Шукшин и деревенская проза 1 страница

Его интересуют именно пограничные герои: шоферы, представители интеллигенции итд, то есть все люди, которые оказываются причастны и к тому, и к другому миру. Соц характеристика героев дополняется психологическим аспектом. Чудики продолжают линию странного героя, они сопоставимы с образом Матрены. Внешняя странность героев становится демонстрацией их иного отношения к миру, иной картины мира. За рамками соц реальности начинает прослеживаться система общечеловеческих ценностей. В целом же деревенская проза сохраняет лидирующее положение в 70-пер пол 80х годов. В отличие от прозы о ВОВ круг авторов практически не пополняется. Это люди, которые генетически связаны с деревенским миром. К середине 80х годов творчество этих авторов в основном переходит в рамки документально-публицистического (Зарубин, Астафьев, Распутин). Художественные произведения постепенно просто перестают создаваться. Деревенская проза имеет все-таки жесткие хронологические рамки своего существования. Помимо этих тематических групп, которые определяют литературный процесс 70-80-х годов, существует иная типология процесса. Особое место занимает литра конца 70-нач 80х годов. Во второй пол 20 века качественных прорывов литры 2: литра оттепельного периода. К концу 70х годов в РЛ начинает вновь оживляться внутреннее разнообразие и ее многообразие. Это связано с тем, что в литру входит след поколение писателей (поколение 40летних). К ним относятся Вл Маканин, Ан Ким, Роман Киреев, Юрий Попов итд. Помимо 40летних активизация литературной жизни связ-ся с тем, что СамИздат начинает функционировать обширно, его деятельность разнообразна. В сер 70х годов происходит открытие и распространение литры андеграунда («Москва Петушки» Ерофеева, С Соколов «Школа для дураков», А Битов «Пушкинский дом»). Все достижения оттепели начинают ставиться под сомнение. Художники начинают порывать не столько с идеологией прошлого, сколько с идеологической системой как таковой. Венедикт Ерофеев – его судьба – стремление к маргинальному положению в мире. У Битова появляется множество рассказов, которые публикуются, печатаются. В этом смысле в литре второй пол 70-80х годов начинает функционировать такой феномен как условная метафорическая проза. Это определение, которое объединяет группу произведений, очень проблемных, с определенной установкой на поэтику условности. Можно говорить о том, что в это время писателей объединяет еще некое проблемное единство. Именно в силу кризиса идеологии, который характеризует общественную атмосферу данного времени, на 1й план выдвигается несколько проблемных групп:

- проблема героя-современника

- проблема осмысления времени, выработки особой концепции истории

- проблема взаимоотношения личности и времени

Проблема взаимодействия личности и времени во многом определяет позднее творчество Анны Ахматовой и Бориса Пастернака. Здесь можно говорить о том, что очень большая группа прозаиков обращается к данной проблеме: Трифонов, Маканин, Людмила Улицкая, Анатолий Ким, Роман Киреев. При этом все эти авторы, их творчество очень разнородно. Каждый из них идет своим индивидуальным путем, что находит отражение в разнообразии форм, подходов. Общим для всех этих авторов становится только одно – утверждение концепции времени как двусоставного образования, включающего историю конкретного времени, историю как простую последовательность событий, а с другой стороны – философское осмысление времени, в основе которого лежит представление о целостности и взаимосвязи временных пластов. Общим для всех этих писателей становится решение проблемы личности и времени. Каждый из них демонстрирует несопоставимость человека и конкретного времени и необходимость включения личности в этот целостный контекст времени. При этом начинает выстраиваться своеобразная концепция времени и личности, когда становление внутреннего Я становится возможным только через обретение истоков, через соединение концов и начал. Для литры оттепели и для деревенской прозы обретение истоков связывается с восстановлением родовой памяти или ситуации возвращения в детство. В данном же случае соединение концов и начал происходит в гораздо более философском контексте, учитывающим вопрос о взаимодействии человека и всебытия, человека и вечности. Кроме того, эти произведения объединяются еще общей установкой на продолжение стилевых исканий, разнообразий форм. Здесь можно выделить несколько основных результатов:

- усложнение субъектной организации повествования (Анатолий Ким, Юрий Трифонов «Другая жизнь»)

- усложнение структуры, соотнесение нескольких относительно самостоятельных пластов повествования (Владимир Маканин «Отставший», Людмила Улицкая)

- происходит становление новых форм психологического анализа

- изменяется и усложняется сюжетостроение произведений

- продолжается движение в стороны разнообразия языка художественного произведения.

