Сопоставление представлений о парадигмах, темах и исследовательских программах

ИНСТИТУТ ПСИХОЛОГИИ

ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ГУМАНИТАРНЫХ НАУК

ВЫСШИЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОЛЛЕДЖ

УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

ОСНОВЫ ТЕОРИИ

ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО

ИССЛЕДОВАНИЯ

(экспериментальная психология)

(Основной курс)

DRAFT!!!

For test peparation only!!!

Черновой вариант, только для подготовки к экзамену!!!

Номера разделов не соответствуют действительности;

греческий текст не виден;

Некоторые разделы опущены, будут даны только в лекциях.

И.О.Александров

Н.Е.Максимова

Москва

 

 

Введение

В профессиональном сообществе психологов термину “экспериментальная психология” (ЭП) придается несколько значений:

(1) ЭП — сложившееся в конце XIX в. обозначение областей психологии, опирающихся на лабораторные исследования. Это понимание не вполне точно, так как смешивает различные типы исследований (доэкспериментальные, квазиэкспериментальные, истинные эксперименты - см. разд. IV.5.), а также придает значение ЭП всей исследовательской психологии, т.к. ни одна из современных областей психологии, не может ограничиться полевыми, внелабораторными, “натурными” исследованиями, и исключить практику лабораторных исследований.

(2) ЭП как научная дисциплина противопоставляется умозрительной, бытовой психологии (folk psychology - см. подразд. ХХХ), основанной на обыденном знании или представлениях, сложившихся в искусстве, религии и т.п. В этом контексте ЭП иногда рассматривают как выражение методологии позитивизма *, что не соответствует действительности (см. Словарь).

(3) ЭП как оппозиция интроспективной психологии. Это правомерно в отношении метода интроспекции *, составляющего ядро исследовательских программ (см. подразд. Иссл прогр) или парадигм * (см. подразд. Парадигм), например, школы В. Вундта, структурной психологии Э.Б. Титченера, Вюрцбургской школы. Однако при понимании интроспекции как неизбежного условия применения некоторых методик психологии (например, опросников) или вспомогательного приема сбора эмпирического материала (рассуждения вслух при решении задач, отчеты испытуемых) это противопоставление имеет некоторые ограничения.

(4) ЭП как совокупность результатов психологических исследований (не только экспериментальных). Приведем в качестве примера хорошо известные “Экспериментальные психологии”: Р. Вудвортса (М.: Изд-во иностранной литературы, 1950); под редакцией С.С.Стивенса (в двух томах; М.: Изд-во иностранной литературы, 1960, 1963); под редакцией П. Фресса и Ж. Пиаже (М.: Прогресс, 14 выпусков с 1966 г.).

(5) ЭП как теория психологического эксперимента. Это чрезмерно узкая трактовка, так как эксперимент *, хотя и является наиболее развитой системой исследовательских приемов, не исчерпывает всех средств проведения научных исследований в психологии.

(6) ЭП как система приемов планирования, организации и методик проведения психологического исследования, нормативных принципов сбора и обработки опытных данных.

В рамках данного курса ЭП рассматривается как традиционное, хотя и не вполне точное (см. п. 5) обозначение дисциплины, которая представляет собой проекцию общенаучной методологии организации исследования на предметную область психологии. Именно общенаучный характер исследовательских приемов, который является основой существования науки в качестве единого социального института *, обеспечивает (1) статус психологии как научной дисциплины; (2) возможность дифференциации * психологии как единой науки на отдельные области; (3) формирование новых областей исследования, возникающих в зонах, пограничных с другими дисциплинами, т.е. экспансию в область физиологии, социологии, логики и т.п., характерную для психологии с момента ее возникновения.

Приведенное понимание ЭП предполагает рассмотрение: (I) общих характеристик научного метода; (II) основных объяснительных принципов и предмета психологического исследования; (III) истории становления предмета и метода психологической науки; (IV) таких фундаментальных проблем психологии, как психофизиологическая социопсихологическая проблемы; (V) основных характеристик научного исследования, включая метод и методику; структурные составляющие научного исследования, основы измерения; соответствие научным стандартам; принципы планирования; типологию научных исследований; (VI) правил подготовки отчетов о проведенных исследованиях.

I.1.3. Структурные компоненты науки

Парадигмы

Парадигма * (греч. paradeigma: образец, модель, пример) — понятие, введенное в науковедение Т. Куном [Кун, 1977]; оно обозначает научное исследование, принятое как образец определенной группой специалистов, разделяющей общие представления о строении изучаемой части действительности. Парадигма определяет все стороны исследовательской практики через ценности, нормы, принципы и правила, принятые этой группой специалистов. Парадигма предписывает цели изучения (т.е. какие законы, закономерности, факты и т.д. должны быть установлены), способы достижения этих целей (какие гипотезы должны быть сформулированы и каков их приоритет, каковы должны быть методы, методики, аппаратура, приемы обработки материала), перечень актуальных проблем, их приоритет и конкретную формулировку (общую направленность исследований), а также систему критериев оценки соответствия всех компонентов исследования требованиям парадигмы (математико-статистические критерии, критерии репрезентативности, надежности, валидности).

Формирование и деятельность групп специалистов, разделяющих ценности, нормы, принципы и правила парадигмы, а также их взаимоотношения со сторонниками других парадигмам, подчиняются социологическим и социально-психологическим закономерностям.

Парадигма — системное, целостное образование. Если из состава парадигмы изъять теоретические, концептуальные или методические, аппаратурные компоненты, или нормативную, ценностную сторону регуляции деятельности парадигмального сообщества, или устранить соотнесение парадигмальных установок с общенаучными ценностями, она разрушается, утрачивает исследовательский потенциал, не способна к полноценному существованию в качестве структурного компонента института науки, уровень ее институализации снижается (см. раздел Институты), она превращается в аморфное научное объединение, или в слабо специализированную социальную группу (например, в “академическую банду” [Scheff, 1995]). Важнейшей характеристикой любой парадигмы является ее связь с определенной группой специалистов, различные парадигмы неизбежно реализуются разными сообществами. Поэтому для того, чтобы подчеркнуть такие различия, нет необходимости во введении специальных понятий, например, таких, как «социодигма» [Юревич, 1999, с. 7].

Согласно концепции Т. Куна, возникновение, стадии развития и смена парадигм описываются одними и теми же закономерностями независимо от того, какие конкретные предметные области знания представляют эти парадигмы.

(1) Парадигма зарождается как принципиально новый способ разрешения оригинально сформулированных проблем, актуальных для сообщества, возможность постановки новых проблем и в этом качестве привлекает сторонников. Потенциальными сторонниками новой парадигмы являются специалисты, столкнувшиеся с неспособностью старых парадигм разрешить актуальные проблемы и/или с “ аномалией ” (фактом, который не удается объяснить с позиции парадигмы, в рамках которой этот факт был установлен), а также специалисты, находящиеся в стадии становления, профессионализации.

