Основной категориально-понятийный аппарат практической социальной психологии 8 страница

Во взрослых взаимоотношениях эти гендерные различия становятся глубже. В разговорах мужчины чаще концентрируются на задачах, женщины — на отношениях между людьми. В группах разговоры мужчин чаще информативны; женщинам важнее поделиться с подругами, получить помощь или оказать поддержку.... Согласно опросам, женщины в большей степени склонны описывать себя как эмпатичных, способных понять чувства других... Различие в эмпатии прослеживается и в лабораторных экспериментах, хотя и не так явно. Во время просмотра слайдов или слушания рассказов реакции девочек отличались большей эмпатией.... Одним из объяснений таких различий в эмпатии мужчин и женщин может послужить факт, что женщины обычно лучше интерпретируют эмоции окружающих. Проанализировав результаты 125 экспериментов, исследующих сензитивность мужчин и женщин к невербальным признакам, Джудит Холл обнаружила следующее: в общем женщины превосходят мужчин в декодировании эмоциональных сообщений, поступающих от окружающих. Например, после демонстрации двухсекундного отрезка немого фильма, во время которого на экране было показано огорченное лицо героини, женщины более точно определяли, что происходило — критиковала она кого-то либо обсуждала свой развод. Чувствительность женщин к сигналам невербального общения помогает объяснить их большую эмоциональную отзывчивость в печальных и радостных ситуациях»².

Гендерные различия по признакам «независимость — привязанность» не только наиболее отчетливо представлены в имеющихся исследованиях, но и имеют достаточно четкое теоретическое обоснование. Как отмечалось в первой части настоящей «Азбуки», выявлены отчетливые корреляции между полом и различиями по шкале «Мышление — Чувствование» в рамках типологии К. Юнга и ее последующего развития К. Майерс и И. Бриггс. Большинство женщин относятся к «чувствующему типу», а большинство мужчин — к «думающему». В данном ракурсе вполне понятна более высокая сензитивность, эмпатичность женщин, их концентрация на отношениях в противовес логичности, последовательности и сосредоточенности на предметной задаче мужчин.

Что касается других типов гендерных различий, то их эмпирическое подтверждение представляется гораздо менее убедительным. Так, например традиционный стереотип о социальном доминировании мужчин обычно подкрепляется чисто социологическим анализом процентного соотношения мужчин и женщин, занимающих высокостатусные посты в правительствах, парламентах, крупных корпорациях и т. п. Ни в коей мере не отрицая очевидный факт подавляющего «численного превосходства» мужчин в этом плане, заметим, что он скорее отражает содержание культурных традиций и социальных стереотипов, чем социально-психологическую реальность. Гораздо более эвристичные в этом плане исследования поведения мужчин и женщин, находящихся в одинаковых или близких с точки зрения статуса и предметной деятельности социальных ролях, не дают достаточно убедительных подтверждений наличия значимых гендерных различий.

То же самое можно сказать в отношении еще одного устойчивого стереотипа — о более высокой агрессивности мужчин по сравнению с женщинами. Подобные выводы, как правило, делаются в основном опять-таки на базе социологических данных о процентном соотношении мужчин и женщин в общем числе осужденных за те или иные преступления. При этом упускается из вида, либо сознательно игнорируется тот очевидный факт, что в силу явного физического превосходства среднестатистического мужчины над женщиной последствия проявлений мужской агрессивности в социальной среде (а именно они оцениваются, в первую очередь, при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности) гораздо более разрушительны по сравнению с проявлениями женской агрессивности равной или даже большей интенсивности. Между тем, как показал ряд исследований, в том числе с использованием включенного наблюдения, факты проявления агрессивности в крайне жестоких формах в женских «зонах» встречаются ничуть не реже, чем в мужских.

Из сказанного следует, что в своей практической работе социальный психолог должен соблюдать известную осторожность при рассмотрении и учете так называемого гендерного фактора. В противном случае он рискует оказаться неадекватным в выявлении реально значимых в контексте групповых процессов переменных, а целенаправленное воздействие на них подменить поиском артефактов конъюнктурного и идеологического порядка.

Практический социальный психолог, работая с группами и организациями, в состав которых входят и мужчины, и женщины, должен быть осведомлен о тех гендерных особенностях, которые характеризуют их активность при решении общегрупповых задач.

