Путь гения – Иная точка зрения

Когда-то, ему перехотелось писать. Это по прежнему доставляло ему неимоверное удовольствие, но, он не видел в этом смысла. Ведь, все кто были до него, тоже писали, тоже несли, что-то в массы, и что в итоге?

В итоге, во времена доступной информации, когда каждый может получить высшее образование, не выходя из дома, не покидая свой уютный мир. Мало, кто знает прежних поэтов, писателей, творцов. Все знают Пушкина, но многие ли читали его? Многие ли пошли дальше школьной программы, читали взахлеб и восхищались талантом? Многие ли вычли из книг великие знания и истины, и изменили мир вокруг себя, изменили самих себя.

Нет, бесспорно меняли, но надолго ли?

Нет, с новым утром, вчерашний вдохновленный святыми откровениями, забывал их, и опять в силу вступала грешная неправда и заблуждение.

И есть ли она, та самая истина. Или все же для каждого она своя?

Нужна ли она, если до нее дотронуться лишь малые проценты, и поймут и примут лишь единицы.

Нужно ли тогда посвящать себя неблагодарному делу, тащить в гору камень?

Нет, не надо.

И не надо лишь потому, что ты считаешь свои творения высшей истиной. Вот если ты считаешь их, лишь своим заблуждением или своей собственной истиной, тогда пиши, тогда посвяти этому жизнь.

Но, опять с оговоркой, и оговоркой на то, что ты не считаешь себя учителем человечества, не возводишь себя в ранги спасителя.

А если возводишь, да еще ореол благородства и мученичества на себя одеваешь, то лучше не пиши, брось и иди в другое ремесло.

У нас среди людей, очень привычно оправдывать свою жизненную несостоятельность, свою непостоянность, свои измены и предательства, свой дурной характер тем, что ты творческий человек. Что тебе необходимо совратить малолетнюю девочку, ради вдохновения. Что тебе для душевной гармонии необходимо уйти из семьи, бросить детей, жену которую привязал к себе, и пойти туда куда зовет высокая в небе звезда. И где-то на полпути сдохнуть, как бродячая собака. Ведь, когда сдохнешь, все земные грехи тебе сразу спишут, все проститься, и добрые слова прольются дождем по тебе, и воздвигнут тебе памятник, а в наше время, твоя рожа и вовсе украсит аватарки тех, кто быть может до твоей смерти и не знал о тебе. Смерть это трусливый подвиг. Смерть ради искусства, кому мы врем, это не искусство, это слабости, любовницы, наркотики, алкоголь, прожигание и сокращение жизни. Но, все верно, религия учит принимать мучения, а саморазрушения по средствам удовольствий, это как наказание себя, только за что?

Искусство требует жертв? Зачем тогда это искусство, если у истоков десятка картин, будет лежать несчастная и голодная жизнь художника. У прочитанных одной миллионной земли книги, будут лежать запои и загулы автора, его не выдержавшее сердце, ранняя седина его жены, а быть может детство ребенка, который хотел отца, а отец хотел нести великую истину в массы.

Как тиран доводящий жену до самоубийства и не сумевший сделать счастливыми своих детей, может строить рай для всех прочих людей большой страны, упавшей к его ногам, да на плечи. Может тогда не стоит заводить семью, пройти вазектамию, и саморазрушать себя в угоду искусства, только лишь себя, но никого иного, иначе чем художник не палач.

У нас как-то прижились рано ушедшие поэты, которые писали прекрасные стихи своим барышням, а на деле были не способны нормально любить, они любили лишь свою роль в этой «любви». Это был некий дополнительный наркотик для творчества и для смысла существования. Вот их отлюбивших многих женщин, и рано ушедших, мы помним. Но, мы как-то забыли тех, кто писал без грубости и пошлости, и жил так же, с любимыми до старости. Они, как-то мимо нас прошли. Или мы считаем, что им нечему нас учить? Жизни человека умершего в своей постели в старости, нечему учиться? Действительно, чему может научить человек, который всю жизнь был верен себе и своей любимой, человек который растил деревья и детей, любил своих собак, и постоянно читал книги, питаясь лучшими мыслями человечества, и дополняя их своими. Толи дело юный азарной гуляка, который тратил себя на женщин, на выпивку, не вылазил из кабаков и из книг читал только свои, царицам, пьяным шлюхам и милым сентиминтальным барышням. Но зато, как он про березки писал, как родину чувствовал, и ее же разбазаривал разбазаривая себя. У меня лежит его томик, и он прекрасен частично, но зная, какая бессмысленная и потерянная жизнь стояла за всем этим, мне становиться грустно, хотя это даже не грусть, это тоска и уныние. И мне не понятны те, кому такая жизнь кажется романтичной, мне она кажется грустной, и ничего я поделать с этим не могу. Может от того, что чуть пережив его на шесть лет, умер мой отец, тоже оставив на земле двух известных мне детей, тоже прожив быстро, в тоже время мучительно, долго и больно. Может от того, мне не романтично, что смерть, это никогда не хорошо. И Ромео со своей подругой, это почти, как мой друг Игорь, который умер в 21 год, не за что, а она осталась, и остались люди, которым его смерть искалечила души.

Все же мне ближе Мастер и его Маргарита, которые скушали крови на балу у Сатаны, и им подари вечность на двоих, из уютного подвала, в бесконечное царство света и тьмы. Вот это романтика, вот это роман, вот это искусство. А остальное, самовлюбленное чувство жалости к себе, с оправданием того, что дар поэта, это проклятье, и тяжкая жизнь, это плата за талант.

Гроша ломаного не стоит этот талант, если ценой встает жизнь человека.

Да, дым от этой прожженной жизни, согревает чьи-то умы, и чего-то стоит, но была бы меньше цена этого таланта, если бы ради него, не была положена жизнь на алтарь? Тут конечно можно вспомнить, миллионы загубленных жизней, которые не сделали ничего, ничего из того, за что их может воспевать серый ум обывателя. Но, разница в том, что когда уничтожают тебя, и по определенным обстоятельствам ты не в силах выжить – ты жертва. А когда ты сам уничтожаешь себя, сам создаешь себе условия для самоуничтожения, то ты просто палач, причем своей собственной жизни. А когда, при всем при этом, ты еще смеешь прикрываться жертвенностью во имя искусства, оправдывая тем самым свою слабость и грехи, то ты не только палач, ты еще и лицемер.

Когда мать оставшаяся без детей, не найдет предлога для жизни, я кину камень в того ублюдка, который скажет, что она слабая. Но, когда «творческая личность» наложит на себя руки, а на утро ему возведут памятник, я пожалуй не стану кидать в этот памятник камнем, но и в тех кто осудить умершего, я тоже не кину камень.

Наш герой, наш иной гений, тоже искал смерти глаза и страдал прочей ерундой, и были моменты, когда он выходил за рамки нормальности, и падал в унынье, и его творения были не поняты, и его жертвенность не оценена, и его тяжкий путь. Так вот сочувствия он не заслуживал, он заслуживал жалости, ибо был он жалок и ничтожен в такие моменты. Ибо жила в нем любовь к себе несчастному, инстинкт самосохранения доведенный до абсурдной стадии, когда отвергая весь мир, ты ноешь о том, что никому не нужен. Когда сидя в четырех стенах, выключив телефоны, и послав всех к чертям собачьим, ты ноешь о том, как одиноко среди звезд, как несправедлива жизнь, как тебе досталось проклятье, вместо обещанного дара. Но и тут, он был иным. Он не покончил с собой, и как-то перерос свою апатию, свою жертвенность, свое желание посвятить себя искусству, которое должно убить его. И выбрал он, другое искусство, без летального исхода. Нет, он не менял пера, и все так же писал свои рассказы и стихи, но не ради масс, не ради святой и одному ему известной богом даденной истины, а ради того, что ему это просто нравилось. И уже не надо было бояться быть неорегинальным. Не надо было бояться того, что это уже было сказано до тебя. Более того, уже не было важно, кто и когда это прочитает. Не был важен конечный смысл, потому как смысл был уже в другом, а именно в самом процессе создания. Тогда же, этот подход он применил ко всей своей жизни, к людям, к любимой, к друзьям, вещам, поступкам. Делать не ради смысла, поскольку его нет ни в чем, а делать ради удовольствия, просто потому, что так хочется. Хочется писать? Пиши! И не важно, кто это прочтет, поймет ли, оценит ли. Важно получить удовольствие от процесса, и по возможности от конечного результата. Будет ли она всегда с тобой? Будет, если будешь жить сейчас, не забегая вперед, не пытаясь получить все и сразу, не пытаясь обогнать время, сесть одной попой на два стула, и просто любить ее здесь и сейчас. Ведь, если не любить ее сейчас, она не будет тобой любима в твоем будущем, которого тоже не будет, поскольку ты в него бежишь из настоящего, которое и должно сформировать будущее.

Изначально тот рассказ, был просто одностраничной зарисовкой, про то ли писателя, то ли про поэта, толи про музыканта, который добился славы, добился успеха, но от чего-то должен умереть. И умереть он приезжает в свой город детства. Садится на лавочку среди зимы и снега, допивает джин-тоник, и тихо умирает.

Мне было тогда 15 лет. Я опубликовал этот очерк, и на ряду с другими, он пользовался популярностью, на ныне не существующем ресурсе.

Тогда, в 15 лет, смерть казалась делом избранных. Делом благородным.

Когда я решил, что этот очерк нужно развить, мне было 17 лет. И два дня, истратив в общей сложности 3 часа, я написал этот рассказ. Герой уже умирал иначе, и умирал оставляя дома жену и сына. Что может быть прекрасней для 17 летнего юноши, чем жертвенная смерть во имя искусства. Так казалось мне тогда. В 17 лет это простительно. Сегодня мне 21, и все это я уже вижу иначе. Умирать герою не стоило. И он бы не умер сейчас, но он родился тогда, и не мог не умереть.

Повторятся не буду – в смерти нет романтики и мужества. Мужество в жизни, несмотря ни на что.