Аполонівське та діонісійське начала в культурі. Класичні і некласичні

Культурні епохи.

Диалектически взаимосвязанная пара понятий, введенная Ф.Ницше для обозначения основных глубинных принципов искусства и культуры. В соответствии с мифологическими характеристиками античных богов Диониса (бога виноделия, земных плодов) и Аполлона (водителя муз) Ницше видел в дионисий-ском стихийное иррациональное природное начало, которое вызывает в человеке состояние животного ужаса и блаженного восторга одновременно, близкое к состояниям алкогольного опьянения или наркотической эйфории. В искусстве оно выражается наиболее полно в музыке, танце, вакхических оргиас-тических плясках. Аполлоновское Ницше связывал с пластическими искусствами и поэзией и усматривал его суть в упорядоченности, гармоничности, иллюзорности, восходящим к особого рода сновидениям, в которых, согласно древним легендам, людям являлись образы богов, а художникам и поэтам являются прообразы их творений. В античных искусствах эти принципы, согласно Ницше, фактически противоположны и ведут постоянный диалог, а нередко и борьбу друг с другом. Однако они тяготеют друг к другу и достигают своего гармонизирующего единства только в аттической трагедии. Аполлоновское находит свое наиболее полное выражение в произведении художника (словесном, в картине, в скульптуре), напротив, дионисийское наиболее полно выражается в самом художнике, который фактически в экстатическом танце или при исполнении музыки перестает быть художником, а превращается в свое собственное произведение. В новоевропейской культуре со времен Возрождения Ницше видел опасное преобладание аполлоновского начала и сознательное вытеснение дионисийского. Поэтому в своем радикальном требовании «переоценки всех ценностей» он стоит за восстановление прав дионисийского в культуре и искусстве, как важнейшего жизненного творческого принципа. Ницше связывал дионисийское также с глубинными восточными влияниями на греческую культуру. Если в классической античности он усматривал преобладание аполлоновского или некую гармонию А. и д., то эллинизм для него пронизан духом дионисийского. В XX в. антиномия А. и д. оказалась созвучной глобальной культурно-духовной ситуации. Применительно к искусству концепцию Ницше активно использует О.Шпенглер, заменяя дионисийское термином «фаустовское». При этом в его интерпретации «аполлонический язык форм вскрывает ставшее, фаустовский — прежде всего становление». Отсюда далеко идущие последствия в культуре, философии, эстетике, искусстве XX в., особенно в новаторских («продвинутых») художественных потоках — авангарде, модернизме, постмодернизме, ПОСТ-культуре (см.: ПОСТ-) в целом. Здесь на первый план выдвигается иррациональное дионисийское начало. Оно преобладает в таких направлениях, как дадаизм (см.: Дада), экспрессионизм, футуризм, сюрреализм, алеаторика, конкретная музыка, театр абсурда, литература потока сознания, во многих перформансах и хэппенингах и в ряде других самых современных арт-проектов и практик. Фактически глобальное новаторское направление в художественной культуре XX в. может быть без преувеличения охарактеризовано как проходящее под знаменем дионисийского.

Как только рациональность классической парадигмы отказывается от предпосылки «Божественного Взора», фаллибилизм становится неустранимым признаком знания. Принцип фаллибилизма вводит новые объяснительные стандарты: вероятность и принципиальную погрешимость знания.
В контексте отказа от универсалистской рациональности проекты Просвещения лишаются привилегий и могут претендовать лишь на одну из возможных форм общественной жизни. Именно поэтому совремнные формы и способы воспроизводства социальности не укладываются в теоретические объяснительные структуры классической социальной эпистемологии. Многие современные исследователи социального знания, например, З.Бауман, Э.Гидденс, Р.Рорти, А.Турен и др., отказались от идей проективности и теоретических идеалов картезианства. Они руководствуются новым видением социальных процессов и используют неклассические стандарты и правила эпистемологии. Но на сегодняшний день не сложились ясные теоретические решения в области теории социального познания и знания. Неклассический дискурс представлен в различных интерпретациях: от критического рационализма до постмодернизма. Постмодернистская критика, паразитируя на трудностях рациональности, фактически проповедует доктрину отказа от нее. Так, факт наличия различных форм общественной жизни, не имеющих универсальных оснований, неполноту и относительность рациональности, интерпретируют представителями постмодернизма в терминах релятивизма. оппозиция классическая-неклассическая парадигмы является проблемой современной эпистемологии. Следует признать, что неклассическая парадигма повлияла на наши ценностные представления, определяющие общественные ожидания. Она еще не приобрела ясных и устойчивых очертаний, но ее разрушающее воздействие на ценности Просвещения неоспоримо.. Эволюция стандартов и норм классической рациональности, формирование неклассических практик эпистемологии в последнее время вызывают огромный исследовательский интерес и стали темой философского осмысления. Тема рациональности и ее границ в наше время вызывает не только теоретический интерес, но и огромный практический смысл. Европейская культура по сути формировалась в контексте рационального дискурса, и сегодняшний облик постиндустриальной цивилизации в значительной мере обусловлен рациональными традициями. Проблема знания как непогрешимого состояния ума, начиная с Р. Декарта и до И. Канта, решается исключительно в контексте тождества мышления и бытия. Отличительной чертой классического рационализма является телеологизм, который обнаруживает себя в различных модификациях: он может быть сформулирован в явной или в неявной форме, следующей из теоретических результатов исследования.
Кант прерывает традиции классического рационализма, выдвигая ряд убедительных аргументов против принципа тождества мышления и бытия. Он предложил новую доктрину рационализма, свободную от теологических и телеологических предпосылок и впервые подверг критике классический рационализм с позиций стандартов и норм рациональности. Критика Кантом картезианской парадигмы выявила ее неполноту. Кант признавал справедливость критики Юмом принципа тождества мышления и бытия, но не разделял его эмпирических взглядов. Проблема непогрешимости знания переносится Кантом в область универсальных и необходимых структур рациональной деятельности, которые предшествуют опыту и имеют внеопытное происхождение. То есть проблема объективности знания у него получает обоснование в терминах интерсубъективности.

Парадигма классической теории культуры основана на предпосылке всевластии человеческого разума и возможности переделки человеческой природы в соответствии с гуманистическими ценностями. Важнейшим признаком неклассической парадигмы является его проективность, благодаря которой, социальные процессы предстают в терминах интенциональных действий и конструктивизма.