Группа — четко ограниченная в размерах совокупность людей, которая вычленяется из широкого социума как некое отдельная психологически самоценная общность, объединенная в логике каких-либо значимых оснований: специфика заданной и реализуемой деятельности, социально оцениваемая принадлежность к определенной категории людей, входящих в группу, структурно-композиционная объединенность и т. д. Многообразие реальных естественных групп, жизнедеятельность которых, в конечном счете, и является основным объектом исследования социально-психологической науки поистине беспредельно: семья, спортивная команда, дружеская компания, воинское подразделение, школьный класс, банда преступников, производственная бригада, кучка любопытных на месте происшествия, экипаж космического корабля. Этот список при желании можно продолжать до бесконечности. Именно по этой причине совершенно закономерно потерпели неудачу неоднократно предпринимавшиеся

попытки создания какой-то универсальной социально-психологической классификации групп. Всякая классификационная схема, какой бы развернутой и полной она ни была, не может претендовать на исчерпывающий характер, так как добавление любого уточняющего основания классификации автоматически не только наращивает ее разветвленность, но и существенно меняет ее содержание. Как правило, выбор тех или иных оснований диктуется целями и задачами конкретных исследований и дифференцирует рассматриваемые группы по дихотомическому принципу. Примером этому могут служить ставшие уже традиционными в социальной психологии противопоставления групп: больших и малых, первичных и вторичных, закрытых и открытых, организованных и неорганизованных (стихийных), официальных (формальных) и неофициальных (неформальных), устойчивых (стабильных) и ситуативных (временных), референтных и групп членства и т. д. Понятно, что подобная жесткая, по сути дела, «полюсная» дифференциация групп не означает, что в данных классификациях наличествуют лишь две возможные и при этом диаметрально противоположные позиции. Скорее речь каждый раз идет о существовании определенного этими полюсами континуума, в условном пространстве которого при желании может быть расположена вся совокупность реальных естественных групп. Наряду с уже названными основаниями классификации групп не только может, но и должен быть учтен такой социально-психологический показатель формы жизнедеятельности реально функционирующего сообщества людей, как уровень его социально-психологического развития. По своей емкости, возникающей посредством использования этой переменной, условный континуум, ограниченный полюсами «группа высокого уровня развития» и «группа низкого уровня развития», ни в чем не уступает ни одной из вышеприведенных классификационных дихотомических схем, так как все без исключения реально существующие группы могут быть определенным образом оценены по данной шкале и, следовательно, размещены в рамках данного условного пространства. Следует заметить, что в отечественной психологии еще в 70-е годы XX века была разработана и в теоретико-методологическом, и в экспериментальном плане обоснована вполне завершенная стратометрическая концепция (теория деятельностного опосредствования межличностных отношений в группах А. В. Петровского), в рамках которой были выдвинуты и описаны два основных фактора, учет которых позволяет дать выверенную оценку уровню социально-психологического развития конкретной малой группы, не говоря уже о том, что экспериментатору предоставляется полная возможность осуществить качественный и сравнительный анализ различных групп между собой с тем, чтобы выстроить их реальный ранговый ряд по критерию «уровень социально-психологического развития». Согласно этому подходу, следует учитывать соотнесенность такого фактора, как степень опосредствованности межличностных отношений целями, задачами и содержанием совместной деятельности, с таким фактором, как степень просоциальности, асоциальности или антисоциальности этих целей, задач и содержания. К высокому уровню социально-психологического развития относятся сообщества, характеризующиеся высокой степенью опосредствования межличностных отношений целями, задачами и содержанием личностно значимой для членов группы и отчетливо просоциальной деятельности, а к низкому уровню социально-психологического развития относятся общности, характеризующиеся высокой степенью опосредствования межличностных отношений целями, задачами и содержанием антисоциальной деятельности. Помимо этого, существуют еще и диффузные, или номинальные группы, в которых межличностные отношения практически не

опосредствованы никакой деятельностью (например, случайно собравшиеся люди на остановке общественного транспорта и т. п.). Таким образом, можно представить вектор позитивного социально-психологического развития групп (диффузная группа — просоциальная ассоциация — просоциальная кооперация — коллектив) и вектор негативного социально-психологического развития групп (диффузная группа — асоциальная ассоциация — асоциальная кооперация — корпорация). Наиболее развернуто стратометрическая концепция в целом и типология групп разного уровня развития изложены в книге «Психологическая теория коллектива» (М., 1979).

