Государство и развитие феодализма

Древняя Русь дала вариант бессинтезного и уже поэтому замедленного развития феодализма. Подобно некоторым странам Западной Европы (Восточной Германии и Скандинавии), восточные славяне перешли к феодализму непосредственно от первобытнообщинного строя. Определенно негативную роль в социально-экономической жизни страны сыграл внешний

фактор — монголо-татарское нашествие, которое отбросило Русь назад по многим показателям.

Учитывая небольшую численность населения и экстенсивный характер развития России, стремление феодалов предотвратить уходы крестьян с земли было неизбежным. Однако господствующий класс не был в состоянии самостоятельно решить эту проблему — феодалы прибегали в основном к личным договорам не принимать беглых.

В этих условиях, взяв на себя задачу внеэкономического принуждения крестьянства, власть создала систему государственного крепостничества, сыграв активную роль в установлении феодальных отношений.

В результате закрепощение было проведено сверху, путем постепенного лишения крестьян возможности переходить от одного феодала к другому (1497 г. — закон о Юрьевом дне, 1550г. — увеличение «пожилого», 1581 г. — введение «заповедных лет»). Наконец, Уложение 1649 г. окончательно установило крепостное право, предоставив феодалу полную свободу в распоряжении не только собственностью, но и личностью крестьянина. Крепостное право как форма феодальной зависимости представляло собой весьма тяжелый ее вариант (по сравнению с Западной Европой, где крестьянин сохранял право частной собственности). В результате в России сложилась особая ситуация: пик в усилении личной зависимости крестьянства пришелся как раз на тот период, когда страна уже находилась на пути к новому времени. Крепостное право, сохранявшееся вплоть до 1861 г., придало своеобразную форму развитию товарно-денежных отношений в деревне: предпринимательство, в котором довольно активное участие принимало не только дворянство, но и крестьянство, основывалось на труде крепостных, а не вольнонаемных рабочих. Предприниматели-крестьяне, в большинстве своем так и не получившие юридических прав, не имели и прочных гарантий, оберегающих их деятельность.

Однако причины замедленного развития капитализма, особенно в деревне, коренились не только в этом. Важную роль здесь сыграла и специфика русской общины. Русская община, являясь основной клеточкой социального организма, на протяжении многих веков определяла динамику экономической и общественной жизни. В ней были очень сильно выражены коллективные начала. Сохранившись в условиях феодальной собственности как производственная ячейка, община утрачивала свое самоуправление, находясь под началом администрации феодала.

Более выраженные элементы самоуправления были у черносошного (т. е. государственного) крестьянства: здесь сохранилось местное выборное управление — земские старосты, которое в эпоху Ивана Грозного получило поддержку государства. Особый тип общины дало казачество. Здесь возможности для развития индивидуального начала были шире, однако казачья община не имела определяющего значения в России.

Община сама по себе не являлась особенностью русского общества — она существовала в эпоху феодализма и в Западной Европе. Однако западная община, в основе которой лежал германский ее вариант, была более динамична, чем русская. В ней гораздо быстрее развивалось индивидуальное начало, в конечном счете разлагавшее общину. Достаточно рано в европейской общине были изжиты ежегодные переделы земли, выделились индивидуальные покосы и т. д.

В России в вотчинной и черносошной общине переделы сохранялись до XIX в., поддерживая принцип уравнительности в жизни деревни. Даже после реформы, когда община оказалась втянутой в товарно-денежные отношения, она продолжала свое традиционное существование — отчасти за счет поддержки правительства, а главным образом за счет той мощной опоры, которую имела в крестьянстве. История аграрных преобразований наглядно показывает, насколько жизнеспособна и одновременно консервативна была эта социальная ячейка. Крестьянство в России составляло основную массу населения, и в этой массе преобладали модели общинного сознания, охватывающие самые разные аспекты (отношение к труду, тесная связь индивида и «мира», специфические представления о государстве и социальной роли царя и т. д.). Но главное, поддерживая традиционализм и уравнительность в экономической жизни деревни, община ставила достаточно прочные преграды для проникновения и утверждения буржуазных отношений.

Государство и общество.

