеке набором врождённых безусловных рефлексов и инстинктов) и 2) набор отлаженных прикладных программ, соответствующих определённым условиям (тради­ци­онная культура), которые автомат не способен ни остановить, ни изменить, ни заменить на другие — выработанные им самим и более соответствующие обстоятельствам и потребностям. Но если в такого рода ситуациях, требующих отказаться от традиционной культуры и явить нечто, прежде не свойственное ей, субъект это новое являет в своём поведении, он — человек?

— Нет, вовсе не обязательно. Если согласиться с академиком Л.Н.Боголюбовым, представившим в учебнике человека как «вы­со­коорганизованное тело», то так подумать можно. Но если вспомнить о духе — биополе человека, некоторые компоненты которого распространяются если не мгновенно, то быстрее скорости света на очень большие расстояния в пределах Мироздания, — то не исключена возможность получения индивидом новых навыков и знаний в готовом к употреблению виде извне. Физическая (общеприродная) основа для этого состоит в том, что, излучая сходные и совместимые по своим физическим характеристикам биополя, разные люди образуют собой все вместе биополевые организмы, несущие и коллективную психику, включая и коллективный интеллект[203], в которых происходит обмен информацией. Поэтому то, что видится со стороны как творчество чего-то нового одним единственным «высокоорганизованным гениальным телом», якобы полностью изолированным от внешних источников готовой к употреблению информации, в действительности может представлять собой списывание именно из внешних источников субъектом в свою психику (её носитель именно дух, биополе) информации и алгоритмики (состав­ля­ющих знания и навыки, вос­требуемые ситуацией) как максимум в готовом к употреблению виде, а как минимум — считывание подсказки [204], позволяющей самостоятельно выработать необходимые знания и навыки.

Воспоминания о биополевой составляющей жизни по существу означают, что кроме роботов, действующих автоматически в автономном режиме, могут быть и роботы, в которых самоуправление на основе автоматизмов, в каких-то ситуациях дополняется управлением и информационно-алгорит­ми­ческой поддержкой их деятель­но­сти извне.

Но предположим, что субъект, анализируя своё прошлое поведение и намерения на будущее,определился в том, 1) что именно в его психике (внутреннем мире) проистекает из инстинктов, 2) что именно он воспринял из культуры общества, в котором вырос и живёт, 3) что именно пришло и приходит некоторым образом извне в готовом виде или как подсказки.

И тогда, «вычтя» это из всего ему известного о своей жизни, он может определиться и в том, что характеризует именно его. Возможно, он обнаружит, что собственно его в нём лично ничего до настоящего времени и нет, а он сам — носитель и вместилище не только животного, но и растительного начала и ещё много чего чужого, унаследованного им из культуры, от других людей или воспринятого в готовом виде на основе биополей. Т.е. он — пустая форма, заполненная чужим содержанием[205], возможно, что содержанием и не плохим — с точки зрения его самого и окружающих. Но после этого ему останется сделать печальный вывод: собственно меня как человека в этом Мире нет. После этого встанет вопрос, о смысле собственной жизни и о том, для чего и как жить дальше.

Но возможно, что всё же он выявит и «сухой остаток» — свои собственные нравственно обусловленные интересы и волю, подчиняющую его деятельность, включая мышление и разнородный творческий потенциал, осуществлению этих интересов. Если это произойдёт, он — человек?

— Тоже вовсе не обязательно, хотя он по организации своей психики отличается и от животных, чьё поведение безусловно подчинено инстинктам, и от роботов, чьё поведение обусловлено загруженными в них программами и управлением извне.

Но чтобы пояснить последнее утверждение, нам придётся прервать собственное повествование на эту тему и снова обратиться к тому, что известно из школьного курса, а также и к тексту учебника “Введение в обществознание” под редакцией Л.Н.Боголю­бова.

