В. Оппозиционные учения о познании в рационалистически ориентированной ветви античной философии

Что касается доминирующей установки (рассмотренной нами в лице Платона и Аристотеля), то в ее учениях, в первую очередь, осмысливался познавательный опыт тех, кто занимался умственным трудом, среди них первенство, безусловно, принадлежало философам, осуществляющим теоретико-познавательную деятельность в чистом виде. Но ведь не все были философами. Иные виды деятельности и способы отношения к миру (трудно представить себе какой-либо вид деятельности, лишенный познавательной составляющей), свойственные античной культуре, нашли свое отражение в многообразных воззрениях о познании. Некоторые из этих воззрений обрели форму учений (скажем, скептицизм), другие, в большей степени, в поступках демонстрировали свои взгляды на познание (как это делали софисты). Допустимо оценить те воззрения о познании, в которых преднамеренно или непреднамеренно отрицаются (все или некоторые) изложенные выше принципы (доминирующей установки в учениях о познании) как оппозиционные, идущие вразрез с означенными учениями и изложенными в них принципами.

Софисты и их воззрения на познание. Названное философское течение имело непосредственное отношение к интересующим нас вопросам, ведь софистов называли торговцами знаниями. Что отличает их позицию с точки зрения учения о познании? (При такой постановке вопроса мы, конечно, не можем отталкиваться от тех софизмов о знании, которыми изобилуют речи софистов в платоновских диалогах). Надо идти от исследований самого характера их деятельности. Их позиция была претворена в поступках, образе жизни.

Первое. В противовес платоновско-аристотелевскому подходу, замыкавшему все аргументы по поводу познания и знания на бытии и его подлинной сущности, софисты (в лице уже старших софистов) живут и рассуждают в другой координатной плоскости, а именно: человек есть мера всех вещей.... Это известное высказывание Протагора Платон комментирует таким образом - каким каждый человек ощущает нечто, таким скорее всего оно и будет. Выходит, что знания, которыми мы владеем, раскрывают в первую очередь не мир подлинного бытия, а человеческий мир. Но ведь человеческий мир зависит от желаний, страстей, обстоятельств, в которых живут люди, значит - в знаниях нет ничего устойчивого, вечного, все переменчиво и подвижно. Тем самым знания сводятся к мнениям. Платон такие знания называл подобием и призраками знаний, а сам процесс познания - уподоблением и подражанием познанию. Корректируя приведенное выше протагоровское высказывание, Платон добавляет к нему одно слово - знающий: ведь только знающий человек может быть мерой всего происходящего, поскольку для Платона только в знании (а не в мнениях или чем-то ином) человеку и дается подлинная суть самого бытии. Как мы отмечали ранее, обретение знаний нравственно возвышает человека, но если софисты скупают готовые знания и продают их, то мимо них проходят все эти внутренние преобразования души человека. Тогда хоть как-то можно понять, каким образом они учат знаниям обо всем и внушили другим, что они наимудрейшие. По Платону же, шуткой надо считать когда кто-нибудь говорит, будто все знает и будто мог бы за недорогую плату в короткий срок и другого этому научить

Второе. Заострим внимание на одном важном моменте, который в силу пристрастия не могли заметить оппоненты и критики софистов. Современные исследователи считают, что именно софисты, дистанцировавшись (отстранившись) от мира бытия, к которому обращено познание, обратили взор к субъективной, а точнее говоря, человеческой стороне познавательного процесса и смогли понять, что образованный человек не только тот, кто способен исследовать и размышлять, но и тот, кто умеет убеждать в своей правоте по каким угодно вопросам, отстаивать и защищать свою позицию. В многообразии человеческих проявлений (от которых зависит познание) они сделали упор на речь. Именно в этом отличие софистов. Если для Платона мысль и речь есть одно и то же, а различие их он видит лишь в том, что мысль - это беззвучная беседа души с самой собой, а речь - это поток звуков, идущий из души через уста, да и у Аристотеля даже в Риторике сказано, что справедливо опираться в споре на сами факты, так, чтобы все постороннее по отношению к доказательству было излишним, и он-то считал, что это излишнее имеет силу лишь из-за извращенности слушателей, то софисты видели в речи, в слове великую силу. Софист Горгий в адрес слова выдает такую оценку: Слово - великий властитель, телом малое и незаметное, совершает оно божественные дела. Ведь оно может и страх пресечь, и горе унять, и радость вселить, и сострадание умножить

