Судья по бракоразводный делай 2 страница

СЦЕНА ВТОРАЯ

Комната в доме Кастрадо. Входят Хуана Кастрада и Тереса Репольо, первая в венчальном платье. Кастрада. Вот здесь можешь ты сесть, милая Тереса Репольо, чтобы сценабыла прямо перед нами. Ты ведь знаешь, под каким условием можно смотреть этопредставление; не забудь, а то будет большая беда. Тереса. Ты знаешь, Хуана Кастрада, что я твоя родственница, больше яничего не скажу. Как твердо я уверена, что буду на небе, так же уверена и втом, что увижу все, что на этом представлении будет показываться. Клянусьжизнью моей матери, я готова выколоть себе оба глаза, если случится со мнойкакая-нибудь беда. Ничего со мной не будет, вот что! Кастрада. Потише, сестрица, все идут сюда. Входят гобернадор, Бенито Репольо, Хуан Кастрадо, Педро Капачо, директор идиректорша, музыкант, некоторые из жителей местечка и племянник Бенито, человек ловкий, мастер танцевать. Чанфалья. Садитесь все; представление будет за этим занавесом, идиректорша там же, а здесь музыкант. Бенито. Это музыкант-то? Уж и его тоже за занавес; за то только, чтобыне видать его, я с удовольствием откажусь его слушать. Чанфалья. Вы, ваша милость, сеньор алькальд Репольо, без всякогооснования недовольны музыкантом. Он поистине очень добрый христианин иидальго, от известного корня. Гобернадор. Эти качества необходимы, чтоб быть хорошим музыкантом. Бенито. Чтоб деревом - допускаю; но музыкантом - abrenuncio {непризнаю}. Карапузик. Да, действительно тот должен считать себя дураком, ктоявился играть перед таким... Бенито. Нет, ей-богу, мы видывали здесь музыкантов совсем не таких,как... Гобернадор. Оставьте ваши обоюдные возражения, как сеньор Карапузик,так и алькальд; а то они могут затянуться до бесконечности. Сеньор Монтиель,начинайте свое дело. Бенито. Не много ж утвари у директора великого спектакля. Хуан. Тут, должно быть, все чудеса. Чанфалья. Внимание, сеньоры! Начинаю. О ты, кто б ты ни был, ты,который устроил этот театр с таким чудесным искусством, что он получил имятеатра чудес! Ради добродетели, которая в нем заключается, заклинаю тебя,заставляю тебя и приказываю тебе, чтобы сейчас, сию минуту показал тынекоторые из тех чудесных чудес этим сеньорам, для их утешения и увеселения,без всякого скандала. Но вот я уж вижу, что ты мою просьбу исполняешь,потому что с этой стороны является фигура сильнейшего Самсона, обнимающегостолбы храма, чтобы повергнуть их на землю и отомстить своим врагам. Стой,храбрый рыцарь, стой ради самого бога! Удержись от такого злого дела! Тыразрушишь дом и превратишь в яичницу столь многих и благородных людей,каковы собравшиеся здесь. Бенито. Остановись, прах тебя побери! Хорошо будет, если вместоудовольствия, за которым мы пришли, нас расплюснут в лепешку. Остановись,сеньор Самсон, чтоб тебе провалиться! Тебя просят честные люди. Капачо. Видите вы его, Кастрадо? Хуан. Еще бы не видать! У меня глаза-то на затылке, что ли? Капачо. Удивительное это дело: я так же вижу там Самсона, как турецкогосултана; хотя поистине я законный сын и старый христианин. Чиринос. Берегитесь! Идет бык, тот самый, который убил носильщика вСаламанке. Ложись, ложись! Сохрани тебя боже! Сохрани тебя боже! Чанфалья. Ложитесь все, ложитесь все! Ух, ух, ух! Все ложатся и трепещут. Бенито. В этом быке сидит сам дьявол: он с боков черноват и пегий. Еслия не присяду, он меня вздернет кверху. Xуан. Сеньор директор, постарайтесь, если можно, чтоб не выходилифигуры такие страшные, они нас пугают. Я говорю не про себя, а про этихдевочек... в них кровинки не осталось при виде такого свирепого быка. Кастрада. Да еще как, отец! Я думала, что три дня не приду в себя. Мнепоказалось, что я уж