Революционность новой парадигмы проявляется в радикальной переоценке приоритета актуальных проблем. Так, Галилей, признавая основной задачей физики доказательство правильности гелиоцентрической картины Вселенной, предложенной Коперником, перенес приоритет с традиционных наблюдений видимого перемещения небесных тел, на исследования движений земных тел — природных, таких как движение моря (периодичность приливов и отливов), или модельных — движение тел по наклонной плоскости. Тем самым он парадоксально, с точки зрения современников, заменил “астрономическую” постановку проблемы строения Вселенной, ориентированную на изучение небесных тел, на “физическую”, исходящую из фундаментального положения новой “галилеевской” парадигмы, что и небесные и земные тела подчинены единым законам и ставящую задачу поиска этих единых законов [Кирсанов, 1987; Фантоли, 1999]. Революционными были смещения центра исследований на бессознательное – при формировании парадигмы психоанализа З.Фрейда, на наблюдаемое поведение – в парадигме бихевиоризма Дж.Уотсона, на уникальность личности и ее жизненного пути – в парадигмах гуманистической психологии (К.Р.Роджерс, А.Маслоу), на познавательные структуры – при основании парадигмы когнитивной психологии (Дж.Миллер, Дж.Брунер)

Научное сообщество может быть извещено о порождении новой парадигмы специальным манифестом, как это сделал Дж.Уотсон в статье “Психология с точки зрения бихевиориста” [Уотсон, 1980], или основополагающими трудами, такими, как “Математические начала натуральной философии” И.Ньютона, “Происхождение видов” Ч.Дарвина. Такие работы выполняют функции учебника, а иногда и создаются именно как учебники.

Именно учебник решает многие проблемы, стоящие перед новой парадигмой — привлечение сторонников к решению творческих задач, формирование у них специфической, парадигмальной точки зрения на изучаемую реальность и на противостоящие парадигмы, ознакомление их с важнейшими для парадигмы принципами, ценностями, исследовательскими приемами и т.д.

Парадигмальные учебники отличаются высокой внутренней согласованностью, охватывают широкий спектр проблем без эклектики, и, хотя трудны для понимания (поскольку требуют глубокого проникновения в основы парадигмы), отличаются долголетием, именно потому, что продолжают оставаться воспроизводящимся образцом исследования.

В качестве примера можно привести книгу С.Л.Рубинштейна “Основы общей психологии” [Рубинштейн, 1940], выполняющую функции учебника психологии до настоящего времени. Парадигмальный характер этого учебника явно обоснован в предисловии автора к 1-му изданию 1940 г. С.Л.Рубинштейн отмечает новизну этой книги, даже по сравнению с предшествующей его работой “Основы психологии” 1935 г.: “...Как по тематике, так и по ряду основных своих тенденций — это новая книга. Между ней и ее предшественницей лежит большой путь...”. Отметим, что календарно этот путь занял лишь 5 лет, причем в этот срок включено время написания и подготовки к изданию 700 страничной книги! Конечно же это революционное преобразование, на что указывает сам автор: “... я начал решительную ломку ряда устаревших норм традиционной психологии и прежде всего тех, которые довлели над моим собственным трудом” [Рубинштейн, 1940, с. ХХХ].

В точном соответствии с описанием складывающейся парадигмы, которое дал Кун [Кун, 1977, гл. III], С.Л.Рубинштейн перечисляет проблемы, “особенно актуальные для психологии на данном этапе” и ставит задачу их “правильной формулировки”. Заметим, что в их число входит проблема развития психики, то есть Рубинштейн сразу вводит наиболее фундаментальный для психологии принцип развития, а также принцип деятельности, который в его творчестве оказывается связанным с принципом субъектности (см. подразд. ХХХХ). Этим принципам он придает особенный, парадигмальный смысл. Далее С.Л.Рубинштейн указывает, что “именно по линиям этих проблем прежде всего идет размежевание между всем, что есть живого и передового в советской психологии, и всем отжившим и отмирающим”, то есть очерчивает линию противостояния с другими парадигмами. С.Л.Рубинштейн специально отмечает, что “во главу угла этой книги поставлены не дидактические, а научные задачи”, что предлагаемый учебник “ исследовательская (выделено С.Л.Р.) работа, которая по-новому ставит целый ряд основных проблем”, в число которых включает “новую трактовку истории психологии,.. проблемы развития и психофизической проблемы,.. трактовку сознания, переживания и знания, новое понимание функций,.. памяти,.. речи...”. Этот список почти полностью исчерпывает проблематику психологии 40-х годов XX в. (а также и последующих десятилетий), что отражает характерную для развивающихся парадигм тенденцию экспансии на всю дисциплинарную область.

С.Л.Рубинштейн особо оговаривает связь нового подхода с деятельностью научного коллектива единомышленников, который мы можем обозначить как парадигмальное сообщество: “Это коллективный труд в подлинном смысле слова. Его не составлял десяток или два десятка авторов. Перо держала одна рука и ею руководила единая мысль, но все же коллективный (выделено С.Л.Р.) труд: ряд основных его идей выкристаллизовался как общее достояние передовой психологической мысли, и весь фактический материал, на который опирается эта книга, является уже непосредственно продуктом коллективного труда...”.

В предисловии к “Основам общей психологии” следует отметить и перечисление основных черт подхода, которые необходимы для распознавания новой парадигмы, и точность, даже жесткость оценок, которые задают границы между новой и существующими парадигмами. Это предисловие характеризует принципиальную новизну исследовательской позиции, обозначает перспективы исследования, и, очевидно, выглядит привлекательным для потенциальных сторонников, что, собственно, и подтверждено дальнейшим развитием субъектно-деятельностной парадигмы С.Л.Рубинштейна.

Революционный характер новой парадигмы, может оставаться нераспознанным даже для ее основателя. Так, Дж.Миллер осознанно противопоставлял складывающуюся когнитивную психологию бихевиоризму, даже основанный им совместно с Дж.Брунером исследовательский центр, по их свидетельству, “не создавался для чего-то конкретного, скорее против ” (цит. по [Шульц, Шульц, 1998, с. 486]); при этом Миллер не считал возникновение когнитивной психологии “настоящей научной революцией”, а обозначал это событие термином "«органический рост» — изменение посредством медленного роста или накопления" [Шульц, Шульц, 1998, с. 487].

(2) Развитие парадигмы протекает как дифференциация * всех существенных сторон организации исследования. Происходит уточнение предполагаемого описания предмета исследования. Для начальных этапов развития парадигмы характерны цели, которые могут быть достигнуты исследованиями доэкспериментального типа, затем начинают доминировать цели, требующие проведения квазиэкспериментальных и истинных экспериментальных исследований (см. раздел ТИПОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ). Вырабатывается все более точный и специализированный язык (терминология, формальные знаковые системы). Этот язык носит искусственный характер, он менее избыточен, чем естественный, избегает употребления синонимов *, оговаривает случаи омонимии *, допускает только определенный круг метафор *, вводит в оборот множество неологизмов; по мере развития он становится все менее доступным неспециалистам и даже носителям других парадигм. Разработка все более изощренного оборудования, углубляющаяся специализация языка обеспечивают формулирование все более точно сфокусированных гипотез и параметров ожидаемых (искомых) фактов *. На этой стадии парадигма характеризуется Т.Куном как “ нормальная наука ”.

Т.Кун характеризует нормальную науку как состояние парадигмы, которое основывается на допущении, что сторонники парадигмы знают, каков исследуемый мир. Исследования в рамках нормальной науки, по его определению, представляют собой настойчивые попытки навязать природе определенные концептуальные рамки. Следует заметить, что подобное навязывание — не произвол “свободной фантазии”. Это строго регламентированная процедура, организованная в соответствии с гипотетико-дедуктивным методом (см. разд.) с общенаучными нормами и ценностями, регулирующими деятельность членов научного сообщества (см. разд.), требующая соблюдения всех дисциплинарных и внутрипарадигмальных принципов, правил и установок. Если нормы исследования нарушаются, то результатом навязывания может стать гипостазирование *.