Проблема групп и, в первую очередь, малых групп традиционно привлекала внимание социальных психологов всего мира. Первые попытки такого рода исследований относятся еще к концу XIX в. В 1897 г. «...американский психолог Н. Триплет опубликовал результаты экспериментального исследования, в котором сравнивал эффективность индивидуального действия, выполняемого в одиночку и в условиях группы. По мнению Ф. Олпорта, это была первая экспериментальная проблема социальной психологии, и он сформулировал ее так: “Какие изменения происходят во всяком отдельном действии индивидуума, когда присутствуют другие люди?”»¹.

После Первой мировой войны к проблемам групп обратился Ф. Олпорт, Дж. Морено проводил первые эксперименты с беженцами, положенные впоследствии в основу социометрического метода. В конце 20-х-начале 30-х гг. прошлого века в США начался настоящий бум социально-психологических исследований, связанных с группами и групповым поведением. Во многом он был обусловлен промышленным спадом, связанным с Великой депрессией, когда остро встал вопрос о повышении мотивации сотрудников и оптимизации производственных процессов с помощью использования именно социально-психологических методов. К этому периоду относятся классические полевые эксперименты по изучению групповой структуры и индивидуального поведения в группе, имевшие далеко идущие научные и практические последствия. Так, на основании результатов, полученных в ходе работы по улучшению социально-психологического климата в воспитательной колонии для девочек города Хадсон, Дж. Морено окончательно разработал социометрический метод, который стал одним из наиболее широко известных и доступных средств изучения не только аттракционных отношений в группе, но и преобразования интрагрупповой структуры. Аналогичные эксперименты с группами подростков К. Левина и Р. Липпета позволили выявить влияние на группу различных стилей руководства и послужили отправной точкой к созданию теории групповой динамики, пожалуй, наиболее признанной и популярной в мире концепции, объясняющей закономерности развития и функционирования малой группы.

Примерно в это же время «М. Шериф проводит изобретательные лабораторные эксперименты по изучению групповых норм, а Т. Ньюком исследует аналогичную проблему, но иными средствами в полевых условиях»².

Дополнительный толчок социально-психологическим исследованиям вообще и исследованиям групп, в частности, дала Вторая мировая война. В этой связи следует отметить роль адмирала Ч. Нимица, назначенного командующим Тихоокеанским флотом США после налета на Пирл-Харбор и занимавшего этот пост до конца войны. Ч. Нимиц был, пожалуй, единственным крупным военачальником Второй мировой, в полной мере оценившим значимость социально-психологических факторов

для достижения успеха в боевых действиях, и выступал инициатором и непосредственным заказчиком целого ряда прикладных исследований, направленных на повышение групповой сплоченности, создание команд и т. п. Чрезвычайно высокая боевая эффективность, продемонстрированная ВМФ и Корпусом морской пехоты США в крайне сложных условиях Тихоокеанского театра военных действий, во многом была обусловлена целенаправленной работой именно социальных психологов.

В послевоенный период, как отмечал К. Левин, «социальные науки значительно продвинулись вперед в совершенствовании техник надежной фиксации структуры малых и больших групп и регистрации различных аспектов групповой жизни. Социометрические методики, наблюдение за группами, техники интервьюирования — эти и другие методики все в большей степени позволяют нам собирать надежные данные о структурных особенностях групп, об отношениях между группами или подгруппами и об отношениях между жизнью группы и жизнью ее индивидуальных членов»¹. Дальнейшие исследования групп позволили не только расширить и детализировать представления о групповых процессах, но и выявили целый ряд социально-психологических явлений и феноменов, таких как социальная фасилитация, социальная леность, деиндивидуализация, групповая поляризация, огруппление мышления, имеющих вполне самостоятельное научное и практическое значение. Не останавливаясь детально на сути данных явлений, отметим, что, как свидетельствуют результаты многочисленных экспериментов, эти по преимуществу деструктивные явления (исключение составляет социальная фасилитация) проявляются, наиболее ярко, как правило, в группах низкого уровня развития, либо в закрытых корпоративных группах с жесткой стратификационной иерархией.