Динамика развития господствующего класса, феодалов, также во многом определялась политикой государства. Достаточно рано в России сложились две формы землевладения: боярская вотчина, владелец которой имел право наследования и полную свободу распоряжаться землей, и поместье, которое (без права продажи или дарения) жаловалось за службу дворянству (служилым людям).

Со второй половины XV в. начался активный рост дворянства, причем немалую роль в этом процессе сыграла поддержка правительства, прежде всего — Ивана Грозного. Являясь основной опорой центральной власти, оно вместе с тем несло определенные повинности (уплата налогов, обязательная воинская служба). Во время царствования Петра I весь класс феодалов был превращен в служилое сословие, и только при Екатерине II, в эпоху, которую не случайно называли «золотым веком» дворянства, оно стало в истинном смысле привилегированным классом.

По-настоящему самостоятельной политической силы не представляла собой и церковь. Власть была заинтересована в ее поддержке прежде всего из-за мощного идейного воздействия на общество. Поэтому не случайно, что уже в первые века после принятия христианства великие князья делали попытки освободиться от вмешательства Византии в церковные дела и ставили русских митрополитов. С 1589 г. в России утвердился самостоятельный патриарший престол, однако церковь попала в большую зависимость от государства. Несколько попыток изменить подчиненное положение церкви, предпринятые сначала нестяжателями (XVI в.), а позже, в XVII в., патриархом Никоном, потерпели поражение. В эпоху Петра I произошло окончательное огосударствление церкви; «царство» победило «священство». Патриаршество было заменено Синодом (Духовной коллегией), т. е. превратилось в одно из государственных ведомств. Доходы церкви перешли под контроль государства, а управление монастырскими и епархиальными вотчинами стало осуществляться светскими чиновниками.

А как же обстояло дело с городами, которые в Западной Европе, как мы помним, были активнейшей политической силой и двигали вперед экономическую жизнь, являясь оплотом буржуазных отношений?

Городское население в России тоже имело свою специфику и во многом отличалось от западноевропейского городского сословия. Внутри русских городов, как правило, располагались вотчинные земли феодалов (белые слободы), в которых развивалось вотчинное ремесло, составлявшее весьма серьезную конкуренцию посаду — лично свободным ремесленникам. (Исключение составляли города-республики Новгород и Псков, где сложилась обратная ситуация: феодалы были вынуждены подчиняться городу.)

Посад так и не стал сколько-нибудь значительной социально-политической силой в России. Более того, общее усиление внеэкономического принуждения сказалось и на посаде: подобно крепостным крестьянам, посадскому населению было запрещено переходить из одного посада в другой. Слаборазвитая социальная активность городов выразилась и в том, что в них сформировались лишь отдельные элементы выборного управления (городские старосты, избиравшиеся из так называемых «излюбленных», т. е. зажиточных слоев). Однако произошло это сравнительно поздно, в эпоху Ивана IV, и, что очень характерно, при содействии центральной власти.

Такой характер отношений между государством и обществом, казалось бы, очень напоминает восточный вариант. Государство играет определяющую роль в жизни цивилизации, вмешивается во многие ее процессы, в том числе и экономические, тормозит одни и поощряет развитие других. Общество же, находящееся под чрезмерной опекой государственной власти, ослаблено, неконсолидировано, а потому не способно корректировать действия правительства.

Но на самом деле в политической жизни средневековой России проявились и другие черты, резко отличающие ее от восточной модели. Подтверждением этому служат Земские соборы — центральный представительный орган, появившийся в России в середине XVI в. Правда, и в данном случае русский «парламент» не был завоеванием общества: он был создан «сверху», по указу Ивана Грозного, и находился в большой зависимости от царской власти. Однако это не означает, что Собор был неким «искусственным», нежизнеспособным явлением. В эпоху Смуты он проявил большую активность и самостоятельность. В годы польско-шведской интервенции, когда монархия переживала глубокий кризис, именно Земский собор стал главной организующей силой в борьбе за государственное и национальное возрождение. Правда, стоило монархии вновь укрепиться — и роль соборов стала уменьшаться, а потом и вовсе сошла на нет. (Последним был Собор 1653 г., решавший вопрос о воссоединении Украины и России.)

Собор так и не смог стать постоянно действующим органом власти, с юридически закрепленным статусом и полномочиями. Общество не проявило в данном случае необходимой настойчивости и сплоченности, а государство предпочло на долгое время вернуться к привычному варианту отношений с подданными.