Если знания людей - это мнения, а в своих поступках люди руководствуются мнениями, которые переменчивы (в чем неоднократно мог убедиться каждый), то именно речь способна оказывать влияние и на мнения, и на поступки людей. В силу публичности различных сфер жизни полиса возникала необходимость пользоваться платными услугами лиц, владеющих навыками составления убедительных речей (Платон называет это искусством прекословия или словопрения); софисты-риторы как раз и владели необходимыми приемами подчинения себе речи, ведь если бы софисты не возражали правильно или не казалось бы, что они правильно возражают...едва ли кто-нибудь пожелал бы у них учиться, платя им деньги Для софистов главная способность человеческой речи заключалась в том, чтобы убеждать, а не представлять вместе с мыслью подлинную суть бытия.

Третье. Касаясь вопроса об истине, Платон утверждает, что софисты полностью отрицают существование лжи, поскольку и в понимании истины-лжи они идут от человека. Рассуждают они при этом так: ложь выражает нечто несуществующее, но ведь о несуществующем нельзя ни мыслить, ни говорить, значит - все сказанное истина, и все слова можно так или иначе сочетать друг с другом. В ответ на это Платон показывает, что небытие причастно бытию и что речь также можно оценивать как истинную или ложную: Истинная речь высказывает о существующем как оно есть. Ложная речь говорит о несуществующем как о существующем

Выходит, отличие позиции софистов по вопросу об истинности в том, что и критерий достоверности знаний они замыкают на человека, тем самым истина обретает сугубо относительный характер, нет никаких оснований для признания ее абсолютности.

С учетом современных веяний в философии воззрения софистов по вопросам знания и истины могут иметь весьма любопытную конструктивную интерпретацию. Они по сути дела заставляли признать, что познание - это не только исследование мира, но еще и процесс понимания, и в нем всегда присутствует момент общения с людьми. Сократ великолепно владел искусством общения, платоновские диалоги также свидетельствуют об этом, а для софистов механизм человеческого общения, понимания и убеждения стал уже предметом рефлексии. Они полагались на определенные представления о человеческой природе, об особенностях человеческого разума, доступных и убедительных средствах его выражения, возможности подчинения или следования за мыслью другого. В этом случае всегда подразумевается не только свое сознание, но и чужое. Познание как понимание - нечто реальное и живое, в нем задействована не только сфера интеллекта, которая сама по себе должна быть достаточно изощренной, предполагающей непривычную логику перехода мыслей (вспомним знаменитые софизмы), но и чувства, эмоции, жесты, мимику и пр. Раз с точки зрения софистов познание есть понимание, то можно считать, что они разрабатывали гуманитарный вид знания.

Скептическая установка в познании.. Скептиков так же, как и софистов, отличала, в первую очередь, особая жизненная установка.. Они не принимают позицию теоретиков-созерцателей, видящих свою цель в объяснении сущности мира, философская мудрость заключается, по их мнению, в том, чтобы жить счастливо - без страданий, в состоянии невозмутимости и душевного спокойствия, и это оказывается достижимым во многом благодаря особым взглядам на познание и истину. Их точку зрения по этим вопросам важно знать, так как, по Лосеву, скептическими суждениями была полна вся античная философия, и для античной литературы они также весьма характерны.

Первое. Скептики сознательно ставили себя в оппозицию ко всем существовавшим философским течениям. Своих главных оппонентов они называли догматиками. Догматики для них те, кто считает, что уже владеет истиной, нашел ее, вследствие этого придерживается тех или иных положений как непререкаемых догм. В противовес догматикам скептики истину только ищут, они постоянно находятся в состоянии поиска, они ни за что не цепляются как за абсолютное, и это позволяет достичь невозмутимого состояния. Признание принципиальной незавершенности истины было основанием для обвинения скептиков в релятивизме. Релятивистская установка сближает это течение с софистикой. Скептическая философия по своей сути носит поисковый характер, ей свойственна нерешительность, недоумение, а по своему душевному состоянию скепсис носит удерживающий характер (скепсис удерживает от категоричных утвердительных или отрицательных суждений)