на его рогах, которые у него такие острые, как шило. Хуан. Не была ты, дочка, на рогах и их не видала. Гобернадор (про себя). Ну, пускай все видят то, чего я не вижу; подконец и я скажу, что все видел; а то стыдно будет. Чиринос. Это стадо мышей, которое появляется перед вами, происходит попрямой линии от тех, которые были в Ноевом ковчеге. Вот тут белые, а тутпестрые, тут крапчатые, а тут синие; и, наконец, все это мыши. Хуана Кастрада. Боже! Горе мне! Держите меня, я выпрыгну в окошко. Ах,я несчастная! Милая, обожми крепче твоя юбки и смотри, чтобы тебя неукусили. Нет, их тут не стадо, клянусь жизнью моей бабушки, их большетысячи! Тереса. Я несчастная-то, потому что они забрались ко мне, так что и невыгонишь; одна гнедая мышь влепилась мне в коленку. Силы небесные, помогитемне, на земле нет мне помощи! Бенито. Однако хорошо, что я в штанах; ни одна мышь ко мне не залезет;даже самая маленькая. Чанфалья. Эта вода, которая с такой стремительностью низвергается изоблаков, есть тот источник, который дал начало и происхождение реке Иордану.У каждой женщины, если ей плеснуть этой воды в лицо, оно превратится вгладкое серебро, а если мужчинам, то у них бороды сделаются золотыми. Кастрада. Слушай, милая, открой лицо - ты увидишь то, что тебе нужно.О, какая вкусная вода! Закройся, отец, не замочись! Хуан. Все закроемся, дочка. Бенито. От плеч вода пробралась у меня до главного шлюза. Капачо (про себя). Я сух, как ковыль. Гобернадор (тоже). Это чорт знает что такое! На меня не попало ни однойкапли, а все промокли! Как, неужели же я, между столькими законными детьми,один незаконнорожденный? Бенито. Уберите вы от меня этого музыканта; иначе, клянусь богом, яуйду и не увижу больше ни одной фигуры. Чорт тебя побери,музыкант-оборотень! И пусть идет представление без треску и без звону. Карапузик. Сеньор алькальд, не злобьтесь на меня! Я играю так, как мнебог помог выучиться. Бенито. Тебе-то бог помог выучиться? Ах ты, червяк! Убирайся зазанавес! А то, ей-богу, я запущу в тебя этой скамейкой. Карапузик. И чорт меня занес в этот город! Капачо. Свежа вода святой реки Иордана; хоть я и закрывался, как толькомог, но все-таки мне немного на бороду попало, и я пари держу, что она уменя светится, как золото. Бенито. И даже в пятьдесят раз хуже. Чиринос. Теперь является около двух дюжин свирепых львов и седыхмедведей: все живое берегись! Хотя они и призрачные, но не преминут наделатькаких-нибудь бед и даже воспроизвести подвиг Геркулеса с обнаженнымишпагами. Хуан. Эй, сеньор директор! Вы, провалиться на месте, хотите прогнатьнас из дому, что ли, своими медведями да львами? Бенито. Ваш Дурачина должен бы нам соловьев и жаворонков показывать, ане львов да драконов. Сеньор директор, или пусть являются фигуры болееприятные, или с нас довольно того, что мы видели; и убирайтесь с богом и неоставайтесь дольше ни одной минуты в нашем местечке. Кастрада. Сеньор Бенито Репольо, пусть являются медведи и львы, хотьтолько для нас, женщин, нам будет очень приятно. Хуан. Как же, дочка, давеча ты испугалась мышей, а теперь захотелосьтебе медведей и львов? Кастрада. Все новое заманчиво, сеньор отец. Чиринос. Вот является девица, милая и учтивая; это так называемаяИродиада, пляска которой стоила головы Предтече. Если б взялся кто-нибудьпотанцевать с ней, вы бы увидали чудеса. Бенито. Это так! Фу ты пропасть, какая милая фигурка, приятная исветленькая! Ах ты, шлюха! Как вертится-то девчонка! Племянник Репольо, тыкой-что умеешь на кастаньетах, пособи ей, и пойдет у нас пир горой. Племянник. Я здесь, дядя Бенито Репольо. (Танцует сарабанду, Карапузикиграет.) Капачо. Клянусь дедушкой, значит сарабанда и чакона очень древниетанцы. Бенито. Эй, племянник, держись крепче за эту плутовку жидовку! Но еслиона жидовка, как же она может видеть чудеса? Чанфалья. Нет правила без исключения, сеньор алькальд. За сценой трубят, входит фурьер кавалеристов. Фурьер. Кто здесь сеньор гобернадор? Гобернадор. Это я. Что вам нужно? Фурьер. Приготовьте сейчас же помещение для тридцати кавалеристов, онибудут здесь через полчаса и даже раньше; уж слышны трубы! Прощайте!