Маркс — Энгельс и их предшественники: от выискивания предвосхищений к предвидению 3 страница

Таким образом, теория наборов ролей, как любая другая теория среднего уровня, начинается с некоторой общей идеи и связанной с ней образности и порождает комплекс теоретических проблем. Так, предполагаемая структурная основа возможного нарушения набора ролей приводит к двойному вопросу (который, как показывают данные, не возникал до появления теории): какие из социальных механизмов, если таковые имеются, вступают в действие для того, чтобы противостоять теоретически предполагаемой нестабильности наборов ролей, и соответственно при каких обстоятельствах эти социальные механизмы не срабатывают, приводя к падению эффективности, путанице и конфликту? Подобно другим вопросам, возникшим исторически из общей ориентации функционального анализа, они тоже не предполагают, что наборы ролей неизменно работают с максимальной эффективностью. При этом данная теория среднего уровня занимается не историческим обобщением того, в какой мере в обществе преобладает общественный порядок или конфликты, а аналитической проблемой выяснения социальных механизмов, приводящих к большему порядку или меньшему конфликту, по сравнению с тем, что было бы, если бы эти механизмы не вступили в действие.

Универсальные системы социологической теории

Поиски теорий среднего уровня требуют от социолога совершенно иной устремленности, чем поиски единой универсальной теории. В дальнейшем изложении мы исходим из того, что этот поиск уни-

версальнои системы социологической теории, в которой результаты наблюдений за каждым аспектом социального поведения, организации и изменения тут же находили бы заранее отведенное им место, так же заманчив и так же бесперспективен, как все те многочисленные всеобъемлющие философские системы, которые заслуженно преданы забвению. Этот вопрос следует хорошенько обсудить. Некоторые социологи все еще пишут так, будто надеются тут же получить формулировку «той самой» общей социологической теории, достаточно обширной, чтобы охватить огромный массив точно установленных деталей социального поведения, организации и изменения, и достаточно плодотворной, чтобы направить внимание исследователей в русло проблем эмпирического исследования. Все это я считаю совершенно неактуальным и апокалиптическим представлением. Мы не готовы к этому. Проделано мало подготовительной работы.

Историческое осмысление постоянно меняющихся интеллектуальных контекстов социологии должно действовать достаточно отрезвляюще и избавлять этих оптимистов от нелепых ожиданий. Начнем с того, что некоторые аспекты исторического прошлого все еще дают о себе знать. Нужно помнить, что на ранних этапах социология развивалась в такой интеллектуальной атмосфере⁷, когда всеохватывающие философские системы наступали со всех сторон. Любой философ восемнадцатого и начала девятнадцатого века, не напрасно евший свой хлеб, должен был разработать свою собственную философскую систему. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель были лишь самыми известными из них. Каждая система была личной заявкой на наиболее полную картину мира материи, природы и человека.

Эти попытки философов создать всеохватывающие системы послужили образцом для социологов того времени, и девятнадцатый век стал веком социологических систем. Некоторых отцов-основателей, таких как Конт и Спенсер, переполнял esprit de system*, отразившийся в их социологических учениях, как и в других частях их более глобальных философских систем. Другие, такие как Гумплович, Уорд и Гиддингс, позднее пытались придать интеллектуальную легитимность этой тогда еще «новой науке о древнем предмете». Для этого требовалось скорее создание общей и наиболее полной структуры социологической мысли, чем развитие специальных теорий, которые служили бы ориентирами для исследования отдельных социологических проблем в только еще намечающихся рамках.

⁷ См. классическую работу: Theodore Merz, A History of European Thought in the Nineteenth Century (Edinburgh and London: William Blackwood, 1904), 4 тома. — Примеч. автора.

* дух системности (фр.). — Примеч. пер.