Данная проблемная группа вполне четко вписана и в общий проблемный контекст эпохи и в тот процесс, который представляет собой условно-метафорическая проза.

Вновь активизируется жанр антиутопии, точнее вычленяется попытка иного восприятия всего совершившегося, истории России. Антиутопия как жанр сложилась в 20е годы, но в силу того, что это антижанр, жанровая природа антиутопии не стабильна, она тяготеет к романному целому. В произведениях вычленяется антиутопическая проблематика, а жанр гораздо более сложен. В данном случае эти 2 проблемные группы представляют собой 2 взгляда на одну ту же проблему. Группа произведений с АУ компонентом дает более резкий взгляд на все совершившееся. Вторая группа активизирует иные уровни данного проблемного поля. Вторую группу составляют 3 произведения: Трифонов «Другая жизнь», Маканин «Отставший», Улицкая «Медея и ее дева». Все эти произведения появляются с разницей примерно в 10 лет. Эти временные разрывы свидетельствуют о том, что эта проблема остается актуальной на протяжении 2х десятилетий. Эти 3 произведения отчетливо показывают, как идет постепенное проникновение в философскую основу этой исторической динамики России. Если повесть Трифонова намечает основные подходы к целостному пониманию времени, то роман Улицкой целостно оформляет эту концепцию, включая историю России в общемировой поток.