(Уходит.) Бенито. Я бьюсь об заклад, что эту конницу послал наш мудрец Дурачина. Чанфалья. Ну, нет, это отряд конницы, который был на постое в двухмилях отсюда. Бенито. Ну, теперь я знаю вашего Дурачину, знаю и то, что вы и онвеличайшие мошенники, не исключая и музыканта. Слушайте же! Я вам приказываюприказать Дурачине, чтобы он не смел присылать этих солдат, иначе я им всемпоодиночке закачу в спину по двести плетей. Чанфалья. Говорю вам, сеньор алькальд, что их послал не Дурачина. Бенито. Ая говорю, что их послал Дурачина, как он послал и всех другихгадов, которых я видел. Капачо. Мы всех их видели, сеньор Бенито Репольо. Бенито. Я и не говорю, что вы не видали, сеньор Педро Капачо. Не играйбольше, ты, разиня-музьфсант, а то я тебе голову разобью. Возвращается фурьер. Фурьер. Ну, готовы квартиры? Кавалеристы уж в городе. Бенито. Так Дурачина хочет на своем поставить? Ну, так я клянусь этомудиректору пустяков и плутней, что он мне за это поплатится. Чанфалья. Будьте свидетелями, что алькальд мне грозит. Чиринос. Будьте свидетелями, что про посланных от его величестваалькальд говорит, что они посланы от мудрого Дурачины. Бенито. Самой-то тебе одурачиться бы пошли боже всемогущий! Гобернадор. А я сам про себя думаю, что эти кавалеристы, должно быть,настоящие, а не в шутку. Фурьер. В шутку, сеньор гобернадор? Да в уме ли вы? Хуан. Очень может быть, что они дурачковские, как все, что мы видели.Сделайте милость, директор, заставьте девицу Иродиаду выйти в другой раз,чтобы вот этот сеньор видел то, чего никогда не видывал. Может быть, мы егоподкупим этим, чтобы он поскорее ушел из этого местечка. Чанфалья. Это извольте. Смотрите же, как она покажется, мигните вашемутанцору, чтобы он ей опять помог танцевать. Племянник. Уж, конечно, за мной дело не станет. Бенито. Так, племянник, замучь ее, замучь ее! Поворот, еще поворот!Ей-богу, это ртуть, а не девчонка! Живо, живо! Еще, еще! Фурьер. С ума сошел, что ли, этот народ? Какой тут дьявол, какаядевушка, и что за пляска, и что за Дурачина? Капачо. Значит, сеньор фурьер не видит иродианскую девушку? Фурьер. Да (какого чорта и какую девушку мне видеть? Капачо. Довольно, ex illis est {Ex illis est - значит: "он из тех", тоесть из перекрещенцев или из незаконнорожденных. (А. Н. О.)}. Гобернадор. Ex illis est, ex illis est. Хуан. Он из тех, сеньор фурьер, из тех, он из тех. Фурьер. Что за подлая порода! А вот, клянусь богом, коли положу я рукуна шпагу, так придется вам в окна метаться, а не в дверь. Капачо. Довольно, ex illis est. Бенито. Довольно, он из тех, потому что не видит ничего. Фурьер. Ах, гнусные канальи, если еще раз вы мне скажете, что я "изтех", на вас живого места не останется. Бенито. Никогда еще перекрещенцы и незаконные храбры не бывали, ипотому мы можем сказать: он из этих, он из этих. Фурьер. Ах, проклятая деревенщина! Погодите ж! (Берет шпагу и деретсясо всеми. Алькальд бьет палкой Карапузика, Чиринос сдергивает занавес.) Чиринос. Чорт их принес, эту трубу и кавалеристов; точно их в колоколсзывали! Чанфалья. Мы имеем необыкновенный успех. Хорошие качества нашего театраобнаружились, и завтра мы можем показать его городу, а сами можем воспетьтриумф этой битвы, восклицая: "Да здравствуют Чиринос и Чанфалья!"

