Десятилетие роста и расширения 5 страница

Позвольте мне здесь объяснить нашу логику. Фэй заявлял, что мозг каждого существа охватывает те способности, которые требуются для выживания, плюс те способности, которые имеет каждое существо ниже его по эволюционному развитию. Ящерица не задумывается над преимуществами перекрестного ползания. Она просто обеспечена моз­гом, который позволяет ей ползать перекрестным образом, и у нее нет необходимости думать об этом. Мы, как ее потомки, все еще имеем этот встроенный инстинкт перекрестного передвижения. В случае с нашим "копированием" все, что мы пробовали делать, должно было пробудить эти унаследованные инстинкты.

У здорового ребенка рефлексы производят движение, которое он может чувствовать. То, что он чувствует, развивает его способность чувствовать вообще, и при этом зреют сенсорные части его мозга. По мере того, как мозг зреет, начинает оцениваться соответствие между моторным действием и сенсорным ответом. Он становится способным Добровольно начинать действие, которое было первоначально рефлек­сом. Каждый дополнительный цикл развивает обе части мозга: потреб­ляющую и производящую.

В случае с ребенком, который не смог по какой-либо причине закончить этот цикл самостоятельно, могли ли мы оказать ему внешнюю помощь? Вместо того, чтобы надеяться полностью на случайные рефлексы, обучающие его мозг ощущению движения, могли ли мы наложить движения извне и этим дать его мозгу возможность почувствовать движения, которые были бы даже более целеустремленными и энергичными?

Мы решили пробовать. Если ребенок имел повреждения в среднем мозге и подкорковых областях, и, соответственно, не мог перемещать свои руки и ноги целеустремленно, лежа на животе, мы решили поп­робовать двигать его руки и ноги за него - и в точной модели, на ко­торую средний мозг и подкорковые области рассчитаны. Мы решили "копировать" ее.

Модель выполнялась тремя взрослыми, которые должны были действовать гладко и ритмично. Один взрослый поворачивал голову, в то время как другой взрослый сбоку, к которому была повернута голова, сгибал руку и вытягивал ногу. Взрослый на противоположной стороне вытягивал руку и сгибал ногу. Когда голова поворачивалась в другую сторону, положение конечностей менялось на противополож­ное. (См. Рис. 6.)

Рис. 6. ПЕРЕКРЕСТНОЕ, КОПИРОВАНИЕ

 

Спустя годы основная модель осталась такой же, только с неболь­шими модификациями. В конечном итоге, мы обнаружили, что, когда это копирование делалось достаточно часто и последовательно, тогда, действительно, многие дети с повреждениями в среднем мозге и под­корковых областях начинали ползать на четвереньках и, конечно, умея ползать, начинали затем ходить, так как с корой головного мозга все было нормально.

Мы теперь ответили на ужасно важный вопрос, по крайней мере, относительно тех людей, у кого были повреждения в среднем мозге и подкорковых областях. Могли ли мы действительно лечить этих людей? Ответом было решительное "да".

Если лечение подразумевает действительное воздействие непо­средственно на болезнь, то это, конечно же, был наш первый истин­ный метод лечения, очень важный сам по себе, в отличие от простого предоставления нормальной возможности, которую мы обеспечивали, когда помещали детей на пол.

Теперь оставалось определить, могли ли мы развить подобные про­цедуры для других областей мозга, точно имитируя то, что делают здоровые дети, проходящие каждую из стадий.

Рис. 7. ОДНОСТОРОННЕЕ, КОПИРОВАНИЕ

 

С этой мыслью в голове, мы пошли теперь назад, вниз по лестнице, чтобы определить, существовал ли метод, который мы могли бы ис­пользовать, чтобы наложить навыки нормального ползания на животе на мозг ребенка, поврежденный в стволе мозга и ранних подкорковых областях.