Повесть ТРИФОНОВА «ДРУГАЯ ЖИЗНЬ» становится произведением, которое замыкает городской цикл повестей писателя. Соотнесение этих 2х групп произведений позволяет продемонстрировать усложнение проблематики и повествовательной техники. Первые произведения – повесть «Обмен» - очень четко соотнесены с литературным контекстом данного времени. Проблема связывается с вопросом духовного обнищания современного интеллигента. Ситуация, заданная в первых произведениях (совмещение 2х семейных кланов), эта ситуация восстанавливается в повести «Другая жизнь» в сопоставлении семьи Георгия Максимовича и..Алексеевича, но эта фабульная ситуация получает иное, историософское истолкование. Кроме того, авторская концепция начинает раскрываться через субъектную организацию произведения. Усложнение этого становится след шагом, начатым исповедальной прозы. Теперь место дневниковости и ее вариантов занимает форма романа-сознания. На 1й план выдвигается сознание главной героини Ольги Васильевны. В данном случае субъектная организация трифоновского произведения не синонимична форме потока сознания. Главным для писателя становится охват широкого временного контекста и возможность соединения 2х точек зрения на каждую ситуацию. Определяется временное своеобразие данного произведения. Реальное художественное время исчисляется несколькими предрассветными часами до звонка будильника – бессонница героини побуждает разобраться ее в жизни. Эти часы вмещают воспоминания о всей прошлой жизни героини. Благодаря упоминаниям о Сергее – муже Ольги, который умер, сюжет расширяется, отсылая читателя к февральским событиям 17 года. Именно расширение сюжетного времени способствует углублению произведения. Частная судьба героини начинает соотноситься с проблемой установления правильного контакта человека и времени. Несовпадение между фабульным и сюжетным временем ведет к тому, что на протяжении повествования постоянно соприкасаются 2 точки зрения Ольги Васильевны: непосредственное восприятие какого-либо события и точка зрения сегодняшнего дня, которая воплощает пересмотр отношения к происшедшему и становится синонимична суду над собой. Концепция времени продолжает разрабатывать этическую природу памяти, которая была замечена в «Поэме без героя» Ахматовой. Совмещение 2х точек зрения Ольги становится исполненным самых разных смыслов (постепенное осознание героиней подлинной концепции времени). Точка зрения прошлого всегда предполагает неполную оценку ситуации. Эта точка зрения всегда мотивирована самим ситуативным контекстом. Эта точка зрения не предполагает большой доли духовной работы героини. Вторая точка зрения корректирует ее прошлое восприятие – происходит путь героини в будущее. Временные потоки прошлого, настоящего и будущего воссоединяются. Субъектная организация произведения не ограничена зоной героини. Появляются зоны сознания других героев. Это выражается в том, что Ольга Васильевна дословно передает реплики других героев. Подчеркивается отсутствие процесса интерпретации. Наиболее значимыми оказываются зоны сознания 3х героев: самого Сергея, его матери Александры Прокофьевны и отчима Ольги. Благодаря этому соотнесению достигается внутренняя полифоничность произведения. Отправной точкой в воспоминаниях главной героини становится попытка осмыслить собственную частную жизнь (жизнь с Сергеем). Между этими воспоминаниями и смертью Сергея проходит около полугода. Поэтому наряду с сохранением эмоционального отношения к трагедии, большое место занимает рациональное постижение собственной вины в происшедшем. Рассматривая причину гибели мужа, Ольга решает более широкие проблемы (проблема взаимодействия героини с целостным образом времени истории). Вспоминая особенности личности Сергея, героиня восстанавливает то восприятие времени, которое было ему свойственно. Воспоминание становится процессом изживания героини этой ранее несвойственной ей концепции времени. Главным способом решения всех этих проблем становится прорыв в сферу другого сознания. Поэтому Ольга Васильевна восстанавливает целостные взгляды других героев. Значимым для нее становится осмысление логики других людей. Именно такой подход к осмыслению основной проблематики формирует глубокий и многозначный символический образ другой жизни. Этот образ, вынесенный в названии произведения, заключает в себе сразу несколько смысловых пластов, определяющих уровни проблематики. Этот образ рассматривается на социальном уровне, он получает индивидуально-личностное повествование. Образ другой жизни начинает осмысляться в философском контексте. Эти уровни определяют проблему взаимодействия человека и картины времени. Все 3 уровня восстанавливаются в произведении в определенной последовательности. Они становятся своего рода этапами понимания и принятия героиней глубокого смысла исторического времени. Все начинается с простейшего биологического истолкования и заканчивается философским осмыслением. Само словосочетание «другая жизнь» повторяется в повести очень часто, создавая навязчивую канву, которая толкает читателя к более глубокому пониманию данного образа. Наиболее часто это словосочетание повторяется в начале повествования. Здесь сама частотность связывается с буквальным пониманием Ольги образа другой жизни, которая становится символом этапности собственной жизни и заключает, определяет