В этих условиях почти все пионеры в социологии пытались смоделировать свою собственную систему. Многообразие систем, каждая из которых претендовала на звание подлинной, вполне естественно привело к созданию школ, и в каждой была своя группа учителей, учеников и эпигонов. Социология не только отделилась от других дисциплин, но стала и внутренне дифференцированной. Однако эта дифференциация проявилась не в специализации, как в естественных науках, а скорее как в философии, в создании всеобъемлющих теорий, которые обычно типично считались взаимоисключающими и во многом не совпадающими. Перефразируя высказывание Бертрана Рассела относительно философии, можно сказать: эта всеохватывающая социология не воспользовалась тем «преимуществом, которым она обладает по сравнению с социологическими системами основателей социологии и которое состоит в том, что она способна решать свои проблемы одну за другой, вместо того, чтобы одним росчерком пера выдавать целостную теорию всего [социологического] мира»⁸.

Другим путем пошли социологи, пытавшиеся придать своей дисциплине интеллектуальную легитимность: в качестве прототипа они взяли системы естественнонаучной теории, а не философии. Это тоже иногда приводило к попытке создать универсальные системы социологии — такую цель часто ставят, исходя из одного из трех основных неправильных представлений о естествознании.

В первом случае предполагается, что систему мышления можно эффективно разработать еще до того, как накоплена огромная масса основных эмпирических наблюдений. Получается, что Эйнштейн мог бы наступать на пятки Кеплеру, и не нужны были бы целые столетия исследований и систематического размышления о результатах исследования для того, чтобы подготовить для этого почву. Системы социологии, вытекающие из этого молчаливого предположения, в частности системы Сталя, Буассье де Соваж, Бруссэ, Джона Брауна и Бенджамина Раша, во многом похожи на системы, введенные создателями универсальных теорий в медицине за 150 лет. Почти до середины девятнадцатого века выдающиеся деятели медицины считали необходимым разработать теоретическую систему заболеваний задолго до того, как было адекватно разработано предшествующее эмпирическое исследование⁹. Если в медицине эти протоптанные тропинки дав-

⁸ Bertrand Russell, A History of Western Philosophy (New York: Simon and Schuster,
IW5), 834. _ Примеч. автора.

⁹ Wilfred Trotter, Collected Papers (Oxford: University Press, 1941), 150. Одеятелыю-
сти создателей систем рассказывается в каждой истории медицины, например: Fielding
Н. Gassrison, An Introduction to the History of Medicine (Philadelphia: Saunders, 1929) и
Ralph H. Major, A History of Medicine (Oxford: Blackweil Scientific Publications, 1954), в
Двух томах. — Примеч. автора.

но заросли, то для социологии до сих пор характерны попытки такого рода. Именно эта тенденция и вызвала замечание биохимика и социолога-любителя Л.Дж. Хендерсона:

Различие между созданием систем в социальных науках и системами мышления и классификации в естествознании проявляется в их эволюции. В естественных науках как теории, так и описательные системы развиваются, адаптируясь к увеличению знаний и опыта ученых. Появляющиеся в социальных науках системы нередко полностью являются плодом творчества одного человека. Потом их могут активно обсуждать, если они привлекают внимание, но постепенная адаптивная модификация как результат согласованных попыток большого числа людей — явление редкое™.

Вторая неправильная трактовка естественных наук вызвана неверным предположением по поводу исторической одновременности, а именно допущение, что все продукты культуры, существующие в данный исторический момент, имеют одинаковую степень зрелости. На самом деле осознание существующих здесь различий определяется чувством меры. Тот факт, что и физика, и социология одинаково считаются научными дисциплинами в середине двадцатого века, не означает, что достижения одной должны быть мерилом другой. Безусловно, социологи сегодня живут в такое время, когда физика достигла сравнительно большого размаха и точности в теории и эксперименте; она располагает большим количеством инструментов исследования и получает множество побочных технологических продуктов. Наблюдая происходящее, многие социологи воспринимают достижения физики как образец для самооценки. Им хочется сравнить свои бицепсы с бицепсами старших братьев. Им тоже хочется, чтобы с ними считались. Но когда выясняется, что у них нет ни крепкого телосложения, ни убийственной силы удара, как у старших братьев, некоторые из них впада-ютвотчаяние. Они начинают задавать вопрос: а возможна ли действительно наука об обществе, если мы не создадим универсальную систему социологии? Но при такой точке зрения не учитывают, что физику двадцатого столетия отделяют от социологии двадцатого столетия миллиарды человекочасов непрерывного, организованного и совокупного исследования. Вероятно, социология пока не готова к появлению своего Эйнштейна, поскольку еще не нашла своего Кеплера — не говоря уже о своем Ньютоне, Лапласе, Гиббсе, Максвелле или Планке.