Цель нормальной науки состоит не в предсказании новых видов явлений, не в создании новых теорий, и, как замечает Кун, специалисты, работающие в ситуации нормальной науки, даже нетерпимы к созданию таких теорий. На этой стадии развития парадигмы исследования направлены на получение фактов, которые особенно показательны для вскрытия “сути вещей” как она видится с парадигмальной точки зрения. Используя эти факты, парадигма порождает тенденцию к их уточнению и их распознаванию во все более широком круге ситуаций. В качестве примера приведем экспансию бихевиористской парадигмы, в исследовательском плане исходно сконцентрированной на изучении связи стимулов и реакций в поведении животных, на предметные области психологии личности и социальной психологии (Ф.Б.Скиннер, А.Бандура, Дж.Роттер) [Хьелл, Зиглер, 1997], или психоанализ З.Фрейда, последовательно включавший в концепцию, первоначально сформированную на материале клиники истерии, культурологию, социологию, историю религии и общества. Экспансия парадигм - одна из основ выработки надпарадигмальных, общенаучных концептов, таких, как «бессознательное» (через экспансию психоанализа в области социологии, антропологии, и др.) или «эволюция» (в процессе экспансии дарвинизма и его дочерних парадигм).

Для нормальной науки характерна ориентация на решение “головоломок” — задач, которые имеют гарантированное парадигмой решение. Ярким примером головоломки может служить проблема строения молекулы ДНК, решение которой признано одним из ключевых событий в развитии биологии. Главные из условий решения этой головоломки были известны: ДНК — полимер, последовательность четырех нуклеотидов (аденин, урацил, гуанин, цитозин), стереохимическое строение которых было изучено; были доступны результаты рентгеноструктурного анализа (ДНК имеет спиральную, скрученную конфигурацию, были определены диаметр спирали и расстояние между витками), а также весьма важное концептуальное требование — ДНК должна обладать способностью самовоспроизведения. Интересно, что при решении этой задачи Дж.Д.Уотсон и Ф.Крик применили модели, буквально напоминающие головоломку: структурные элементы были представлены шариками соответствующих диаметров, а связи между ними — стержнями соответствующей длины. Уотсон и Крик построили модель ДНК, удовлетворяющую всем предполагаемым пространственным характеристикам. Согласно этой модели ДНК состоит из двух параллельных спиралей, из такой структуры оказалось выводимым важнейшее свойство ДНК - самовоспоизводимость, так как между цепями устанавливалось отношение комплементарности — по любой из цепей может быть полностью восстановлена полная структура двойной спирали ДНК [Уотсон, 1969].

(3) Один из результатов развития парадигмы — достижение возможности с высокой степенью точности и достоверности выявлять несоответствие (или даже “несоизмеримость”) задач, поставленных парадигмой, установленным фактам, закономерностям и т.п., т.е. возможности столкновения с аномалией. Чем более развита и строга парадигма, тем более она чувствительна к аномалиям. Как замечает Р.Уитли, “успех... питает неудачу” [Уитли, 1980, с. 247]. Экспансия парадигмы на новые проблемные области также способствует выявлению аномалий; неоправданно широкие рамки применения парадигмальных принципов может приводить к разрушению парадигмы.

Аномалия не может рассматриваться как “чисто эмпирическое” явление. И закономерности и факты выявляются и интерпретируются в рамках определенных концептуальных построений. Поэтому аномалия должна быть распознана сообществом как эмпирико-концептуальное событие. И эмпирические и теоретические составляющие аномалии должны быть доказаны и обоснованы, а, учитывая исключительную важность аномалии в развитии парадигмы, критерии надежности этих доказательств должны быть весьма высоки. Но и самых надежных доказательств недостаточно для отказа от парадигмы, ввергнутой в кризис. Как отмечает Т.Кун, парадигма “объявляется недействительной только в том случае, если альтернативный вариант пригоден к тому, чтобы занять ее место” [Кун, 1977, с. 110]. Альтернативная парадигма может находиться на самых ранних стадиях развития, но она должна обладать характеристиками, приведенными в п. (1). Важно заметить, что смена парадигм невозможна в случае изоляции, информационной закрытости парадигмы. По мнению М.Бунге, научную теорию вообще невозможно подвергнуть эмпирической проверке, не связывая ее с другими теориями [Бунге, 1975, с. 303-305].

Несоответствие теории фактам не является решающим моментом для отвержения парадигмы [Кун, 1977, Бунге, 1975]. Учитывая концепцию М.Бунге о приоритете неэмпирических проверок теории [Бунге, 1975, с. 298-333], последовательность и содержание стадий выработки отношения к парадигме можно охарактеризовать следующим образом. Парадигма проходит следующие проверки: (1) метатеоретическую, которая устанавливает внутреннюю непротиворечивость парадигмы, ее конструктную валидность (см. подразд.), доступность фальсификации (см. подразд.); (2) интертеоретическую, определяющую совместимость с положениями других парадигм (оценка внешней валидности (см. подразд.)); (3) “ философскую ” (в определении М.Бунге), которая устанавливает соответствие наиболее общим познавательным, методологическим установкам, составляющим эпистемологический фундамент парадигмы; (4) эмпирическую, которая является проверкой не собственно “чисто эмпирического содержания”, а возможных логических следствий множества гипотез, которые описывают именно те свойства изучаемой реальности, которые важны для развития парадигмального знания (см. подразд. общенаучн. метод, исследование, гипотеза).

Затруднения, возникающие при “эмпирической проверке” могут быть связаны с получением результатов, или фальсифицирующих теорию, или представляющих аномалию. Различие этих ситуаций заключается в том, что фальсифицирующий опыт должен быть специально организован, как наиболее эффективная проверка состоятельности теории, а аномалии возникают спонтанно [Кун, 1977].

В зависимости от того, насколько глубоко аномалия затрагивает все стороны иследования, парадигма либо разрешает кризис и получает возможность развиваться до следующего кризиса, либо складывается революционная ситуация смены исчерпавшей себя парадигмы новым образцом исследования (см. выше, пункт (1)).

Таким образом, эпоха существования парадигмы заключена между двумя последовательными научными революциями, которые призваны преодолеть кризисы, неразрешимые в рамках нормальной науки, через смену наиболее глобальных категорий, объяснительных принципов, методов исследования и/или даже мировоззрения.

Только в рамках конкретной научной парадигмы в процессе ее развития может быть сформулирована относительно непротиворечивая система принципов объяснения (см. гл. II), поскольку такая система формируется в соответствии с определенной точкой зрения на изучаемую действительность. Хотя нельзя исключить возможность удачной “гибридизации” парадигм, но внутренняя концептуальная согласованность, проходящая длительное становление в ходе развития парадигм, при этом страдает или даже утрачивается: теоретическая система превращается в эклектику *.

Парадигма как целостное образование представляет основную “единицу” эволюции научного знания, которая протекает как формирование многообразия парадигм, их конкуренция, отбор и смена. Конкуренция парадигм — следствие несоизмеримости картин мира, лежащих в их основе, и сходства познавательных задач, стоящих перед ними. Т. Кун подчеркивает иррациональный характер соперничества парадигм. Однако важность общенаучных норм и ценностей для любых научных парадигм позволяет рационализовать межпарадигмальные отношения; эти нормы не только обеспечивают преемственность парадигм на основе отрицания/контраста, но и делают неизбежным признание некоторых результатов исследований или опору на эти результаты, а в конечном счете способствуют развитию общенаучного знания и общенаучной методологии.