И снова мы тщательно исследовали здоровых детей, на этот раз, проходя ступень ствола мозга и ранних подкорковых областей, или стадию ползания на животе (обычно, в пределах пяти месячного возраста). И снова, после многих попыток и многих неудач, мы развивали метод, который был очень похож на метод, используемый Фэем, чьи блестящие заключения относительно амфибий мы теперь сравнивали с нормальными движениями здоровых детей. Эту модель действий он когда-то назвал односторонним копированием, и это нам показалось достаточно хорошим названием.

Эта модель также выполнялась тремя взрослыми. Один взрослый поворачивал голову, в то время как сбоку другой взрослый, к которо­му была повернута голова, сгибал руку и ногу. Взрослый на проти­воположной стороне вытягивал обе конечности. С поворотом головы согнутые конечности вытягивались, а вытянутые, наоборот, сгибались. (См. Рис. 7) Мы обнаружили, что, когда эта модель применялась до­статочно последовательно и часто, размеренно и ритмично, многие из детей с повреждениями в стволе мозга и ранних подкорковых областях начинали ползать на животе.

Когда они начинали ползать на животе, если их средний мозг, под­корковые области и кора не были повреждены, они быстро продвига­лись через ползание на четвереньках к

ходьбе, и без всяких проблем. (Интересно обратить внимание на то, что из всех методов копирования, которые были описаны Фэем в его учении о развитии человеческой расы, односторонняя модель - единственная, которая осталась почти точно такой, какой он описал ее в своей первоначальной работе.)

Теперь оставались только основание и вершина - ранний ствол моз­га со спинным мозгом и кора головного мозга. Мы обратили наше внимание сначала на ранний ствол мозга и связку, самую нижнюю ступень, которая управляла самыми основными первоначальными дви­жениями рук и ног, которые предшествуют ползанию.

Как было сказано ранее, если здоровый младенец сразу после рож­дения помещен на живот, а не на спину, то можно наблюдать нормаль­ное движение рук и ног. Это синхронные движения тела и конечностей, которые нацелены на ползание. И опять здесь мы изобрели модель дви­жения. Мы назвали это движением туловища, или сокращенным копи­рованием. Снова голова поворачивалась одним взрослым, в то время как двое других взрослых работали по обе стороны тела. Когда голова повернута влево, левое плечо и бедро были подняты на несколько дюй­мов от стола. Когда голова была повернута вправо, правое плечо и бед­ро были приподняты, а левое плечо и бедро были прижаты к столу.

И снова успех был достигнут со многими детьми.

Теперь оставался только вопрос о том, действительно ли мы могли воспроизводить заключительную стадию ходьбы у детей с поврежде­ниями в коре головного мозга. Сначала нам казалось странным, что это наиболее сложная проблема для решения, хотя с течением времени причины становились все более и более очевидными.

Мы изучили ходьбу здорового ребенка до самых мелочей - в особен­ности то, что следовало за ползанием на четвереньках, но предшество­вало нормальной ходьбе. Здоровый ребенок между ползанием и полностью нормальной ходьбой делал много вещей. Например, вставал на колени и ходил в течение кратких периодов времени на них. Он также подтягивался, держась за мебель, и ходил, держась за мебель. Он также экспериментировал, вставая в центре пола совершенно самостоятель­но не на руки и колени, а на руки и ноги в своего рода фигуре пере­вернутого "U", и оттуда пытался встать без поддержки. Это последняя стадия, которую Фэй описал как «ходьба слона», и он чувствовал, что это полезно, так как это была стадия, имевшая место в эволюционном прошлом человека. Хотя мы пробовали это неоднократно в качестве техники, предшествовавшей ходьбе, мы не получали полезных резуль­татов даже при том, что мы видели здоровых детей, делающих это достаточно часто. Но мы обнаружили, однако, что ходьба на коленях могла иногда быть полезной прелюдией к ходьбе, и что устройство для подтягивания себя на чем-нибудь устойчивом, типа мебели, и ходьба с опорой на что-либо были также полезной техникой.

Две другие техники, используемые здоровым ребенком, также до­казали свою полезность — ходьба с руками над горизонтальной пло­скостью как с устройством для балансирования и ходьба с руками ниже горизонтальной плоскости, используемыми в качестве поршней, тянущих тело вперед.