* * *

О том, что был в России поэт Михаил Юрьевич Лермонтов (1814 — 1841), в нынешней России возможно знают не все школьники. Но авторы учебника “Введение в обществознание” не могут не знать этого факта, и вряд ли они не читали поэмы М.Ю.Лермонтова “Демон”. И хотя, с точки зрения Л.Н.Бого­лю­бова «бестелесные существа существуют только в страшных сказках», но вряд ли он будет настаивать на том, что демон у Лермонтова характеризуется тем, что он бестелесен и что он — дух[206] (т.е. существо, чей организм — структура, образованная какими-то физическими полями и возможно плазмой, удерживаемой этими полями).

В поэме М.Ю.Лермонтова “Демон” персонаж, давший ей название, — предстаёт как нравственно-психологический тип, в своём поведении выражающий именно своеволие, действующее для достижения самоудовлетворённости по принципу «что хочу — то и ворочу»… насколько это позволяет его собственная «нака­чан­ность» и «крутизна» в складывающихся обстоятельствах, не вполне подвластных воле демона. Эти внешние — не подвластные его воле — субъективные и объективные обстоятельства представляют собой то единственное, что кладёт пределы воплощению в жизнь демонического «что хочу — то и ворочу: бери от жизни всё!» [207]Т.е. демонизм — вопреки его притязаниям и забывчивости о своей ограниченности — объективно ограничен в своих возможностях, вследствие чего постоянно и неизбежно терпит крах в достижении своих целей и получает разочарование, даже в случае их достижения (поскольку достижения сопровождаются сопутствующими эффектами, появление которых не было предусмотрено демонизмом).

Однако, то что описал М.Ю.Лермонтов, — не пустой вымысел: такая организация психической деятельности имеет место не только в жизни «бестелесных существ в страшных сказках», а свойственна хоть и не большинству людей, но многим из людей как в прошлых, так и в ныне живущих поколениях.

При этом, НОСИТЕЛИ ДЕМОНИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ обречены ошибаться и в целеполагании, и в осуществлении своих намерений, вследствие чего сталкиваются с неприятностями сами и наносят больший или меньший ущерб жизни окружающих и Мирозданию. Это является следствием ограниченности демонизма в способности получать и перерабатывать информацию в процессе выработки и осуществления своих намерений.

Поскольку это характеризует демонизм как таковой без разделения его:

· на «добрый» благонамеренный демонизм (хочу, чтобы в мире не было зла, чтобы всем было хорошо, «давайте жить дружно»[208]),

· и «злой» (чего я пожелаю, то и есть «добро»[209]),

— то это приводит к вопросу о том, может ли ограниченность (в том числе и человека) пребывать в ладу с неподвластной её воле неограниченностью Жизни в её полноте и целостности?

На этот вопрос в культуре человечества есть разные ответы в широком диапазоне смыслов: от «это невозможно в принципе» до «это жизненно необходимо всем людям и осуществимо, если человек живёт в ладу с Богом, в диалоге с Ним достигая того, что его воля выражает Любовь и всегда действует в русле Божиего Промысла».

Т.е. вопрос о том, кто есть человек и отличается ли он от демона в ранее определённом нравственно-психологическом смысле этого термина, приводит к вопросу о том: Есть ли Бог — Творец и Вседержитель? И соответственно — двум возможным ответам на него и следствиям из них:

· Если Бог есть, то ЧЕЛОВЕК — ЭТО ТОТ, КТО ОСОЗНАЁТ И ВОПЛОЩАЕТ В ЖИЗНЬ ПРЕДЛОЖЕННУЮ ЕМУ В СУДЬБЕ И ИЗБРАННУЮ ИМ СВОЮ ДОЛЮ В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ ПРОМЫСЛА БОЖИЕГО О ЖИЗНИ МИРОЗДАНИЯ И ВСЕХ СУБЪЕКТОВ, КОТОРЫЕ ЖИВУТ В НЁМ.