Именно существованием парадигм может быть объяснен известный феномен одновременности открытий, формулировок законов и т.п. Это происходит не в результате заимствования, или прямой коммуникации между специалистами, а вследствие общности задач, общей оценки актуальности проблем, складывающихся и получающих сходную формулировку в рамках общих или родственных парадигм. В качестве примеров приведем:

(1) одновременное создание дифференциального исчисления И.Ньютоном и Г.В.Лейбницем в 70-х годах XVIII в., что привело к спору о приоритете и конфликту между ними;

(2) закон, связывающий давление и объем, занимаемый газом, открытый англо-ирландским химиком Р.Бойлем в 1662 г. и независимо от него французским физиком и физиологом растений Э.Мариоттом в 1676 г.;

(3) после двух тысяч лет попыток доказать пятый постулат Евклида о параллельности прямых (его поздняя формулировка: «через точку, лежащую вне данной прямой можно провести одну и только одну прямую, параллельную данной прямой»), в течение нескольких лет независимо были построены несколько неевклидовых геометрий: российским математиком Н.И.Лобачевским (подготовлено, но не опубликовано – 1823, доклад – 1826), венгром Я.Больяи (публикация - 1832), немцами К.Ф.Гауссом (неопубликованные записки 1818 г.) и Г.Ф.Б.Риман (лекция – 1854, публикация -1868).

Различие родственных парадигм, представляющих определенную ветвь эволюции научного знания, может состоять в степени обобщенности принятого образца исследования. Так, парадигма бихевиоризма в первоначальной формулировке в результате различных трансформаций породила радикальный бихевиоризм, когнитивный бихевиоризм и др., которые, несмотря на существенные нововведения (что, собственно, и позволяет идентифицировать их как самостоятельные парадигмы), представляют собой различные частные версии наиболее общей парадигмы-предка. Таково же соотношение парадигмы классического психоанализа и различных неофрейдистских парадигм (см. главу ХХХХ).

В процессе развития дисциплины Кун выделил допарадигмальный и постпарадигмальный этапы. Сам Кун, судя по его замечаниям, не считал это разделение свободным от противоречий. Представляется, что разработанная им периодизация может быть представлена следующим образом.

На первом, допарадигмальном этапе, происходит формирование новой области исследования, первичное, очень обобщенное определение предмета исследования. Зарождающаяся дисциплина может опираться на предписания, концепции и методические разработки, уже сложившиеся в рамках существующих концепций, парадигм иной дисциплинарной принадлежности и исследовательских программ. Так, например, в истоках этологии как новой дисциплины обнаруживаются компоненты, заимствованные из исследовательской программы дарвинизма и более общей картезианской программы (см. главу История), парадигмы классического бихевиоризма, концепции, разработанной У.Мак-Дугаллом, идей сравнительной психологии, результатов физиологических исследований «объективной школы» (в которую входили А.Бете и Я. фон Икскюль), работ зоологов, создавших важнейшие для этологии концепты «поведения животных» (Ч.Уитман) и аппетентного и консумматорной фаз реаизации инстинктивного поведения (У.Крейг) (подробно см. [Гороховская, 2001]). При оформлении психологии в самостоятельную дисциплину многие ее составляющие были сформированы в рамках неисследовательской области знания – философии познания.

Этот этап завершается тогда, когда оказывается сформированными парадигма (или несколько парадигм), то есть образцовое исследование, обладающее собственным предметом, репертуаром актуальных проблем, системой методических приемов, и структурированное сообщество сторонников этой парадигмы (этих парадигм).

Согласно концепции Куна, на постпарадигмальном этапе одна из конкурирующих парадигм достигает статуса дисциплины. Этот этап и получил название постпарадигмального именно потому, что вся дисциплина представлена единой парадигмой. Именно так, например, развивался процесс институализации этологии, - одна из нескольких, «небольшая школоа Лоренца-Тинбергена» [Гороховская, 2001, с. 27] в 60-е гг. приобрела статус самостоятельной дисциплины. Однако нам представляется, что связь между институализацией дисциплины и отмиранием множества парадигм не является обязательной. Заметим, что в работе Гороховской специально приводятся указания этологов, что в это время этология утратила единство теории, что косвенно свидетельствует о умножении парадигм. Приобретение статуса дисциплины не свело количество парадигм к одной ни в нейрофизиологии, ни в физиологии высшей нервной деятельности. Интенсивный процесс институализации психологии как самостоятельной научной дисциплины совершился практически в рамках одной парадигмы. Представляется, что именно приобретение психологией статуса дисциплины послужило катализатором ее взрывообразного развития, получившего выражение, в частности, в формировании множества парадигм находящихся в строго оппонентных отношениях (см. главу История).

Неразрешающаяся конкуренция парадигм в психологии переживается научным сообществом как тяжелый кризис и рассматривается либо как свидетельство того, что психология не достигла статуса дисциплины («застряв» на переходе к постпарадигмальному этапу), или, с точки зрения Куна, находится еще на допарадигмальной стадии развития (см. [Юревич, 1999, с. 4]). Конечно же ни та, ни другая точка зрения не представляются убедительными, поскольку, исследовательские сообщества в психологии обладают всеми институциональными признаками, необходимыми для идентификации их как развитых парадигм (четкое выделение образцовых исследований, представляющих модели постановки и решения проблем, высокая степень социальной и когнитивной институализации сообществ, разделяющих положения парадигмальных дисциплинарных матриц и т.п.), а всю исследовательскую область – как самостоятельную научную дисциплину (по степени сформированности и оснащенности центров исследований и подготовки специалистов, количества и специализированности периодических журналов, развитию форм коммуникации, достаточной степени определенности метатеоретических предписаний и дисциплинарной матрицы, степени, в которой члены научного психологического сообщества разделяют общенаучные ценности и т.п.).

Возможно, что Кун, построивший свою концепцию на примерах из эпохи классической науки, и не мог придти к иному представлению о становлении единой дисциплины, настолько высоким было согласие научного сообщества вокруг положений механицизма *, выполнявших роль метатеоретических предписаний для научного сообщества в тот исторический период. Такое количество парадигм в психологической науке определяется следующими обстоятельствами: (1) сосуществованием картезианской исследовательской программы (все парадигмальные версии бихевиоризма, когнитивистские парадигмы, принимающие принцип S-R во всех версиях) и иной программы, находящейся с ней в сторого оппозиционном отношении (разные версии деятельностного [Леонтьев, 1975; Рубинштейн, 1997] и системного подходов [Анохин, 1978; Швырков, 1995], теорию экологической оптики Дж.Гибсона [1988] (см. аргументы в [Александров, 1989, с. 112]), в некотором отношении к этой программе можно отнести гештальт-психологию, например, М.Вертхаймера [1987], В.Келера [1930], К.Левина [2000]); (2) противостоянием групп парадигм, опирающихся на индуктивный (бихевиористские парадигмы, версии гуманистической психологии) или на гипотетико-дедуктивный метод (например, когнитивистские парадигмы, например, Дж.Келли [2000]); (3) ориентацией парадигм на исследование отдельных аспектов единого потенциального предмета психологии (см. подразд. Предмет). Даже простое перекрытие этих методологических ориентаций и зон интересов порождает множество возможных парадигм, причем почти все эти потенциальные возможности реализованы.