В этой связи вполне понятен интерес социальных психологов к практическим средствам целенаправленного создания групп высокого уровня социально-психологического развития для решения конкретных задач в самых разных сферах человеческой деятельности. Если в отечественной традиции, как было показано выше, такой группой является коллектив, то в зарубежной социальной психологии чаще используется понятие команда. Надо оговориться, что было бы совершенно некорректно механически ставить знак равенства между командой и коллективом (основное различие заключается в том, что в теориях команд, как правило, не рассматривается такая важнейшая с точки зрения теории деятельностного опосредования характеристика группы как «просоциальная — асоциальная» направленность групповой активности. При том, что «по умолчанию», как правило, подразумевается просоциальная направленность командной деятельности, строго говоря, командой может быть и корпоративная группировка). Вместе с тем, в последние годы наметилась отчетливая тенденция к сближению этих понятий.

Вопросы, связанные с теорией команд, практикой их создания и функционирования примерно с начала 80-х гг. XX века неизменно находились в центре внимания социальных психологов, занимающихся проблемами организаций и менеджмента.

Это связано, в частности, с тем, что с точки зрения ведущих экспертов в области делового администрирования, «сильная команда — один из важнейших инструментов, имеющихся в нашем распоряжении, поскольку при определенных условиях команда способна обеспечить более качественное выполнение работы и более творческий подход, нежели лидер или любой член команды, действующий в одиночку. Более того, такие команды могут служить идеальным полигоном для развития

способностей индивидов и их профессионального роста. Такой подход может быть более действенным, чем любые формальные программы обучения. К тому же сильные команды могут существенно усилить влияние, оказываемое лидером, поскольку создание команды приводит к усилению властных полномочий, а не только к их разделению между всеми членами»¹.

Легко заметить, что при таком понимании использование команды как управленческого инструмента является наиболее оправданным и эффективным для разработки и реализации стратегических программ, направленных на переход организации к качественно новому уровню функционирования, отвечающему стремительно меняющимся в современном мире условиям среды ее жизнедеятельности.

Также вполне очевидна особая актуальность такого подхода в условиях развития рыночной экономики и фактического разрушения традиционной командно-административной модели управления как в торгово-промышленных, так и в государственных и административных структурах в современной России.

Д. Брэдфорд конкретизировал различия между рабочими группами и командами с точки зрения их предназначения и условий, в которых каждая из этих организационных форм наиболее эффективна: «Группы незаменимы в тех случаях, когда основные выгоды можно получить при максимизации индивидуальных усилий ее членов, стремящихся к достижению поставленных целей в “своих” (узко специализированных. — В. И., М. К.) сферах деятельности. Совещания в этом случае проводятся для того, чтобы оказать поддержку такой индивидуальной работе (и снабдить руководителя информацией, необходимой для интеграции отдельных направлений деятельности). Структура их жестко задана, ориентирована на задачу сообщения информации и принятия решений (и в меньшей степени — на совместное решение проблем). При групповой структуре целое является суммой частей, а цель состоит в том, чтобы обеспечить успех каждой составляющей и их взаимную координацию.

Напротив, команды призваны сыграть свою роль в ситуации, когда основные выгоды можно получить в совместной работе над единым продуктом (изделием, проектом и т. д.). В этом случае целое больше суммы его частей, а цель заключается в получении синергического эффекта. Совещания не так жестко структурированы, и время в основном затрачивается на решение проблем, возникающих в связи с выполнением общей задачи. Не только руководитель, лидер, но и члены команды не просто ощущают себя “представителями” от отдельных направлений деятельности, а чувствуют себя ответственными за предприятие в целом. Это означает, что и лидерская функция “поделена” между всеми присутствующими на совещании, а не сконцентрирована у формального лидера»².

Особо важным представляется замечание Д. Брэдфорда о том, что команда является системой, которая как целое больше чем простая сумма его составляющих, и отражает представления К. Левина о социальном поле. По сути дела, это ни что иное, как точное определение сущности команды как социально-психологического и организационного феномена. Если развить данную идею Д. Брэдфорда, можно сказать, что команда представляет собой группу высокого уровня развития, в которой в процессе совместной деятельности, направленной на достижение общей цели, наиболее ярко проявляется индивидуальность каждого участника.

