Баклажаны по‑пармски по рецепту Беппи 11 страница

Я до сих пор не дождалась от него весточки и с каждым новым днем все больше теряла надежду, что он вообще когда‑нибудь приедет. Я ничего не говорила Маргарет, и она об этом не упоминала, но мы обе думали, что он меня забыл.

Поэтому, когда однажды поздним вечером разъяренная синьора Люси забарабанила в нашу дверь, мы с Маргарет жутко испугались. Мы решили, что случился пожар или кого‑нибудь убили.

– Я же предупреждала, никаких мужчин! – завопила она на меня, едва я приоткрыла дверь.

– А здесь и нет никаких мужчин. Вот, посмотрите. – Я широко распахнула дверь, чтобы она могла заглянуть внутрь. – Только я и Маргарет.

– Он за дверью, на улице, и спрашивает тебя.

– Кто? Беппи?!

Я даже не потрудилась взглянуть на себя в зеркало и, пулей пролетев мимо синьоры Люси, сбежала вниз по ступеням.

– Никаких мужчин! – верещала она мне вслед. – Он не должен заходить в дом!

Когда я увидела, что это и вправду Беппи, то чуть не разревелась. Под глазами у него залегли лиловые тени, и выглядел он печальным и измученным.

– Катерина, прости, – сказал он. – Я получил твое письмо несколько недель назад, но только теперь смог выбраться. Спасибо, что дождалась меня.

Он сделал шаг вперед, едва не переступив через порог. Стоявшая за моей спиной синьора Люси издала протестующий вопль. Я оттолкнула его назад, выскользнула следом и закрыла за собой дверь.

– Не здесь, – сказала я ему. – Пойдем в бар Анастасио. Там ты что‑нибудь выпьешь и расскажешь мне обо всем, что у вас за это время случилось.

В баре было шумно; музыкальный автомат работал на полную мощность. Но мы все‑таки нашли пустую кабинку и уселись, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовала, как его губы скользят по моим волосам, потом он потянулся ко мне и обнял меня за плечи.

– Это было ужасно, Катерина, – сказал он. – У меня такое чувство, будто я потерял и сестру, и лучшего друга. Ты одна у меня осталась.

Постепенно он мне все рассказал. В ту лунную ночь Изабелла и Джанфранко доехали до самого побережья и вместе гуляли по пляжу. Когда они вернулись в машину, Джанфранко не сумел ее завести. Он объявил, что им придется провести там ночь, а утром найти автомеханика. Услышав это, я так и ахнула, но ничего не сказала о моем собственном приключении в Амальфи.

Беппи так до конца и не знал, что произошло между ними в машине в ту ночь. Ни Джанфранко, ни Изабелла ничего об этом не говорили. Да и по большому счету это было неважно. Она провела ночь наедине с мужчиной, а это значило, что она обесчещена в глазах всех. Теперь ни один мужчина не захочет к ней прикоснуться.

– Лет пятнадцать‑двадцать назад все было бы просто, – горько сказал Беппи. – Карабинеры схватили бы его и заставили жениться на моей сестре. Может, я и сам сумел бы его заставить. Но мама сказала – нет. Она бы предпочла, чтобы Изабелла осталась одна, нежели рядом с таким человеком.

И все‑таки Беппи чувствовал неудовлетворенность. Он хотел как‑то отомстить Джанфранко. Так что однажды вечером, когда стемнело, он угнал его машину, поставил ее на площади и поджег. Половина города сбежалась посмотреть. Только Джанфранко и его родители безмятежно спали и ничего не слышали, а когда наутро проснулись, то обнаружили, что от машины осталась лишь груда почерневшего искореженного металла да кучка пепла. По всей видимости, Джанфранко даже всплакнул, когда увидел это зрелище.

– А мне плевать, – заявил Беппи. – Он уничтожил кое‑что принадлежавшее мне, так что я уничтожил кое‑что принадлежавшее ему.

– Так что теперь вы квиты?