ДВА БОЛТУНА

(Los dos habladores)

ЛИЦА:

Сармиенто. Прокурадор. Рольдан. Беатрис, жена Сармиенто. Инес, горничная. Альгвасил. Письмоводитель. Сыщик.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Улица. Входят прокурадор, Сармиенто и Рольдан (дурно одетый, в кожаной куртке, коротких штанах, со шпагой). Сармиенто. Вот, сеньор прокурадор, двести дукатов! Даю вам слово, что язаплатил бы и четыреста, если б рана была шире. Прокурадор. Вы нанесли ее как кавалер и как христианин заплатили. Яберу деньги и очень доволен, что я с барышом, а он с лекарством. Рольдан. Кавалер! Вы прокурадор? Прокурадор. Да. Что вам угодно? Рольдан. Что это за деньги? Прокурадор. Я получил их от этого кавалера, чтобы заплатить моемуклиенту, которому он нанес рану в двенадцать линий. Рольдан. А много ли денег? Прокурадор. Двести дукатов. Рольдан. Ну, ступайте с богом! Прокурадор. Счастливо оставаться. (Уходит.) Рольдан. Кавалер! Сармиенто. Вы это мне, благородный человек? Рольдан. Да, вам. Сармиенто. Что вам угодно? (Снимает шляпу.) Рольдан. Наденьте шляпу, иначе слова от меня не услышите. Сармиенто. Я надел. Рольдан. Сеньор мой, я бедный идальго; однако я видал себя в чести. Я внужде. Я слышал, что вы дали двести дукатов человеку, которому нанесли рану;если вам подобное занятие доставляет удовольствие, я готов получить ранукуда вам угодно. Я вам сделаю пятьдесят дукатов, уступки против других. Сармиенто. Если б я не был так расстроен теперь, ведь я должен бы былрасхохотаться. Да вы не шутя это говорите? Послушайте! Вы думаете, что ранынаносятся так, без причины и кому ни попало, а не тому, кто этогозаслуживает? Рольдан. Однако кто же больше заслуживает, как не нужда? Разве неговорят: нужда смотрит анафемой? Так разве не лучше иметь рану, чемфизиономию анафемы? Сармиенто. Вы, должно быть, не очень начитаны. Латинская пословицаговорит: necessitas caret lege, это значит: нужда закона не знает. Рольдан. Вы изволили очень хорошо сказать, потому что закон изобретендля спокойствия, и разум есть душа закона, У кого есть душа, у того есть идушевные способности; душевных способностей три: память, воля и рассудок. Выимеете очень хороший рассудок; рассудок сейчас видно по физиономии; у васфизиономия искаженная от соединенного влияния Юпитера и Сатурна, хотя Венеранаходилась в квадрате и в восхождении по восходящей линии по вашемугороскопу. Сармиенто. И чорт меня замес сюда! Этого только еще недоставало; двестидукатов за рану заплатил, да еще... Рольдан. "Рану", изволите говорить? Очень хорошо. Рану нанес Каинсвоему брату Авелю, хотя тогда и ножей еще не было; рану нанес АлександрВеликий царице Потасилее когда взял хорошо укрепленную Замору; точно так жеи Юлий Цезарь графу дон Педро Ансуресу во время игры в кости. Нужно вамзнать, что раны наносятся двумя способами: есть предательство и естьвероломство; предательство против короля, а вероломство против равных: онобывает и в оружии, - и если я пользуюсь преимуществом, потому что, говоритКарранса в своей философии шпаги и Теренсий в заговоре Каталины... Сармиенто. Убирайтесь к черту! Вы меня с ума сведете! Что вы мне зачушь несете! Рольдан. "Чушь", вы изволили сказать? Это очень хорошо, потому чточушь, хвастовство, фанфаронады по-испански называются бернардинами. Однаженщина, которую ввали Бернардиной, принуждена была сделаться монашенкойсвятого Бернарда; а вот если бы ее звали Франсиской, так она не могла быэтого сделать; в Франсисках четыре еф. Fe - есть одна из букв азбуки; букв вазбуке двадцать три. Букву ка мы чаще употребляем в младенчестве, - стоиттолько повторить ее, сказать в два приема. В два приема хорошо пить и вино;в вине много великих достоинств; но не надо пить его натощак, а также иразбавленное водой, потому что тонкие частицы воды проникают сквозь поры иподнимаются в мозг; таким образом... Сармиенто. Остановитесь, вы меня уморили! Точно дьявол сидит у вас вязыке. Рольдан. Вы изволили сказать: "в языке"? Это очень хорошо. Язык до Римадоводит. Я был в Риме и в Манче, в Трансильвании и в городе Монтальване.