период ее замужества, начало ее отношений с Сергеем. Она вспоминает первые поездки на море, и там появляется навязчивое отношение того, что открылась другая жизнь. Образ становится своеобразным разделительным моментом, который определяет перелом в существовании героини. Наступление дугой жизни воспринимается Ольгой Васильевной в рамках тех представлений о мире, которые продиктованы особенностями ее мышления. Ольга Васильевна по профессии биолог, поэтому семейная жизнь рассматривается ею через соответствие жизни животного организма. Помимо профессиональной ориентации, подобное понимание собственной жизни подчеркивается психологическими особенностями Ольги Васильевны. Ее отношения к мужу характеризуются стремлением полного и окончательного воссоединения с ним. В повести подчеркивается психологическая и физиологическая зависимость Ольги от мужа. Эта попытка осознания своего единства с мужем, восприятие его как неотъемлемой части существования, становится свидетельством неполноты жизни, определенной недостроенности, ущербности ее собственного бытия. Именно такое психологическое объяснение делает для Ольги наиболее понятным это равенство семейной жизни и жизни биологического организма. Семейная жизнь ограничена определенными рамками существования, и, наконец, приходит к смерти. Смерть осознается героиней как явление полного и окончательного распада, за которым не остается абсолютно ничего. Неотступные воспоминания о Сергее, проговаривания об особенности их жизни, наталкивают Ольгу на более глубокое понимание жизни, на преодоление упрощенных схем, доминирующих в ее сознании. Попытка пересмотра собственной семейной жизни включается в контекст осмысления жизни как таковой. Происходит активизация социального уровня осмысления образа другой жизни. Трифонов обращается к своей излюбленной сюжетной схеме столкновения 2х семейных кланов: семья Ольги и семья Сергея (Троицких). В данном случае эти 2 рода, 2 семьи становятся олицетворением сложности и неоднозначности соц-исторического плана жизни. Усложнение уровня другой жизни поддерживается Трифоновым на событийном уровне. В момент отпуска на море герои оказываются исторгнутые из обычной обстановки, они избавлены от опыта прошлой жизни. Позже эти отношения вынуждены корректироваться в соответствии с традициями, характерными для семей героев. Знаковыми становятся образы Александры Прокофьевны и отчима. Трифонов определяет психологическую доминанту, которая обуславливает неоднородность исторического времени, неоднородность прошлого России. Главной приметой семьи Троицких становится бескомпромиссность, сущностной чертой семьи Ольги становится компромиссность. Все эти доминанты практически ничем не связаны с особенностью Ольги и ее отчима. Все они мотивированы историческим временем. Этот момент определяет всю ее дальнейшую жизнь. Он закрепляет образ деятеля истории. Компромиссность как основная черта отчима ОВ также связывается с его судьбой. Обобщается типическая судьба художника 20 века. Его творческое существование делится на 2 периода: первый период (начало века) становится свидетельством творческих исканий, 30е же годы становятся переломным этапом, героя критикуют за формализм, и он сжигает все написанное ранее. После этого отчим никогда не возвращается к прежней творческой манере, и он превращается в иллюстратора советской жизни. Образ этого героя начинает двоится. Нецельность отчима осознается Сергеем. В характеристике семейных традиций Трифонов намечает первый путь взаимодействия человека и истории. На 1й план выдвигается полная обусловленность личности жесткой системой исторических обстоятельств. В отношении старшего поколения эта обусловленность раскрывается открыто и непосредственно. Вся последующая жизнь подверстывается под эту маску. Свидетельством этого становится манера поведения героя, и даже изменение его внешнего облика. Так, в отношении Ал Прокофьевны оговаривается специфический наряд, в котором она отправляется на прогулки за город. Александра Прокофьевна широко эксплуатирует роль судьи. Это ее профессиональная сфера, но, выйдя на пенсию, она сохраняет именно эту форму общения с окружающими. Наиболее частой становится апелляция к революционной нравственности. Этот критерий приобретает всеобъемлющее значение. Он заменяет категорию совестности и духовности. Все ее решения уподобляются решению военного трибунала. Подобное усвоение исторической маски и отождествление себя с духом конкретного времени ведет к обеднению личности, уничтожению особенности человеческого я, и принимает заостренные формы. В отношении отчима ОВ также формируется историческая маска, предложенная творческому человеку тоталитарным временем. Компромиссность определяет все его существование, исключения составляют только отношения с женой. ОВ и Сергей не становятся прямыми носителями тех психологических черт, которые определяют облик их родителей. Оба героя начинают восприниматься как носители негативного опыта. Нетождественность героев и семьи вместе с тем сочетается с тем, что семейный конфликт соответствует тому непониманию, которое характерно для ОВ и Сергея. Основными причинами этого непонимания становятся разность их представлений о времени, разность самого понимания жизни. В отличие от предыдущего поколения, в характеристике ОВ и Сергея Трифонова