– Разумеется, нет, – резко ответил он. – Он опозорил мою сестру. Мы никогда не будем квиты. И, что самое ужасное, она искренне верила, что он ее любит. Только в то утро, когда он отвозил ее обратно домой, он признался, что любит другую.

– Кого? – спросила я, заранее страшась ответа. Беппи пожал плечами:

– Понятия не имею. За все время, что мы вместе провели в Риме, я ни разу не видел его с девушкой. Все свои выходные он проводил с нами, помнишь?

Настал самый подходящий момент, чтобы сказать Беппи правду о его друге, но я не решилась. Он уже сжег его машину. Какую расправу он учинит, если узнает, что Джанфранко пытался провести ночь и со мной тоже? Так что я решила молчать.

– И что же ты теперь собираешься делать? – спросила я его.

– Как можно быстрее найти работу.

– Здесь, в Риме?

– Ну да, конечно. – Он снова сжал мое плечо. – Так что мы снова будем вместе, Катерина.

– Но мы с Маргарет скоро уезжаем отсюда. Я оставалась здесь все это время только ради того, чтобы дождаться тебя. Скоро зима. Пора возвращаться домой.

Он смутился:

– А я‑то думал, ты хочешь быть со мной.

– Так оно и есть. Но ты можешь поехать в Лондон вместе со мной. Там ты будешь больше зарабатывать, и к тому же это очень далеко от Равенно и Джанфранко. Почему бы тебе хотя бы не подумать об этом?

Он согласился подумать. Впрочем, я не сомневалась, что он сказал это, только чтобы меня утешить. Беппи никогда прежде не то что за пределы Италии не выезжал, но вообще дальше Рима не бывал.

Прощаясь, он поцеловал меня на нижней ступеньке пансиона синьоры Люси. Я не позволила ему подняться выше, боясь, что с ней опять случится истерика.

– Где ты сегодня ночуешь? – спросила я.

– У одного официанта из отеля, в котором я когда‑то работал. Что‑нибудь найду. Давай встретимся в баре у Анастасио завтра вечером, и я расскажу тебе, как мои успехи.

Когда я вошла в комнату, Маргарет уже лежала в постели.

– Кэтрин, это ты? – спросила она сонным голосом. – Что случилось?

Я села к ней на кровать и стала рассказывать, как провела вечер.

Когда я закончила, она некоторое время молчала.

– А что скажут твои родители?

– Ты о чем?

– Ты возвращаешься из Италии с итальянцем и говоришь, что любишь его. Как они на это отреагируют?

Я так много волновалась по разным другим поводам, но почему‑то ни разу не вспомнила о родителях. И вот теперь благодаря Маргарет я вдруг увидела, сколько еще препятствий у нас на пути. Мало того что Беппи итальянец, он еще и католик. Это может совсем не понравиться моему отцу, ярому приверженцу протестантской веры. Мои родители были скромные, трудолюбивые, честные люди. Папино представление о развлечениях сводилось к футбольному тотализатору или игре в дартс в пабе на углу. Маме вполне хватало чашечки чая в минуты досуга в нашем маленьком домике на Боллс‑Понд‑Роуд. Беппи никак не вписывался в их мир.

– Меня это не волнует, – заявила я Маргарет. – Если я захочу быть с ним, они не смогут мне помешать.

– Нет, не смогут. Ну а ты‑то сама уверена, что это не курортный роман? Что, если ты убедишь Беппи поехать в Англию, а потом решишь, что не любишь его? Не лучше ли оставить его здесь, а с собой взять только приятные воспоминания?

– Нет!

Я не верила своим ушам.

– Возвращайся вместе со мной, и давай сразу отправимся на охоту за парой симпатичных английских парней, – предложила Маргарет. – Кому вообще это надо – выходить замуж за итальянца? У них жуткие характеры, и они всегда на грани истерики. Мне вот итальянец даром не нужен, даже самый милый. Думаю, завтра нам следует узнать, во что нам обойдутся билеты на поезд до Кале. Нам надо уезжать отсюда как можно быстрее.