Наконец, модель воспроизводства "нормального" у ребенка с пов­реждением коры головного мозга приобрела следующую форму. Мы решили, что будет полезно отложить начало процесса ходьбы макси­мально надолго с того момента, как ребенок достиг уровня совершен­ного перекрестного ползания на четвереньках, так как мы обнаружили, что чем больше он ползал, тем лучше становились его синхронные движения и тем легче затем было подвести его к ходьбе. При отклады­вании момента ходьбы максимально надолго ребенку позже разрешали это делать, но когда он настаивал на этом, подтягивался, опираясь на мебель для дальнейшего путешествия, или ходил на коленях, если так ему было лучше. Если ребенок после этого начинал делать первые не­твердые шаги, не держась ни за что, дальнейшее лечение направлялось на обучение правильной ходьбе.

 

Здесь нужно отметить, что иногда ребенок с повреждением в коре мозга травмирован только в одном полушарии, а человек имеет два -правое и левое. Это жизненно важно для человека. Когда у ребенка травмирована только одна сторона коры, это приводит к параличу только одной стороны его тела. Мы обнаружили, что чем дольше такой ребенок мог продолжать ползать на четвереньках, тем больше было вероятности, что он достигнет хорошего контроля за парализованной стороной своего тела или через созревание поврежденной коры, или даже через передачу ответственности за отсутствующую функцию неповрежденной части коры. (Есть много описанных случаев, когда целое полушарие мозга было удалено хирургическим путем, и тогда оставшееся полушарие перенимало его функции.)

Кажется, будет благоразумным указать, что вышеупомянутый ме­тод копирования едва ли может называться методом Темпла Фэя или непосредственно нашей команды. Ни один из этих методов не может быть так представлен, поскольку, как заметил Фэй намного раньше, это были не его методы: они имели скорее божественное происхождение. Мы просто решили подражать природе, насколько это возможно, и вы­полнять эти движения, как намеревалась это делать сама природа.

Мы выяснили, что, если эти модели применялись строго, в опре­деленном порядке и с религиозным рвением, дети с повреждениями мозга развивались. Если все это выполнялось наряду с дополнитель­ными методиками нашего центра (см. ниже), фактически все дети, кро­ме наиболее тяжелых случаев, демонстрировали заметное улучшение. Мы наблюдали за природой и действовали, как Босуэлл (Boswell), за­писывая все, что видели. И такой подход себя оправдал.

 

12.

ВОПРОСЫ ВОСПРИЯТИЯ

И ВЫРАЖЕНИЯ

 

 

Я хочу еще раз указать на то, что описанные выше методы, имею­щие дело с руками и ногами, движениями головы и туловища при имитации "нормального", не являлись лечением рук, ног, головы и ту­ловища, а непосредственно являлись лечением поврежденного мозга. Жизненно важно помнить, что эти методы копирования не были ни в коем случае упражнениями, направленными на усиление рук и ног, но вместо этого они организовывали поврежденный мозг так, чтобы он мог выполнять свои собственные функции. Таким образом, это был абсолютно истинный нехирургический подход к центральной пробле­ме непосредственно мозга, в отличие от лечения периферии, где нахо­дились симптомы.

Найдя один ряд методов для успешного лечения ребенка с повреж­дением мозга, мы спрашивали себя, существуют ли другие эффектив­ные методы?

Очевидно, при ответе на этот вопрос разумный подход состоял в том, чтобы выяснить, какие другие ограничения есть у ребенка с повреждением мозга. Чем он еще отличается от нормального ребенка, кроме своей неспособности выполнять что-то?

Здесь, позвольте мне задать вопрос Вам, дорогой читатель, воп­рос, который наша команда задавала себе давно. Предположим, что Вы повстречали своего друга на улице и сказали ему: " Как твои дела сегодня? " Если бы друг не ответил, то что бы Вы подумали о причине отсутствия ответа? Вы предположили бы, что он не ответил потому, что он не мог говорить, или же, что вероятнее, Вы решили бы, что он не слышал или не видел Вас?