И все-таки история средневековой России показывает, что возможности установления диалога между властью и обществом существовали, хотя они и не были реализованы в яркой форме, как в Западной Европе.

КУЛЬТУРА РОССИИ.

Византийское наследие.

На примере Западной Европы вы уже знаете, насколько важна преемственность для становления и быстрого темпа развития цивилизации. Для России событием первостепенной важности явилось принятие христианства: войдя в состав христианской цивилизации, Россия открыла для себя путь к усвоению религиозно-нравственных ценностей, естественнонаучных знаний, накопленных Византией и Европой.

Однако противоборство восточного и западного христианства сразу же определило и положение России в христианском мире, и направление культурных контактов.

Оказавшись в орбите влияния Византии, которая активно занималась миссионерской деятельностью, Россия приняла христианство в форме православия и на многие века отстранилась от Западной Европы. Это не означает, конечно, что контакты отсутствовали вообще, они существовали, но на протяжении всего русского средневековья были слабыми. Гораздо более серьезным было воздействие Византии, по отношению к которой Древняя Русь — особенно с XV в. — ощущала себя религиозной преемницей.

Различия в вероисповедании были настолько важны для средневекового сознания, что Европа воспринималась прежде всего как центр «латинства», которое считалось чуть ли не ересью. Естественно, что отношение к европейской культуре в целом было окрашено религиозной неприязнью; это отнюдь не способствовало ее усвоению. Интерес к плодам западной цивилизации нарастал медленно и только начиная с XVII в. обрел устойчивый характер и стал охватывать все более широкие круги интеллектуалов.

Византия не «одарила» Россию своей богатой материальной культурой. В отличие от Западной Европы, которая развивалась непосредственно на территории бывшей Римской империи, Россия усваивала плоды византийской цивилизации опосредованно. Поэтому византийское влияние в основном распространялось на литературу, искусство, политическую и богословскую мысль.

Византийская литература была тем источником, из которого черпали премудрость древнерусские книжники; по византийскому образцу велось богослужение в русских церквях; творения византийских богословов были основой, на которой развивалась оригинальная философская мысль в Древней Руси; иконы создавались по византийским образцам, а сюжеты многих византийских легенд и житий вошли в народную поэзию и сохраняли свою популярность вплоть до XX в. Влияние византийской культуры на русскую продолжалось и после падения Константинополя; это была жизнь культуры после гибели породившей ее цивилизации.

При этом нужно иметь в виду, что подражание византийским образцам далеко не всегда было делом свободного выбора. Например, для иконописцев были разработаны четкие детальные предписания, как именно следует рисовать святых или те или иные библейские сюжеты. Главной причиной такого «диктата» было, конечно, средневековое сознание, которое всегда стремилось не к «опасной» новизне, а к повторам, ссылкам на авторитеты. Русская культура, несмотря на это, сумела создать и сохранить свою яркую индивидуальность, но необходимость ориентироваться на византийские образцы с течением времени все больше сковывала творческое начало, ставила перед ним ненужные препятствия. Особенно ярко это проявилось в XVII в., когда средневековье стало уходить в прошлое.

Что же дала византийская культура молодой, еще только начинающей свою историю России и что именно Россия смогла взять от Византии? Ведь усвоение достижений чужой культуры — процесс активный и творческий, в котором обязательно происходит своего рода отбор: заимствуется далеко не все, а прежде всего то, что соответствует уровню и потребностям воспринимающей культуры.

Перед читателем XI—XII вв. был достаточно широкий выбор: в его распоряжении были тексты Писания и отцов церкви; нравоучительные сборники; исторические произведения — византийские хроники, в которые включалась, по средневековой традиции, вся мировая история начиная от Адама; географический трактат «Космография» (т. е. «Описание мира») Козьмы Индикоплава; «Физиолог», из которого можно было узнать о различных птицах и животных, и реальных, и фантастических; авантюрные романы об Александре Македонском и византийском народном герое Дигенисе Акрите. Но развлекательная литература явственно уступала место душеспасительной, приобщающей недавних язычников к новым истинам, к новому взгляду на мир.

