Не сейчас! — почти завопила я

Что это? — спросил низкий голос Олафа.

У меня даже не было времени обернуться и посмотреть, не появилось ли что-то новое. Появится — Эдуард этим займется. В него я верила.

Мика сумел оторваться от моей руки, рухнул на колени на ступенях, будто ему было труднее обычного справиться со своим зверем. Еще до полнолуния было далеко, это не должно было быть так трудно.

Грэхем летел к нам, летел пулей, но леопард во мне поднимался быстрее, прорываясь уже через мое тело, и мне надо было охладить этот жар. Я чуть было не потянулась к Жан-Клоду: он вампир, он — прохлада могилы, но на меня он никогда так не действовал, для меня он всегда — страсть. Так, подумать надо.

И я потянулась к другому моему вампиру, к Дамиану. Отчаянно потянулась, мысленно крича: «Спаси меня, спаси нас, уйми этот жар!»

Я почувствовала, как он пошатнулся от моего зова. Кто-то подхватил его под руку, не давая упасть, но моя сила дошла до него, и он сделал, что я требовала: отдал мне свою прохладу, то абсолютное самообладание, которое выработал за многие века службы той, что его создала. Самообладание, которое помогло ему выжить и не выдать себя ни мыслью, ни словом, ни делом, ни взглядом. Это самообладание он отдал мне взмахом холодной стальной воли.

У меня в голове это было отражено видением, будто моя пантера встретила стальную стену на пути. Она зарычала, среагировала как любой уважающий себя леопард среагировал бы на гигантскую стальную стену на лесной тропе: она побежала. Побежала обратно той же дорогой, спрятаться в темном и пустом месте, где ждут во мне все мои звери. Там живет первозданная темнота, какой она была до того, как нашел ее свет, только она внутри меня. Я не объясняю, что видела — иногда просто смотрю.

И тут из дверей донесся чистый, сильный женский голос, и он наполовину сказал, наполовину пропел со странной радостью:

Начнем же наконец, Жан-Клод, наше состязание, ибо твоя слуга уже нанесла первый удар.

Это было случайно! — завопила я, но было поздно. Я первая занялась метафизикой.

Либо она не поняла, как я слабо владею некоторыми из своих способностей, либо воспользовалась этим как поводом для начала битвы. И так хреново, и так.

Грэхем предложил мне руку, и я ее взяла — он втащил нас с Натэниелом по ступеням вверх. Его рука была в моей всего лишь рукой, нормальной теплотой живого. Пусть он не был вооружен, пусть не понимал, как надо укрываться, но сейчас никто из бывших со мной не мог бы поднять меня на ноги, не усложнив ситуацию. Я обернулась — Эдуард остановил Олафа ладонью на уровне груди или живота, когда тот хотел прийти мне на помощь. Он посмотрел на меня, и взгляда было достаточно. Им не хватило бы парапсихических умений отличить пробуждение зверей от пробуждения ardeur’а — на этих ранних стадиях точно. Эдуард не хотел, чтобы ardeur перешел на него, и уж точно — чтобы на Олафа. Я отбросила эту мысль в ту же переполненную клетку, куда много мыслей попало за последние часы и дни. Об этом подумаю позже.

Мы бежали по ступеням вверх, Грэхем держал меня за правую руку… но ведь сегодня не придется доставать пистолеты?

Мы ввалились в дверь под взглядом сотен обернувшихся к нам лиц — вестибюля здесь не было, мы сразу оказались у всех на виду. Дышали мы с Натэниелом так, будто пробежали милю, только Грэхем рядом со мной был совершенно спокоен. Олаф и Эдуард встали вполоборота по бокам, Мика ходил вокруг нас широкими кругами — все еще боролся со своим зверем? Но я верила, что он справится сам. Приходилось верить, потому что происходило и такое, справиться с чем могла только я.

Пространство за кафедрой превратилось в сцену, и там стояли трое в масках. Те, кто могли быть только Коломбиной и Джованни, стояли слева. Она была элегантна в облегающей версии арлекинского пестрого наряда — ромбы красные, синие, белые, черные и золотые при юбочке, изображающей скромность. Золотую треуголку украшали разноцветные шары, маска оставляла открытыми белый подбородок и красный рот.

Стоящий рядом с ней мужчина был намного выше, одет в белую маску вроде той, что прислали нам в первой коробке. Лицо его было сплошь пустая белизна в черной раме капюшона от плаща, ниспадавшего до лодыжек. Наряд венчала черная треуголка. Контраст темноты и света, черно-белого и цветного.

Третья фигура в маске стояла на нашей стороне сцены, рядом с Жан-Клодом и его вампирами. Вплотную к нему стояли Дамиан, Малькольм, чуть впереди них — Ашер. Но последняя фигура в маске — это был не вампир, и казалось, что оделся он не для карнавала, а для сеанса бондажа. Кожаная маска скрывала почти все лицо, даже частично затылок — не маска, а капюшон. Только по широким плечам под кожаной курткой и смуглости чуть светлее летнего загара я узнала Ричарда. Все-таки он встал на стороне Жан-Клода. За его спиной стояли Джейк и кто-то еще из вервольфов-телохранителей.

Волосы Ашера, стоящего с другой стороны от Жан-Клода, сверкали на свету витым золотом. За спиной Ашера встали Римус и еще несколько гиенолаков. Почти все вампиры Жан-Клода были на этой сцене, но не было Элинор и еще некоторых, потому что Жан-Клод велел им оставаться в стороне. Если мы сегодня погибнем и прихватим с собой арлекинов, на этот случай Элинор восстановит в городе вампирскую жизнь. И Рафаэль был на сцене со своими крысолюдами. Два арлекина казались просто задавленными таким численным превосходством. Мне стало немножко жаль, что драка не будет рукопашной — ее мы, похоже, могли бы выиграть. Конечно, стоящие в церкви арлекины провели у нас хорошую разведку и знали наши ресурсы. Может, не по одной только причине они предложили метафизическую битву вместо физической.

У меня пульс стал успокаиваться. Мы шли по проходу, Грэхем чуть впереди, мы с Натэниелом рука в руке. Мика все еще держался чуть поодаль. Мне приятно было бы к нему прикоснуться, но он прав — не нужно еще раз вызывать наших леопардов.