Монтальван был крепостью, в которой был Рейнальдос; Рейнальдос был один издвенадцати пэров Франции и из тех, которые кушали с императором КарломВеликим за круглым столом. Потому он круглый, что был не четверо- и неосьмиугольный. В Вальядолиде есть маленькая площадь, которая называетсяОсьмушкой. Осьмушка есть половина четверти, или кварты. Кварта состоит изчетырех мараведи. В старину мараведи стоил столько же, сколько теперьэскудо; эскудо два рода: есть эскудо терпения и эскудо... Сармиенто. Господи, помоги мне перенести все это! Постойте, я совсемпотерялся. Рольдан. "Потерялся", вы изволили сказать? Это очень хорошо. Потерять -это не то, что найти. Есть семь родов разных потерь: можно потерять в игре,то есть проиграть, потерять состояние, положение, потерять честь, потерятьрассудок, потерять по небрежности перстень или платок, потерять... Сармиенто. Довольно, чорт вас подери! Рольдан. Вы изволили сказать: "чорт"? Это очень хорошо. Потому что чортискушает нас разными соблазнами, главнейшим образом посредством мяса. Мясное- это не рыбное. Рыба флегматична, а флегматики не холерики. Человексоставлен из четырех элементов: из желчи, крови, флегмы и меланхолии.Меланхолия - это не веселость, потому что веселость зависит от того, есть лиу человека деньги. Деньги делают людей людьми. Люди не скоты... скотыпасутся на траве, и, наконец... Сармиенто. И, наконец, вы сведете меня с ума; вы можете это сделать. Ноя умоляю вас, выслушайте, хоть из учтивости, одно слово, и чтоб от вас нислова, ни звука, иначе я тут же умру на месте. Рольдан. Что вам угодно? Сармиенто. Сеньор мой! У меня есть жена, и, по грехам моим, величайшаяболтунья, каких еще не бывало с тех пор, как женщины существуют на свете.Она так болтает, что уж я несколько раз ощущал в себе решимость убить ее заразговоры, так же как других убивают за дурные дела. Искал я средств, но ниодно не помогает. Теперь мне пришло на мысль, что если я возьму вас с собойдомой и потолкуете вы с ней шесть дней кряду, то окажется она перед вами,как новичок перед человеком бывалым. Пойдемте со мной, умоляю вас; я скажу,что вы мне двоюродный брат, и под этим предлогом вы будете приняты в моемдоме. Рольдан. Вы изволили сказать: "двоюродный"? Это очень хорошо. Мы всесродни, и все одно другому сродни; сродни прима секунде на гитаре; на гитарепять струн, а нищенствующих монашеских орденов четыре. В четырех естьнедостача до пяти. В древности был обязан драться с пятерыми тот, ктовызывал на поединок всех, как это было с дон Диего Ордоньесом и с сыновьямиАриаса Гонсало, когда король дон Санчо... Сармиенто. Ради бога, перестаньте! Пойдемте ко мне, там договоритеостальное. Рольдан. Идите вперед! Я берусь, что через два часа ваша жена будетнема, как камень; потому что камень... Сармиенто. Я не хочу слова слышать. Рольдан. Идите! Я вылечу вашу жену. Уходят.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Комната в доме Сармиенто. Входят донья Беатрис и Инес. Беатрис. Инес, эй, Инес! Долго ль мне звать? Инес, Инес! Инес. Слышу, сеньора, сеньора, сеньора! Беатрис. Бездельница, дерзкая! Как смеете вы отвечать таким образом?Разве вы не знаете, что скромность есть первое украшение женщины? Инес. Вашей милости разговаривать хочется, а не об чем, вот вы икличете меня двести раз. Беатрис. Бесстыдная! Двести раз уж очень много; пожалуй, можно сказатьи двести тысяч раз, - только нолей прибавить: ноли ведь сами по себе ничегоне значат. Инес. Сеньора, уж это я слышала; скажите, что мне делать, а то мытолько прозу сочиняем. Беатрис. А проза эта в том состоит, чтобы накрывать стол, кушать вашемугосподину. Вы знаете, что он приходит сердитый; а когда муж сердит, то этобывает причиной, что поднимается палка, и, начиная с прислуги, доходит она идо хозяйки. Инес. Если больше ничего, как только стол накрывать, так я лечу.