· Либо если Бога нет, то человек — это то существо, которое выше было описано как «добрый демон», который хочет, чтобы в мире не было «зла», чтобы всем было «хорошо», чтобы все жили дружно; а для того, чтобы это осуществилось, такой добрый демон-человек (как единолично, так и в составе корпораций) борется против злых демонов, для которых «добро» — это то, что они хотят получить в готовом виде или достичь в результате своих усилий:

Ø единолично;

Ø или на основе признания каждым из них определённой иерархии личностей и корпоративной дисциплины, принятой в этой иерархии.

Последнее подразумевает, что демонизм может носить характер обособленно индивидуалистический, а может носить характер корпоративный вне зависимости от его «доброты» или обнажённой злонамеренности.

В случае признания демоном иерархии демонических личностей и корпоративной дисциплины, корпорация обособляется от окружающего Мира и противопоставляет себя Жизни. Но поскольку требуется определённость «добра» и «зла» для того, чтобы себя и других относить к «добрым людям» и «злым демонам», то выдвигается тезис, якобы достаточный для самоопределения «добрых»: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы было сделано тебе».

Казалось бы такого рода тезис, смысл которого выражается в разных формулировках на протяжении истории, — достаточен для того, чтобы всегда определяться в том, кто есть «добрый человек», а кто «злой демон». Однако реальная жизнь такова, что этот тезис оказывается недостаточным, вследствие чего в истории и появились разного рода доктрины о «добром Зле» и «злом Добре», «грешных Праведниках», и «святых Грешниках» (мани­хей­ство, неоманихейство, бердяевщина, ныне климовщина[210] и т.п.).

Этот тезис недостаточен потому, что всякие действия сопровождаются непредсказуемыми сопутствующими эффектами, которые по своей значимости могут оказываться (и в действительности достаточно часто оказываются) более весомыми, нежели сами действия, воплощающие в жизнь благонамеренность «добрых людей» или злые умыслы «демонов». Сопутствующие эффекты неизбежны вследствие целостности Жизни и разнородных взаимосвязей в ней разных, подчас весьма удалённых и казалось бы не связанных друг с другом событий. Вследствие этого и непредсказуемости для ограниченности сопутствующих эффектов:

· «добрые люди» рождают такие афоризмы, как общеизвестное Жванецко-Черномыр­дин­ское: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»;

· а «злые демоны» высказываются в том смысле, что они — «часть той силы, что вечно хочет зла и совершает благо»[211], однако оставляя в умолчаниях: по не зависящим от нас обстоятельствам.

Обретая ту или иную власть в обществе, демонизм как злой, так и добрый требует безоговорочного служения себе, порождая самые жестокие и изощрённые формы подавления окружающих. Один из наиболее изощрённых вариантов проявления демонизма — принуждение окружающих к добродетельности, который в качестве образца поведения демона привёл Ф.М.До­стоевский в “Селе Степанчиково и его обитателях” (Фома).

Т.е. даже если попытаться избежать ответа на вопросы о бытии Бога и взаимоотношении человека и демонов с Ним, сославшись на «категорический императив[212] Канта» («не делай другим того, чего не желаешь себе» либо в иной формулировке «поступай по отношению к другим так, как ты бы хотел, чтобы они поступали по отношению к тебе»), то соотнесение практики применения этого императива с реальной жизнью всё равно приводит к богословской проблематике: т.е. к необходимости определиться в своих взаимоотношениях с Богом.

Так и лермонтовский Демон некогда не был демоном и жил иначе, не зная разочарования и краха в своих делах. В то время «… он верил и любил, / Счастливый первенец творенья! Не знал ни злобы, ни сомненья, / И не грозил уму его / Веков бесплодный ряд унылый…».

И сам Л.Н.Боголюбов сопроводил параграф 1 первой главы учебника заданием, по сути приводящим к богословским вопросам, вопреки всему остальному его собственному ложногуманистическому трёпу о том, что есть человек:

«Прочитайте стихотворение и выскажите ваше отношение к словам автора.

Для человека мысль — венец всего живого.
А чистота души есть бытия основа.
По этим признакам находим человека:
Всех тварей на земле превыше он от века.
А если он живёт, не мысля и не веря,
То человек не отличается от зверя.