Я вернулась в свою постель и лежала без сна, прислушиваясь к ровному дыханию спящей Маргарет. Если ей не терпится поскорее уехать отсюда, пусть. Она сказала чистую правду, но меня это ничуть не волновало. Я приняла решение.

 

Когда назавтра вечером я встретилась с Беппи в баре у Анастасио, он ликовал. Его бывший начальник очень ему обрадовался. Ему не только предложили работу, но и повысили. Ему дали прежнюю должность Джанфранко – шеф ранга, и он будет обслуживать шесть столиков, подавая туристам овощи, мясо и рыбу на серебряном подносе или поджигая апельсиновый ликер на блинчиках «Сюзетт»[27]на круглом сервировочном столике.

Разумеется, все это представляло собой тщательно отрепетированное действо, проходящее по заранее продуманному сценарию. Например, они вносят в зал целого лосося, приготовленного на пару с сельдереем и репчатым луком, украшенного лимонными дольками и уставленного множеством соусников – тут тебе и сливочное маслице с лимоном, и хрен, и майонез, и горчица… Беппи надо будет отделить кусочек филе без костей, а затем подать его с соусом по выбору, красиво разложив на тарелке, и все это время Витторио, главный официант, будет следить за ним, чтобы убедиться, что он все сделает правильно.

– Это значительное продвижение по службе, – гордо заявил Беппи. – Как правило, второго помощника официанта сначала повышают до первого помощника, и только потом разрешают обслуживать клиентов. Теперь все эти богатеи будут сидеть за моими столиками. А это лишние деньги, Катерина, так что если не буду транжирить, то смогу и откладывать, и отсылать домой, в Равенно. Но это значит, что я не смогу поехать с тобой в Англию, по крайней мере не сейчас.

– Но когда‑нибудь?

Он улыбнулся и поцеловал меня, но ничего не сказал.

Вечер был прохладный. Близилась осень, и римские модницы уже переоделись в шерстяные костюмы и элегантные свитеры. Только я по‑прежнему ходила в ситцевых юбчонках и платьях собственного изготовления. Весь день у меня зуб на зуб не попадал, так что, когда Беппи предложил выйти из бара и немного прогуляться по Пьяцца Навона, я восприняла это без энтузиазма.

– Но здесь так тепло, – сказала я. – Давай закажем еще выпить и посидим тут, а?

– Нет‑нет. – Казалось, он едва мог усидеть на месте от возбуждения. – Пойдем прогуляемся. Там так красиво в темноте, когда все фонтаны начинают подсвечивать.

– Но я там закоченею в этом тонюсеньком платье.

– Мы быстро согреемся, вот увидишь.

Как всегда, я не смогла устоять перед его обаянием. Через десять минут я уже гуляла с ним под руку по Пьяцца Навона. В уличных кафе за поздним ужином или аперитивом еще оставались запоздалые посетители. И конечно, там были другие парочки – гуляли, как мы, под ручку или сидели у фонтанов.

Беппи молчал. Мы кружили по пьяцце, и его, казалось, донимали какие‑то мысли. Я волновалась, не понимая, что с ним происходит. Что его гложет – уж не проблемы ли его сестры?

– А помнишь, как ты в первый раз увидел меня за столиком кафе? Мы с Одри и Маргарет тогда пили там дорогущий кофе, – сказала я, пытаясь отвлечь его от тяжелых раздумий.

– Да, конечно помню. – Он улыбнулся. – Кажется, будто это было давным‑давно, верно?

– Не так уж и давно, всего каких‑то несколько месяцев назад, – напомнила я ему.

– С другой стороны, достаточно давно…

Мы остановились возле фонтана, издавна служившего местом наших встреч, и Беппи повернулся ко мне.

– Достаточно давно для чего? – уточнила я.

– Для того чтобы я понял, как сильно я тебя люблю, – отвечал он так тихо, что я едва расслышала его слова.