(Уходит.) Входят Сармиенто и Рольдан. Сармиенто. Эй! Или никого в доме нет? Донья Беатрис! Беатрис. Я здесь, сеньор. Зачем вы так кричите? Сармиенто. Вот я привел гостя, кавалера, - он солдат и мой родственник;я пригласил его обедать. Ласкайте и ублажайте его хорошенько. Он ищет службыв столице. Беатрис. Если ваша милость идете в столицу, так имейте в виду, чтостолица существует не для робких людей, потому что робость есть дочьглупости. А глупый почти всегда человек загнанный, да и стоит того, потомучто ум есть свет для человеческих дел. Каждое дело зависит... Рольдан. Позвольте, позвольте, прошу вас... зависит от расположения,комплекции; а комплекция действует посредством телесных органов ирасполагает чувствами. Чувств пять: ходить, осязать, бегать, думать и немешать другим; всякий, кто мешает, есть невежа, а невежество состоит в том,что человек не попадает в раз. Но кто падает и возвышается, пошли тому богхорошие праздники. Главных праздников четыре: рождество, богоявление, пасхаи пятидесятница. Пятидесятница - слово изысканное. Беатрис. Как изысканное? Плохо ваша милость знает, что такоеизысканное. Все изысканное необыкновенно; обыкновенное не удивляет;удивления порождают дела великие; самое высочайшее дело в мире естьспокойствие, потому что никто его не достигает; самое глупое - это злость,потому что в нее все впадают. Падать необходимо, потому что все имеет тристепени: начало, возвышение и склонение. Рольдан. Вы изволили сказать: "склонение"? Это очень хорошо. Именасуществительные склоняются, а глаголы спрягаются, и те, кто женятся, тожеспрягаются, и супруги обязаны любить друг друга, как того требует нашасвятая мать церковь. Причина этому та, что... Беатрис. Постойте, погодите! Муж мой, кто это? В уме ли вы? Что это зачеловек? Кого вы привели в наш дом? Сармиенто. О боже! Как легко мне! Я нашел, чем отомстить ей! Скореенакрывайте стол, будем обедать. Сеньор Рольдан прогостит у меня шесть илисемь лет. Беатрис. Семь лет! Ах, чорт возьми! Ни одного часу, муж мой, или ялопну с отчаяния. Сармиенто. Я слишком хорош для того, чтобы быть вашим мужем. Эй,давайте кушать! Входит Инес. Инес. У нас гости? Стол готов. Рольдан. Кто это, сеньор? Сармиенто. Наша горничная. Рольдан. Горничная в Валенсии называется fadrina, в Италии masara, воФранции gazpirria, в Германии filimogina, при дворе sirvienta, в Бискайиmoscorra, у мошенников daixa. Пойдемте веселей за обед. Я хочу вам показать,что я обедаю по обычаям Великобритании. Беатрис. Мне осталось только с ума сойти, муж мой! Мне хоть лопнуть, датолько бы разговаривать. Рольдан. Ваша милость изволили сказать: "разговаривать"? Это оченьхорошо. В разговоре узнается ум человека; ум образуется из понимания; кто непонимает, тот не чувствует; кто не чувствует, тот не живет, а кто не живет,тот умер. А кто умрет, тот меньше врет... Беатрис. Муж, муж! Сармиенто. Что вам угодно, супруга моя? Беатрис. Пошлите этого человека ко всем чертям. Мне хоть лопнуть, даговорить. Сармиенто. Имейте терпение, супруга моя! Прежде семи лет, как сказано,он не уйдет от нас, потому что я дал слово и обязан сдержать его, - или ябуду не я. Беатрис. Семь лет? Нет, прежде вы увидите меня мертвой. Ай, ай, ай! Инес. Обморок! Вам хотелось этого видеть, сеньор? Посмотрите, онаумерла. Рольдан. Боже! Отчего с ней такая беда? Сармненто. Говорить не дали. Альгвасил (за сценой). Отоприте правосудию! Отоприте правосудию! Рольдан. Правосудие! Ай, горе мне! Мне бы бежать надо; если менянайдут, так упрячут в тюрьму. Сармиенто. Сеньор, вот средство: полезайте в эту цыновку {В Испаниицыновки употреблялись, да и теперь употребляются, вместо ковров. (А. Н.О.)