Анвари»

Здесь необходимо пояснить: Авхададдин Анвари (умер в 1191 г.) — не только поэт персидского средневековья, но и суфий. Последнее означает, что религия для него — не ритуал (подобный обязательной ежедневной «гимнастике» для тела, памяти и ума), а осмысленный диалог с Богом по жизни на основе веры человека Богу и исповедания человеком Божиего Промысла (в меру своего понимания), что должно реально выражаться в делах человека. А слова Анвари о человеке: «всех тварей на Земле превыше он от века», — прямое следствие коранического утверждения, что наместником Бога на Земле предназначено быть именно человеку: «Он <Бог> — тот, кто сделал вас наместниками на земле; кто был неверным — против него его неверие; неверие увеличит для неверных у их Господа только ненависть; неверие увеличит для неверных только убыток!» (Коран, 35:37(39)).

И соответственно, представлениям Анвари: если субъект думает, что Бога нет, либо не верит Богу и потому уклоняется от того, чтобы принять на себя свою долю в наместничестве Божием на Земле, то он как человек не состоялся и неотличим от зверя.

Казалось бы академик, приводя цитату, должен знать, кого он цитирует и какой смысл цитируемый им автор вкладывал в свои слова, будучи порождением своей эпохи и культуры. И школьникам прежде, чем давать им задание высказать то, что они думают о словах поэта-суфия, надо пояснить существо дела.

Однако, богословские вопросы в параграфе 1 первого тома учебника Л.Н.Боголюбов обсуждать не стал, а рассмотрение вопросов религии и атеизма вынес во второй том учебника, предназначенный для 10 — 11 классов, который назван “Человек и общество”. В нём § 46 главы XII второго тома называется “Религия и современный мир”. Во втором томе 49 параграфов в 13 главах, что означает, что параграф 1 первого тома и параграф 46 второго тома в учебном курсе разделяют почти что 4 года. И это приводит к вопросу: научила ли школа учеников по их произволу вызывать в сознание из памяти всё, необходимое им в настоящем, из того, что попало в память не неделю — две, а годы тому назад? Если не научила, то школьник сам осознанно соотнести текст параграфа 46 второго тома с текстом параграфа 1 первого тома — оказывается не в состоянии.

Однако обратимся к параграфу 46 второго тома. Его автором является не академик Л.Н.Боголюбов, а некто Н.Н.Сухолет[213], который, как можно понять, не имеет учёных степеней и званий (о них ничего не сообщается в отличие от других — остепенённых — членов авторского коллектива). Кроме того, в парагра­фе 46 гла­вы XII второго тома, использованы материалы В.С.Овчинни­кова. Этот параграф начинается словами:

«Религия — это определённые взгляды и представления людей, соответствующие обряды и культы.

Сердцем религии является вера» (рассматриваемый учебник, т. 2, для 10 — 11 классов, стр. 385).

Кому вера? либо во что вера? — не уточняется, хотя вера кому-то определённому и вера во что-то определённое — это две различные веры, которые могут быть в конфликте друг с другом. Кроме того, авторы продолжили советскую традицию искажения изначального смысла слова «религия». Ещё в XIX веке философ В.С.Соловьёв объяснял существо религии как жизненного явления так:

«Религией, по несомненному общему смыслу, вне зависимости от сомнительной этимологии, мы называем то, что, во-первых связывает человека с Богом, а во-вторых, в силу этой первой связи, соединяет людей между собой» (“Магомет. Его жизнь и религиозное учение”, СПб, «Строитель», 1992 г., стр. 15; первое издание 1886 г. в серии «Жизнь замечательных людей»).

И это истолкование В.С.Соловьёвым смысла слова «религия» лежит в соответствии с тем, что можно прочитать в “Латино-русском словаре” О.Петрученко (репринтное переиздание IX издания 1914 г., Москва, «Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичали­на», 1994 г.), в котором, кроме слова «religio» есть ещё термин «religo — связь», изначальный по отношению к слову «religio».