Это иллюстрирует важный вопрос. Может ли человек быть не в состоянии функционировать из-за неудачи в получении информации точно так же, как он был бы не в состоянии функционировать из-за не­способности выразиться? Предшествующий пример, конечно, подра­зумевает, что это именно так. И все же, важно обратить внимание, что мы всегда рассматривали отказ функционировать скорее как неудачу в способности выразить, чем в способности воспринять. Мы сказали, в сущности, что выражение равно функции.

Разве это не естественно, что, когда человек не может согнуть коле­но, все спрашивают: "Что случилось с его коленом или с мышцей на ноге?" Мы узнали, однако, что неудача в перемещении ноги может и не происходить от ноги непосредственно, а причина может находить­ся в передней части мозга, или передней части спинного мозга, или где-нибудь в моторной системе, и так до самой ноги непосредствен­но. До этого момента мы не спрашивали себя серьезно, мог ли отказ функционировать происходить по причинам, которые существовали вне моторной системы.

Уже много добавило к нашему знанию замечание о том, что отказ функции мог находиться не в ноге непосредственно, а в пределах мо­торной части центральной нервной системы. Но было ли возможным, что этот отказ мог исходить и из другого места в центральной нервной системе? Это было важным вопросом.

Предположим, что ребенок был рожден глухим. Из этого следует (разве нет?), что он также был бы неспособен говорить. Даже если у него все было в порядке с его артикуляционным аппаратом, было бы чрезвычайно трудно для него научиться говорить слова, которые он не мог слышать.

Однако, это было бы отказом скорее сенсорного приема (слух), чем отказом моторного действия (речь).

Если было известно, что в этом случае отказ функционировать был связан с неудачей в получении информации, а не из-за неудачи в вы­ражении информации, то открывалась целая новая область для пони­мания проблем детей с повреждениями мозга.

Но, что более важно, если это было так, то могла появиться целая новая область лечения детей с повреждениями мозга.

Конечно, теперь намечалось исследование того, как человек полу­чал информацию, и также, как затем самовыражался.

«Моторный» и «сенсорный» - являются медицинскими терминами, соответствующими тому, что мы называли выражением и приемом. Позвольте нам рассмотреть их физиологию и работу.

В общем, задняя (или затылочная) часть головного мозга и спинно­го мозга ответственны за обработку всей поступающей информации. Это - сенсорные, или принимающие, области мозга. (См. Рис. 8.)

Передняя же (или лобовая) часть головного мозга и спинного мозга ответственны за все выходящие ответы. Они называются моторными, или выражающими, областями. (См. Рис. 9.)

 

Это заметно в названиях болезней типа tabes dorsalis (dorsalis означа­ет задний) - сухотка спинного мозга - болезнь, поражающая заднюю часть центральной нервной системы. В результате табеса восприятие утрачено, хотя моторные способности в передней части центральной нервной системы не затронуты. (Здесь важно обратить внимание на то, что хотя у больного все мышцы невредимы и все моторные факторы в норме, он качается при ходьбе, как пьяный, и, в конечном итоге, не мо­жет ходить вообще только потому, что он потерял чувствительность.) Это, конечно, поддержало наше новое направление в исследовании. В этом случае можно сказать, что табес - это болезнь скорее восприятия, чем выражения.

Моторная неспособность ясно видна в переднем полиомиелите (дет­ский паралич). Полиомиелит существует в фронтальной части спин­ного мозга и поэтому называется передним полиомиелитом. Полиомие­лит— это болезнь, которая затрагивает только моторную систему и никоим образом не нарушает чувствительность или восприятие. Мож­но сказать, что это скорее болезнь выражения, чем восприятия.

Если это так, и мы докажем это по мере продвижения вперед, то формула, которую мы предварительно описали, должна быть расши­рена, так, чтобы вместо высказывания «выражение равно функции», следовало бы сказать «восприятие плюс выражение равняется функ­ции» или, в медицинских терминах, «сенсорные плюс моторные спо­собности равны функции».