показывается разрыв с историческим временем. Начало их отношений совпадает с крупными историческими изменениями в жизни страны. Эти изменения касаются окружающих людей, но практически не затрагивают героев. Трифонов акцентирует внимание на взбудораженности людей, что произошло какое-то значимое событие. В данном случае включенность из контекста исторического времени, из сферы конкретной истории необходимо Трифонову для перехода к философскому измерению истории. Это поколение вынуждено устанавливать иной тип связи с окружающим миром. Теперь личная жизнь героев не м б определена конкретным историческим временем, она определяется глубинным представлением о целостности временного потока. И здесь показывается нетождественность взгляда ОВ и Сергея. Для прошлого восприятия мира героиней характерно фрагментарное осмысление жизни. Она осознает существование человека как некую сумму самостоятельных самодостаточных элементов, внутренне не связанных друг с другом. В отличие от героини Сергей ориентируется на поиск связей, соединяющих человека с прошлым и будущим. Это мотивируется психологически и профессионально: Сергей историк. История рассматривается не как отдельные события, а как целостное образование, ключом которого оказывается человеческая личность. Появляется метафора жизни как нити, связующая прошлое и будущее. Именно разность жизненных установок героев обуславливает дисгармоничность их отношений. При этом выясняется, что сконцентрированность ОВ на семье в конечном итоге приводило к невниманию, к невозможности постижения другой жизни. Здесь на 1й план выдвигается психологическая характеристика любовного переживания героини. Ее любовь поглощает окружающих. ОВ проецирует на них свои собственные переживания. Героиня живёт в плену собственных чувств и мыслей, которые она переносит на образ жизни мужа. Любое несогласие воспринимается ее как каприз, либо как непонимание истинных целей. Подобная психологическая установка становится основанием для обособления героини от мира. Непонимание другой жизни ведет к разрушению связи героини с миром и связи героини с этой историей вечности. Проблема другой жизни осознается ОВ только после гибели мужа. Именно теперь она пытается проникнуть в сознание Сергея и пытается определить внутренней стержень его существования. Впервые за всю свою жизнь ОВ пытается соединить прошлое и будущее. Необходимость этого мотивируется разрушением целостности ее мировосприятия. На протяжении всей замужней жизни героиня живет идеей единства. Однако после смерти Сергея утрата этой идеи должна привести к концу ее собственного существования. Вокруг героини формируется духовный вакуум, препятствующий воплощению жизни. Поэтому ОВ подчиняет все события сегодняшнего дня происшедшей трагедией, подтверждением этого становятся отношения с дочерью. Они теперь решаются только в одном плане: все решения ОВ принимает под воздействием жалости к сироте. И выходом из этого замкнутого круга становится формирование иного типа отношения с миром. Ключом к этому оказывается мировоззрение Сергея, которое открывает для нее загадку другой жизни. Начинает выстраиваться духовный рост героини, определяющийся все более широкими кругами постижения другой жизни. Все черты личности Сергея, которые раньше рассматривались ОВ как противоречивые, складываются теперь в четкую картину, имеющую четкую взаимосвязь. Наиболее ярко это складывается в отношении диссертации Сергея. В начале в прошлой жизни Ольге абсолютно бессмысленными представляются любые попытки мужа. Способ исследования кажется ей совершенно диким. ОВ воспринимает историю как линейную последовательность событий. Появляется метафора живой очереди. Историк же хочет, чтобы все великие люди стояли ровно, один за другим. Поэтому ОВ отказывает истории в новизне и в глубокой пользе. Сергей же осознает любое историческое событие в контексте самых широких кругов. Он постоянно расширяет поле своего исследования. В начале Сергей расширяет это до истории собственного рода, а затем до истории России как таковой. В данном случае вычленяется иная концепция истории, базирующаяся на всеобщей связи абсолютно всех явлений. Кроме того, концепция истории по Сергею включает в себя обязательную связь истории и личности. В истории за внешней логикой событий скрываются внутренние духовные импульсы, поэтому история не м б сведена к деятельности каких-то значимых фигур. Столь же весомым оказывается существование песчинок истории. Отсюда интерес к судьбе Кошелькова – бывшего агента царской охраны. Осознание подобной концепции истории приходит к героини, что она вспоминает о версии, предложенной коллегой мужа: основным значением исторического полотна он называет историческую целесообразность. История уподобляется некой голой схеме. Для Сергея первично не потребность сиюминутного времени, а понимание истоков сегодняшних процессов. Более глубокое постижение этих процессов приводит Сергея к увлечению спиритическими сеансами и его отношений с Дарьей Мамедовной. Для Сергея это становится след шагом между связующим звеном. История предлагает картину истоков сегодняшнего для, спиритизм – нити, которые ведут к будущему. Жизнь перестает быть набором случайных событий, внешние несовпадения выявляют лишь свой формальный характер. Воплощением этого становится история семьи тети Паши.