Но если обратиться к словарям советской эпохи, то это — изначальное слово «religo» — из них исчезает. “Философский словарь” под ред. акад. И.Т.Фролова (Москва, «Политиздат», 1981 г., стр. 315) сообщает: «religio — благочестие, святость». “Советский энциклопедический словарь” (Москва, издательство «Советская энциклопедия») сообщает: «РЕЛИГИЯ (от. лат. religio — набожность, святыня, предмет культа)». “Толковый словарь иноязычных слов” под редакцией Л.П.Крысина (Москва, изд. «Русский язык», 1998 г., стр. 600), даёт иное, но близкое приводимому в “Фило­софском словаре” значение латинского слова «religio — совестливость».

Таким образом ретроспективный просмотр словарей показывает, что авторы учебника в словари не заглядывали, а изложили своё собственное представление о том, что такое религия, которое оказалось не адекватным изначальному смыслу латинских слов. Т.е. объективно они продолжают традицию извращения миропонимания школьников, которые в силу своего возраста ещё не знают много чего, о чём не сообщается в учебниках.

При этом даваемое в учебнике определение термина «религия» в значении система взглядов и представлений, свойственные определённой субкультуре, — вторично по отношению исходному значению латинского слова «связь». Но термин «религия» в его вторичном значении — мировоззрение и миропонимание — подразумевает не те или иные «определённые взгляды и представления людей», как о том пишут авторы, а определённость в ответе на вопрос, что есть святость и благочестие, воплощаемые в жизнь общества религиозными людьми по их совести. При этом религиозность без Бога невозможна[214], но она вполне возможна без культа «соответствующих» (чему? — вопрос особый) обрядов и ритуалов.

И соответственно свобода совести — это не право исповедывать какую-либо религию или быть атеистом, а право человека быть свободным от подавления его совести тем или иным культом вероучения (будь оно религиозным или откровенно атеистическим[215]) и корпорацией, которая этим культом заправляет и получает с него доход, принуждая людей к соблюдению ими норм ритуала. Последнее обращает человека в биоробота, если соотноситься с высказанными нами ранее мнениями о возможных вариантах организации психической деятельности человека. Это может быть сутью культа того или иного вероучения, но сутью истинной религии быть не может.

Далее автор параграфа 46 пишет:

«В чём особенности религиозной веры? Первым её элементом, является вера в само существование Бога как Творца всего существующего, управителя всеми делами, поступками, помыслами людей. (…)

На основании чего возможна такая вера?

На основании знания содержания религиозных мифов и Святых книг (Библии, Корана и др.) и доверия к содержащимся в них свидетельствам тех, кому довелось убедиться в фактах существования Бога (явления народу, откровения и т.п.); на основе непосредственных доказательств бытия Бога (чудеса, непосредственные явления, откровения и т.п.)» (рассматриваемый учебник, т. 2, для 10 — 11 классов, стр. 385).

Начнём с того, что представлять дело таким образом, что Бог управитель всеми помыслами людей — глупость: Вседержительность — процесс объемлющий и диалоговый по отношению к тому, как сами люди управляются со своими помыслами. В данном случае авторы учебника просто распространяют невежество, жертвой которого они сами пали в прошлом в силу своего нелюбопытства. В частности Коран сообщает: «Бог не меняет того, что происходит с людьми, покуда люди сами не переменят своих помыслов» (сура 13:12).

Но и это не всё, что можно сказать о приведённом фрагменте текста учебника. Далее, вопреки тому, что автор пишет о книгах как источниках религиозной веры, он же сам сообщает и о неких непосредственно даваемых Богом доказательствах Своего бытия, которые имели место в прошлом по свидетельству живших тогда людей; либо если не верить такого рода свидетельствам, то надо признать, что в истории объективно происходили события, которые истолковывались (осмыслялись) их участниками и/либо очевидцами в качестве такого рода доказательств Богом Своего бытия.