До настоящего времени мы заявляли и заявляем: чтобы выполнить какую-то функцию, человек должен быть способен не только прика­зывать своим мышцам исполнить действия, но и должен, кроме этого, иметь некоторую предшествующую информацию, на которой можно основывать движения, которые он намеревается осуществить. Без та­кой

 

предшествующей информации движение может существовать, но оно не будет целенаправленным или функциональным.

Мы должны исследовать эту точку зрения более подробно, т.к. ее понимание - жизненно важно для понимания следующего метода ле­чения детей с повреждениями мозга.

Каковы сенсорные или воспринимающие способности, с помощью которых человек узнает не только об окружающей его среде, но и во­обще обо всем? Если их много, то их можно сократить до пяти сущес­твенных областей.

Пять путей, которыми человек получает жизненную информацию: (1) зрение, (2) осязание, (3) слух, (4) обоняние, (5) вкус. Много других очень важных чувств - баланс, положение тела, ощущения и т.д. - су­ществуют, но могут быть рассмотрены в пределах перечисленных выше категорий.

Простой эксперимент иллюстрирует то, насколько мы зависим от наших чувств. Если Вы сели за стол, на котором лежит бумажная скрепка, Вы можете взять ее. Можно, следовательно, сказать, что у Вас есть моторная, или выражающая, способность, необходимая для выполнения функции поднятия скрепки.

Давайте посмотрим, какие сенсорные, или воспринимающие, фак­торы используются в поднимании бумажной скрепки и устраним их по одному, пока не станет невозможно поднять скрепку, даже при том, что мышцы (моторные, или выражающие, факторы), используемые при этом, нормальны и способны к поднятию скрепки- или даже чего-нибудь, что весит в тысячу раз больше.

Прежде, чем Вы сможете выполнить моторное, или выражающее, действие по подниманию скрепки. Вы должны сначала выяснить, где она. Очевидно, пока скрепка не обнаружена, невозможно подобрать ее, независимо от Вашей силы и способностей. Наиболее обычное исполь­зуемое воспринимающее чувство, которое Вы скорее всего применили в поднимании скрепки, - это зрение. Вы обнаруживаете скрепку при помощи зрения. Затем подбираете ее. Позвольте нам теперь устранить зрение, и посмотрим, что получится.

Если Вы теперь закроете глаза и будете пытаться подобрать скреп­ку со стола, Вы будете водить рукой по столу, пытаясь нащупать ее. Устранив наиболее обычно используемое чувство, зрение. Вы обраща­етесь к следующему из чувств, а именно, осязанию, чтобы обнаружить скрепку. Нащупав ее. Вы ее подбираете.

Теперь позвольте нам устранить и зрение, и осязание, и посмотрим, как Вы подберете скрепку. Идеальный способ устранить осязание со­стоит в том, чтобы обезболить пальцы местной анестезией, но, так как это нелегко в домашних условиях, давайте сделаем следующее, что позволит хоть и не устранить совсем чувствительность, но уменьшить ее достаточно для достижения нашей цели. Если Вы теперь возьмете скотч и полностью заклеите кончики ваших пальцев до конца первой фаланги так, чтобы открытая кожа не касалась поверхности стола - мы достаточным образом уменьшим осязание в целях эксперимента. Если теперь Вы будете поднимать скрепку с открытыми глазами, у Вас все еще это получится. Это будет неудобно, так как Вы не можете исполь­зовать ногти, но, тем не менее, Вы все еще можете сделать это.

Если Вы теперь закроете глаза, мы устраним и наблюдение (зре­ние) и осязание (тактильность). Если Вы попробуете теперь поднять скрепку с закрытыми глазами и без осязания, Вы быстро поймете, что не можете этого сделать и тогда начнете широко водить пальцами по столу. Почему Вы делаете это? Вы понимаете инстинктивно, что, что­бы поднять скрепку, Вы должны сначала понять ее местоположение. Вы знаете, что есть только пять способов сделать это - наблюдение, осязание, слух, обоняние, вкус. Мы уже сделали невозможным для Вас наблюдение (заставив закрыть Вас глаза) и осязание (анестезируя кончики ваших пальцев). Вы знаете, что Вы не можете ни понюхать, ни попробовать скрепку на вкус. Вы теперь обратились к единственному остающемуся

чувству, слуху, чтобы обнаружить скрепку, и Вы водите пальцами по столу, надеясь услышать царапание скрепки о стол, если она попадется вам под руки.