Тематический анализ научного знания

Понятия “тема”, “тематический анализ” были введены в методологию науки специалистом по истории научного знания Дж.Холтоном [Холтон, 1981]. Этим терминам, широко используемым в антропологии, искусствоведении, теории музыки и др. дисциплинах, Холтон придал новый смысл. Он назвал темами компоненты концептуальных построений, которые:

1) являются постоянными cоставляющими непрерывно изменяющихся теорий, сохраняющимися даже в ситуации революций;

2) сохраняют свою ценность даже после отказа от включавших их теорий и переходят в сменяющие их теории;

3) составляют предмет непрекращающихся дискуссий;

4) определяют предпочтение одних моделей объяснения и отвержение других;

5) придают принципам, связанным с такими компонентами (темами) особо важное значение, так что ученые продолжают придерживаться "священных" принципов, даже если они находятся в противоречии с получаемыми эмпирическими данными;

6) позволяют очень точно предвосхищать свойства исследуемого объекта/явления, так что открытие нового осуществляется как верификация * предвидения [Холтон, 1981, с. ХХХ].

Темы - наиболее устойчивые компоненты концепций, гипотез и пр., которые ограничивают, мотивируют, направляют деятельность научных сообществ и индивидуальную деятельность специалистов.

В качестве примеров можно привести темы целостности, причинности, эволюции, простоты, континуальности, дискретности и др.

Обычно темы не находят явного выражения ни в публикациях, ни в дискуссиях, ни в учебниках и даже не входят в число наиболее часто используемых терминов. Темы - скрытые конструкты, которые могут быть выявлены при анализе различных продуктов деятельности исследователей - текстов исследовательских статей, популярных, методологических, философских работ, высказываний, переписки, результатов исследований [Холтон, 1981, с. 44]. Для анализа тематичеких образований Холтон применил технику, которая и раньше использовалась при анализе текстов, в антропологических исследованиях - контент-анализ.

Анализ показал, что темы - не изолированные конструкты. По признаку оппонентности они связываются в пары (“дублеты”) и триплеты. Примеры тематических пар - “континуальность-непрерывность”, “линейная-вероятностная детерминация”; триплет - “неизменность-эволюция-катастрофы”.

Холтон специально отмечает, что общее количество тем очень невелико. На основании проведенного им тематического анализа физики он полагает, что для этой дисциплины, прошедшей весьма длительный путь развития, “суммарное количество одиночных тем, дублетов, и возникающих подчас триплетов не превзойдет сотни” [Холтон, 1981, с. 27]. В первой половине XX в., как считает Холтон, к тематическому арсеналу физики добавились лишь две темы: введенная в 1927 г. Н.Бором дополнительность (принцип, предполагающий, что свойства объектов микромира могут быть описаны в несовпадающих или даже несовместимых концепциях, каждая их которых сама по себе неполна, но все они взаимно дополняют друг друга и вместе обеспечивают понимание свойств объекта, так, субатомные явления должны быть описаны в терминах и частиц и волн; Бором дан латинский эквивалент принципа дополнительности – «Contraria complementa sunt» - «противоположности дополнительны»), а также киральность (принципиально новое для физики элементарных частиц представление о симметрии). Холтон высказывает предположение, что в ближайшем будущем даже самые радикальные нововведения “получат выражение по преимуществу в терминах используемых сегодня тем” [Холтон, 1981, с. 28].

Подавляющее большинство тем, принятых в настоящее время в научном сообществе, сформировалось еще в античности (например, тема “атомов и пустоты”, сформулированная еще Демокритом, темы целостности, “детерминизма-свободы”, “дискретности-непрерывности” и мн. мн. др.). Так, тема физической относительности разрабатывалась Аристотелем (трактат “Физика”, IV в. д.н.э.), Г.Галилеем (“Диалог о двух системах мира”, 1632 г.), И.Ньютоном (“Математические начала натуральной философии”, 1687 г.), И.Р.Бошковичем (“О пространстве, времени и относительности”, 1764 г.), целой плеядой физиков конца XIX - начала XX вв. Э.Махом, А.Пуанкаре, А.Г.Лоренцем, А.Эйнштейном (который сформулировал Общую и Специальную теории относительности). Тема целостности реализовывалась в версиях античной - метафизической, средневековой - теологической (единство троичного божества), в Новое время - в элементаристской, редукционистской версии, в холистской, затем - в системной (см. подразд. Принцип системности).

Многие темы, представляя собой сначала единое понятие, в процессе длительного развития, переформулировок, добавления тем-оппонентов и реплик, приобрели современную форму, превратились в темы-дублеты и триплеты. Можно предположить, что новые темы зарождаются именно как дополнение существующей темы до дублета или триплета. Темы, составляющие пары, дублеты или триплеты представляют альтернативные взгляды на изучаемую действительность и поэтому “поляризуют” научное сообщество, разделяют его на группы, принимающие ту или иную альтернативу. По мнению Холтона, альтернативные темы связываются в пары именно в силу строения науки как коллективной деятельности, направленной на выработку единого суждения (см. подразд. Согласие).

“Гибель” тем может происходить как исчезновение компонентов дублета. Так, еще для Коперника важной темой является “ различие небесных и земных тел ”. В эпоху Галилея и Кеплера эта актуальная тема превращается в предмет критики, она дополняется до дублета “ сходство/различие небесных и земных тел ”, для Ньютона она фиксируется как тема физической однородности Вселенной, (всемирный закон тяготения).

Приведенные примеры показывают, что первоначальные формулировки тем сложились в рамках еще недифференцированной на отдельные дисциплины науки. Поэтому темы исходно имеют общенаучный статус, разрабатываются одновременно в нескольких областях знания (напр. темы целостности, симметрии, эволюции). Именно над- и междисциплинарный характер тематических образований позволяет общенаучным и философским темам оказывать влияние, иногда ключевое, на конкретную исследовательскую деятельность. Так, в разработке Н.Бором новой для физики темы - дополнительности, оказавшей большое влияние на науку XX в., решающую роль сыграли философские работы С.Кьеркегора и психологические - У.Джемса [Холтон, 1981, с. 187, 190 - 204].

Темы в их начальной форме представляют собой не подлежащие проверке, нефальсифицируемые понятия [Холтон, 1981, с. 151], и, следовательно, не входят в круг собственно научных понятий (см. подразд. Фальсиф). Именно поэтому их влияние трудно выявляется.

Некоторые темы, эволюционируя, приобретают статус принципов. Принципы, также, как и темы, являются общенаучными, междисциплинарными, надпарадигмальными образованиями, они оказывают решающее влияние на планирование и выполнение исследований, при этом не проявляясь ни в текстах, ни в высказываниях исследователей, хотя, в отличие от тематических образований, принципы эксплицитно формулируются в методологических работах, особенно в период кризисов (см. разд. ПРИНЦИПЫ).

Холтон специально отмечает внешнее сходство с “юнговскими архетипами, метафизическими концепциями, парадигмами и мировоззрениями” [Холтон, 1981, с. 41]. Темы, также как и архетипы, могут быть недоступными осознаванию, однако, в отличие от архетипов, они преимущественно распространены среди небольших профессиональных групп, а часто их носителями являются отдельные исследователи, кроме того, темы могут превращаться в эксплицитные концепты.