Трифонов обыгрывает широко распространенный литературный прием, основу которого составляет появление незначимой детали, которая в финале неожиданно начинает играть определяющую роль (ружье на стене у Чехова). У Трифонова – это пожарный топор, который висит на стене дома тети Паши, который в финале ее сын использует для убийства. Топор становится знаком судьбы этого героя. Появление этой реминисцентной линии становится примером внутренней связи, внутренней соотнесенности внешне абсолютно разнородных явлений. Для ОВ это воспоминание оказывается призмой, позволяющей героини по-новому оценить свою жизнь с Сергеем. Постепенный пересмотр системы семейных отношений связывается с последовательным развенчанием тех моделей семьи, которые герои усваивают еще в детстве. Модель семьи Сергея и модель семьи ОВ при всей несхожести и разности объединяется стремлением достичь некоего формального единства, утвердить не просто общность интересов, а в некотором смысле тождество отдельных личностей, индивидуальностей. В отношении семьи ОВ это дается в прямом смысле (мать ОВ и ее отчим). Позиция матери практически никогда не проговаривается. В отношении Александры Прокофьевны эта ситуация принимает уже опосредованный характер. Отец Сергея умер, но в реальности Александра Васильевна вряд ли характеризовалась такой же близостью мужу. Теперь же ссылка на позицию мужа становится аргументацией на свои убеждения. Существование ОВ, ее стремление руководить Сергеем, сохранить единство с мужем становится продолжением тех же самых схем, что характеризовали жизнь родителей. Появляется одно и то же невнимание к феномену другой жизни. Концепция мира и жизни начинает схематизироваться и терять внутреннюю глубину. Вместо восприятия полифоничности мира, каждый из героев стремится спроецировать на окружающих свой комплекс чувств, переживаний и мыслей. Возникает ощущение некой замкнутости мира каждого из героев. Именно это создает ощущение внутренней несвободы, одиночества, которое становится психологическим дополнением или психологическим аналогом той исторической системы, которая существовала на протяжении нескольких десятилетий. Трифонов продолжает линию, когда прямые исторические параллели и картины уходят на второй план, и появляется попытка осмыслить психологические основы изъянов исторического времени. Это связывается с проникновением ОВ в особенности человеческого Я Сергея. Когда близкий человек предстает перед ней в ином свете, начинается процесс изменения героини и мира в целом. В финале повести появляется пограничная ситуация, которая знаменует переход героини из одного состояния в другое. Поток размышлений ОВ завершается полусном, полуявью, представляющими некую сюрреалистическую картину. Воспоминание о походе в лес за грибами включается в абсурдную ситуацию. Повседневный эпизод превращается в цепь символических деталей, отражающих глубинную ломку сознания героини (сочетание света и тьмы, появление забора, появление проводника, появление неожиданной цели блужданий). Итогом пути героев становится не шоссе, а небольшое озеро, заросшее камышом. Здесь для Трифонова оказывается важным именно вот эта символика подсознательных импульсов героини. Сон прерывается будильником, при этом ситуация блуждания, в которую попадает героиня, становится воплощением ее внутренних исканий. И основной акцент делается автором именно на парадоксальности целей исканий. В конечном итоге именно своеобразное озарение, переживаемое героиней, полностью меняет все ее дальнейшее существование. Трифонов использует прием монтажа. Эпилог представляет собой 2 эпизода, отдаленных во времени как минимум несколькими месяцами. Эти эпизоды начинают соединяться между собой как причина и следствие, создают впечатление непрерывности временного потока. Этот прием может служить реализацией той концепции времени. Последняя часть повести посвящена описанию прогулки ОВ с неким новым близким ей человеком. Подчеркивая их близость, иной характер отношений ОВ к этому герою, Трифонов одновременно реализует тот момент парадоксальности цели, который был намечен в полусне ОВ. Осознание феномена другой жизни приводит к тому, что нынешнее отношение героини начинают включаться в самые широкие контексты. Более того, появляется ощущение снятия оппозиций и противоречий и достижение гармоничного единства общего и единичного, природного и искусственного, внутреннего и внешнего. Прогулка ОВ начинает сопрягать 2 образа: образ природного мира и образ урбанистической Москвы. Природный мир скрывает своё значение, он становится кусочком природы как таковой, природы, не ограниченной человеческим влиянием. Затем ОВ и ее спутник забираются на колокольню, и появляется значимая игра ракурсами: каждый из героев одновременно охватывает взглядом все пространство Москвы, осознавая перспективу пространства, а с др стороны – отыскивает взглядом свой дом. Появляется ощущение соотнесенности индивидуального личного и более широкого жизненного потока. Реализуется концепция жизни, в основе которой лежит включенность человеке в широкий поток, не ограниченный пространством и временем. Именно осознание подобной категории жизни становится единственным оправданием существования человека. Именно поэтому итоговый момент размышлений ОВ падает именно на эпизод панорамного изображения мира. Видя расстилающийся перед ней мир, героиня ощущает правильность всего происходящего, в ней исчезает сознание вины перед Сергеем. Именно принятие жизни становится искуплением того непонимания другой жизни, которая характеризовала его в другие годы. Трифонов четко обозначает всю совокупность ситуаций, проблемных вопросов, которые были заложены в философской литературе 60х годов.

