Детские и юношеские годы. Первые литературные опыты

Н. В. Гоголь родился в 1809 г. в селе Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии – местечке, которое затем навсегда войдет в русскую литературу и наше литературное сознание с одной из первых написанных им повестей, открывающих цикл «Вечеров на хуторе близ Диканьки» – «Сорочинской ярмаркой». Его родители были малороссийскими помещиками, как тогда называлось, «среднего достатка» (1000 десятин земли и около 400 душ крепостных). Отец, Василий Афанасьевич Гоголь‑Яновский (сам Гоголь впоследствии откинул вторую, польскую часть своей фамилии), когда‑то служил при малороссийском почтамте, но, женившись в 1805 г. на Марии Ивановне Косяровской, которой в момент замужества было 14 лет (жениху – 28), оставил службу и поселился в родовом имении Васильевка.

Рядом с Васильевкой находилась Диканька – еще один топос первого прозаического цикла Гоголя, – которая в «Ночи перед Рождеством» отчасти иронически, но вместе с тем и серьезно была осмыслена молодым Гоголем почти как центр вселенной (ср.: «как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки…»). Место к тому же было овеяно историческими преданиями: здесь еще хранилась сорочка казненного Кочубея, стоял дуб, у которого будто бы происходили свидания гетмана Мазепы с Матреной (Марией). Недалеко от Васильевки находилось имение дальнего родственника Гоголей Д. П. Трощинского, известного екатерининского вельможи, у которого отец Гоголя временами исполнял обязанности секретаря. Семья нередко неделями гостила в Кибинцах, где была в том числе и – богатая библиотека, описание которой[96]и по сей день служит ценным источником для установления возможного круга чтения молодого Гоголя. К тому же Трощинский был страстным театралом: в Кибинцах существовал домашний театр, для которого Василий Афанасьевич Гоголь писал комедии и сам же в них играл как актер. Известно, что Гоголь и во время своей учебы в Нежинской гимназии высших наук и затем в Петербурге интересовался отцовскими комедиями и просил матушку выслать их ему для постановки и, возможно, для литературной переработки. Большинство комедий В. А. Гоголя не сохранилось, но две из них: «Собака‑овца» (содержание известно в пересказе) и «Простак, или хитрость женщины, перехитренная солдатом» – очевидно, послужили Гоголю источником некоторых сюжетных ходов, реминисценций и эпиграфов к повестям цикла «Вечеров на хуторе близ Диканьки»[97].

В мае 1821 г. Гоголь поступил в только что тогда основанную Гимназию высших наук в Нежине. Именно к нежинскому периоду (1 мая 1821 – 27 июля 1828) относятся первые его литературные опыты (впрочем, существует предание, что уже детские стихи Гоголя вызывали восхищение их соседа по имению поэта Василия Капниста, сказавшего будто бы родителям: «Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя‑христианина»[98]). При этом сведения о первых литературных опытах Гоголя немногочисленны. Достоверно лишь, что за время учения в Нежинской гимназии Гоголь написал целый ряд произведений, большая часть которых известна нам только по названиям: балладу «Две рыбки» (по предположению Ю. В. Манна, стихотворение было написано под непосредственным впечатлением от смерти брата Ивана[99]); трагедию «Разбойники» (написанную, по свидетельству однокашника Гоголя Н. Я. Прокоповича, пятистопным ямбом под влиянием то ли Шиллера, которым Гоголь увлекся в 1827 г., то ли Пушкина); повесть «Братья Твердиславичи», раскритикованную товарищами Гоголя и тут же им сожженную (первое сожженное Гоголем произведение!); акростих «Спиридон»; историческую поэму «Россия под игом татар»; сатиру на жителей города Нежина «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан», в которой Гоголь вывел на свет типические лица разных сословий (впоследствии прием комических «срезов» общества Гоголь не раз использовал и в незаконченной комедии «Владимир 3‑ей степени», и в «Ревизоре», и в «Мертвых душах»); несколько эпиграмм и какие‑то недошедшие до нас стихотворения, опубликованные в рукописных журналах, выпускавшихся нежинскими гимназистами в 1825–1827 годах при участии Гоголя.