По нашему мнению, свойства тем позволяют сопоставить их с «мимами *», метафорическими аналогами биологических генов [Докинз, 1993]. Мимы обеспечивают сохранение и воспроизведение культурных новообразований. Характеристики тем достаточно хорошо соответствует представлению Докинза о роли мимов в развитии и функционировании культуры. Темы устойчивы, количество их весьма ограничено, дублеты и триплеты тем могут рассматриваться как аналоги аллелей генов. В рамках этой метафоры набор тем может рассматриваться как «генофонд», или, точнее, «мимофонд» научного знания.

Темы, несомненно, представляют собой важные аспекты любых концептуальных построений, важных для научного сообщества. Исходно они представляют собой именно метафизические понятия. Об этом говорит их нефальсифицируемость, а также преимущественно “донаучное” происхождение, связанное, как правило, с античными философскими системами. Общенаучный характер тем делает их важнейшими компонентами мировоззренческой позиции, но лишь компонентами - даже обширный набор тем не исчерпывает сложной структуры мировоззрения. Темы не являются парадигмами, поскольку не только не представляют собой образцы исследования, но, как правило, вообще не имеют исследовательского происхождения. Приверженность конкретной теме может быть характерной лишь для некоторых сторонников определенной парадигмы. Одна и та же тема может иметь приверженцев в строго оппонентных парадигмах, а противостоящих тем могут придерживаться сторонники одной и той же парадигмы.

Первичными носителями тем являются отдельные ученые. Тематическая приверженность ученого, полагает Холтон, формируется еще до того, как он становится профессионалом, “а некоторые из особенно прочно удерживающихся тем заметны даже в детстве” [Холтон, 1981, с. 40]. Именно раннее формирование тем объясняет их эффективность как индивидуальных установок, ценностей, их фундаментальное значение для формирования научных интересов. Сформировавшиеся тематические приверженности сохраняются, как правило, в течение всей активной деятельности специалиста и, по-видимому, не поддаются коррекции. Так, один из крупнейших немецких химиков В.Оствальд (1853-1932), лауреат нобелевской премии 1909 г., сторонник темы бесконечной делимости вещества, даже под давлением твердо установленных фактов оставался активным противником атомизма – был убежден в том, что атомы удобная теоретическая конструкция, которой нет соответствия в реальности.

Анализ, проведенный Холтоном, показывает, что специалист является носителем довольно большого количества тем. По его оценкам, И.Кеплер руководствовался не менее чем пятью темами, А.Эйштейн - более чем десятью.

Некоторые темы с небольшими вариациями принимаются целыми научными сообществами, проявляются как определенная традиция исследований в рамках "национальной" науки. Например, для научного сообщества Великобритании характерно применение кинематических метафор, а для “материковой” Европы - геометрических метафор. Так шотландский изобретатель логарифмов Непер применил кинематическую метафору для обоснования идеи, а “материковые” его предшественники - геометрическую [Кирсанов, 1987, с. 61; Гутер, Полунов, 1980, с. 95-100]. Весь комплекс идей И.Ньютона - кинематика как таковая, даже разработанное им исчисление бесконечно малых кинематично. Это отражено даже в терминологии: бесконечно малое приращение было названо Ньютоном “флюксия” (от лат. flux - течение). В “материковой” Европе в основе дифференциального исчисления лежали геометрические представления, введенные Б.Паскалем, Г.В.Лейбницем - “характеристический треугольник”, “производная есть угол наклона касательной к кривой в данной точке”. Характерна оценка темы геометрической метафоры в высшей математике, данная англичанином У.Томсоном (лорд Кельвин, 1824-1907): "Ах, бросьте вы этого Тодгентера (немецкий математик, придерживавшийся геометрической иснтерпретации), производная есть скорость!" [Кирсанов, 1987 c. 297).

Приведенное тематическое различие весьма устойчиво. Даже в условиях развитого международного научного сотрудничества, успехи исследователей из “материковых” стран Европы оставались во многих отношениях “геометричными”: в основе релятивистской концепции лежит геометрическая метафора пространства-времени (“материковые” физики и математики Э.Мах, А.Пуанкаре, Г.Минковский, Г.А.Лоренц, А.Эйнштейн, В.Паули, Э.Ферми и мн. др.). Геометрические метафоры лежали в основе представления о структуре сознания И.Ф.Гербарта, гештальт-психологии, разработанной немецкими психологами. Работы же исследователей из Великобритании Э.Резерфорда (открытие атомного ядра по рассеянию частиц), Ч.Т.Р.Вильсона (регистрация траекторий заряженных частиц), можно оценить скорее как “кинематические”. Геометрические же (в германском, «материковом» понимании) гештальтистские феномены, привлекают британских исследователей как феномены динамические, см., например, описание динамики обращения фигуры и фона, данное Ф.Бартлеттом (университет Кэмбридж) [Бартлетт, 1959, с. 77-80], или особое внимание, уделенное Р.Л.Грегори (Эдинбургский университет, Шотландия) иллюзорному движению, индуцируемому неподвижными паттернами [Грегори, 1970, с. 148-149; 1972, с. 102-103].

Для российской науки XIX-XX вв. характерна тема поведения как целостной специфической реальности, несводимой ни к психологическому, ни к физиологическому описанию. На основании анализа, проведенного М.Г.Ярошевским [Ярошевский, 1996], можно заключить, что именно этой теме были подчинены учения о рефлексах головного мозга И.М.Сеченова [Сеченов, 195???], об условных рефлексах И.П.Павлова [Павлов, 19???], и, добавим, теория функциональных систем П.К.Анохина [Анохин, 1978], системно-эволюционный подход к анализу поведения, сформулированный В.Б.Швырковым [Швырков, 1995]. Эти парадигмы сменяли друг друга, вступая в жесткую конкуренцию, а понимание поведения сохранялось как их общая черта. На исключительно важную роль темы в этих построениях указывает специально проанализированный Ярошевским факт: попытка группы бихевиористов из США (К.Лешли, Э.Газри и др.) заимствовать основы павловской концепции закончилась неудачей [Ярошевский, 1996]. Затруднения, с которыми они столкнулись, могут быть объяснены имплицитным характером павловской темы, и, возможно, ее несовместимостью с темами, важными для сообщества бихевиористов.

Исследовательские программы.

Представление об исследовательских программах как структурных компонентах анализа развития научного знания введено Имре Лакатосом [Лакатос, 1995]. Концепция Лакатоса противостоит догматическим, неразвитым формам фальсификационизма, которые исходят из жесткого требования немедленного отбрасывания любых утверждений, предположений, концепций, теорий в случае установления их несоответствия результатам исследования (развитые формы фальсификационизма оговаривают множество условий отказа от фальсифицируемых теорий - см. подразд. Критерий фальс., ПАРАДИГМ.). Точка зрения догматического фальсификационизма разрывает теоретическую и эмпирическую составляющие исследования. В логике догматического фальсификационизма развитие науки представляется как дискретная последовательность отвержения теорий, столкнувшихся с фактами, опровергающими их предвидения [Лакатос, 1995]. Свою теорию Лакатос называл «ухищренным фальсификационизмом» (см. [Лекторский, 1995]).

Концепция Лакатоса обосновывает представления о непрерывном развитии науки, об устойчивости концептуальных построений к опровержениям, об относительной автономии теоретической науки.