– Я тоже тебя люблю, Беппи.

Мне хотелось повторять ему это вновь и вновь.

Минуту он безмолвно смотрел на меня, будто решая, что сказать дальше.

– У меня почти ничего нет, Катерина, ты сама видела, – начал он. – Но с этим продвижением у меня, возможно, появятся перспективы. Так что единственное, что мне хотелось бы знать, – это…

– Да?

– У меня даже обручального кольца для тебя нет, но… Ты пойдешь за меня замуж, Катерина?

Я ответила не сразу, слишком потрясенная, чтобы говорить.

– Катерина? – В его голосе звенела тревога.

– Да‑да, конечно да. Я выйду за тебя замуж.

– Нет, серьезно? – недоверчиво переспросил он.

– Серьезно.

Беппи на радостях испустил торжествующий вопль.

– Она согласилась стать моей женой! – объявил он посетителям уличного кафе. – Правда, я самый счастливый человек на земле?

А они одобрительно завопили в ответ:

– Auguri![28]

Я немного смутилась, особенно когда кто‑то подослал к нам официанта с двумя праздничными бокалами просекко. Но когда мы уселись у фонтана, потягивая игристое вино, я почувствовала себя столь же счастливой, как и любая другая только что обручившаяся девушка. Меня ничуть не смущало отсутствие обручального кольца на безымянном пальце; не думала я и о проблемах, подстерегавших нас. Меня полностью поглотило одно‑единственное чувство: я любима. У меня есть жених.

Мы даже не обсуждали предполагаемую дату свадьбы. И он, и я просто чувствовали себя на седьмом небе оттого, что мы вместе, и от души наслаждались нашим маленьким счастьем, созданным нами друг для друга.

Было уже поздно, когда он с прощальным поцелуем оставил меня у дверей пансиона синьоры Люси. Как я и предполагала, Маргарет уже крепко спала. В ногах кровати громоздились ее уложенные вещи. Обнаружив, что у нее достаточно денег, чтобы оплатить билет на поезд и паром до самого дома, утром чуть свет она уезжала. Совсем недавно при мысли о расставании с еще одним другом мне становилось грустно, но теперь все это отодвинулось на задний план, потому что Беппи выбрал меня. Отныне он и моя семья, и мой друг. Я полночи провалялась без сна, думая о нем.

 

 

На следующее утро мне, чтобы проснуться, понадобилось несколько порций крепкого кофе Анастасио. Мы с Маргарет решили в последний раз позавтракать вместе, прежде чем она сядет в такси и поедет на вокзал. Решив кутнуть напоследок, мы купили два маленьких сдобных рогалика с сахарной пудрой и начинкой из заварного крема. Вдобавок Анастасио угостил нас пирожными с шоколадной начинкой и орешками, сообщив, что это за его счет.

– Как же мне будет их не хватать! – вздохнула Маргарет. – А еще мне будет не хватать свежей моцареллы и тоненьких ломтиков пиццы, что продают в магазинчике на углу.

В Италии она немного поправилась, но ей это шло.

– Через пару дней тебе придется довольствоваться сосисками и пюре с луковой подливой, – усмехнулась я.

Она нахмурилась:

– Помню, помню, и не могу сказать, что с нетерпением этого жду. Как бы мне хотелось, чтобы и у нас дома можно было поесть итальянской стряпни. Я бы ничего другого и в рот не брала.

Хоть я и не была помешана на еде так, как Маргарет, но не могла не заметить, что даже в самых бедных итальянских семьях едят лучше, чем у нас, в Англии. Это были простые блюда, но всегда щедро приправленные чесноком или базиликом. Каждая отправленная в рот порция съедалась со смаком, а не проглатывалась наспех, лишь бы утолить голод.

– Может, тебе стоит попробовать приготовить дома что‑нибудь из итальянской кухни? – предложила я.