В-третьих, социологи иногда неправильно истолковывают действительное состояние теории в естествознании. Эта ошибка пара-

¹⁰ Lawrence J. Henderson, The Study of Man (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1941), 19—20, курсив мой; если уж на то пошло, большинство из нас, социологов, может с большей пользой для себя прочитать всю книгу. — Примеч. автора.

поксальна, поскольку физики признают, что у них еще нет универсальной теоретической системы, и в основном возлагают мало надежд на ее появление в ближайшем будущем. Что характерно для физики, так это множество специальных теорий большего или меньшего масштаба и к тому же исторически оправданная надежда, что их будут продолжать объединять в группы. Как выразился один наблюдатель: «хотя многие из нас действительно надеются на появление в будущем всеобъемлющей теории, которая объединит различные постулаты физики, мы не дожидаемся ее, а продолжаем заниматься важным делом— наукой»". Совсем недавно физик-теоретик Ричард Фей-нман сообщил без всякого смущения, что «сегодня наши физические теории и законы — это множество различных частей и кусочков, которые не очень-то сочетаются друг с другом»¹². Но наверное, наиболее убедительным является замечание самого обстоятельного из теоретиков, посвятившего последние годы своей жизни неустанному и безуспешному поиску, вызванному стремлением «найти для унификации всех отраслей науки теоретическую основу, образованную минимальным числом понятий и фундаментальных соотношений, из которых логическим путем можно было бы вывести все понятия и соотношения отдельных дисциплин». Несмотря на свою глубокую и редкую для физиков преданность этой идее, Эйнштейн заметил:

Большая часть физических исследований посвящена развитию различных отраслей физики; предметом каждой отрасли является теоретическое осмысление большего или меньшего числа областей опыта; в каждой из них законы и понятия остаются по возможности тесно связанны-• ми с опытом'³.

Над этими словами могли бы призадуматься те социологи, которые ждут обоснованной общей системы социологической теории уже в наше время — или в недалеком будущем. Если физике за целые столетия, посвященные расширению теоретических обобщений, не удалось разработать всеобъемлющую теоретическую систему, тогда a fortiori социологии, которая лишь начала накапливать эмпирически обоснованные теоретические обобщения в скромных масштабах, вполне можно было бы посоветовать умерить свое стремление получить такую систему.

¹¹ Henry Margenau, The basis of theory in physics, неопубликованная рукопись, 1949,
5—6. — Примеч. автора.

¹² Richard Feynman, The Character ofPhysical Law (London: Cox&Wyman Ltd., 1965),
"• — Примеч. автора.

¹³ А. Эйнштейн. Рассуждения об основах теоретической физики. — Собр. науч. тру
дов; под ред. И.Е. Тамма и др. - М.: Наука, 1967. - В 4т. Т. IV, с. 229. — Примеч. автора.

Утилитарная потребность в универсальных социологических системах

Убежденность некоторых социологов в том, что нужно срочно создать грандиозную общетеоретическую систему, вызвана не только неуместным сравнением с естественными науками, но еще и реакцией на неясное положение социологии в современном обществе. Сама неуверенность втом, что накопленные в социологии знания соответствуют тем огромным требованиям, которые к ним предъявляют политики (как реформаторы, так и реакционеры), бизнесмены и правительственные чиновники, ректоры колледжей и первокурсники, провоцирует у социологов защитную реакцию и вызывает слишком усердное стремление как-то соответствовать этим требованиям, какими бы преждевременными и нелепыми они ни были.