}, ее сняли и свернули для чистки; там вы можете спрятаться, а другогосредства я не знаю. Рольдан прячется в цыновку, свернутую кольцом. Альгвасил (за сценой). Отопрут мне сегодня или нет? Входят альгвасил, письмоводитель и сыщик. Сармиенто. Что же угодно будет приказать вашей милости? Что-то уж оченьгрозно вы входите. Альгвасил. Сеньор гобернадор, не довольствуясь тем, что ваша милостьзаплатили двести дукатов за нанесенную рану, приказал, чтобы вы подали томучеловеку руку, обнялись с ним и стали друзьями. Сармиенто. Я сейчас сажусь обедать. Письмоводитель. Он здесь, и ваша милость можете сейчас же возвратитьсяи кушать в свое удовольствие. Сармиенто. Ну, так пойдемте в добрый час. Уходят. Инес. Сеньора, приди в себя. Ведь обморок у тебя оттого, чторазговаривать не давали; теперь ты одна, разговаривай сколько угодно. Беатрис. Слава богу, наконец-то я могу прервать свое молчание! Рольдан (показывая голову из-под цыновки). Ваша милость изволилисказать: "молчание"? Это очень хорошо. Молчание всегда восхвалялосьмудрецами; мудрые молчат во-время и говорят во-время, потому что есть времяговорить и есть время молчать. Кто молчит - тот соглашается, а согласиепредполагает условие; условие требует трех свидетелей, а завещание семи,потому что... Беатрис. Потому что убирайся ты к чорту и вместе с тем, кто тебяпривел! Видана ли где такая величайшая подлость? Нет, я опять в обморок. Входят Сармиенто, альгвасил, письмоводитель и сыщик. Сармиенто. Теперь, после мировой, я прошу вас выпить и закусить. Эй,подайте похолоднее вина и грушевого киселя. Беатрис. Зачем вы пришли в эту комнату? Разве вы не видите, что мывыколачиваем эти цыновки. Инес, вот палка, бери другую и выколотим ихначисто. Принимаются выбивать. Рол дан (из-под цыновки). Тише, тише, сеньоры! Я не за тем здесь;языком болтайте, а рукам воли не давайте. Альгвасил. Что такое? Кто это? Никак это мошенник Рольдан, болтун ибездельник? Письмоводитель. Он самый. Альгвасил. Вы арестованы, арестованы. Рольдан. Ваша милость изволили сказать: "арестован"? Это очень хорошо.Кто арестован, тот не свободен; а свобода... Альгвасил. Нет, нет, теперь уж болтовня не поможет; теперь уж выотправитесь в тюрьму. Сармиенто. Сеньор альгвасил, прошу у вашей милости одолжения: пусть онпобудет у меня в доме; на этот раз не берите его. Я даю вам слово, чтопредоставлю ему возможность найти приличное занятие, если он вылечит женумою. Альгвасил. От чего он ее лечит? Сармиенто. От разговоров. Альгвасил. Чем? Сармиенто. Разговорами. Он так ее заговаривает, что она немеет. Альгвасил. Я был бы очень рад видеть такое чудо. Только вот условие:если он ее вылечит, вы сейчас же известите меня; я его возьму к себе домой;моя жена тоже имеет эту слабость, и я был бы очень доволен, если б он мне еесразу вылечил. Сармиенто. Я вас уведомлю об успехе лечения. Рольдан. Я знаю, что я ее вылечу. Альгвасил. Прочь, болтливый негодяй! Сармиенто. А, это стихи? Я люблю стихи. Альгвасил. А если любите, слушайте, во мне есть небольшая поэтическаяжилка. Рольдан. Как? Ваша милость изволили сказать: "поэтическая жилка"? Такпогодите, вас нужно приветствовать. (Аплодирует.) Альгвасил (начинает глоссу {*}) {* Глоссы - особый род стихотворений: каждый куплет из десяти строк срифмой и оканчивается одинаково, на заданный стих. (А. Н. О.)} Кто безустали болтает, Так, наверное, его Сам нечистый искушает; Не владеет тот умом, Кто безумолку болтает. В барабанщики наймися Барабанить языком. Здесь порядочные люди, Ты ушей им не терзай! Прочь, болтливый негодяй! Письмоводитель Эпитафию твою Я скажу тебе зараней: Здесь лежит болтун; по смерти Столько не молчать ему, Сколько он болтал при жизни. Инес. Я желаю кончить этот куплет. Письмоводитель. Говорите, послушаем. Инес Ты своею болтовней Людям ужас нагоняешь, Так поди в лесу болтай, Никому не помешаешь. Прочь, болтливый негодяй! Сармиенто (жене) Ты болтаешь, точно двадцать, Двадцать тысяч человек... Беатрис Продолжать я буду дальше. Рольдан Продолжать болтать? Не дам. Беатрис Уходи туда, наш сродник, Где язык твой не звонил О твоих делах бесчестных, Здесь доподлинно известных, По другим местам болтай! Прочь, болтливый негодяй! Рольдан. Слушайте, ваши милости, и мои стихи будут не хуже! Удержать язык болтливый Здесь хозяйка не умеет; Но от моего леченья, Я надеюсь, онемеет. Приглашен сюда обедать Я сеньором и вплотную Пообедаю. Хозяйка Мне, что хочешь, возражай; Но пойдет обедать с вами И болтливый негодяй! Весело уходят.