– А где я, по‑твоему, раздобуду необходимые продукты? Нет уж, сосиски так сосиски, и пусть будет луковая подлива, как ты сказала.

Я ни словечком не обмолвилась ей о предложении Беппи. Во‑первых, я боялась, что она не обрадуется за меня, а во‑вторых, что у нее обязательно найдется какой‑нибудь разумный довод – из тех, что я предпочла бы не слышать. Так что пока единственными, кто знал о нашей помолвке, были незнакомцы из уличного кафе. Я решила, что лучше оставить все как есть; по крайней мере, до тех пор, пока я не напишу родителям, сообщив им эту новость в письме.

Мы погрузили ее вещи в багажник такси и попрощались, стоя на обочине мостовой.

– Скоро увидимся, – сказала она, обнимая меня на прощание.

– Да, будем надеяться, – ответила я.

Глядя вслед увозившему ее такси, я снова почувствовала себя бесконечно одинокой. Но потом я напомнила себе, что теперь у меня есть Беппи и он не даст мне скучать.

Мне немного полегчало еще и оттого, что, когда я вернулась в пансион синьоры Люси, меня там ждало письмо. Оно пестрело американскими марками, а конверт был надписан мелким аккуратным почерком Одри. Я не могла ждать: вместо того чтобы взлететь вверх по лестнице в свою комнату, я, разорвав конверт, прочла его прямо внизу, в коридоре. Мимо меня то и дело сновали постоялицы синьоры Люси.

И вот что там было написано:

 

Дорогие Кэтрин и Маргарет,

простите, что так долго не писала, но я была так занята, что никак не могла выкроить минутку времени, чтобы сесть за стол с бумагой и ручкой. Держу пари, вы сгораете от нетерпения узнать обо мне и Луисе. Что ж, мы поженились… И я жду ребенка! У меня будет дитя медового месяца. Это не совсем то, на что я рассчитывала, но Луис радуется за нас обоих.

Признаюсь, поначалу я думала, что совершила большую ошибку, приехав сюда. Когда я увидела его в порту, он был с длинными волосами и вообще без военной формы выглядел как‑то неряшливо. А потом он отвез меня в квартиру к своей мамаше в Бруклине, и она оказала мне, мягко говоря, не очень теплый прием. Я уже хотела собирать вещи, но Луис повез меня на Кони‑Айленд, и мы провели там целый день. Вот тогда‑то я и вспомнила, за что я его полюбила.

Ладно, как бы там ни было, с тех пор как мы поженились, его мамаша немного оттаяла. Мы по‑прежнему живем вместе, и я молю Бога, чтобы мы в скором времени смогли позволить себе собственное жилье. Луис берет дополнительные смены в доках, чтобы отложить лишних деньжат, а я работаю официанткой в дайнере. Он немного похож на бар Анастасио, тоже с зеркалами и кабинками, но посетители все как один заказывают яичницу‑глазунью, а кофе на вкус – настоящие помои.

Я все время думаю о вас, девчонки, то и дело вспоминаю наши приключения. Правда, мы тогда здорово повеселились? Несмотря на то что дела мои сейчас далеко не так хороши, я не жалею, что приехала в Нью‑Йорк. Мы с Луисом любим друг друга как сумасшедшие, и я уверена, что, как только мы сбежим от старой ведьмы, все пойдет как по маслу.

Не тяните с ответом, обязательно дайте знать, как у вас дела. Я так по вам обеим скучаю.

С любовью

Одри.

 

Письмо моей лучшей подруги только укрепило мою решимость. Если уж она смогла это сделать, я и подавно смогу, сказала я себе. В тот же день я села за стол и написала ей ответ. Письмо растянулось на несколько страниц; я рассказала ей обо всем, даже о том, что мы с Беппи помолвлены. Мне очень хотелось поделиться с кем‑то этой новостью. Я не сомневалась, что она без труда поймет, что я чувствую. Как ни крути, она оказалась в похожей ситуации.