В основу этой концепции положено представление о науке как ряде теорий, связанном непрерывностью. Такая система связанных теорий была названа им исследовательской программой. Лакатос отмечает, что по свойству непрерывности развития знания исследовательская программа напоминает “нормальную науку” Т.Куна. Начало исследовательской программы может быть положено системой каких-либо абстрактных утверждений, методологических правил, которые могут формулироваться как метафизические положения. Степень абстрактности (общности) таких основополагающих утверждений определяет масштаб исследовательской программы. В качестве примеров Лакатос приводит “картезианскую метафизику” - механистическую картину мира, сформулированную Р.Декартом. Эта концептуальная система послужила основой исследовательской программы, охватившей широкий круг становящихся дисциплин - философии, физики, медицины, психологии. Вся наука в целом может рассматриваться как наиболее широкая исследовательская программа, в числе основополагающих положений которой Лакатос упоминает правило К.Поппера “выдвигай гипотезы, имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих” [Лакатос, 1995, с. 79] и другие методологические положения, представляющие общенаучные ценности и нормативы (см. разд. Ценности).

В структуре исследовательской программы Лакатос выделяет “твердое ядро” и “защитный пояс”.

Твердое ядро содержит положения, которые для сторонников программы представляются неопровергаемыми, по отношению к ним не предпринимается каких-либо проверок. Лакатос полагает, что концептуальная основа исследовательской программы по отношению к твердому ядру выступает как эвристический * принцип, налагающий запрет на применение modus tollens *к составляющим его положениям. Такую эвристику он называет отрицательной. Отрицательная эвристика тормозит развитие концептуальных построений, несовместимых с содержанием твердого ядра исследовательской программы.

Защитный пояс складывается из “вспомогательных” гипотез; именно на вспомогательные положения направлена проверочная исследовательская деятельность. Основоположения исследовательской программы предписывают разработку вспомогательных гипотез, выступают как положительная эвристика. Результатом исследований является модификация или даже замена именно защитного пояса, но не концептуальных составляющих твердого ядра.

Развитие исследовательских программ происходит в процессе выявления аномалий, ”контрпримеров”, противоречащих положениям ядра программы и превращения их в примеры, подтверждающие эти положения. “Каждый удачный ход в этой игре позволяет предсказывать новые факты, увеличивает эмпирическое содержание” [Лакатос, 1995, с. 82]. Эффективность защитного пояса программы проявляется в ситуации внешней критики исследовательской программы. Пока эмпирическое содержание защитного пояса продолжает увеличиваться, любые опровержения не способны придать значение ложности положениям, составляющим твердое ядро программы. Даже весьма разрушительная критика, основанная на доказательстве внутренней противоречивости программы, не приводит к ее разрушению, если положительные эвристики защитного пояса находятся в стадии прогрессивного развития.

С точки зрения Лакатоса, основную роль в осуществлении исследовательской программы играет положительная эвристика, которая складывается из предположений, направленных на развитие различных вариантов “опровержимого” защитного пояса. Лакатос полагает, что, благодаря положительной эвристике, выявленные аномалии отмечаются, но не вызывают изменений в исследовательской работе, исследователи забывают о них, надеясь, что с течением времени они обратятся в подкрепляюшие программу примеры. Аномалии привлекают повышенное внимание исследователей лишь в ситуации регресса исследовательской программы, когда возможности положительной эвристики исчерпаны.

Лакатос предлагает оценивать программы по “их эвристической силе: сколько новых фактов они дают, насколько велика их способность ‘объяснить опровержения’ в процессе роста” [Лакатос, 1995, с. 88]. Если в результате проверок происходит прогрессивное переформулирование проблем, актуальных для исследовательской программы, предсказываются и подтверждаются новые факты, то она успешна. Если изменения регрессивны, программа не позволяет предсказывать новые факты, то программа неуспешна - ее твердое ядро разрушается.

Исследовательские программы, имеющие дело с одной и той же предметной областью, вступают в конкуренцию. Конфликт между ними может быть завершен в результате “решающего эксперимента” - исследования, результаты которого подтверждает одну из противостояших программ и опровергает положения другой. Однако, даже опровергающие результаты решающих экспериментов и очевидные аномалии не могут непосредственно привести к разрушению программы, особенно в периоды интенсивного их развития: критика теряет актуальность каждый раз при изменениях в защитном поясе, вызванных самой критикой или являющимися результатами планомерного развития программы. В период регресса программы исследователи в ответ на критику предлагают ad hoc * объяснения, что хотя и не является валидным ответом на критику или разрешением аномалии, но затрудняет распознавание распада программы. Именно поэтому действительно решающий эксперимент и его роль в разрушении исследовательской программы можно распознать лишь ретроспективно и по прошествии достаточно большого времени [Лакатос, 1995, с. 123].

В качестве примера исследовательской программы можно рассмотреть интроспективную психологию В.Вундта и его последователей (см. подробно в главе История). Наиболее важные составлящие твердого ядра этой исследовательской программы - общетеоретические положения, сложившиеся еще в рамках философского учения об опыте и сознании, согласно которым (1) предмет психологического познания - сознание, непосредственный опыт как он дан самому человеку, и (2) содержание сознания доступно исключительно через интроспекцию. Эти положения не подвергались сомнению в течение всего периода существования исследовательской программы. Защитный пояс этой программы обеспечивал организацию проверок положений твердого ядра - в частности через модификацию конкретных (методических) вариантов реализации положений твердого ядра. Наиболее глубокое положение исследовательской программы, сводящее предмет психологического исследование к доступному интроспекции сознанию не претерпело сколько-нибудь существенных изменений, не были приняты во внимание ни критика со стороны зарождающегося бихевиоризма, ни развитие представлений о бессознательном (психоанализ З.Фрейда). Под влиянием критики метода интроспекции были предприняты попытки устранить некоторые недостатки методик самонаблюдения, применяемых В.Вундтом. Поскольку результаты произвольного самонаблюдения не могли быть однозначно интерпретированы в терминах психологии сознания, Э.Б.Титченер ввел приемы “аналитической интроспекции”. Он противодействовал и другой линии критики программы - ограничению в применении интроспекции к детям, животным и др., предложив принцип “интроспекции по аналогии”. Критика непосредственной интроспекции, как фактора, искажающего и деятельность испытуемого и результаты его самонаблюдения, была встречена введением в Вюрцбургской школе приема “отсроченной интроспекции” (см. подробно в главе История). Важно заметить, что критика интроспекции как метода психологии приводила лишь к разработке все более и более изощренных приемов самонаблюдения, но не к радикальному изменению отношения к методу интроспекции как важнейшему компоненту жесткого ядра исследовательской программы В.Вундта.

Концепция Лакатоса описывает эволюцию науки как сосуществование и конкуренцию исследовательских программ, а не отдельных теорий. Исследовательские программы, их реализующие эвристики позволяют предсказывать не только отдельные факты, но и предвосхищать появление новых теорий. Эта концепция позволяет объяснить непрерывность и преемственность в развитии научного знания, его единство. Представление о составляющих исследовательские программы жестком ядре, защитном поясе, соответствующих этим компонентам отрицательных и положительных эвристик дает возможность описать развитие, конкуренцию и распад исследовательских программ, а также устойчивую приверженность исследователей определенной программе.