При такой позиции исходят из ошибочного предположения, что наука должна достичь такого уровня, чтобы отвечатъвсем требованиям, и умным и глупым, которые к ней предъявляют. Такая убежденность косвенно основана на кощунственном и мазохистском предположении, что мы должны быть всеведущими и всезнающими — признаться в меньшем означает расписаться в своем полном невежестве. Поэтому часто случается, что представители неоперившейся дисциплины неправомочно претендуют на создание универсальных теоретических систем, соответствующих всему кругу проблем, изучаемых этой дисциплиной. Именно на такую позицию ссылается Уайтхед в эпиграфе к данной книге: «Для науки на ее ранних стадиях характерны... как честолюбивая глубина поставленных задач, так и дилетантство в обращении с деталями».

Подобно социологам, бездумно сравнивавшим себя с современниками естествоиспытателями лишь потому, что и те и другие живут в один исторический момент, общество в целом и те, кто от его лица принимает стратегические решения, часто ошибаются, вынося окончательную оценку социологии на основе ее способности решить неотложные проблемы общества сегодня. Неуместный мазохизм социолога и невольный садизм общества вызваны тем, что они забывают, что социология, как и все науки, постоянно развивается и провидением отнюдь не предусматривается, чтобы она в любой момент соответствовала всему кругу проблем, стоящих перед человеком. В историческом плане такие предположения были бы равносильны вынесению в семнадцатом веке окончательного суждения о статусе и перспективах медицины, основанного на том, способна ли она немедленно предоставить лекарство или хотя бы профилактику для сердечных заболеваний. Если бы проблема получила широкую огласку — посмотрите на

овышение уровня смертности от тромбоза коронарных сосудов! — яма ее важность затмила бы совершенно самостоятельный вопрос, насколько адекватны медицинские знания 1650 года (или 1850-го, или 1950-го) для решения большого круга других проблем со здоровьем. Тем не менее именно эта нелогичность стоит за многими практическими требованиями, предъявляемыми к социальным наукам. Поскольку и война, и эксплуатация, и бедность, и расовая дискриминация, и психологическая незащищенность — это язвы современного общества, то социология обязана оправдать свое существование, дав решения всем этим проблемам. Ноу социологов сегодня, возможно, не больше средств для решения этих неотложных проблем, чем было у врачей, таких как Гар-вей или Сиденхем, для распознания, изучения и лечения тромбоза коронарных сосудов в 1655 году. И все же, как свидетельствует история, неспособность медицины справиться с этой отдельной проблемой едва ли означала, что она не может развиваться. Если все ставят на фаворитов, то кто поддержит жеребенка, которому еще предстоит себя проявить?

Сделанный мною акцент на расхождении между практическими проблемами, предназначенными для социолога, и уровнем накопленных знаний и навыков не означает, конечно, что социолог не должен стремиться разработать все более полную теорию или не должен работать над исследованием, имеющим непосредственное отношение к неотложным практическим задачам. И главное, это не значит, что социологи должны специально выискивать проблему, не имеющую серьезного практического значения. Различные эмпирические исследования и теории с разной степенью вероятности могут оказаться уместными для конкретных практических проблем; у них разный потенциал релевантности¹⁴. Но важно восстановить историческое чувство меры. Безотлагательность или масштабность практической социальной проблемы не гарантируют ее немедленное решение¹⁵. В любой данный момент времени ученые бывают близки к решению одних проблем и далеки от решения других. Следует помнить, что необходи-

¹⁴ Эта концепция развита в R.K. Merton, «Basic research and potentials of relevance»,
American Behavioral Scientist, May 63, VI, 86—90, на основе более раннего обсуждения
этой проблемы в работе «The role of applied social science in the formation of policy»,
Philosophy of Science, 1949, 16, 161-181. - Примеч. автора.