Однако с письмом родителям пришлось помучиться. Что‑то мешало мне писать; я боялась, как бы они не попытались отговорить меня от этого замужества. Я не знала, удастся ли мне заставить их понять, какой он славный и как сильно я его люблю. Что бы я ни писала, все казалось мне фальшивым и неправильным, так что я в конце концов скомкала все черновики и сдалась. Проходили дни, и я выдумывала для себя все новые оправдания. Я снова начала работать у Анастасио, была занята и очень уставала. Синьора Люси попросила меня сшить несколько декоративных наволочек для ее диванных подушек. Одна из ее постоялиц захотела себе красное платье. В общем, у меня постоянно находились какие‑то дела.

Прошло около двух недель с того момента, как Беппи сделал мне предложение, когда я в первый раз увидела Джанфранко. Он стоял в конце переулка, ведущего к пансиону синьоры Люси. Сообразив, что его заметили, он скрылся. Должно быть, он пустился наутек, потому что, когда я выбралась на улицу, его и след простыл.

Через два дня мне почудилось, будто я снова увидела его в толпе туристов на Пьяцца Навона. И потом, когда я покупала себе цветы на цветочном рынке Кампо‑деи‑Фьори, я повернулась и увидела, что он стоит в нескольких футах позади меня. И снова, поняв, что я заметила его, он стремглав бросился прочь.

Я начала беспокоиться, что он следит за мной, но боялась сказать об этом Беппи. Я не сомневалась: Беппи не знает, что Джанфранко вернулся в Рим. Так что я хранила молчание, но всякий раз, выходя на улицу, ловила себя на том, что мой взгляд скользит по толпе прохожих, выискивая его лицо.

Порой я думала, что видела его, но потом оказывалось, что это кто‑то другой. Отныне всякий раз, выходя на улицу, я испытывала беспокойство, а потому предпочитала отсиживаться дома или в баре у Анастасио, если рядом со мной не было Беппи.

Со своей первой зарплаты он купил мне теплое зимнее пальто.

– Это, конечно, не обручальное кольцо, но я подумал, что пальто тебе сейчас больше пригодится, – с улыбкой сказал он.

Оно было синее, с меховым воротничком, и сразу мне понравилось. И все‑таки, когда я раскрыла сверток, внутри у меня все перевернулось. Беппи купил мне это пальто, потому что надеялся, что я проведу с ним в Риме всю зиму.

На меня разом навалились заботы. Сидела ли я за швейной машинкой у себя в комнате или наливала напитки клиентам Анастасио, я неизменно погружалась в тяжкие раздумья. Просыпаясь посреди ночи, я изводила себя тревожными мыслями, пока за окном не принимались щебетать воробьи, а сквозь щели в рассохшихся ставнях не начинали пробиваться первые утренние лучи.

И все‑таки я ничего не сказала Беппи. Несмотря на то что мы были помолвлены, я решила вести себя осторожно, потому что боялась его потерять.

Я любила проводить с ним время. Иногда вечерами, когда он не работал, мы направлялись в сторону вокзала Термини; там на окрестных улицах было полно маленьких недорогих ресторанчиков. Беппи всегда знал, где самая вкусная еда. Я могла осилить лишь немного пасты с помидорами и базиликом, зато Беппи с легкостью поглощал большую порцию требухи или печенки, жаренного на слабом огне поросенка с только что испеченным итальянским хлебом с хрустящей корочкой или глубокую тарелку маленьких пухлых кальмаров.

Он ел быстро, низко склонив голову над тарелкой, как человек, которому хорошо известно, что такое голод. И он всегда охотно говорил о том, что он сам пробовал приготовить. Всю дорогу назад к Пьяцца Навона он рассказывал мне о лично отобранных им специях и приправах, или строил догадки о том, что добавил в соус их шеф‑повар, или на все лады превозносил свинину, которую тушили на слабом огне до тех пор, пока мясо не начинало распадаться на волокна. Меня неизменно поражало, как у него хватало духу думать о еде после того, как он весь день подавал ее другим, но, похоже, его это нисколько не утомляло.

