О конце покаянных трудов (Соб. 20-с)

221. Совершенное покаяние состоит в том, чтоб не делать более тех грехов, в коих каемся, и в коих обличает нас совесть; доказательством же удовлетворения за них с нашей стороны и их нам прощения служит изгнание из сердец наших и самаго сочувствия к ним. Да ведает всяк, что он еще не разрешен от прежних грехов, коль скоро в то время, как подъемлет труды и воздыхания в удовлетворение за них, пред очами ума его играют образы грешных дел, или тех, кои сам делал, или подобных им, и чрез это, не говорю услаждением предметами непотребными, но даже воспоминанием об них разоряется внутреннее доброе настроение души. Итак бодрственно трудящийся над таким удовлетворением тогда лишь пусть признает себя разрешенным от своих грехов, и во всем, что прежде наделал, получившим прощение, когда возчувствует, что сердце его нисколько уже не трогается их приманками, а не только воображением. Почему испытатель покаяния и прощения заседает в совести нашей, который прежде дня суднаго, пока еще медлим мы пребыванием во плоти сей, открывает нам отпущение вины нашей и объявляет об окончании удовлетворения возвещением о прощении. И чтоб определеннее выразить сказанное нами, — говорю: тогда наконец поверить должно, что отпущены нам все скверны прежних грехов, когда из сердца нашего будут изгнаны как сластолюбивыя вожделения, так и страсти.

222. Вопрос: но откуда же после сего может порождаться в нас то святое и спасительное сокрушение и смирение, которыя так описываются от лица кающагося: беззаконие мое познах и греха моего не покрых; рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, чтоб по истине и заслуженно могло быть приложимо к нам и следующее за сим: и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс. 31, 5)? Или как, простершись в молитве, возмогли бы мы возбуждать в себе такия покаянныя слезы, которыя сильны бы были привлещи нам прощение грехов, как это делал св. Давид: измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6, 7), если изгоним из сердец наших всякую память о грехах наших, которую напротив повелевается нам крепко хранить словом Самого Господа: Аз есмь заглаждаяй беззакония твоя, и грехи твоя, и не помяну: ты же помяни (Ис. 43, 25)? Почему не только за рукоделием, но и на молитве, я нарочно стараюсь вызывать в душе своей воспоминание прежних грехов, чтоб действеннее расположившись к истинному смирению и сокрушению сердца, возыметь дерзновение сказать с Пророком: виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя (Пс. 24, 18).

223. Ответ: сказанное сказано о конце покаяния и о признаке удовлетворения совести и правды. Что же касается до воспоминания грехов, то это конечно довольно полезно и нужно; но только для тех, которые еще проходят подвиг покаяния, — чтобы они, бия в перси своя, непрестанно взывали: яко беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну (Пс. 50, 5), — и еще: яко беззаконие мое аз возвещу и попекуся о гресе моем (Пс. 37, 19). Итак, когда совершаем мы покаяние, и воспоминание о прежних греховных делах еще уязвляет нас, тогда оно необходимо, чтоб раждающийся при сем от сознания своей виновности дождь слезный угашал огонь совестнаго жжения. Когда же у кого действием углубленнаго смирения сердца и сокрушения духа, при неутомимом покаянном труде и воздыхании, воспоминание о них будет усыплено и жало совести благодатию милосердаго Бога будет изъято из глубины души, тогда явно будет, что он достиг конца удовлетворения, заслуженно получил всепрощение и очистился от скверны всех грехов своих. До такого однакож забвения не иначе доходят, как чрез заглаждение прежних грехов и страстных увлечений, и совершенно —полное очищение сердца; и его без смирения никто не может достигнуть из тех, которые по нерадению или презорству небрегут об очищении своих страстей, а только тот, кто горьким плачем и непрестанными воздыханиями измоет всю скверну прежних нечистот, и может, по трудах, всею крепостию души взывать к Богу: беззаконие мое познах и греха моего не покрых (Пс. 31, 5), — и: быша слезы моя мне хлеб день и нощь (Пс. 41, 4), — чтоб, вследствие того, заслуженно услышать от лица Господа: отъях яко облако беззакония твоя, и яко примрак грехи твоя (Ис. 44, 22).

224. Ты сказал пред сим, что нарочно вызываешь воспоминание о прежних грехах. Этого не следует делать; даже если против воли вторгнется такое воспоминание, то его надо тотчас изгонять, потому что оно отвлекает ум от чистаго созерцания, особенно у того, кто пребывает в уединении, впутывая его в нечистоты мира сего и задушая зловонием страстей. Ибо когда ты возобновляешь воспоминание о том, что по неведению или по похоти наделал прежде по князю века сего, оттуда, — уступлю тебе, что при таком помышлении не подкрадывается к тебе никакое тем соуслаждение, — тогда всеконечно и одно это мысленное соприкосновение с прежнею гнилью испортит воздух ума отвратительным зловонием и изгонит духовный запах, или сладость благоухания добродетелей. Почему, когда память о прежних страстных делах толкнет в чувство, то от него должно отскакивать так же, как отбегает муж честный и степенный от безстыжей и дерзкой женщины, при всех обращающейся к нему с объятиями или разговорами. Ибо если он не отклонит от себя тотчас ея прикосновение и допустит хоть самое короткое промедление в нечестном с нею разговоре; то пусть и оттолкнет согласие на срамное удовольствие, никак однакож не избежит осуждения всех проходящих, как допустивший нечто безславное и укоризненное. Так и мы, если будем введены в такого рода помышления заразительным воспоминанием, то ни мало не должны промедлять в них, но тотчас оступить от воображения их, — чтоб Ангелам, когда, мимоходя, увидят они нас опутанными такими нечистыми и срамными помыслами, не попрепятствовать сказать о нас: благословение Господне на вас, благословихом вы во имя Господне (Пс. 128, 8). Но бывает часто и то, что иной из неопытных, в чувстве сокрушения перебирая падения свои, или других людей, незаметно уязвляется тончайшею стрелою похоти и с согласием на нее, — и таким образом начатое под видом благочестия заканчивает срамным и пагубным для себя концем. Ибо суть путие мнящиися нравы быти мужу, обаче последняя их зрят во дно адово (Притч. 16, 25).

Святый Исаак Сирианин.

Краткое сведение о нем.

Св. Исаак отечеством имел Ниневию. О родителях его ничего не известно. В цветущей юности, удалившись от мира и от всего мирскаго, вместе с братом своим, поступил он в монастырь Святаго Матфия, и там принял образ и чин монашескаго жития.

Усовершившись в сей обители в подвижничестве и в достаточной мере преуспев в добродетелях, уязвился он желанием безмолвия. Почему удалившись на большое разстояние от киновии, водворился в пустынной келлии и начал проводить жизнь совершенно уединенную, ни с кем не имея общения и внимая только себе и Богу. Родной брат его, вступив в управление вышеупомянутою киновиею, сильно убеждал его и умолял, оставя пустынь, возвратиться в прежнюю обитель; но он так привязан был к пустыни, что не соглашался оставить ее и на короткое время. Но чего не сделала братская просьба, то совершило Божественное откровение. Св. Исаак, не послушавшийся единокровнаго, покорился Отцу, свыше призывавшему его управлять Ниневийскою Церковию. Поэтому оставляет он пустынь, — и рукополагается в Епископа великаго града Ниневии. Ибо светильнику и надлежало не скрываться под спудом пустыни, но быть поставлену на свещнице Пастырства, и далеко разливать светлые лучи светозарной добродетели. Но сие продолжалось весьма не долго: едва возсиял сей свет, как скоро снова сокрылся. Святитель оставил Святительскую кафедру по следующему обстоятельству.

Пришли к нему в епископский дом два человека, заимодавец и должник, из коих первый требовал от втораго неотложной уплаты долга, а второй, признавая за собою долг, просил перваго дать ему небольшую отсрочку. Но заимодавец говорил на это; "если он не уплатит мне долга теперь же, то сей-час представлю его судье". Св. Исаак заметил ему: "если по заповеди Евангельской не должно тебе и совсем взыскивать от взявшаго твое, то кольми паче должен ты оказать великодушие тому, кто обещается заплатить тебе долг скоро". А этот жестокий человек ответил на это: "Евангельскую заповедь оставь теперь в стороне". — И не хотел более слушать.

Тогда Святитель Божий сказал в себе: "если они не повинуются Евангельским повелениям Господа, то что остается мне делать здесь?" — Видя же притом, как много безмолвие и безмятежие, к коим привык он в пустыне, разстроиваются неизбежными по управлению делами, он решился оставить престол и возвратиться в любимый им пустынный скит.

Пребывая здесь до смерти, какие св. Исаак совершил подвиги в борьбе с демонами и плотию, сколько преуспел в добродетели, требуемой как деятельною жизнию, так и жизнию созерцательною, какого достиг духовнаго совершенства, и какой, еще в жизни сей, сподобился благодати, — о сем излишне говорить: об этом без труда можно узнать из его писаний.

Св. Исаак писал много, и все, что писал, писал с опыта. Он прежде деятельно проходил все то, что в последствии предал писанию, и собственною деятельностию обучал руководимых им. Так и из пустыни продолжал он источать и неизсякаемо изливать чистую и живительную струю, которою обильно напаявал души братий.

Писания св. Исаака дошли до нас на сирском и арабском языках, из коих до половины переведено на греческий язык, — а с греческаго на русский, в ряду творений св. Отцев, в числе 91—слова.

Переселился в небесныя обители св. Исаак в конце VI века. Память его, по месяцеслову архиеп. Сергия, 28-го января.