Второе. В чем заключался их поиск истины? В отличие от Платона и Аристотеля (как представителей доминирующей позиции) они не были заняты поиском подлинного бытия или истинной сущности вещей. Их философствование заключалось в том, чтобы отыскивать всякому данному суждению или положению противоположное по смыслу, но равное по своей ценности и значимости. Секст Эмпирик, оценивая взгляды знаменитого скептика Пиррона, отмечал, что основное начало скепсиса в том, чтобы всякому положению противопоставить другое, равное ему. Хотелось бы отмести категоричные оценки в адрес скептиков, когда их обвиняют в агностицизме, приписывая им тезис о непознаваемости мира. Дело в том, что они попросту не ставили перед собой цели познания мира, к тому же всякая категоричная, нетерпимая позиция (отстаивание познаваемости или непознаваемости) не свойственна им по духу самого скепсиса. Скептики писали о том, что они занимаются и признают необходимость изучения природы, поведения людей, законов мышления, но только ради того, чтобы иметь возможность отыскать всякому данному утверждению равносильное и прямо противоположное по смыслу. Выходит, они не только не отрицали возможности познания, но и сами осуществляли сложнейшие акты исследовательско-познавательной деятельности, по степени изощренности отвечающие духу своего времени. Но поскольку замысел этих исследований предполагал развенчание достигнутого, критическое к нему отношение, то эффект мог быть только один: скептики подрывали безоговорочное доверие к разуму и человеческому интеллекту, живущему логикой, они заставляли усомниться в их всесилии. Больше того, в их познавательных действиях акцент был перенесен с разума, мышления на ощущения и сферу явлений, возникающих из чувственных впечатлений. Скептическая позиция воздержания от суждений по сути дела означала воздержание от мышления. Совсем не то в отношении к чувствам, их роль они оценивали иначе. На прямой вопрос, поставленный перед ними: Отрицают ли скептики явления? - дают такой ответ: Мы не отбрасываем того, что мы испытываем. Тому, что человеку представляется или кажется, т.е. тому, что есть внутреннее состояние, скептики уделяли особое внимание, но при этом воздерживались от оценок, чему в действительности данные чувства или явления соответствуют. И все-таки не явления или чувственные восприятия конечная инстанция, на которой задерживается скептик, им отдается предпочтение в сравнении с мышлением, но не с этой реальностью имеет дело скептический поиск.

Весь поиск проходит в проблемном поле того, что является речью, языком. Речь, развернутая в высказываниях, - вот та единственная реальность, в которой работает скептик, именно она становится объектом их исследований. И это третий пункт, выделяющий взгляды скептиков по вопросам познания. Скептик рассуждает так: Ищем мы не явление, а то, что говорится о явлении, а это отличается от исследования самого явления Как понимать данный тезис? В качестве разъяснения воспользуемся приведенным примером: нам кажется, что мед сладок, и мы соглашаемся с этим, ибо воспринимаем сладость ощущением. Но таково ли сладкое, как мы о нем говорим, мы сомневаемся; но это сомнение касается не явления, а того, что говорится о явлении. Сомнений не вызывают лишь чувства, остальное же - что такое сладкое по своей природе, насколько допустимо соединение в одном предложении двух приведенных в нем слов мед и сладок - вызывает сомнения.

По данной позиции - в обращении к слову и речи, придании им первостепенного значения в философствовании, - как и по вопросу релятивности человеческих знаний, скептики близки софистам. И еще один принципиально важный общий момент. Высокая степень рефлексивной деятельности объединяет представителей одного и другого течения. При всем недоверии к разуму скептики все-таки пользуются им, так как нет иных средств для того чтобы оценивать речь и выстраивать вполне осмысленные полярные суждения. А поиск софистами словесных средств для убеждения в чем угодно - и тезиса и антитезиса одновременно (показателен пример определения справедливости софистом Фразимахом ей можно дать определение, угождающее бедных, а можно, напротив, так определить справедливость, что оно будет удовлетворять богатых) - есть не что иное, как изощренная интеллектуальная игра. Сказанное, без сомнения, позволяет отнести и скептиков и софистов к представителям рационалистической ветви античной философии. Они настолько впечатляюще продемонстрировали возможности разума, что многие современные исследователи называют их греческими просветителями, проводя параллели с новоевропейской эпохой Просвещения.

Итогом проведенного рассмотрения может быть следующая оценка:

подтверждая собственной деятельностью и своими взглядами на познание рационалистическую ориентацию античной культуры, представители доминирующей установки и их оппоненты различаются тем, что для первых конечным основанием в решении вопросов о познании, знании и истине оказывается само бытие (т.е. онтологическое основание), тогда как для вторых таковым является человек с определенными жизненными установками.