Несмотря на то что я по‑прежнему высматривала в толпе Джанфранко, я ни разу его не обнаружила, когда со мной был Беппи. Возможно, он прятался где‑нибудь в темном переулке, следя за нами исподтишка и предпочитая не попадаться нам на глаза.

Я чувствовала себя в безопасности лишь под защитой Беппи, Анастасио или синьоры Люси, хотя ни один из них об этом не догадывался. Но как‑то днем я оказалась одна за стойкой бара. Анастасио на минутку выскочил, чтобы купить газету, и, когда я подняла глаза, в дверях стоял Джанфранко и смотрел на меня в упор.

Он изменился. Подростковый жирок исчез, вокруг глаз залегли морщинки. Минуту‑другую ни один из нас не решался первым прервать молчание.

– Катерина… – в конце концов выдавил он. Я едва его расслышала, мое имя он выговорил с явным трудом.

– Что тебе нужно, Джанфранко? – осведомилась я с напускной храбростью.

– Он отнял у меня работу, – произнес он, подойдя чуть поближе. – Сначала он отнял тебя, а потом и мою работу.

Бросив взгляд в окно, я увидела Анастасио. Он переходил улицу, зажав под мышкой газету.

– Уходи. – Мой голос немного окреп. – Просто уходи, и все.

Кто знает, что было у него на уме? К счастью, когда вошел Анастасио и многозначительно покосился на него, Джанфранко немедленно ретировался.

– Увидимся позже, Катерина, ладно? – бросил он на ходу через плечо.

Анастасио в сердцах швырнул газету на пол:

– Какого черта ему здесь снова понадобилось?

– Не знаю.

Сначала я хотела все ему рассказать. Я так долго копила в себе страхи, что мне надо было с кем‑то ими поделиться. Но только не с Анастасио – как бы он ни был добр, это все‑таки был чужой мне человек.

– Да так… ничего особенного, – пробормотала я и снова принялась протирать стаканы.

Анастасио покачал головой.

– Не нравится мне этот парень. Что‑то с ним неладно, – проворчал он. А потом подобрал с пола свой «Il Messagero» и прошел в одну из дальних кабинок, где, как он знал, он сможет не спеша насладиться чтением в тишине и покое.

Примерно через неделю в бар явился Беппи в состоянии крайнего замешательства. Он сел за стойку, и когда я налила ему выпить, то заметила, что руки у него дрожат.

– Я потерял работу, Катерина, – объявил он. – Они меня вышвырнули.

– Что? Как они могли тебя вышвырнуть?

– Они обвинили меня в краже, но я этого не делал. – Он уронил голову на руки. – Клянусь Богом, Катерина, я этого не делал.

Мало‑помалу мне все‑таки удалось вытянуть из него, что произошло. Витторио, главный официант, весь день не спускал с него глаз, и Беппи старался изо всех сил. В конце смены Витторио прошел за ним в раздевалку, где все официанты хранили свою верхнюю одежду.

– Он сказал, что к нему поступили жалобы, что в ресторане кто‑то ворует. А через минуту я надеваю пальто, и из кармана выпадает вилка. А там и другие вещи: ножи, ложка, маленький соусник, – все лучшее столовое серебро. Я его туда не клал и ума не приложу, кто мог это сделать. Кто может так меня ненавидеть, Катерина?

Разумеется, я знала ответ, но по‑прежнему боялась сказать. Мне на помощь, как всегда, пришел Анастасио. Он налил Беппи большой стакан виски и тихо произнес:

– Твой друг Джанфранко, кто же еще.

Беппи резко вскинул голову, вытаращив глаза.

– Джанфранко? Но ведь его даже нет в Риме.

Анастасио многозначительно вскинул брови. Потом повернулся ко мне и сказал:

– Кэтрин, по‑моему, вам с Беппи есть что обсудить. Пусть он спокойно допивает свой виски, а потом почему бы вам не пройтись вокруг пьяццы разок‑другой? А я и один здесь управлюсь.