При этом существенно важно, что к настоящему времени в мировой социальной

психологии наработан обширный практический опыт по созданию команд и разработан целый ряд программ по командообразованию с развернутым методическим обеспечением. Между тем, хотя, как отмечалось выше, совершенно релевантная задачам целенаправленного отслеживания процесса группового развития и воздействия на него, стратометрическая концепция была разработана в СССР еще в 70-е гг. прошлого века, практические мероприятия по «созданию коллективов» в образовательных учреждениях, на предприятиях, в армейских подразделениях, исправительно-трудовых колониях и т. д., в силу очевидных причин носили исключительно формальный и предельно идеологизированный характер. В результате отечественные практические психологи, работающие с реальными группами, имея полноценную концептуальную схему, оказались, по сути дела, лишенными практических средств ее реализации.

В этой связи на сегодняшний день высокоактуальной представляется задача не просто переноса программ командообразования на российскую почву (что или более менее успешно происходит в последние годы), но и их полноценная адаптация к местным условиям и интеграция с отечественными разработками. Как показал целый ряд исследований, проведенный молодыми специалистами-практиками и аспирантами, техники командообразования могут быть с успехом использованы не только в организациях, но и в детских и подростковых группах в целях повышения ценностно-ориентационного единства контактных сообществ, «выравнивания» их социометрической, референтометрической неформальных «властных» структур.

Практический социальный психолог, осознавая в качестве своей основной профессиональной задачи работу с реальной контактной группой, должен, прежде всего, отдавать себе полный отчет в том, с общностью какого типа он имеет дело, так как любые методы психологического воздействия могут давать прямо противоположный желаемому эффект, если будут адресованы сообществу не той категории, на которую ориентирован в своей работе психолог-практик.

Групповая динамика [от греч. dynamis — сила] — а) весь комплекс интрагрупповых социально-психологических процессов, феноменов, явлений, эффектов, раскрывающий психологическую природу существования малой группы, особенности ее жизнедеятельности, основные этапы ее жизненного пути и функционирования с момента зарождения до «умирания» и окончательного распада как единой, целостной общности; б) название достаточно широкого и хорошо разработанного направления исследований малых групп с социально-психологических позиций, заложенного в США еще в середине XX века К. Левиным и его сотрудниками. К содержанию групповой динамики относятся практически все внутригрупповые процессы, с помощью которых традиционно описывается интрагрупповая активность: интрагрупповое структурирование, лидерство и руководство, межличностные конфликты, самоопределение личности в группе и групповое давление, формирование групповой сплоченности и совместимости, межличностная идентификация, интрагрупповое нормообразование и т. д. Все эти процессы и явления, а также подробно описанные в специальной литературе характеризующие особенности их протекания, социально-психологические феномены и эффекты в решающей степени определяются как спецификой внешних обстоятельств жизнедеятельности конкретной общности, так и двумя универсальными, характерными для любой малой группы внутренне противоречивыми векторами ее развития — групповой интеграцией и групповой дифференциацией. Если говорить о тенденции группового развития, традиционно обозначаемой как интеграция,

то необходимо иметь в виду тот факт, что эта «линия» интрагрупповых социально-психологических процессов, по сути дела, напрямую направлена на формирование и становление ценностно-ориентационного и предметно-ценностного единства группы, не на невилировку индивидуальных мнений членов общности по всем вопросам, а на достижение и упрочение их подлинной сплоченности, прежде всего, по поводу жизненно значимых для малой группы проблем и задач. Понятно, что подобный фон межличностной сплоченности и совместимости во многом обеспечивает высокий уровень устойчивости и стабильности сообщества, позволяет не только определять эффективную тактику его актуальной жизнедеятельности, но и адекватно решать вопросы его перспективного развития. Что касается тенденции дифференциации, то данный вектор протекания внутригрупповых социально-психологических процессов обусловлен спецификацией и иерархизацией межличностных взаимосвязей в рамках взаимодействия и общения членов группы, закономерным статусным и ролевым расслоением, сложностью композиции сообщества. Совершенно очевидно, что, будучи конструктивно сбалансированы, и интеграция, и дифференциация как глобальные групповые тенденции развития «работают», прежде всего, на становление и упрочение общности. В то же время, как правомерно считают специалисты в области психологии малых групп, «сосуществование названных тенденций обусловливает неравномерность и пульсирующий характер процесса развития малой группы, предполагающего ряд качественно своеобразных уровней (этапов) и включающего возможность как последовательного восхождения группы на более высокий уровень развития группы, так и обратного движения» (А. И. Донцов).

Вряд ли требует специальных доказательств тот факт, что отслеживание и корректировка данного процесса является одной из основных и одновременно наиболее сложных задач практического социального психолога. Динамический подход К. Левина представляет собой достаточно надежное и универсальное средство ее решения.