¹⁵ Что подробно изложено в таких работах, как: Paul F. Lazarsfeld, William Sewell
and Harold Wilensky, eds, The Uses of Sociology (New York: Basic Books, in press); Alvin W.
Gouldner and S.M. Miller, Applied Sociology: Opportunities and Problems (New York: The
rree Press, 1965); Bernard Rosenberg, Israel Gerver and F. William Howton, Mass Society
"i Crisis: Social Problems and Social Pathology (New York: The MacMillan Company, 1964);
Barbara Wooton, Social Science and Social Pathology (New York: The Macmillan Company,
1959). _ Примеч. автора.

мость — только мать изобретения; а его отец — накопленные общими усилиями знания. Если их не свести вместе, необходимость остается бесплодной. Она, конечно, может зачать когда-нибудь потом, когда произойдет нормальное соитие. Но ее партнеру нужно время (и поддержка), если он хочет приобрести величину и мощь, необходимые для того, чтобы соответствовать требованиям, которые будут ему предъявлены.

Ориентация этой книги на связь современной социологии и практических проблем общества во многом такая же, как ее ориентация на связь социологии и общей социологической теории. Это скорее эволюционная ориентация, чем ориентация, полагающаяся на неожиданные мутации в работе одного социолога, которые вдруг дадут решения основных социальных проблем или создадут единую универсальную теорию. Хотя эта ориентация не претендует на чудеса и сенсации, она предлагает довольно реалистичную оценку современного положения социологии и путей, по которым она развивается на самом деле.

Универсальные теоретические системы и теории среднего уровня

Исходя из всего сказанного, было бы разумно заключить, что социология будет продвигаться вперед в той мере, в какой ее главной (но не единственной) задачей будет разработка теорий среднего уровня, и задержится в своем развитии, если сосредоточит основное внимание на разработке универсальных социологических систем. Так, в своей инаугурационной речи в Лондонской школе экономики Т.Г. Маршалл умолял социологов «проложить дорогу до середины»¹⁶. Наша главная задача сегодня — разработать специальные теории, применимые к ограниченным концептуальным областям, например: теории девиантного поведения, непредвиденных последствий целенаправленного действия, социального восприятия, референтных групп, социального контроля, взаимозависимости социальных институтов, — а не искать сразу общую концептуальную структуру, адекватную для получения этих и других теорий среднего уровня.

Социологическая теория, если хочет заметно продвинуться вперед, должна развиваться в следующих взаимосвязанных направлени-

¹⁶ Инаугурационная лекция была прочитана 21 февраля 1946г. Напечатана в Т.Н. Marshall, Sociology at the Crossroads (London, Heinemann, 1963), 3—24. — Примеч. автора.

ях: (1) разрабатывая специальные теории, на основании которых создаются гипотезы, поддающиеся эмпирической проверке, и (2) развивая, а не обнаруживая «вдруг» все более общую концептуальную схему, способную объединить группы специальных теорий.

Если сосредоточиться полностью на специальных теориях, то мы рискуем получить в результате отдельные гипотезы, которые объясняют ограниченные аспекты социального поведения, организации и изменения, но остаются взаимно несочетающимися.

Если сосредоточиться полностью на главной концептуальной схеме для получения всех второстепенных теорий, это чревато тем, что мы представим современные социологические аналоги больших философских систем прошлого со всей их многозначительностью, архитектоническим великолепием и научным бесплодием. Социолога-теоретика, увлеченного исключительно разработкой универсальной системы с ее абстракциями, поджидает опасность того, что, как в случае с современным стилем интерьера, обстановка в его голове будет голой и неудобной.