В дальнейшем проблема взаимодействия человека с вечностью определяет многие произведения Улицкой и Маканина. Здесь намечается тесная близость в идейном плане, но вместе с тем появляется разность стилевых направлений, разность стилевых исканий. Творчество Улицкой, которое выходит на 1й план позднее произведений Маканина, становится своего рода соединяющим звеном между недолгим этапом русского Модернизма и современностью. Творчество Маканина в большей степени отражает искания группы 40летних. Все творчество ЛЮДМИЛЫ УЛИЦКОЙ оказывается тесно связано с художественным миром Андрея Платонова. Эта связь на уровне построения общей картины мира, на уровне философской концепции жизни как таковой. В большинстве произведений Улицкой воспроизводится тот же комплекс категорий, что и в творчестве Платонова. Улицкая усваивает и развивает основную проблему Платонова – проблему целостности бытия как воплощение гармоничных отношений человека и мира. Эта проблема реализуется во многих крупных произведениях Улицкой (Сонечка, Веселые похороны). Наиболее полно эта проблема реализуется в 1м романе «МЕДЕЯ И ЕЕ ДЕТИ» Опыт платоновского творчества помогает усилить глубину проблемы. В романе «Медея и ее дети» проблема целостности, полноты жизни определяет все уровни повествования, обуславливает жанр и мотивирует концепцию человеческого Я, которая утверждается писателем. Категория жизни, истории жизни, воспринятая как основная, роднит данное произведение с общим лит-м контекстом данного времени. Формально роман выстроен по жанровому образцу семейной хроники. Здесь присутствует герметичность жизни героев. Однако, традиционно для литы 20 века установленный канон разрушается и наполняется иным содержанием. Наиболее отчетливо это сказывается на уровне проблематики. Проблематика семейной хроники выдвигает на 1й план взаимоотношение человека с историческим временем. Поэтому история рода всегда должна быть мотивирована историческими закономерностями данной эпохи. При всей замкнутости, все психологические изменения в жизни героев объясняются явлениями более широкими историческими порядками. Жанр семейной хроники предполагает выход в пространство большой истории. Семейная мифология Улицкой рассматривает не взаимоотношения человека с историей конкретного времени, а взаимодействие личности с историей, воспринятой в философском плане. Подобное широкое истолкование истории включает в себя множественность культурной жизни, совокупность всех временных пластов и обязательно дополняется нравственно-этическим компонентом. Это всегда характеризуется наличием этического содержания. Такое восприятие истории отражает представление о всеобщей целостности и полноте бытия. В романе эта концепция реализуется через систему ведущих мотивов. На 1й план выходит мотив родства, мотив связи времен. Кроме того, образ истории и вечности сопрягается с особой концепцией человеческого Я. С самого начала в романе вычленяется 2 параллельно существующих потока жизни: поток исторической жизни и поток естественного природного бытия. 1й поток – концепция истории конкретного времени, которая имеет определенную семантику. 2й поток оформляется историей семьи Самуила Мендеса. Эти 2 потока представляют собой антагонистические полярные явления, что в конечном итоге открывает ощущение кризисности времени. Исторический поток вполне традиционно в романе не обозначен. Своеобразным напоминанием о его существовании становится совокупность знаковых деталей или же косвенное упоминание о ключевых событиях исторической жизни России 20 века. Концепция времени, истории раскрывается Улицкой через мотив кольца. Характеризуя Медею, Улицкая отмечает особенность героини делать редкостные находки. В течение своей жизни Медея трижды находит кольца. Каждый из этих эпизодов строго датирован. Впервые Медея находит Ведьмино кольцо, затем кольцо с аквамарином, а позднее кольцо с кораллом. Ведьмино – в 1906, 2е - в 1916, а последнее – в 1946 году. Датировка имеет конкретное значение, появляется косвенное указание на некие исторические события. 