Через византийскую культуру Русь получила возможность ознакомиться в опосредованной форме с традициями культуры античной. Но вполне естественно, что византийское и русское духовенство не было заинтересовано в переводах языческих философов и писателей. Большие препятствия стояли и перед теми, кто хотел самостоятельно, независимо от одобрения церкви, обратиться к античным источникам, ибо здесь возникал языковой барьер. Поскольку богослужение в Древней Руси велось на церковнославянском языке, изучение латыни и греческого не было обязательным (в отличие от Европы). В результате подавляющая масса древнерусских читателей получала сведения об античной культуре из пересказов византийских писателей и историков, которые, будучи христианами, старались давать им особую интерпретацию. Так, из хроник древнерусские книжники узнавали содержание древнегреческих мифов. Но хронисты, обличая язычество, обычно донельзя упрощали или даже искажали их содержание: укоряли языческих богов в различных пороках или старались рассказывать о них не как о богах, а как о людях, с которыми происходили интересные и поучительные истории.

Отрывки из произведений античных философов помещались в сборники изречений. Один из них, под названием «Пчела», был очень популярен на протяжении почти всего средневековья и активно переписывался, переходя таким образом из рук в руки. Но и в нем отчетливо заметен строгий отбор: не картина мира мыслителей древности, а практические советы и нравственные рекомендации составляют его содержание.

Поэмы Гомера и античные трагедии не переводились; только в XV—XVII вв. появился цикл романов о взятии Трои «Троянские сказания», но они имели очень мало общего с «Илиадой» Гомера.

Итак, переводы античной литературы не были сделаны ни в эпоху принятия христианства, ни позднее. Во многом, вероятно, это объясняется и отсутствием светской системы образования, и позицией русской церкви, осуждавшей увлечение чуждой, нехристианской культурой. Неправильно было бы сказать, что в Древней Руси не поощрялась образованность. Напротив, многие древнерусские поучения содержат похвалы книгам и учености, но учености прежде всего христианской по духу.

Лишь немногие интеллектуалы, особенно в домонгольский период, постигли «эллинскую премудрость». Одним из них был митрополит Климент Смолятич (XII в.), которого современники превозносили за ученость, ибо он читал Гомера, Платона и Аристотеля. Однако духовенство с недоверием относилось к «излишней» учености Климента Смолятича, а позднее обвинило его в «кривоверии» и обрекло на забвение все его религиозно-философские труды.

К какому же результату привело то, что античность была усвоена из вторых рук? Прежде всего это поставило большие препятствия на пути новых идей, появившихся в XIV—XV вв. Древняя Русь так и не пережила эпохи Возрождения, в частности и потому, что знания об античной культуре были слишком скудны (конечно, это была не единственная причина).

Следующий после X—XII вв. период сильного влияния Византии на древнерусскую культуру наступил в XIV—XV вв. В результате избавления от монголо-татарского владычества усиливается интерес к древней (домонгольской) культуре и к культуре Византии. Через южнославянские страны, в первую очередь через Болгарию, на Русь хлынул поток литературы. Однако обращение к Византии не привнесло в русскую культуру принципиально новых по сравнению со средневековыми идей и ценностей.

Господствовавший в то время в византийском богословии исихазм, как вы помните, выражал чисто средневековое отношение к миру.

Исихасты ставили в центр своего внимания личность, ее сложный внутренний мир, но личность средневекового типа, нацеленную в своих помыслах не на земное, а на небесное.

Таким образом, в ту самую эпоху, когда Европа расставалась со средневековой системой ценностей и утверждала идеалы гуманизма и рационализма, Россия получила от Византии идеи, которые возрождали мистико-аскетическое направление. Под влиянием исихазма в русской церкви появилось движение нестяжателей во главе с Нилом Сорским, который проповедовал «оставление мира».

Византия передала Древней Руси огромное культурное богатство, потенциал которого не был израсходован полностью в эпоху средневековья. К нему обращались в XIX в. выдающиеся философы и писатели: Вл. Соловьев, К. Леонтьев, Ф. Достоевский, Л. Толстой. Но византийская культура, как, впрочем, и любая другая, имела свою специфическую направленность, свою систему ценностей, которая, особенно к XVII в., все сильнее стала расходиться с новыми тенденциями в русской культуре.