Препятствия на пути к эффектным общим схемам в социологии появятся только в том случае, если, как и в прежние времена в социологии, каждый харизматический социолог попытается разработать свою собственную общую теоретическую систему. Придерживаться такой практики — значит способствовать дальнейшей «балканизации» социологии, когда каждым княжеством правит своя собственная теоретическая система. Хотя этот процесс периодически оставлял свой след в развитии других наук — наиболее заметный в химии, геологии и медицине, — нет необходимости воспроизводить его в социологии, если нас чему-то учит история науки. Мы, социологи, можем вместо этого стремиться ко все более полной социологической теории, которая, не являясь порождением ума одного человека, постепенно объединит теории среднего уровня/и они станут специальными проявлениями более общих формулировок.

То, что сейчас происходит в социологической теории, свидетельствует о том, что этой ориентации необходимо уделить особое внимание. Заметьте, как малочисленны, как разрозненны и невыразительны конкретные социологические гипотезы, выведенные из главной концептуальной схемы. Заявки на универсальную теорию настолько опережают подтвержденные специальные теории, что им суждено остаться нереализованными программами, а не объединениями теорий, которые сначала казались раздельными. Безусловно, как Указывали Талкотт Парсонс и Питирим Сорокин (в «Социологических теориях сегодня»), недавно мы достигли значительного прогресса. Постепенное слияние теорий в социологии, социальной психоло-

гии и антропологии сильно обогатило теорию и представляется еще более перспективным¹⁷.

Однако то, что сейчас называют социологической теорией, в основном представляет собой общую ориентацию на данные, указывающие на типы переменных, которые теории должны каким-то образом учитывать, а не четко сформулированные, поддающиеся проверке утверждения о взаимоотношениях между точно определенными переменными. У нас есть много понятий, но гораздо меньше подтвержденных теорий; много точек зрения, но мало теорем; много «подходов», но мало достижений. Возможно, некоторые дальнейшие сдвиги в акцентах пошли бы только на пользу.

Вольно или невольно люди распределяют свои скудные ресурсы в производстве социологической теории в такой же мере, как в производстве водопроводных труб, и эти распределения отражают лежащие в их основе предположения. Цель нашего обсуждения теории среднего уровня в социологии — прояснить, перед каким выбором стратеги-

" Я придаю большую важность замечаниям Талкотта Парсонса в его президентском обращении к Американскому социологическому обществу после моей формулировки этой позиции. Например, «В конце этого пути возрастающей частоты и специфичности островков теоретического знания находится идеальная область, выражаясь научно, где большинство современных действующих гипотез эмпирического исследования непосредственно выводится из общей теоретической системы. В сколько-нибудь значительной степени... лишь физике из всех наук удалось достичь такой области. Мы же даже не приблизились к нему. Но из этого не следует, что, как бы мы ни были далеки от этой цели, шаги в этом направлении напрасны. Наоборот, любой реальный шаг в этом направлении — продвижение вперед. Только в этой конечной точке острова сливаются в единый континент.

Самое малое, таким образом, что может сделать общая теория, это дать широкие рамки для ориентации [п.Ь.]... Она также может служить для того, чтобы кодифицировать, взаимно связать и предоставить огромную массу существующих эмпирических данных. Она также нужна, чтобы обратить внимание на пробелы в наших знаниях и предоставить критерии для критики теорий и эмпирических обобщений. И наконец, даже если их нельзя систематически выводить [п.Ь.], она незаменима для систематического прояснения проблем и плодотворной формулировки гипотез» (курсив мой).

Т. Parsons, «The prospects of sociological theory», American Sociological Review, февраль 1950, 15, 3—16 на 7. Важно, что такой приверженец общей теории, как Парсонс, признает, (1) что фактически общая социологическая теория редко обеспечивает выводимость из нее специальных гипотез; (2) что по сравнению с такой областью, как физика, выводимость для большинства гипотез — это далекая цель; (3) что общая теория дает лишь общую ориентацию и (4) что она служит основой для кодификации эмпирических обобщений и специальных теорий. Стоит только это признать, и социологи, увлеченные разработкой общей теории, не будут в принципе существенно отличаться от тех, кто наиболее перспективным в сегодняшней социологии считает разработку теорий среднего уровня и их периодическое объединение. — Примеч. автора.