1906 отделяет от исторической катастрофы 1 год (1907) итд. Подобное отступление от точной даты позволяет Улицкой избежать аллегоричной условленности в истолковании судьбы героя. Второй смысл более значим: временное дистанцирование позволяет сконцентрировать внимание на цикличность временного потока (поэтому в каждом году есть цифра 6). Причиной подобной интерпретации становится отсутствие в историческом бытие внутренней связи времен. Наиболее отчетливо утрата внутренней связи, абсурдность исторического бытия раскрывается в истории семьи Синопли, в описании послевоенного путешествия Медеи. Сама героиня оказывается вне исторического потока, но ее родственники принимают активное участие в создании исторической жизни. В характеристике революции главный акцент сделан на братоубийственном характере исторических изменений. Демонстрируется, что братья Медеи оказываются в противоположных лагерях и истребляют друг друга. Улицкая отмечает, что в рамках исторической жизни после Революции изменяется сам характер человеческого бытия. Теперь все начинает определять ситуация бездомья, бесконечного кочевья. Окружающие люди представляются Медее огромным табором, который кочует по всем уголкам страны. Эта форма становится внешним выражением того разрыва связи с прошлым, которое определяет историческую жизнь. Когда Медея едет в Ташкент, появляется сопоставление памяти земли и памяти людей. Медее кажется, что земля хранит память о минувшей войне гораздо полнее, чем окружающие ее люди. Люди заняты сиюминутными событиями, которые перекрывают трагизм воспоминаний о прошлом. Недавняя смерть Сталина переживается гораздо глубже, чем события военного времени. Наиболее отчетливо столкновение 2х потоков жизни достигается в образе Тавриды. Таврида становится воплощением иной цикличности. Характерной особенностью этого образа становится совмещение культурной, этической и исторической памяти. Земля Тавриды хранит память о греках, включает историю скифов и помнит о судьбе крымских татар. Эти пласты взаимодополняются друг другом и существуют не столько в линейной последовательности, а пронизывают друг друга, формируя целостное единство. Уподобление Тавриды кольцу. В данном случае образ кольца соотнесен не с семантикой дурной бесконечности, а с динамикой живой жизни, с природным круговоротом. Таврида выступает в романе не только хранительницей памяти. Память сочетается с наличием вневременной основы бытия. Наиболее отчетливо совмещение этих 2х начал ощущается в образе Медеи, которая полностью укоренена в пространстве Тавриды. Образ Медеи воплощает внутреннюю гармонию и гармонию живой жизни. Он ассоциируется с деревом, которое под неизменным солнцем совершает свое ежегодное движение, и неизменное солнце сочетается с ветром, с его сезонными запахами. Данная характеристика подчеркивает внутреннюю связь динамичности живой жизни, динамичности природного круговорота. Неизменное веностное начало оказывается полностью утрачено потоком исторического бытия. Как следствие этого поток истории утрачивает укорененность и целенаправленность движения. Свидетельством этого становится обозначение негативного воздействия законов жизни на существование Тавриды. Знаками становится насильственная высылка татар, вырубка крымских виноградников и ореховых деревьев. Все 3 фактора осознаются Медеей как равноправные друг другу: разрушение памяти. Восстановление единства достигается в романе через мотив родства. Он получает сразу несколько вариантов реализации. Наиболее обобщенные его выражением становится образ реки жизни, который включает в себя прошлое, настоящее и будущее. Этот образ распространяется во вне. Образ реки жизни возникает в сознании Медеи, которая определяет им всю историю своего рода. Ее существование свободно включается в поток предыдущих жизней и в поток жизней будущих. И этот поток, перемешиваясь, создает ощущение целостности и полноты. Основой для возникновения этого образа становится переосмысление семантики античного мифа о Медеи. Традиционный античный миф является абсолютным утверждением страстного начала. Страсть античной Медеи оказывается противопоставлена семейной близости, родственному единству. Апология страсти отодвигается на 2й план утверждение идее о наследственной преемственности. Именно преемственность начинает рассматриваться как воплощение созидательного начала мироздания. Знаком этого становится упоминание в самом начале романа истории семейного архива. Медея становится хранительницей семейного архива рода Синопли. Первое письмо – сложные отношения Матильды и Тересия. Матильда уезжает от Тересия и кладет начало роду Синопли. Это письмо демонстрирует столкновение страстного начала со стремлением создать семью и утвердить преемственную связь. Значимость преемственной связи сочетается с самым широким ее пониманием. Наследственная преемственность по Улицкой не равно понятию родовой памяти. Поэтому Улицкая создает ситуацию бездетности Медеи, демонстрируя ее ровное отношение ко всем членам семьи Синопли. Поэтому род Синопли постоянно открыт во вне. Вектор развития семьи направлен не внутрь этого рода, он ориентирован на предельно широкое включение мира. Происходит расширение рамок семьи Медеи практически до границ всего мира. Этому способствуют 3 основных момента: ситуация незаконно рожденного ребенка, история завещания Медеи, которая обрамляет роман, выполняя функцию композиционного кольца, и динамика пространственных характеристик романа.