Даже если Вы добьетесь успеха, Вы все еще не сможете подобрать скрепку, потому что Вы не будете знать, когда именно Вам это удалось сделать. Будет мало толку, если Вы соедините большой и указательный палец вместе тысячу раз и затем поднимете их, надеясь взять ими скреп­ку, так как Вы не будете знать, подняли ли Вы ее в действительности.

Этим и многими другими экспериментами мы можем доказать, что способность чувствовать столь же жизненно необходима для функций, как и моторная способность, и что, если все области восприятия или чувств разрушены, человек будет полностью неспособен функциони­ровать. В случаях, когда вовлечен спинной мозг, любой последующий паралич нижних конечностей может случиться скорее по причине по­тери чувствительности от этих конечностей, чем от потери способ­ности посылать приказы к ним.

Если вообразить человека, который не обладает никакой из таких способностей, как видеть, осязать, слышать, чувствовать запах или вкус, можно представить себе только состояние смерти или глубокой комы или очень глубокой анестезии. При таких обстоятельствах, даже если человек имеет мозг редчайшего гения, какую ценность он будет представлять?

Если бы гений был неспособен воспринимать с помощью этих пяти чувств, как бы он мог проверить даже то, что он просто жив? Он не мог бы ущипнуть себя, чтобы доказать, что он жив, потому что он не смог бы почувствовать, даже если бы он и смог себя ущипнуть. Он не мог бы крикнуть громко, потому что даже если бы он сделал это, то он не услышал бы, чтобы убедиться, что он кричал. Он не смог бы посмотреть, чтобы проверить существование своего тела, поскольку он не мог бы видеть. Он не смог бы даже попробовать себя на запах или вкус.

Эксперименты были проведены на чрезвычайно здоровых молодых людях, которые на некоторый период времени вызвались находиться изолированными в полной тишине и темноте при всех других факто­рах, уменьшенных до максимально возможной степени, чтобы не вы­звать бессознательное состояние. Хотя только некоторые из этих пяти чувств были полностью устранены, за несколько часов эти здоровые молодые люди были почти полностью дезориентированы в отношении времени и места и были неспособны сказать, как долго они находились в этом состоянии, или что происходило в течение того времени.

Из этих и сотен других экспериментов мы можем заключить, что человек может цельно развиваться в прямой зависимости от того, на­сколько не повреждены его факторы восприятия.

Мы можем далее заключить, что если все человеческие факторы восприятия удалить, то состояние, подобное смерти, наступит и оста­нется, по крайней мере, до того момента, пока факторы восприятия не будут возвращены.

И если между этими двумя крайностями удалять по одной воз­можности человека учиться, то мы будем уменьшать его способность функционировать. Значит, мы можем однозначно сделать вывод о том, что для функций человека очень важно, обладает ли он сенсорным приемом или восприятием.

Известность Элен Келлер возникла, в основном, не благодаря сути ее достижений; а благодаря тому, чего она достигла без двух ее жиз­ненно важных воспринимающих качеств: зрения и слуха. Мир давно признал огромные препятствия, к которым такие потери приводят.

Вскоре стало ясно, что дети с повреждениями мозга обычно не­совершенны, по крайней мере, в какой-либо из их воспринимающих функций. Дети, чья проблема является результатом Rh несовместимос­ти, иногда глухи, другие - слепы, и большинство детей с повреждени­ями мозга имеют уменьшенную способность чувствовать. Затем мы

тщательно стали исследовать остальных детей новым и более опыт­ным взглядом, чтобы понять, до какой степени травма мозга может создать сенсорные проблемы так же, как и моторные, потому что мы знали, что они одинаково важны для функционирования.