ческого решения стоят все социологи-теоретики. Чему отдать большую часть наших совместных усилий и ресурсов: поиску подтвержденных теорий среднего уровня или поиску всеобъемлющей концептуальной схемы? Я убежден — а, конечно, нашим убеждениям, как известно, свойственны ошибки, — что теории среднего уровня наиболее перспективны, при условии, что их поиск сочетается с неустанным стремлением объединить специальные теории в более общие множества понятий и взаимно согласующихся утверждений. Но даже в этом случае нужно учитывать осторожную точку зрения наших старших братьев и Теннисона:

Наши системки имеют успех; Имеют успех и сходят на нет.

Полярные отзывы о теорих среднего уровня

С тех пор как политика сосредоточения на социологических теориях среднего уровня была изложена в печати, мнения социологов понятным образом разделились. В общем, как представляется, на отклики социологов в основном повлияли их собственные модели работы. Большинство ученых, занимавшихся теоретически ориентированным эмпирическим исследованием, одобрили установку, которая лишь формулировала то, что уже было их рабочей философией. И наоборот, большинство ученых, придерживавшихся метода гуманитарного изучения истории общественной мысли или пытавшихся разработать общую социологическую теорию немедленно, назвали эту политику отступлением от истинно высоких устремлений. Третья позиция промежуточная. Тут признают, что акцент на теории среднего уровня не означает исключительного внимания к этому виду обобщения. При этом более обстоятельную теорию предполагают получить через объединение теорий среднего уровня, а не рассчитывают на то, что она целиком появится из широкомасштабного исследования отдельных теоретиков.

Процесс поляризации

Подобно большинству полемик в науке, этот спор вокруг распределения интеллектуальных ресурсов среди разных видов социологической работы предполагает социальный конфликт, а не просто ин-

теллектуальную критику¹⁸. То есть этот спор вызван не столько противоречиями между самостоятельными социологическими идеями, сколько соперничающими определениями роли социолога, которую они считают наиболее эффективной в данной момент.

Эта полемика развивается по классически определенным канонам социального конфликта. За атакой следует контратака со все большим отчуждением сторон, вовлеченных в конфликт. Со временем, поскольку конфликт происходит на глазах у всех, он становится скорее борьбой за статус, чем поиском истины. Позиции становятся полярными, и затем каждая группа социологов начинает пространно отвечать на стереотипные варианты того, что говорит другая. Теоретикам среднего уровня стереотипно отводится роль простых «счетчиков голов», фактографов или описателей — социографов. А теоретиков, нацеленных на общую теорию, стереотипно представляют как закоснело умозрительных, абсолютно не учитывающих бесспорных эмпирических данных или как безусловно преданных доктринам, сформулированным так, что их нельзя проверить.

Эти стереотипы не так уж далеки от реальности; как и большинство стереотипов, они являются безоговорочными преувеличениями действительных тенденций или свойств..Но в ходе социального конфликта они превращаются в самоподтверждающиеся стереотипы, когда социологи отгораживаются от реальности, которая могла бы внести в них поправки. У социологов из каждого лагеря развивается глубоко избирательное восприятие того, что действительно происходит в другом. Каждый лагерь видит в работе другого в первую очередь то, на что его настроил враждебный стереотип, и тогда он мгновенно принимает случайное замечание за устоявшуюся философию, а расставленные акценты — за сложившийся подход. При этом у каждой группы социологов постепенно уменьшается мотивация к изучению работы другой, поскольку та заведомо не содержит истины. Они лишь быстро просматривают произведения внешней группы, чтобы найти патроны для дальнейшей стрельбы.