В 1826 г. Гоголь переживает какой‑то внутренний переворот, радикально изменивший, по его собственному признанию (письмо к матери от 23 ноября 1826 г.), характер его юношеских творений. Но и много позже, в «Авторской исповеди» (1847) он вспоминал о том периоде своей жизни: «Первые мои опыты, первые упражненья в сочинениях, к которым я получил также вместе со мной в сочинениях, не думали, что мне придется быть писателем комическим и сатирическим…»

К нежинскому периоду относились также лирическая запись Гоголя в альбоме его школьного товарища В. И. Любича‑Романовича: «Свет скоро хладеет в глазах мечтателя…» – три классных сочинения на заданные темы (по теории словесности, праву и истории – «О том, что требуется от критики», «Изложить законные обряды апелляции… (из русского права)»; «В какое время делаются славяне известны истории…»). Последнее сочинение для нас особенно интересно. Получив оценку профессора: «Не соблюдена хронология и происшествия показаны в превратном порядке. Профессор К. Моисеев» – оно представляет, несмотря на его учебный характер, любопытнейший документ, характеризующий не только исторические познания экзаменуемого, который меньше, чем через три года получит место преподавателя истории в Патриотическом институте и вскоре будет претендовать на профессорское место в университете, но и его своеобразное отношение к истории. Видно, что автор, основываясь на исторических сведениях, частью заимствованных из «Истории государства Российского» Карамзина, стремился нарисовать яркие исторические картины, но при этом полностью игнорировал хронологию. В итоге получалась совершенно фантастическая картина: появление славян было, например, отнесено Гоголем к XI в., ко времени, когда будто бы гуннов Аттилы (? – 453) сменили венгры с аварами; с появившимися в это время на рубежах греческой монархии славянами не могли справиться византийские военачальники Велизарий (505–565) и Нарцесс (478568), оба жившие соответственно в V–VI вв., и т. д. Но при этом сама тема миграции народов, затронутая в сочинении, станет для Гоголя одной из самых любимых исторических тем, а сочинение «В какое время делаются славяне известны истории» в отдельных местах почти дословно совпадет с гоголевскими черновыми «Набросками и материалами по русской истории» (1834–1835)[100].

Наконец, в Нежине были написаны «Ганц Кюхельгартен» и атрибутируемое Гоголю стихотворение «Италия» – первые произведения писателя, которые он анонимно опубликовал сразу же по приезде в Петербург в 1829 г. «Италия» была напечатана в журнале «Сын Отечества и Северный Архив», по‑видимому, не без посредничества небезызвестного Ф. Булгарина, который поначалу даже протежировал Гоголю, чем впоследствии весьма гордился. Поэму «Ганц Кюхельгартен» Гоголь опубликовал отдельным изданием под псевдонимом В. Алов в типографии Плюшара.

Само обращение к Италии было весьма характерным для литературы того времени. Гоголевское описание идеальной страны восходило, скорее всего, к знаменитой песне Миньоны «Kennst du das Land…», открывавшей третью книгу романа И. Ф. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера», возможно даже – в русском переводе‑переложении В. А. Жуковского «Мина» («Ты знаешь край, где негой дышит лес?»), опубликованном в 1818 г. Но при этом итальянская тема была воспринята Гоголем как нечто глубоко личное. Как сообщал один из его первых биографов Шенрок, еще в гимназии Гоголь был одержим мечтой уехать заграницу, причем «мысль о чужих краях все чаще» представлялась «разгоряченному воображению юноши по мере приближения его к окончанию курса[101]. Любопытно, что «идиллический» образ Италии как эстетического рая, созданный в стихотворении совсем еще юного Гоголя, стал своего рода моделью для его будущих описаний «роскошной страны». Когда Гоголь, уже много лет спустя действительно оказался в Италии, то в письме к Плетневу (2 ноября 1837) он писал, в сущности, все в тех же тонах: «Что за земля Италия! <…> О, если бы вы взглянули только на это ослепляющее небо, все тонущее в сиянии! Все прекрасно под этим небом; что ни развалина, то и картина; на человеке какой‑то сверкающий колорит; строение, дерево, дело искусства, – все, кажется, дышет и говорит под этим небом».

Отметим сразу, что при всех изменениях, которые Гоголь как писатель и мыслитель пережил в течение своей жизни (и по сей день в критике ведутся споры, было ли творческое развитие Гоголя своего рода эволюционным, или же он пережил резкий переворот, в корне изменивший его мировоззренческую и эстетическую систему), были в его творческом сознании определенные константы, от которых он никогда не уходил ни в годы кризиса, ни в годы так называемого душевного и духовного переворота. И так же, как отголоски слабого школьного сочинения Гоголя‑Яновского будут еще долго слышны в исторических трудах преподавателя истории Патриотического института Н. В. Гоголя, так же, как итальянские картины предвосхищенной Италии отзовутся у действительно восхищенного страной Гоголя и в частных письмах и в его повести «Рим», так же и первое большое произведение Гоголя, нередко трактуемое как слабый опыт пера, от которого Гоголь впоследствии целиком и полностью отрекся, содержит уже в себе основные темы всего последующего гоголевского творчества.