С точки зрения К. Левина, «основной инструмент анализа групповой жизни — это представление группы и ее окружения о качестве “социального поля”. Социальные процессы и события рассматриваются как происходящие внутри множества сосуществующих социальных целостностей (групп, подгрупп, членов групп, барьеров, каналов коммуникации и т. д.) и являющихся продуктом этих целостностей.... Все происходящее внутри такого поля зависит от распределения в нем разного рода сил. Чтобы предсказывать какие-либо события, мы должны уметь определять величину и направление результирующих сил для различных точек поля.... Однако некоторые аспекты социальных проблем могут быть проанализированы с помощью другого аналитического инструмента, называемого “фазовым пространством”. Фазовое пространство — это система координат, каждая из которых отражает интенсивность одного “свойства”. Фазовое пространство не претендует на роль картины поля, состоящего из групп, индивидов и их экологического окружения, но концентрируется на одном или нескольких факторах. Оно представляет (посредством графиков или уравнений) количественные отношения между этими несколькими свойствами, переменными, аспектами поля или какого-либо события в нем»¹.

Если применить такой способ редукции к проблеме движения группы в пространстве «интеграция — дифференциация», легко заметить, что наиболее значимыми в данном контексте переменными будут групповая сплоченность и групповое напряжение.

Под групповой сплоченностью (интеграцией) понимается один из базовых процессов групповой динамики, характеризующий степень приверженности к группе ее членов. Она является результирующей действия сил, которые влияют на членов группы, побуждая их оставаться в группе и любой ценой сохранять ее.

Динамической характеристикой, противоположной групповой сплоченности, является групповое напряжение.

Групповое напряжение (дифференциация) понимается как следствие противоречия между личными интересами и жестко детерминированной необходимостью иметь в виду потребности остальных членов группы и группы в целом, а также соблюдать групповые нормы и следовать групповым традициям. Оно, также связано с внутренним напряжением каждого индивида, что является следствием подсознательных влечений, потребностей и опытом предыдущего развития личности.

Практически в каждой группе на всех этапах ее жизненного цикла, действуют факторы, усиливающие как сплоченность, так и напряжение.

Основными факторами, «подпитывающими» групповую сплоченность, являются следующие: удовлетворение личных потребностей участников как актуальных, так и потенциальных; симпатия между членами группы; стремление к членству, включая усилия, приложенные для попадания в группу; комфортная атмосфера внутри группы; престиж группы; групповая деятельность; соперничество с другой группой; наличие внешнего давления или угрозы; наличие в группе девианта; определенная и одобряемая структура неформальной власти в группе, ее кооперация и совместимость с официальной властной иерархией (внутри и вовне группы).

С другой стороны, к факторам, «подпитывающими» групповое напряжение, обычно относят: агрессивное поведение членов группы; деструктивные способы коммуникации (двойные послания, подтексты и т. п.); неадекватное поведение лидера; отсутствие ясно сформулированной цели; дефицит ресурсов (некомпетентность); дефицит информации (неизвестность и неопределенность); неопределенность и слабую легитимность распределения неформальных властных полномочий в группе; конкуренцию между сложившейся структурой неформальной власти в группе и официальной властной иерархией (внутри и вовне группы).

Легко заметить, что, хотя факторы, усиливающие групповую сплоченность и групповое напряжение, не находятся в прямой и непосредственной взаимосвязи, усиление одних приводит к снижению влияния других и наоборот. При этом, решая задачу повышения групповой сплоченности, практический социальный психолог обязан принимать во внимание, что наличие группового напряжения — это необходимое условие динамики развития группы. Полное доминирование факторов сплоченности неизбежно приводит к стагнации. При критически низком уровне напряженности участники «могут создать из группы своеобразный оазис, противопоставляемый внешней окружающей действительности».

«Сплоченность и напряжение, собственно говоря, не являются противоположными терминами и понятиями. Противоположность сплоченности — это отсутствие сплоченности; напряжения — расслабление, разрядка, раскованность. В групповой динамике, тем не менее, их можно рассматривать как силы, действующие друг против друга. При этом они имеют важное положительное значение, если находятся в динамическом равновесии»¹. Однако данная формула нуждается в существенном уточнении. С точки зрения эффективного функционирования, важен не только динамический баланс между сплоченностью и напряжением, но и