Делать было нечего: я накинула свое новенькое синее пальто и невольно потерлась щекой о мягкий меховой воротник. Разумеется, я страшилась этого разговора, но в то же время сознавала, что Анастасио прав. Пришло время Беппи узнать правду о своем друге.

Мы сели у фонтана. Когда мы приходили сюда в последний раз, наше настроение было намного радужнее. Рассказывая Беппи о неуклюжей попытке его друга провести со мной ночь в машине, я видела, что Беппи разъярился не на шутку. Таким бешеным я его еще не видела.

– Почему ты раньше молчала?

– Я боялась.

Он вполголоса выругался:

– Cose da pazzi![29]Видишь, что ты наделала? Если бы ты сразу все мне рассказала, с моей сестрой ничего бы не случилось.

– Мне очень жаль.

– Жаль? Да уж, тебе жаль, кто бы сомневался.

Он говорил непривычно едким тоном, будто во всем, что случилось, винил меня, будто я сама всеми правдами и неправдами добивалась внимания Джанфранко. Эта вопиющая несправедливость причинила мне боль, но спорить было некогда.

– Может, ты все им объяснишь и они возьмут тебя обратно? – спросила я.

Он покачал головой:

– В этом бизнесе человеку дается один‑единственный шанс. Теперь мне в большие отели путь заказан. Держу пари, они уже повсюду обо мне раззвонили. Может, где‑нибудь в траттории мне еще и дадут место. – Он снова уронил голову на руки. – Какой ужас… Какой позор…

Он проводил меня до пансиона синьоры Люси и ушел, не поцеловав на прощание. На другое утро Анастасио рассказал мне, что Беппи вернулся в бар и осушил бутылку виски. Он не появился ни в тот день, ни на следующий, и я не представляла себе, где его искать. Он снимал комнату вместе с другим официантом из отеля, но я никогда там не бывала, знала только, что это недалеко от Испанской лестницы.

Я чувствовала себя несчастной и виноватой, но в то же время сердилась на него. Все это случилось не по моей вине. Несомненно, когда Беппи немного остынет, он поймет, что сам заварил эту кашу. Ведь это именно он попросил своего друга присмотреть за мной.

Чтобы убить время, я все время занималась уборкой. Никогда прежде зеркала и хромированные поверхности в баре Анастасио не начищались до такого зеркального блеска и из дальних уголков не выметались так тщательно мельчайшие частички пыли и грязи. Я пыталась отвлечься от мыслей о Беппи, снимая с полок все до единой бутылки со спиртным и стирая с них пыль. Я даже заставила Анастасио отодвинуть от стены огромный холодильник, чтобы протереть пол и под ним.

Прошла неделя, а Беппи так и не появился. Я была в отчаянии. Как‑то вечером, сидя у себя в комнате, я подсчитывала деньги, пытаясь сообразить, хватит ли мне на билет до дома. С некоторых пор отъезд казался мне единственно правильным решением.

Направляясь к вокзалу разузнать насчет билета, я услышала, как Беппи окликнул меня по имени:

– Катерина, стой. Подожди меня.

Я обернулась и увидела, что он бежит за мной. У меня возникло ощущение, будто у меня открылась незажившая рана. Мне сразу захотелось сделаться невидимой и убежать. Несмотря на то что я мечтала о встрече с Беппи, я запаниковала, как только увидела его. Вместо того чтобы остановиться и подождать, я пустилась наутек, по пути огибая толпы народу и все время слыша, как Беппи у меня за спиной выкрикивает мое имя:

– Катерина, не убегай! Я только хочу с тобой поговорить.

Я свернула на боковую улочку, ведущую к фонтану Треви, и наткнулась на сплошную стену туристов. Какая‑то американка крепко прижала к груди сумочку, будто я собиралась ее выхватить, а ее муж выбранил меня: