Подвижническия наставления Св. Исаака Сирианина

(Извлекаются краткими статьями).

1. Страх Божий есть начало добродетели; она есть порождение веры и посевается в сердце, когда ум устранен от мирской разсеянности, чтобы кружащияся от парения мысли свои собрать ему в размышлении о будущем возстановлении.

2. Для того, чтоб положить основание добродетели, лучше всего человеку держать себя в устранении от дел житейских и пребывать в законе, освещающем правыя и святыя стези, как указал Дух Святый чрез Псалмопевца (Пс. 22, 3; 118, 35).

3. Начало пути жизни — поучаться всегда умом в Словесах Божиих и проводить жизнь в нищете. Напоение себя одним содействует усовершению в другом. Если напоеваешь себя изучением Словес Божиих, это помогает преспеянию в нищете; а преспеяние в нестяжательности доставляет тебе досуг преспевать в изучении Словес Божиих. Пособие же того и другаго содействует к скорому возведению целаго здания добродетелей.

4. Без удаления от мира никто не может приблизиться к Богу. Удалением же называю я не переселение телом, но устранение от мирских дел. Добродетель удаления от мира состоит в том, чтоб не занимать ума своего миром.

5. Когда умножится в человеке благодать, тогда ничтожным делается для него страх смерти, на пути к праведности вожделенной (или пред лицем препятствий на сем пути), — и много причин находит он в душе своей, по которым, ради страха Божия, готов бывает он терпеть скорби, как нечто должное; тогда все, неприятное телу и могущее причинить ему страдание, ни во что вменяется в очах его в сравнении с тем, чего надеется он в будущем. Но когда увеличится в человеке оскудение благодати, тогда бывающее в нем и с ним бывает противоположно сказанному: тогда ведение, по причине изследования (могущаго опираться только на осязаемом), становится у него больше веры, упование на Бога имеется не во всяком деле, и Промысл Божий о человеке понимается иначе. Такой человек постоянно подвергается страхам, по козням подстерегающих во мраце состреляти его стрелами своими (Пс. 10, 2).

6. Сомнение сердца приводит в душу боязнь; а вера может делать произволение твердым и при отсечении членов. В какой мере превозмогает в тебе любовь к плоти, в такой не можешь ты быть дерзновенным и безтрепетным при многих противоборствиях, окружающих любимое тобою.

7. Целомудр не тот, в ком, во время борьбы, труда и подвига, прекращаются срамные помыслы, но тот, кто истинностию сердца своего уцеломудривает зрение ума своего, не позволяя ему простираться к непотребным помыслам. — И тогда как честность совести его взором очей свидетельствует о верности его (закону чистоты), стыд, как завеса висит в сокровенном вместилище помыслов, и непорочность его, как целомудренная дева, соблюдается Христу верою.

8. Для отвращения предзанятых душею расположений к непотребству, ничто не бывает так помощно, как погружение себя в любовь к изучению Божественнаго Писания, и постижение глубины его мыслей. Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словесах премудрости; тогда человек, в какой мере извлекает из них просвещение, в такой же оставляет позади себя мир и забывает все, что в мире. — Но и когда ум плавает лишь на поверхности вод моря Божественных Писаний, и не может проникнуть мыслей Писания до самой глубины; и тогда сего самаго, что он занят рвением к уразумению Писания достаточно для него, чтобы единым помышлением о досточудном крепко связать свои помыслы, и воспрепятствовать им стремиться к вещественному и плотскому.

9. Во всем, что встретится тебе в Писании, доискивайся цели слова, чтобы проникнуть тебе в глубину мысли Святых, и с большею точностию выразуметь оную. Божественною благодатию путеводимые в жизни своей к просвещению всегда ощущают, что как бы умный какой луч проходит по стихам написаннаго, и отличает уму голыя слова от того, что душевному ведению сказано с великою мыслию.

10. Если человек многозначащие стихи читает, не углубляясь в них, то и сердце его остается бедным (ничего не вкушает), и угасает в нем святая сила, которая при чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение.

11. Всякая вещь обыкновенно стремится к сродному ей. И душа, имеющая в себе удел духа, когда услышит речение, заключающее в себе сокровенную духовную силу, пламенно влечет к себе содержание сего речения. Не всякаго человека пробуждает к удивлению то, что сказано духовно и имеет в себе сокровенную великую духовную силу. Слово о добродетели требует сердца, не занятаго землею; в человеке же, котораго ум обременен заботою о преходящем, добродетель не пробуждает помысла к возлюблению ея и взысканию обладания ею.

12. Отрешение от вещества бытием своим предваряет союз с Богом, хотя нередко, по домостроительству благодати, в иных оказывается последний предшедствующим первому. Чин обычный домостроительству инаков от чина, общаго для людей. — Ты же сохраняй общий чин. Если предваряет в тебе благодать, это — ея дело; и если не предваряет, то путем всех людей восходи и ты на высоту духовнаго столпа.

13. Ненасытность души в приобретении добродетели обращает в свою пользу часть видимых (чувственных) вожделений сопряженнаго с него тела. Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным.

14. Хочешь ли умом своим быть в общении с Богом? — Послужи милостыне. К духовной любви, которая отпечатлевает невидимый образ (Бога в себе), нет иной стези, если человек не начнет прежде всего быть щедролюбивым в такой же мере, в какой совершен Отец наш небесный, как сказал Господь (Лук. 6, 36).

15. Что художник, который живописует на стенах воду, однакож не может тою водою утолить своей жажды; тоже и слово не оправданное деятельностию. Кто говорит о добродетели, что сам испытал на деле, тот так же передает сие слушающему его, как иной отдает другому деньги, добытыя трудом своим. И кто из собственнаго стяжания посевает учение в слух внемлющих ему, тот с дерзновением отверзает уста своя, говоря духовным чадам своим, как престарелый Иаков сказал целомудренному Иосифу: аз же даю ти единую часть свыше братии твоея, юже взях у Амореев мечем моим и луком моим (Быт. 48, 22).

16. Прекрасно сказал некто, что страх смертный печалит мужа, осуждаемаго своею совестию; а кто имеет в себе доброе свидетельство, тот столько же желает смерти, как и жизни.

17. Если что либо глубоко сочеталось с душею твоею, то почитай сие своим стяжанием не на этот только век, но верь, что оно пойдет с тобою и в век будущий. И если это — что либо доброе, веселись и благодари Бога в уме своем; если же это — нечто худое, то печалься и воздыхай и старайся освободиться от сего, пока ты в теле.

18. Содержи всегда в уме тягчайшия скорби скорбящих и озлобленных, чтобы самому тебе воздавать должное благодарение за малыя и ничтожныя скорби, бывающия с тобою, и быть в состоянии переносить их с радостию.

19. Во время охлаждения и разленения, представляй в сердце своем прежнее время рачительности своей, как был ты заботлив о всем, даже до малости; какой показал подвиг, с какою ревностию сопротивлялся тем, кои хотели положить препону шествию твоему. Таким воспоминанием душа твоя опять пробудится, как бы от глубокаго сна, облечется снова пламенем ревности, как бы из мертвых возстанет, и горячим противоборством диаволу и греху возвратится в прежний свой чин.

20. Деятельность крестная двояка: одна состоит в терпении плотских скорбей (телесных лишений, неизбежных в борьбе со страстями), и называется деятельностию собственно; а другая заключается в тонком делании ума, в Божественном размышлении, и в пребывании в молитве, и т. д. и называется созерцанием. Первая очищает страстную часть души, а другая просветляет умную часть души. Всякаго человека, который, прежде совершеннаго обучения в первой части, переходит к сей второй, привлекаемый ея сладостию, не говорю уже — своею леностию, постигает гнев за то, что не умертвив прежде уды своя, яже на земли (Кол. 3, 5), — т.-е. не уврачевав немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестнаго поношения, дерзнул в уме своем возмечтать о славе креста. Сие то и значит сказанное древними Святыми, что, если ум вознамерится взойти на крест прежде, нежели чувствилища его, исцелясь от немощи, прийдут в безмятежие, то его постигает Божий гнев. У кого ум осквернен постыдными страстями, и кто скор на исполнение ума своего мечтательными помыслами, тому заграждаются уста запрещением за то, что, не очистив прежде ума скорбями, и не покорив плотских вожделений, но положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами, устремился он прямо вперед, идти путем, исполненным мраков, когда слеп очами.

21. Представь себе, что добродетель есть тело, созерцание — душа, а то и другое — один совершенный человек, соединяемый духом из двух частей, из чувственнаго и разумнаго. И как невозможно, чтоб душа пришла в состояние проявлять свое бытие без совершения образования тела с его членами, так невозможно душе придти в созерцание без совершения дела добродетели.

22. Слыша, что должно удалиться от мира, оставить мир, очиститься от всего, что есть в мире, надлежит тебе сначала понять и узнать, по понятиям не простонародным, но чисто разумным, что значит самое наименование — мир, из каких различий слагается сие имя, и ты в состоянии будешь узнать о душе своей, сколько далека она от мира, и что примешено к ней от мира. — Мир есть имя собирательное, обнимающее собою то, что называется страстями. Когда в совокупности хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями.

23. Когда дознаешь, что такое мир, тогда из различения всего, под ним разумеваемаго, дознаешь и то, чем связан ты с миром, и чем отрешился от него. И скажу короче: мир есть плотское житие и мудрование плоти. По тому самому, что человек исхитил себя из этого, познается, что изшел он из мира.

24. Страх за тело бывает в людях столько силен, что вследствие онаго нередко остаются они неспособными совершить что либо достославное и досточестное. Но когда на страх за тело приникнет страх за душу, тогда страх телесный изнемогает пред страхом душевным, как воск от силы пожигающаго огня.

25. Душа по природе безстрастна. Страсти суть нечто придаточное, — и в них виновна сама душа. — Если некогда естество души было светло и чисто, по причине приятия им в себя Божественнаго света, а подобно сему таковым же оказывается оно, когда возвращается в первобытный чин; то несомненно уже, что душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение, как утверждают питомцы Церкви.

26. Естественное состояние души есть ведение Божиих тварей, — чувственных и мысленных. Сверхъестественное состояние ея есть движение (или действо и состояние) созерцания пресущественнаго Божества. Противоестественное же ея состояние есть движение души или настроение ея и житие такое, какое бывает в людях страстных, страстям работающих. Итак явствует, что страсти душевныя не суть душевныя по естеству.

27. Если желаешь знать человеческия тайны и не достиг еще до того, чтоб узнавать по духу, дознаешь по речам, образу жизни, и расположениям каждаго. Кто чист в душе и непорочен в образе жизни, тот всегда с целомудрием произносит словеса Духа, и сообразно с мерою своего разумения разсуждает и о Божественном, и о том, что в нем самом. А у кого сердце наполнено страстями, у того имиже и язык приводится в движение. Если станет он говорить и о духовном, то будет разсуждать под влиянием страсти. Мудрый замечает такого человека при первой встрече, и чистый обоняет его зловоние.

28. Дела инока суть следующия: свобода от телеснаго, в молитвах телесный труд, и непрестанное сердечное памятование о Боге.

29. Иное дело молитва, а иное — созерцание в молитве, хотя молитва и созерцание заимствуют себе начало друг в друге. Молитва есть сеяние, созерцание — собрание рукоятей, при котором жнущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен, вдруг произрасли пред ним такие красивые класы.

30. Спаситель постом начал дело устроения нашего спасения. Подобно и все исходящие во след Спасителя на сем основании утверждают начало своего подвига, потому что пост есть оружие, уготованное Богом. — И кто, если вознерадит о нем, не будет укорен за сие? — Если постится Сам Законоположник, то как не поститься кому либо из обязанных соблюдать закон? Посему-то до поста род человеческий не знал победы, и диавол никогда не испытывал поражения своего от нашего естества: но от сего оружия изнемог в самом деле. И Господь наш был вождем и первенцем сей победы, чтоб на главу естества нашего возложить первый победный венец. И как скоро диавол видит сие оружие на ком нибудь из людей, тотчас приходит в страх сей противник и мучитель, помышляя и воспоминая о поражении своем в пустыне Спасителем, — и сила его немедленно сокрушается, и воззрение на оружие, данное нам Началовождем нашим попаляет его. — Облеченный во оружие поста во всякое время распаляется ревностию. — Кто пребывает в нем, у того ум непоколебим и готов сретить и отразить все лютыя страсти.

31. Дела и труды тогда доставляют душе безстрастие, умерщвляют уды, яже на земли, и даруют упокоение помыслов, когда приобщимся безмолвия, когда прекратится в душе смятение, производимое впечатлениями от внешних чувств. Иначе успеху в этом быть нельзя. Ибо если древо ежедневно поливается, то засохнет ли когда нибудь корень его? Убывает ли когда вода в сосуде, в который ежедневно прибавляют ея? — Когда же придет человек в безмолвие, тогда душа удобно различает страсти, и внутренний человек, возбудившись на духовное дело, побеждает их, и день ото дня возводит душу к чистоте.

32. Когда можно сказать, что достиг кто чистоты? –— Когда всех людей видит кто хорошими и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем.

33. Что свойственно делать подвижнику, пребывающему на безмолвии, в келлии своей? — Разве человек рачительный и трезвенный душею имеет нужду спрашивать, как ему вести себя, когда он бывает один с собою? — Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача? И какое другое занятие лучше этого? Самое пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что деятельность его плач. И все Святые в плаче переселялись из жизни сей. — Будем же молить Господа даровать нам плач. Ибо если получим сию благодать, лучшую и превосходнейшую прочих дарований, то при помощи ея, достигнем чистоты, А как скоро достигнем, ея, то не отнимется уже она от нас до самаго исхода нашего из жизни сей.

34. Блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они сладостию слез, — в коей всегда зрят они и Господа. Пока еще слезы у них на глазах, они сподобляются зрения откровений Его на высоте молитвы своей, и нет у них молитвы без слез. Сие-то и значит сказанное Господом: блажени плачущии, яко тии утешатся (Мф. 5, 4). Ибо когда монах сподобился с помощию слез прейти область страстей и вступить в равнину душевной чистоты, тогда сретает его утешение, какое плачущим дает Бог за чистоту их. Проливать слезы и плакать — дарование безстрастных. И если слезы плачущаго и сетующаго временно могут не только путеводить его к безстрастию, но и совершенно очистить и освободить ум его от памятования страстей, что сказать о тех, которые с ведением день и ночь упражняются в сем делании?

35. Некто из Святых сказал, что другом греха делается тело, которое боится искушений, чтоб не дойти ему до крайности и не лишиться жизни своей. Посему Дух Святый понуждает его умереть (внушает подвижнику обречь себя на смерть). Ибо знает, что если не умрет, не победит греха. Если кто хочет, чтоб вселился в нем Господь, то принуждает тело свое служить Господу, работать в заповедях Духа, написанных у Апостола, и хранить душу свою от дел плотских, описанных Апостолом (Гал. 5, 19). Тело же, приобщившееся греху, упокоевается в делах плотских, и Дух Божий не упокоевается в плодах его. Ибо когда тело изнемогает в посте и смирении, тогда душа укрепляется молитвою.

36. Телу, когда оно много угнетается скорбями безмолвия, терпит лишения и недостатки и приближается к тому, чтобы лишиться жизни своей, обычно умолять тебя и говорить: "дай мне немного свободы пожить прилично; хожу я теперь право, потому что испытано всякими злостраданиями". И как скоро из сострадания успокоишь ты его от скорбей, и доставишь ему несколько отдохновения; оно мало по малу станет нашептывать тебе с ласкательством (а ласкательства его весьма сильны): "можем и близ мира жить хорошо, по тем же правилам, по каким водимся теперь; потому что испытаны во многом. Искуси меня только, и если не буду таким, как тебе угодно, можем возвратиться. Пустыня не убежит от нас". — Не верь ему, хотя и сильно будет умолять, и даст много обещаний. Оно не исполнит того, что говорит. Когда склонишься на просьбу его, ввергнет тебя в великия падения, из которых не будешь в состоянии востать и выдти.

37. Когда придешь от искушений в уныние и пресытишься ими, скажи сам себе: "снова вожделеваешь ты нечистой и срамной жизни". — И если тело скажет тебе: "великий грех самому себя убивать"; то ответь ему: "сам себя убиваю, потому что не могу жить нечисто. Умру здесь, чтоб не увидеть истинной смерти души моей, — смерти для Бога. Лучше мне умереть здесь ради непорочности и не жить худою жизнию в мире. Произвольно избрал я смерть сию за грехи свои. Сам себя умерщвляю, потому что согрешил я Господу; не буду более прогневлять Его. Что мне в жизни далекой от Бога? Буду терпеть озлобления сии, чтобы не быть отчужденным от небесной надежды. Что Богу в жизни моей в этом мире, если живу в нем худо, и прогневляю Бога".

38. Монаху вредно видеть мир и мирское. И какое изменение происходит в уме того, кто долгое время безмолвствовав с самим собою вдруг снова впадает в водоворот мира, видит и слышит, что для него не привычно! — Да не обольщают нас утверждающие, будто никакого вреда нет для нас от того, что слышим и видим нечто, будто одинаковы мы по мыслям своим и в уединении и в мире, будто и в келлии и вне ея не возмущается скромность наша, не происходит с нею худой перемены, и при встрече с лицами и вещами не чувствуем мы тревоги страстей. Утверждать сие могут только такие крепкие духом, кои, если и раны приемлют, не чувствуют того. Но мы не достигли еще такого здравия, еще имеем на себе смердящия раны, которыя воскипят червями, если и один день не будет о них попечения, и оне останутся не перевязанными, не будут обложены пластырем и стянуты перевязями.

39. Душа, однажды с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связуется изумлением и молчанием, и не имеет возможности снова возвратиться к способам своего ведения и употребить их в дело, чтоб иначе не лишиться Божия Промышления, которое в тайне неусыпно назирает над душею, печется о ней, и непрестанно следит за нею, — не лишится же потому, что в таком случае она окажется самонадеянно мечтающею, будто сама достаточно может промышлять о себе, по силе своего ведения.

40. Те, в коих возсиявает свет веры, не доходят уже до такого безстыдства, чтобы снова им испрашивать у Бога в молитвах: "дай нам это", или: "возьми у нас то," — и ни мало не заботятся о себе самих; потому что духовными очами веры ежечасно видят Отеческий Промысл, каким приосеняет их тот истинный Отец, Который безмерно великою любовию Своею превосходит всякую отеческую любовь, паче всех может и имеет силу содействовать нам до преизбытка в большей мере, нежели как мы просим, помышляем и представляем себе.

41. Кто сподобился вкусить сладости веры, и снова обратился к ведению душевному, тот уподобляется нашедшему многоценную жемчужину, и обменявшему ее на медный овол; и еще — оставившему полновластную свободу и возвратившемуся в состояние нищеты, исполненное страха и рабства.

42. Есть три мысленные способа, по коим ведение восходит и нисходит. Способы сии суть: тело, душа, дух. Ведение есть Божие даяние естеству разумных тварей, данное в начале при их создании, — и оно по природе своей просто и неделимо, как свет солнечный, но сообразно с деланием своим приобретает изменения и деления. — Послушай, какой порядок сего делания.

43. Первая степень ведения. Когда ведение следует плотскому вожделению, тогда сводит во едино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, рачение о словесной мудрости, годной к управлению в мире сем и источающей обновление в изобретениях, искусствах, и науках, и все прочее, чем увенчавается тело в этом видимом мире. — А по сим отличительным чертам ведение делается противным вере. — И оно именуется голым ведением; потому что исключает всякое Божественное попечение, и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное безсилие и все попечение его совершенно о сем только мире.

Вот понятие о себе этого ведения: будто оно есть мысленная сила, тайно правящая человеком, божественная попечительность, назирающая над ним, и совершенно о нем пекущаяся. Посему не Промыслу Божию приписывает оно управление миром, но все доброе в человеке, спасение его от вредоноснаго для него, и естественное его остережение от затруднительнаго и от многих противностей, тайно и явно сопровождающих естество наше, кажутся ему следствием собственной его рачительности и собственных его способов.

Таково понятие о себе глумящагося ведения. Оно мечтает, что все бывает по его промышлению; и в этом согласно с утверждающими, что нет управления сим миром. Впрочем не может оно пробыть без непрестаннаго попечения и без страха за тело, а потому овладевает им малодушие, печаль, отчаяние, страх от бесов, боязнь от людей, молва о разбойниках, слухи о смертях, заботливость в болезни, попечительность в скудости и недостатке потребнаго, страх смерти, страх страданий и злых зверей, и все прочее, сходное с сим, — делающее ведение похожим на море, в котором ежечасно день и ночь мятутся и устремляются на пловцов волны.

Так как ведение сие не умеет попечения о себе возвергать на Бога в уповании веры в Него, то непрестанно бывает занято ухищрениями и придумыванием средств относительно всего, что касается до него самого. Когда же способы его изобретения в одном каком либо случае окажутся недействительными, — таинственнаго же в сем Промысла оно не усмотрит, тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся ему. В сем отношении, в ведении сем насаждено древо познания добра и зла, искореняющее любовь. — В нем качествует надмение и гордыня. — Кичится оно, а между тем ходит во тьме, — и ценит достояние свое по сравнению с тем, что на земле, и не знает, что есть нечто лучшее его.

44. Вторая степень ведения. Когда человек, оставя первую степень, бывает занят душевными помышлениями и пожеланиями; тогда, во свете естества души, совершает следующия превосходныя дела: пост, молитву, милостыню, чтение Божественных Писаний, добродетельную жизнь, борьбу со страстями, и прочее. Ибо все добрыя дела, все прекрасныя отличия, усматриваемыя в душе, и чудные способы, употребляемые на служение во дворе Христовом, на сей второй степени ведения, в делании силы его, совершает Дух Святый. И оно-то указует сердцу стези, ведущия нас к вере, в нем собирает напутствие к истинному веку.

Но и здесь ведение еще телесно и сложно. В нем только путь ведущий и препровождающий нас к вере. Есть еще высшая степень ведения. И если кто преуспеет, то найдет возможность, при помощи Христовой, возведенным быть и на оную, когда основание своего делания положит в безмолвном удалении от людей, в чтении Писаний, в молитве, и в прочих добрых делах, которыми совершается все относящееся ко второму ведению. И им-то совершается все прекрасное; оно и называется ведением дел; потому что чувственными делами, при посредстве телесных чувств, совершает дело свое на внешней степени.

45. Третья степень ведения, — степень совершенства. Послушай теперь, как человек утончается, приобретает духовное, и уподобляется в житии невидимым силам, которыя служение свое отправляют не чувственно производимыми делами, но совершаемыми заботливостию ума. Когда ведение вознесется над земным и над попечениями о делании земнаго, и начнет испытывать свои помышления в том, что сокрыто от очей внутри, и прострется горе и последует вере в попечении о будущем веке, и в вожделении обетованнаго нам, и в изыскании сокровенных таин; тогда сама вера поглощает сие ведение, и обращается, и раждает оное снова, так что всецело делается оно духом.

Тогда может оно воспарять на крыльях в области безплотных, касаться глубин неосязаемаго моря, представляя в уме Божественныя и чудныя действия правления в естествах существ мысленных и чувственных, и разыскивает духовныя тайны, постигаемыя умом простым и тонким. Тогда внутренния чувства пробуждаются для духовнаго делания по тому чину, какой будет в оной жизни безсмертия и нетления; потому что еще в здешнем, как бы в тайне прияло мысленное воскресение, в истинное свидетельство о всеобщем воскресении.

46. Вот три способа ведения. — С того времени, как начинает человек различать зло от добра, и пока не изыдет он из мира сего, ведение души его пребывает в сих трех мерах. И полноту всякой неправды и нечестия, и полноту правды, и то, чтобы коснуться глубины всех таин духа, производит единое ведение в трех сказанных мерах, и в нем заключено всякое движение ума, когда восходит, или нисходит он, в добре, или в зле, или в среднем между добром и злом. Сии — же меры у Отцев называются: естественное, противоестественное и сверхъестественное. И это суть три направления, по которым возводится и низводится памятование разумной души, когда, по сказанному, или по естеству делает кто правду, или превыше естества восхищается ея памятованием, в созерцании Бога вне естества, или исходит пасти свиней, как расточивший богатство своей разсудительности, работая со множеством демонов.

47. Первая степень ведения охлаждает душу для дел шествия по Богу. Вторая согревает душу для скораго течения к тому, что на степени веры. Третья же есть упокоение от делания, в едином упражнении ума наслаждающееся тайнами будущаго. Но как естество наше не может еще совершенно возвыситься над состоянием омертвения и тяготою плоти, то, пока человек живет во плоти, остается в переходном состоянии от одного к другому. То, как убогий нищий, душа его начинает совершать служение во второй, средней степени добродетели; то, подобно приявшим духа сыноположения, в таинстве свободы, наслаждается духовною благодатию, по достоинству Дающаго оную; и опять снова возвращается к смирению дел своих, совершаемых с помощию тела. Ибо в веке несовершенном нет совершенной свободы.

48. Дело ведения на второй степени состоит в делании и продолжательном упражнении; дело же его на третьей степени есть делание веры, которое не делами производится, но исполняется духовными умопредставлениями, в чисто душевном делании; и оно превыше чувств. — Веру же разумеем не ту, какую человек имеет в разсуждении разнствия достопокланяемых Божественных Ипостасей, и чуднаго домостроительства в воплощении восприятием нашего естества, — хотя и сия вера крайне высока; — но веру, возсиявающую в душе от света благодати, умным свидетельством подкрепляющую сердце, чтоб не поколебалось оно в несомненности надежды, далекой от всякаго сомнения. И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которыя видят сокрытыя в душе тайны, невидимое Божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти, и Духом открываемое тем, кои питаются с трапезы Христовой, в поучении законом Христовым, как сказал Господь: если заповеди Мои соблюдаете, пошлю вам Утешителя Духа, Духа истины, Егоже мир не может прияти, и Той вы научит всякой истине (Иоан. 14, 17. 26).

49. Еще иное различие ведений. Ведение, которое занимается видимым, или чувствами приемлет, что передается от видимаго, называется естественным. Ведение же, которое занимается силою мысленнаго и внутри себя природами существ безплотных, именуется духовным; потому что ощущение приемлется духом, а не чувствами. И по причине сих двух рождений (ощущения вещей видимых и духовных), то и другое ведение бывает в душе отвне. А ведение, подаваемое Божественною силою, именуется сверхъестественным; и оно паче недоведомо, и выше ведения. И созерцание сего ведения душа приемлет не от вещества, которое вне ея, как в первых двух ведениях; но внутри ея самой невещественно, туне, скоро и сверх чаяния обнаруживается и открывается оное из самой внутренности; потому что по слову Христову, Царствие небесное внутрь вас есть (Лук. 17, 21), — не прообразованием питает надежду, не с соблюдением приходит, но внутри образа, запечатленнаго в сокровенном уме, открывается само собою, без помышления о нем. Первое ведение бывает следствием непрестаннаго занятия и рачительности обучения; второе — следствием добраго жития и разумной веры; а третье дано в жребий одной вере, которою упраздняется ведение и дела приемлют конец.

50. Не сомневайся в силе молитв нашего стихословия, когда во время молитв, или ежечаснаго чтения, не последует за ними сильнаго возбуждения и непрестаннаго сокрушения.

51. Сказанное из опыта слово необходимо принимай, хотя изрекший оное и не книжный человек; потому что и царския сокровища хотя больше всех на земле, но не пренебрегают тем, чтоб принять в добавок себе овол, взятый у нищаго; и из малых потоков наводняются реки и делаются великими в течении своем.

52. Воспоминание о добром и воспоминание о худом, как бы перстом, указывают нам, или на срамоту наших помыслов, или на высоту нашего жития, и каждое по роду своему укрепляет в нас помыслы и движения или десных или шуих. Мы бываем заняты ими в тайне ума нашего; но в этом мысленном занятии изображается удел нашего жития, и в нем мы можем увидеть себя самих.

53. Есть любовь, подобная малому светильнику, питаемому елеем, с истощанием котораго светильник угасает, — или дождевому потоку, котораго течение прекращается с оскудением составляющей его дождевой воды. Но есть любовь, подобная бьющему из земли источнику, никогда не оскудевающему. Первая есть любовь человеческая; а вторая Божеская, Бога имеющая своим виновником.

54. Хочешь ли насладиться стихословием, во время службы своей, и постигнуть смысл произносимых тобою словес Духа? — Отложи совершенно в сторону количество стихословий, не принимай в разсчет знания меры в стихах, оставь обычное громогласие; но углубляйся умом твоим в изучение словес Духа, пока душа твоя не возбудится к высоким разумениям, и чрез то не подвигнется к славословию, или к полезной печали. — В рабском же делании (в вычитывании только положеннаго) нет мира уму; а смущение отнимает обыкновенно вкус у смысла и понятливости и расхищает мысли. Смущение прилично назвать колесницею диавола, потому что сатана имеет обычай, подобно ездоку, возседать на ум, брать с собою кучу страстей, с ними входить и несчастную душу, и погружать ее в смущение.

55. Не прекословь помыслам, всеваемым в тебя врагом, но лучше молитвою к Богу прерывай беседу с ними. Не во всякое время имеем мы силу так воспрекословить сопротивным помыслам, чтоб прекратить их; напротив того, в таковом случае, нередко получаем от них язву, которой долгое время не уврачуешь. Не смотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие враги успеют поразить тебя. Но когда и победишь ты их; и тогда нечистота помыслов осквернит ум твой, и зловоние смрада их на долго останется в обонянии твоем. Употребив же первый способ, будешь свободен от всего этого и от страха; потому что нет иной помощи, кроме Бога.

56. Когда во время пребывания твоего в келейном безмолвии, обращаешься к рукоделию; не обращай отеческой заповеди в покрывало своему сребролюбию. Во избежание уныния пусть будет у тебя небольшое дело, не возмущающее ума; но не забывай, что молитва в чине своем выше всего.

57. Будь уверен, что Хранитель твой всегда с тобою, — и что вместе с другими тварями и ты стоишь под единым Владыкою, Который единым мановением приводит все в движение, и все устрояет. Стой же мужественно и благодушествуй. Ни демоны, ни губительные звери, ни порочные люди не могут исполнить воли своей на вред тебе и пагубу, если не попустит сего изволение Правящаго, и не даст сему места в определенной мере. Посему говори душе своей: "есть у меня оберегающий меня Хранитель; и ни одна из тварей не может явиться предо мною, разве только будет повеление свыше. Если же есть на то воля Владыки моего, чтоб лукавые возобладали над созданием, то принимаю сие не огорчаясь, как не желающий, чтоб воля Господа моего осталась без исполнения". Таким образом в искушениях твоих будешь исполнен радости, как уведавший и в точности сознавший, что управляет и распоряжает тобою Владычнее мановение. Так подкрепляй сердце свое упованием на Господа.

58. Хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и делам явным, совершаемым с помощию тела, втайне доставляет великую силу к их совершению, и также просвещает и в тайном делании, как говаривали отцы, потому что хранение уст заставляет совесть воспрянуть к Богу, если только соблюдает кто молчание с ведением.

59. За всякою мыслию добраго желания последует ревность, горячностию своею уподобляющаяся огненным углям; и она обыкновенно ограждает сию мысль, и не допускает, чтобы приближалось к ней какое либо сопротивление, препятствие и преграда. Это есть добродетель, без которой не производится доброе. Некто, облеченный во Христа, ревность сию назвал псом и стражем закона Божия.

Эта сила ревности двумя способами пробуждается, укрепляется и воспламеняется, на хранение дома (души), — и также двумя способами приводится в изнеможение, дремоту и леность.

Пробуждение и воспламенение ея бывает (во 1-х), когда человеку приходит на мысль какой нибудь страх, заставляющий его бояться за то благо, которое он приобрел, или имеет в виду приобрести, чтобы не было оно украдено, или уничтожено. Когда возбужден этот страх, тогда ревность день и ночь разгорается, как пылающая печь, — и, подобно Херувиму, непрестанно внимает тому, что окрест, и всеусердно блюдет свое благо, от всяких вражеских искушений совне и совнутрь.

И другой есть способ воспламенения сей ревности, — когда в душе наиболее возрастает вожделение добродетели. И в какой мере возрастает в душе сие вожделение, в такой же воспламеняется и ревность к добродетели.

Первый повод к охлаждению ея есть, — когда в душе уменьшится, или прекратится самое вожделение добра; а второй повод, — когда войдет в душу какой-то помысл уверенности и отважности и утвердится в ней, — и человек станет надеяться, думать и держаться той мысли, что нет ему причины бояться потерпеть вред от какой либо силы; потому слагает с себя орудие ревности, и бывает дом без стража, пес засыпает, и надолго оставляет стражу.

То и другое бывает от того, что вошел в душу какой-либо самый тонкий помысл гордыни, и возгнездился там; или человек стал более предаваться попечению о преходящем, или частому обольстительному для него сообщению с миром. Или бывает сие от чрева, этой госпожи всего худаго. Всякий раз как подвижник вступает в общение с миром, душа его тотчас изнемогает. Тоже бывает, когда сходится он с многими, которые по тщеславию неизбежно сокрушают душу его. Ум подвижника, входящаго в общение с миром, уподобляется кормчему, который спокойно идет по морю, и внезапно попадает в средину подводных камней и терпит крушение.

60. Предпочитать доброе изволение есть дело желающаго; довершать же выбор добраго изволения — дело Божие. Для сего человек имеет нужду в Божией помощи. Будем же делать так, чтоб за появляющимся в нас добрым желанием следовали частыя молитвы, с прошением не только оказать нам помощь, но и показать, благоугодно ли желание сие воле Божией, или нет. Ибо не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но только то, которое полезно.

61. Иногда человек желает добраго, но Бог не помогает ему; потому что иногда подобное сему желание входит и от диавола, не на пользу нам, а во вред, — или потому, что дело желаемое не в меру нам, так как мы не достигли еще соответствующаго тому жития, — или потому, что оно чуждо принятому нами на себя образу, — или потому, что не пришло еще время, когда можно исполнить оное, или начать его исполнение, — или потому, что не имеем ни ведения, ни телесных сил достаточных для него, — или потому, что обстоятельства времени не способствуют нам в том. Диавол, между тем всячески ухищряется прикрасить такое дело благовидностию, чтоб склонив на него разстроить душевный покой, или причинить вред телу. Посему надлежит тщательно обсуждать и добрыя желания. Лучше же с советом все твори.

62. Добродетель есть матерь печали; от печали раждается смирение; смирению дается благодать. И воздаяние потом бывает уже не добродетели, и не труду ради ея, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первыя будут напрасны.

63, Господь требует не одного делания заповедей, но паче исправления души, для котораго узаконил заповеди. — Тело равно действует и в десных и в шуих делах; ум же при сем правым является или погрешает, судя по настроению своему.

64. Дарование без искушений — погибель для приемлющих оное. Если делаешь доброе пред Богом, и Он дает тебе дарование; умоли Его дать тебе умение смириться, сколько для тебя прилично, или приставить к тебе стража над дарованием, или взять у тебя оное, чгоб оно не было для тебя причиною погибели. Ибо не для всех полезно хранить богатство.

65. Добродетели сопряжены со скорбями. Кто уходит от скорбей, тот несомненно разлучается и с добродетелию. Если желаешь добродетели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби раждают смирение. Пока не достигнем истиннаго ведения, дотоле посредством искушений приближимся к смирению. Кто без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости.

66. Когда человек пребывает в гордости, тогда удаляется от него промыслительный Ангел, Который близ него и возбуждает в нем попечение о праведности. Когда же человек оскорбит сего Ангела, и он удалится от него, тогда приближается к нему чуждый (дух тьмы), — и с того времени нет уже у него попечения о праведности.

67. Бог нередко попускает, чтобы добродетельные искушаемы были чем либо, — дозволяет, чтобы отвсюду возставали против них искушения, поражает их в теле их, как Иова, ввергает в нищету, делает, что отступает от них человечество, поражает их в том, что приобретено ими; только к душам их не приближается вред. — И невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль, тело не изнемогло в болезнях и трудах, — и пребывало неизменным, если только возлюбим жить в добродетели. — Когда человек совершает шествие свое по Богу, — и встретится с ним что либо подобное; тогда не прилично ему уклоняться от стези своей, но должен он с радостию, без пытливости принимать это и благодарить Бога, что послал ему благодать сию, и сподобился он ради Бога впасть в искушение, и соделаться сообщником в страданиях с Пророками, Апостолами и прочими Святыми, ради пути сего претерпевшими скорби. От людей ли, от демонов ли, от тела ли приидут на него искушения, да будет сие для него поводом к благодарению. Ибо невозможно, чтобы Бог возжелавшему пребывать с Ним иначе как оказал благодеяние, а не послав на него искушения за истину; как и человеку соделаться достойным того, чтобы сподобиться сего величия, — т.-е. войти в искушения и возрадоваться, — невозможно без благодати Христовой.

Дело сие столь велико, что св. Павел явно называет дарованием, когда человек сподобляется пострадать ради надежды на Бога, говоря Филиппийцам: от Бога даровася вам не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати (Филип. 1, 29). Также и св. Петр написал в послании своем: когда страждете правды ради, блажени есте (1 Петр. 3, 14), — потому что сделались общниками страстей Христовых.

Не надлежит тебе, тогда как живешь пространно, радоваться, в скорбях же посуплять лице, и почитать их чуждыми пути Божию. Ибо стезя его от века и от родов крестом и смертию пролагается. А у тебя откуда такая мысль (прохладно идти путем Божиим)? — Дознай из этого, что ты вне пути Божия и удаляешься от него, не хочешь идти по следам Святых, или намереваешься устроить себе иный особенный путь, и по нем идти не страдая. Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно. — О пути же прохладном знаем, где он оканчивается.

68. Истинные праведники всегда помышляют в себе, что недостойны они Бога, — и самое то, что они истинные праведники, дознается из того, что они признают себя окаянными и недостойными попечения Божия, и исповедуют сие тайно и явно, и умудряются на сие Святым Духом, чтоб пребывать в труде и тесноте, пока находятся в жизни сей. Время же упокоения Бог соблюл им в будущем веке. И имеющие в себе живущаго Господа, посему самому не желают быть в покое и освободиться от скорби, хотя по временам и дается им таинственно утешение в духовном.

69. Такова воля Духа, чтобы возлюбленные Его пребывали в трудах. Не Дух Божий пребывает в тех, кои пребывают в покое. Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут они в скорбях; а мир гордится роскошью и покоем. Не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но паче восхотел, чтобы они, пока в мире, пребывали в скорби, в тяготе, в трудах, в скудости, в наготе, в нужде, в унижении, в оскорблениях, в утружденном теле, в печальных мыслях, чтоб исполнялось на них сказанное: в мире скорбни будете (Иоан. 16, 33). Господь знает, что живущим в покое невозможно пребывать в любви Его, и потому отказывает им в покое и услаждении оным.

70. По любви, какую Святые показали к Богу, страдая за Имя Его, сердце их приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицем, и просить Его с упованием. — Велика сила дерзновенной молитвы. Потому, попускает Бог, чтобы Святые Его искушаемы были всякою печалию, и также опытно изведывали помощь Его и то, сколько промышляет о них Бог. Вследствие искушений приобретают они мудрость, и из опыта почерпают ведение о всем, чтоб не потерпеть осмеяния от демонов. Еслиб Бог упражнял их в одном добром, то не доставало бы им обучения в другой части, и во бранях бывали бы оне слепы.

71. Если человек не бывает сперва искушен испытанием худаго, то он не имеет вкуса в добром, чтоб когда встретится в худом доброе, воспользоваться тем с ведением, как своею собственностию. Как приятно знание, заимствованное самым делом из опыта и из упражнения, и какую силу доставляет оно тому, кто долговременным опытом своим приобрел оное в себе самом, — сие познается теми, которые изведали содействие сего знания, равно как немощь естества и помощь Божественной силы, — и уверились в этом. Ибо тогда только познают они сие, когда Бог, удержав сперва силу Свою от содействия им, приводит их в сознание немощи естества, трудности искушений, лукавства вражескаго, и того, с кем у них борьба, каким облечены они естеством, и как были охраняемы Божескою силою, сколько совершили пути, сколько возвысила их Божия сила, и сколько бывают они немощны в борьбе со всякою страстию, если удаляется от них эта Божия сила, — так что из всего этого приобретают они смирение, приближаются к Богу, начинают ожидать Его помощи и пребывать в молитве. И откуда бы заняли они все это, если бы не приобрели опыта о многом худом, впав в сие худое по Божию попущению, как говорит Апостол: за премногая откровения да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин (2 Кор. 12, 7)? Но в искушениях, многократно испытывая Божию помощь, человек приобретает и твердую веру; от чего делается небоязненным и приобретает благодушие в искушениях.

72. Искушение полезно всякому человеку. Подвижники бывают искушаемы, чтоб присовокупить нечто к богатству своему; разслабленные, чтобы охранять им себя от вреднаго; погруженные в сон, чтобы приуготовляться им к пробуждению; далеко стоящие, чтоб приблизиться им к Богу; свои Богу, чтоб веселиться им с дерзновением. — Всякий необученный сын приемлет богатство из дома Отца своего не в пользу себе. Поэтому-то Бог сперва искушает и томит, а потом показует и дарование.

73. Человек, пока в нерадении, боится часа смертнаго; а когда приблизится к Богу, боится сретения суда, когда же всецело поступит в предняя, тогда любовию поглощается тот и другой страх. — Почему же это? — Потому что пока человек остается в ведении и житии телесном, ужасается он смерти. Когда же бывает в ведении духовном и в житии добром, тогда ум его всякий час занят памятованием будущаго суда; так как право стоит он по своему естеству, движется в душевном чине, занимается своим ведением и житием, и благоустроен для того, чтобы приближаться к Богу. Но когда достигнет онаго ведения истины, по возбуждении в нем ведения таин Божиих и по утверждении надежды будущаго; тогда любовию поглощается и оный телесный человек, подобно животному боящийся заклания, и человек разумный, боящийся суда Божия; соделавшийся же сыном украшается любовию, а не устрашающим вразумляется жезлом, говоря: Аз же и дом отца моего служити будем Господеви (Нав. 24, 15).

74. Блажен, у кого помышление всегда о Боге, и кто с Ним одним пребывает в беседе ведения своего. Радость о Боге крепче здешней жизни; и кто обрел ее, тот не только не посмотрит на страдания, но даже не обратит взора на жизнь свою. Любовь сладостнее жизни, и разумение по Богу, от котораго раждается любовь, еще сладоснее паче меда и сота. Любви — не печаль, принять тяжкую смерть за любящих. Любовь есть порождение ведения; а ведение есть порождение душевнаго здравия, здравие же душевное есть сила, происшедшая от продолжительнаго терпения.

75. Жизнь вечная есть утешение в Боге; и кто обрел утешение в Боге, тот почитает излишним утешение мирское.

Приял ли кто мудрость от Духа, познает он из самой мудрости, которая в сокровенности его и в чувствах учит его смиренным нравам.

Достиг ли кто смирения, узнает он из того, если находит для себя гнусным угождать миру своим общением с ним, или словом; и если в глазах его ненавистна слава мира сего.

76. Страсти (в действии) суть приражения, которыя, бывая производимы вещами мира сего, увлекают под предлогом необходимости, удовлетворять потребностям жизни; и приражения сии не прекращаются, пока стоит мир сей. Но человек, который сподобился Божественной благодати, вкусил и ощутил нечто высшее сего, не попускает приражениям сим входить в сердце его; потому что вместо их возобладало в нем другое, лучшее их вожделение, — и к сердцу его не приближаются ни самыя сии приражения, ни порождаемое ими, но остаются они вне бездейственными, — не потому, что нет уже страстных приражений, но потому, что приемлющее их сердце мертво для них и живет чем то иным; не потому, что человек успокоился в следствие хранения разсудительности и дел, но потому, что в уме его нет ни от чего тревоги, сознание его насыщено, насладившись чем-то иным.

77. Если будем хранить закон трезвения и дело разсудительности в ведении, то борьба с страстными приражениями совсем не приблизится к уму. Воспрещается же войти им в сердце в следствие не борьбы, но пресыщения сознания и ведения, каким наполнена душа, и желания чудных, находимых в душе, созерцаний.

Пока человек живет, имеет нужду в трезвенности, попечительности и бодренности, чтобы охранять свое сокровище. Но если оставит он назначенный ему предел (пост), то сделается немощным и будет окраден.

Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плод; но надо подвизаться до самаго исхода. Ибо нередко и созревший плод побивает внезапно град.

78. Если приобучим себя к доброму размышлению (поучению в сердце); то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними. Но будем стыдиться приближения к страстям и по причине их виновности.

79. Когда из любви к Богу желаешь совершить какое дело, пределом желания сего поставь смерть; и таким образом на самом деле сподобишься взойти на степень мученичества в борьбе с каждою страстию, и не понесешь никакаго вреда от того, что встретится с тобою внутри онаго предела, если претерпишь до конца, и не разслабеешь. Помышление немощнаго разсудка немощною делает и силу терпения: а твердый ум и тому, кто следует помышлению его, сообщает силу, какой не имеет природа.

80. Житие мира сего подобно начертанию букв на таблицах; и когда кто захочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатанным царскою печатию, в которых не допускается уже ни прибавление, ни убавление. Поэтому, пока мы среди изменения, будем внимательны к себе и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими руками, постараемся делать в нем дополнения добрым житием, и изглаждать в нем недостатки прежняго жития. Ибо пока мы в мире сем, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самаго часа исшествия из сей жизни.

81. Молитва имеет нужду в упражнении, чтобы ум умудрился долговременным пребыванием в оной. Молитву предваряет отшельничество (уединение, отвлечение мыслей от всего сторонняго). Отшельничество нужно ради молитвы, а молитва — для того, чтоб приобрести нам любовь Божию; потому что вследствие молитвы сыскиваются причины любить Бога.

82. Надлежит знать нам, что всякая беседа к Богу, совершаемая втайне, всякое попечение добраго ума о Боге, всякое размышление о духовном установляется молитвою, и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится во едино, — будешь ли разуметь различныя чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение, или все прочее, из чего составляется весь чин подлинной молитвы, от которой раждается любовь Божия; потому что любовь от молитвы, а молитва от пребывания в уединении; в уединении имеем мы нужду для того, чтобы нам была возможность удобнее беседовать с Богом.

83. Храни себя от самомнения во время добрых в тебе изменений. Немощь свою и невежество свое в разсуждении тонкости сего самомнения рачительно открывай Господу в молитве, чтоб не быть тебе оставлену и не искуситься в чем либо срамном; потому что за гордостию следует блуд, а за самомнением обольщение.

84. Когда на одну сторону положишь все прочия дела подвижническия, а на другую — молчание, то найдешь, что оно перевешивает на весах. Много советов у людей; но когда сблизится кто с молчанием, излишним будет для него делание хранения их, и излишними окажутся прежния дела, и сам он окажется превзошедшим сии делания; потому что приблизился к совершенству.

85. Пусть у тебя всегда берет перевес милостыня. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть в себе самих то подобие, и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сердце жестокое и немилосердое никогда не очистится. Человек милостивый — врач своей души; потому что как бы сильным ветром из внутренности своей разгоняет он омрачение страстей. Это, по Евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами в заем Богу.

86. Когда приближаешься к постели своей, скажи ей: "в эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постеля; и не знаю, не приидет ли на меня в эту ночь, вместо сна временнаго, вечный будущий сон". Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди вслед делания, прежде нежели связан ты узами, которых невозможно будет разрешить. Пока есть у тебя персты; распни себя в молитве, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза; наполняй их слезами, прежде нежели покрыты они прахом. Как роза, едва подует на нее ветер, увядает; так если внутри тебя дохнуть на одну из стихий, входящих в состав твой, ты умрешь. Положи, человек, на сердце своем, что предстоит тебе тотчас отшествие, и непрестанно говори себе: — "вот у дверей уже пришедший за мною посланник. Что же я сижу? — Переселение мое вечно; возврата уже не будет.

87. Кто любит собеседование со Христом, тот любит быть уединенным. А кто любит оставаться со многими, тот друг мира сего. Если любишь покаяние, люби и безмолвие. Ибо вне безмолвия покаяние не достигает совершенства. Если любишь безмолвие — матерь покаяния, то с удовольствием возлюби и малый телесный вред, и укоризны, и обиды, какия польются на тебя за безмолвие. Приверженность к безмолвию есть непрестанное ожидание смерти. Кто без сего помышления вступает в безмолвие, тот не может понести того, что неизбежно сопряжено с сим образом жития.

88. Будем любить безмолвие, пока мир не умерщвлен в сердцах наших. Будем всегда памятовать о смерти, и в сем помышлении приближаться к Богу сердцем своим, — и презренными соделаются для нас мирския удовольствия.

89. Один из безмолвников говорил: "я подвизаюсь в безмолвии для того, чтобы услаждались для меня стихи при чтении и молитве. И когда от удовольствия при уразумении их умолкнет язык мой; тогда, как бы во сне каком, прихожу в состояние сжатия чувств и мыслей моих. И тогда, когда при продолжительности сего безмолвия утихнет сердце мое от мятежа воспоминаний, тогда посылаются мне непрестанно волны радости внутренними помышлениями, сверх чаяния внезапно приходящими к услаждению сердца моего".

90. Другой же говорил: "Безмолвие отсекает предлоги и причины к новым помыслам, и внутри стен своих доводит до обветшания и увядания воспоминания о предзанятом нами. И когда обветшают в мысли старыя вещества, тогда ум, исправляя их, возвращается в свой чин".

91. Иной еще говорит: "избери себе делание усладительное — непрестанное бдение по ночам, во время котораго все отцы совлекались ветхаго человека, и сподобились обновления ума. В сии часы душа ощущает оную безсмертную жизнь, и ощущением ея совлекается одеяния тьмы и приемлет в себя Духа Святаго".

92. И еще: "чувства сии (внешния) подчинить власти души невозможно без безмолвия и отчуждения от людей; потому что разумная душа, быв существенно соединена и сопряжена с сими чувствами, ими и своими, под впечатлением их, помыслами невольно увлекается, если человек не будет бодрствен в сокровенной молитве".

93. Как от семени пота постов произрастает колос целомудрия, так от сытости — похотное жжение, а от пресыщения — нечистота. При алчущем и смиренном чреве никак не проникают в душу срамные помыслы.

94. Как просветляется красота твоя, целомудрие, возлежанием на голой земле, трудом алкания, отъемлющаго сон, злостраданием плоти, которая, при воздержании от яств, между ребрами и чревом делается подобною глубокому рву! Всякая снедь, приемлемая нами внутрь и всякое упокоение плоти образуют в нас срамныя представления и безобразныя мечтания; и оне, пораждаясь, раздражают нас к тайному склонению к делам срамным. А пустота чрева и мысли наши делает страною пустынною, не тревожимою помыслами, и безмолвствующею от всех мятежных помыслов.

95. Некоторыя нужныя указания безмолвствующему: Если во время разных служб, бываешь, по возможности, далеким от парения ума, и внезапно пресекается стих на языке твоем, и на душу твою налагает оковы молчания, без участия твоей свободы, и последует сие за долговременным пребыванием на безмолвии; то знай, что ты в безмолвии своем простираешься вперед, и что кротость начала в тебе углубляться. Ибо простое безмолвие в правду достойно осуждения.

Если примечаешь в душе своей, что при каждом возникающем в ней помысле, при каждом припамятовании, и во время созерцаний, какия бывают в безмолвии твоем, глаза твои наполняются слезами, и слезы без принуждения текут по ланитам твоим; то знай, что начало совершаться пред тобою отверстие преграды на разорение сопротивных.

Если находишь в себе, что по временам мысль твоя, без предварительнаго о том примышления, вне обычнаго порядка, погружается внутрь тебя, и пребывает в этом состоянии около часа, или сколько нибудь времени, а потом примечаешь, что мир царствует в помыслах твоих, — и тоже самое повторяется с тобою всегда; то знай, что облако начало приосенять скинию твою.

Если же, когда вступишь в дело сие, не обретаешь мира от тревожащих себя страстей; то не дивись. Если недро мира, по удалении от него лучей солнечных, надолго остается темным, также запах врачевств и аромат мира, разливающийся в воздухе, пребывают не малое время, прежде нежели разсеются и исчезнут; то тем паче страсти, подобно псам, привыкшим лизать кровь в мясной лавке, когда не дают им обычной пищи, стоят и лают, пока не сокрушена будет сила прежняго их навыка.

Когда же простираешься ты вперед, то следующие явственные признаки найдешь близкими в душе своей: будешь укрепляться во всем надеждою и обогащаться молитвою, — не оскудеет никогда в уме твоем служащее к пользе всякий раз, когда встречаешься с людьми и ощущаешь немощь естества человеческаго (каждый такой случай будет охранять тебя от гордыни), — недостатки ближняго сделаются недостойными внимания в очах твоих, — вожделеешь ты выдти из тела сего с таким же желанием, с каким стал бы пребывать в будущем веке, — о всяком скорбном приключении, встречающемся с тобою явно и тайно, найдешь, что по справедливости и по суду приближилось к тебе все сие, и принесешь за то благодарение Богу.

96. Страсти приводятся в движение или какими-нибудь образами, или чувством без образов, и памятию сначала без страстных движений и помышлений, которая потом производит раздражение.

97. Всегдашнее бдение с чтением, и в след за оным частые поклоны не замедлят рачительным подать благомирнаго устроения сердца. И кто обрел его, тот обрел сими именно средствами. Желающие снова приобрести его имеют нужду пребывать в безмолвии, а вместе и в делании сказаннаго; прежде же всего им надо ни к чему кроме души своей не привязываться мыслию своею, упражняться же во внутреннем делании, да и в разсуждении самых дел, упражняться в тех именно, в которых особенно находим близким к себе определенное ощущение, утверждающее нас в добром настроении.

98. Во всяком разумном естестве без числа бывают перемены, и с каждым человеком ежечасно происходят изменения. Разсудительный может умудриться в уразумении сего, производя испытания над собою; если будет трезвиться, и наблюдать за собою в уме своем, то легко дознает, какое когда изменение принимает мысль его и как внезапно из мирнаго состояния приходит в смущение и по каким причинам.

О сем и св. Макарий написал в наставление братиям, чтоб, во время изменения в противное, не впадали в отчаяние; потому что и с стоящими на степени чистоты, как с воздухом охлаждение, приключаются всегда низпадения из лучшаго в худшее состояние, между тем, как нет в них нерадения или послабления себе; напротив же того, даже когда соблюдают они чин свой, случаются с ними подобныя низпадения, противныя намерению собственной воли.

Тоже утверждает и блаж. Марк, говоря: "Изменения в каждом бывают, как в воздухе". В каждом, т.–е., не в низших только и хуждших, но и в совершенных. Как в природе бывает холод и вскоре потом зной, — также град и не много спустя ведро: так бывает и в нашем упражнении, то брань, то помощь от благодати; иногда душа бывает в обуревании и возстают на нее жестокия волны, — и снова происходит изменение, потому что посещает благодать и наполняет сердце человека радостию и миром от Бога, целомудренными и мирными помыслами.

99. Итак и когда обуреваем бываешь, не отчаявайся, — и когда бываешь миром осеняем, не превозносись. Напротив того, разсмотри лучше в себе нечистые помыслы и те не благоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время обуревания, в час смятения и безпорядочности помыслов; — подумай и о том, с какою скоростию уклонился ты в страсти, и беседовал с ними в омрачении ума; и знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устрояет, что кому полезно.

100. Смирение и без подвигов многия прегрешения делает простительными; без смирения же и подвиги безполезны, даже уготовляют нам много худаго. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели. Для приобретения его потребно непрестанно печалиться мыслию с уничижением и разсудительным болезнованием. И если приобретем его, то оно соделает нас сынами Божиими.

101. Господь наш опору нашей немощи указал в молитве, говоря: пробудитесь, бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26, 41). Молитесь и будьте не ленивы, во всякое время бодрствующе и молящеся (Кол. 4, 2. 3). Просите, и приимете: ищите и обрящете: толцыте и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (Мф. 7, 7. 8), Особенно же подтвердил, Он сие слово Свое, и к большей рачительности подвиг нас притчею о друге, который в полночь пришел к другу своему, и просил у него хлеба. Господь говорит: аминь глаголю вам, аще не даст ему, зане друг ему есть, но за безочство его, востав даст ему, елико требует (Лук. 11, 8). И вы молитесь, и не будьте нерадивы. Какое несказанное побуждение к дерзновению!

102. Господь знает, что прежде смерти не отъемлет Он у нас возможности к уклонению, что весьма близко к нам это изменение, и именно, переход от добродетели к пороку, что человек и естество его приемлют в себя противное; почему повелел нам быть тщательными и подвизаться во всегдашней молитве. И не ради только охранения самих себя от явнаго изменения повелел Он нам молиться; но и по причине тонкости и непостижимости того, что всегда с нами встречается, и не объемлется ведением ума нашего в тех состояниях, в каких нередко находимся не произвольно. Ибо, хотя мысли и весьма тверды и прилеплены к добру; однакоже Промысл Его неоднократно оставляет нас в пределе искушений, и ввергает в оныя, как сказал блаженный Павел: дадеся ми пакостник плоти (2 Кор. 12, 7—9).

103. Мир сей есть состязание и поприще для состязаний. Время это есть время борьбы. А во время борьбы, и во время состязания, закона не полагается, т.-е. Царь не полагает воинам своим предела, пока не будет кончено состязание, и всякий человек приведен к дверям Царя Царствующих и там испытан, одержал ли в состязании победу, или обратил хребет свой. Тут один закон — бодрствовать, и противостоять. — Не будем же нерадеть о молитве, и не поленимся просить помощи у Господа, без Коего не можем творити ничесоже, Ему благоугоднаго. — Твердо будем держать в мысли, что пока мы в мире сем, и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небеснаго свода, но можем оставаться без дел и труда, и быть без попечения.

104. Совершенство сего поприща заключается в следующем: в покаянии, чистоте и в усовершении себя. (Покаявшийся вступает в борьбу со страстями, — и борется, пока очистится от них сердце; очищение сердца — предел борьбы, и дверь в область совершенства).

105. Некто был спрошен: "что есть покаяние?" И ответил: "оставление прежняго и печаль о нем"; также: "сердце сокрушенное и смиренное".

106. И еще был спрошен: "как может человек приобрести смирение?" И сказал: "непрестанным памятованием своих прегрешений и близости смерти, бедным одеянием, — тем, чтобы во всякое время предпочитать последнее место, и во всяком случае охотно принимать на себя дела самыя последния и уничиженныя, — не быть непослушным, — сохранять молчание, — не любить ходить в собрания, желать оставаться неизвестным и ни во что не избираемым, — не удерживать никакой вещи в полном собственном распоряжении, — ненавидеть беседу с многими лицами, — не любить прибытков, и сверх сего умом своим быть выше того, чтоб как ни есть порицать и обвинять всякаго человека, и выше зависти, — не быть таким человеком, котораго руки были бы на всех, и на котором были бы руки всех, но одному в уединении заниматься своим делом, и не брать на себя попечения о чем либо в мире, кроме себя самого. Короче сказать: странническая жизнь, нищета и пребывание в уединении — вот от чего раждается смирение и очищается сердце".

107. Признак достигших совершенства таков: если десятикратно в день преданы они будут на сожжение за любовь к ближним, то не удовлетворятся сим, как показали Моисей (Исх. 32, 32), и блаж. Павел (Римл. 9, 3), и прочие Апостолы. — Бог Сына Своего предал на крестную смерть, по любви к твари. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. — Подражая сему, и все Святые, стремясь к совершенству, домогаются уподобиться Богу совершенством любви к ближнему.

108. Никто не может взойти на степень этой любви, если не возчувствует втайне надежды своей. Не могут приобрести любви к человекам те, которые любят мир сей. Когда приобретет кто любовь, вместе с любовию облекается в Самого Бога. А тому, кто стяжал Бога, необходимо не только не соглашаться на приобретение с Ним чего либо инаго, но и совлечься тела своего. Если же любовию к миру облечется кто в этот мир и в эту жизнь; то не облечется он в Бога, пока не остав