Было очень важно ни на мгновение не забывать, что есть (1) сенсор­ные (воспринимающие) пути, которые приносят информацию в мозг, и (2) моторные (выражающие) пути, по которым мозг реагирует, коман­дуя моторными ответами, основанными на полученной информации.

Фэй учил нас тому, что все входящие сенсорные пути - это одно­сторонняя дорога в мозг, и что они неспособны к переносу выходящего сообщения, в то время как все выходящие моторные пути точно так же неспособны к переносу сообщения в мозг. Это давно известный и признанный факт неврологии, но всеобщая неспособность применить это в диагнозе признаков травм мозга частично объясняла, почему обыч­ные методы реабилитации были настолько неэффективны. Классичес­кие методы предполагали лечение пациента с повреждением мозга в чисто моторном смысле. Результаты этого моторно-ориентированного лечения заключались в том, что независимо от того, какая информация сумела достичь мозга, она была случайна и непредсказуема.

Доктор Фэй, фактически единственный в медицине, очарованный работой великого математического гения Норберта Винера, не только понял его книгу «Кибернетика», но также понял и ее значение для людей - особенно для людей с повреждениями мозга. Он настаивал, чтобы и я прочитал и понял ее так же.

Было ясно, что человеческий мозг, подобно системам саморегули­рования доктора Винера, работал подобно кибернетической петле -только более совершенной.

Нормальное кибернетическое функционирование мозга полностью зависит от целостности всех этих путей. Полное разрушение всех моторных или всех сенсорных путей приведет к полному отсутствию исполнения функций у человека. Частичное разрушение одного или другого приведет к частичному отсутствию исполнения функций.

Также грустно осознавать, что это отсутствие функции продолжит­ся, пока определенные бывшие пути не будут восстановлены, или пока не будут установлены новые пути, которые способны замкнуть полную петлю.

У человека эта петля, которая начинается в окружающей среде, сле­дует по сенсорным путям к мозгу и по моторным путям от мозга назад в окружающую среду. (См. рис. 10)

Поэтому все усилия в лечении ребенка с повреждением мозга долж­ны были быть направлены к обнаружению прерывания и к замыканию кругооборота.

Могли ли мы найти методики для обнаружения прерывания и пос­ледующего замыкания кругооборота? Мы были обязаны это сделать, если хотели решить проблемы наших детей с повреждениями мозга.

Но как?

 

 

КРУГООБОРОТ

 

ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА

Рис. 10.

 

 

13.

ИНСТИТУТЫ РОЖДЕНЫ

 

 

Обнаружение прерывания в кругообороте было только одной из не­исчислимых проблем, с которыми мы столкнулись. К тому време­ни у нас были и организационные проблемы.

Хотя я отказался бы говорить, что верю в чудеса в старомодном религиозном смысле, я должен сказать, что были некоторые периоды времени, когда я чувствовал, что меня подталкивали силы, не подвласт­ные моему контролю. Один такой период начался во второй половине 1954 года.

Поскольку команда продолжала расти в начале 1950-ых, стало не­обходимо, чтобы появилась некая структура, позволяющая работать дальше.

Несколькими годами раньше мы согласились продолжать наблю­дать пациентов доктора Фэя в частном санатории, который был пре­образован в Неврологический Реабилитационный Центр доктора Фэя. Первоначальная идея состояла в том, что мы будем наблюдать его постоперационных пациентов, пока они все не будут выписаны из частного санатория. Это были взрослые пациенты со всей гаммой повреждений мозга- от пациентов с инсультом до болезни Паркинсона - и еще многие пациенты с относительно редкими неврологически­ми нарушениями. Наблюдение за такими пациентами подразумевало, что после того, как доктор Фэй оперировал их, я буду ответствен за их постоперационное восстановление.

Мы ожидали, что количество пациентов частного санатория будет уменьшаться, поскольку наши пациенты выписывались, а на их места приходили новые пациенты приклонного возраста, которым необхо­дим был уход, приближенный к домашнему. Таким образом мы бы потихоньку освобождались для того, чтобы больше времени проводить в своих кабинетах за общими занятиями.