Следует заметить, что исследовательская программа в представлении Лакатоса - не представляет собой образец всех аспектов исследования, в качестве которого выступает парадигма в концепции Куна. Лакатос описывает исследовательскую программу как систему методологических предписаний, характеризует преимущественно концептуальную, эвристическую сторону исследований. Более того, Лакатос утверждает, что “эвристическая сила порождает автономию теоретической науки (выделено И.Л.)” [Лакатос, 1995, с. 150]. Если позиция догматического фальсификационизма устанавливает доминирование эмпирических компонентов науки над теоретическими, то концепция Лакатоса лишь инвертирует их взаимоотношения, но не описывает научное знание как единство теории и эмпирики (см. подразд. ФАКТ, ГИПОТЕЗА, ОБОБЩ, Объективность).

 

Сопоставление представлений о парадигмах, темах и исследовательских программах

Теория парадигм, тематический анализ и представления об исследовательских программах не находятся во взаимном противоречии. Они не только логически совместимы, но и представляют взаимодополнительные характеристики строения и эволюции научного знания.

Если теория парадигмального строения научного знания дает объяснение преимущественно прерывности в развитии науки, радикальной смене одних парадигм другими, противостоящими, несоизмеримыми, то представление о темах “дает возможность находить в развитии науки определенные черты постоянства или непрерывности, некоторые относительные структуры, которые воспроизводятся даже в изменениях, считающихся революционными, и которые подчас объединяют внешне несоизмеримые и конфронтирующие друг с другом теории” [Холтон, 1981, с 9].

Парадигма - исследовательская практика, используемая в качестве образца в ограниченный период между двумя научными революциями (имеющими глобальный или локальный характер). Темы - весьма долгоживущие структуры. Анализ, проведенный Холтоном, показывает, что подавляющее большинство тем оказывает влияние на научное сообщество по-крайней мере несколько сотен лет. Как правило, их влияние выходит за рамки отдельных дисциплин, имеет скорее междисциплинарный и даже общенаучный характер. Можно полагать, что темы описывают более глобальные процессы развития научного знания, чем парадигмы, они более “методологичны”, фундаментальны, они выполняют роль наиболее глубоких аксиоматических структур знания, преобразующихся в общенаучные и дисциплинарные принципы. Именно эти характеристики тем могут определять самые жесткие линии непримиримого противостояния между парадигмами.

Сопоставление концепций Куна и Лакатоса показывает, что парадигмы и исследовательские программы можно рассматривать как компоненты структуры научного знания различного масштаба: исследовательские программы - более крупные компоненты, они включают группы парадигм, имеющие общее концептуальное происхождение. По-видимому, Лакатос характеризует исследовательские программы преимущественно через концептуальные составляющие именно потому, что для группы конкретных парадигм лишь небольшое количество именно теоретических положений может разделяться всеми парадигмальными сообществами настолько, чтобы составить твердое ядро исследовательской программы, чтобы имплицитный запрет применения к этим утверждениям процедур фальсификации (основанным на modus tollens – см. подразд. Исследоват программы) был достаточно эффективным.

В качестве исследовательских программ можно рассматривать все множество парадигм психоаналитической ориентации, бихевиористские, гештальтпсихологические парадигмы и т.д. Представление об исследовательских программах характеризует родство парадигм, входящих в эти группы, преемственность теории и практики исследований, устойчивость групп как целостных образований. Рассмотрение этих групп как множества парадигм подчеркивает противостояние, конкуренцию отдельных парадигм, особенности исследовательской практики, специфические цели и задачи, характерные для них.

Представляется весьма важным, что представления о парадигмах и исследовательских программах позволяют преодолеть позитивистские представления о кумулятивном характере развития науки. Согласно этой точке зрения, научное знание накапливается, аккумулируется; она сложилась в эпоху безраздельного господства классической механики, когда сообщество еще не наблюдало интенсивной гибели парадигм и исследовательских программ, а потерпевшие поражение концепции флогистона (см. [Азимов, 1983]), импетуса (см. дифференциация *) и т.п. оценивались как не научные. Подход, развитый Т.Куном, не допускает наивной модернизации концепций, отвергнутых научным сообществом в прошлом, передачи их сути в современной терминологии. Согласно Куну, исследование лишь в период «нормальной науки» является кумулятивным [Кун, 1977, с.133]. Можно предположить, что за признак кумулятивного развития научного знания на длительных интервалах времени принимали действительно расширяющееся поле эмпирической верификации теорий. Так, для физической теории космических тел в период XV-XVII вв. требовалось объяснение планетных орбит, в Ньютоновский период к этому кругу явлений добавились все тела Солнечной системы, в настоящее время, для фундаментальных физических концепций, необходимо давать объяснение происхождению Вселенной. Суть этого явления состоит не в том, что поле явлений, требующих объяснения, непрерывно растет, а в увеличении требований к концепциям, в глобальных и дискретных изменениях представлений о исследуемом мире и способов исследования. Развитие науки не может быть кумулятивным уже потому, что этот процесс протекает как дифференциация, ветвление, и накопление знания нарушается в точках бифуркаций (см. подразд. ПРИНЦИП РАЗВИТИЯ).

 

Схема соотношения парадигм, тем и исследовательских программ. Облако представляет структуру исследовательской программы, в ней выделены «твердое ядро» и «защитный пояс» c нечеткими границами. Исследовательская программа реализуется множеством парадигм, три из которых показано; парадигмы разделяют с исследовательской программой различные аспекты положений, составляющих твердое ядро. Жирные стрелки обозначают темы, наиболее долгоживущие составляющие знания, которые сформированы значительно раньше того, как сложилась исследовательская программа, и оказывают влияние на одну (тема В) или несколько парадигм (темы А и Б), а также могут быть включены в ядро исследовательской программы (тема Б). Стрелка внизу – ось времени.

I.2. Ценности и нормы научного сообщества

Функционирование науки как социального института регулируется в числе прочих факторов ценностями и нормами, которые разделяет научное сообщество. Ценности и нормы обеспечивают функционирование науки как единого целого и предписывают всем членам сообщества предпочтения, образцы и пределы приемлемого и неприемлемого в научной деятельности.

Обсуждемые далее характеристики научного знания являются ценностями потому, что они не были даны сообществу в готовом виде, а формировались в процессе эволюции науки, зафиксированы в ее институтах и являются основанием нормативов всех аспектов деятельности научного сообщества. Ценности, как регулятивы деятельности научного сообщества, обеспечивают воспроизведение и развитие науки как социального института. Роль ценностей в организации исследования Т.Кун характеризует так: “Хотя они функционируют постоянно, их особенная важность обнаруживается тогда, когда члены того или иного научного сообщества должны выявить кризис или позднее выбрать один из несовместимых путей исследования...” [Кун, 1977, с. 241].

Ценности имеют надиндивидуальный характер, поскольку развитие научного знания происходило не за счет совершенствования творческих способностей отдельных ученых, а путем изобретения и совершенствования методов, приемов исследования и иных институций, их использование и воспроизведение обеспечивается именно ценностями и нормами, регулирующими деятельность научного сообщества [Смирнов, 1986].

На вопрос, заданный участникам «Круглого стола ”Психология XXI века: пророчества и прогнозы”»: «Нужна ли психологу клятва Гиппократа (принятие каждым из психологов того, что следует и чего не следует делать?», А.А.Тюков ответил: «Клятвы никакой не нужно. Мы ее фактически даем, принимая ценности научног