РЕВНИВЫЙ СТАРИК

(El viejo celoso)

ЛИЦА:

Каньисарес, старик. Лоренса, жена его. Ортигоса, соседка. Кристина, служанка Лоренсы, ее племянница {*}. Кум Каньисареса. Альгвасил. Музыканты и плясун. Молодой человек (без речей). {* Обычай брать в услужение племянниц и других родственников водится иу нас в среде мелкого купечества. (А. Н. О.)}

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Комната. Входят донья Лоренса, Кристина и Ортигоса. Лоренса. Это чудо, сеньора Ортигоса, что он не запер дверь; он мояскорбь, мое иго, мое отчаяние! Ведь это в первый раз с тех пор, как я вышлазамуж, я говорю с посторонними. О, как бы я желала, чтоб он провалился нетолько из дому, но и со свету белого, и он, и тот, кто меня выдал замуж! Ортигоса. Ну, сеньора моя, донья Лоренса, не печальтесь уж очень.Вместо старого горшка можно новый купить, Лоренса. Да, вот такими-то и другими подобными пословицами иприбаутками меня и обманули. Будьте вы прокляты его деньги, исключая крестов{Которые на них изображены. Испанские талеры и по-русски назывались"крестовики", (А. Н. О.)}, будьте вы прокляты его драгоценности, будьте выпрокляты наряды, и будь проклято все, что он мне дарил и обещал! На что мневсе это, коли я среди роскоши бедна и при всем изобилии голодна? Кристина. Вот правда, сеньора тетя, справедливо ты рассуждаешь. Я лучшесоглашусь ходить в тряпках, одну повесить сзади, другую спереди, только биметь молодого мужа, чем погрязнуть с таким гнилым стариком, за какого тывышла. Лоренса. Я вышла? Что ты, племянница! Меня выдали, ей-богу, выдали; ая, как скромная девчонка, лучше умела покоряться, чем спорить. Если б тогдая была так опытна в этих вещах, как теперь, я б лучше перекусила себе языкпополам, чем сказала это "да". Скажешь только две буквы, а плачь потом дветысячи лет из-за них. Но уж я так думаю: чему быть, того не миновать; и ужчему надо случиться, так ни предупредить, ни отвратить этого нет никакойчеловеческой возможности. Кристина. Боже мой, какой дрянной старик! Всю-то ночь двигает подкроватью эту посуду. "Вставай, Кристина, погрей мне простыню, я иззяб досмерти; подай мне тростник, меня камень давит". Мазей да лекарств у нас вкомнате столько же, как в аптеке. У меня и одеться-то нет времени, а я ещеслужи ему сиделкой. Тьфу, тьфу, тьфу, поношенный старикашка! Грыжа ревнивая!Да еще какой ревнивый-то, каких в свете нет! Лоренса. Правда, племянница, правда. Кристина. Помилуй бог, чтоб я солгала когда! Ортигоса. Ну, так, сеньора донья Лоренса, сделайте то, что я вамговорила, и увидите, как это будет хорошо. Молодой человек свеж, какподорожник; очень любит вас, умеет молчать и быть благодарным за то, что длянего делают. А так как ревность и подозрительность старика нам долгоразговаривать не позволяют, то будьте решительнее и смелей; и я тем самымпорядком, как мы придумали, проведу любезного к вам в комнату и опять уведу,хотя бы у старика было глаз больше, чем у Аргуса, и пусть он, как Сагори,видит на семь сажен в землю. Лоренса. Для меня это внове, и потому я робка и не хочу из-заудовольствия рисковать своей честью. Кристина. Сеньора тетенька, это ведь похоже на песенку про ГомесаАриаса: Сеньор Гомес Ариас, Сжальтесь надо мной, Над невинной крошечкой, Девкой молодой! Лоренса. Ведь это в тебе нечистый говорит, племянница, коли разобратьтвои слова. Кристина. Не знаю, кто во мне говорит, только знаю, что, как сеньораОртигоса рассказывает, я все бы это сделала точь-в-точь. Лоренса. А честь, племянница? Кристина. А удовольствия, тетенька? Лоренса. А если узнают? Кристина. А если не узнают? Лоренса. А кто мне порукой, что все это не будет известно? Ортигоса. Кто порукой? Наше старание, ум, ловкость, а больше всегосмелость и мои выдумки. Кристина. Ну, сеньора Ортигоса, приведите к нам любовника, чистенького,развязного, даже немножко и дерзкого, и пуще всего молодого. Ортигоса. Все это есть в нем, про кого я говорю-то, да еще и другие двакачества: богат и щедр. Лоренса. Я не ищу богатства, сеньора Ортигоса; у меня пропастьдрагоценных вещей, и уж я совсем запуталась в разных цветных платьях,которых у меня множество; в этом отношении мне и желать больше нечего. Дайбог здоровья Каньисаресу, он меня рядит в платья, как куклу, а вдрагоценности, как витрину у богатого бриллиантщика. Вот если б он незабивал окон, не запирал дверей, не осматривал поминутно весь дом, неизгонял котов и собак за то, что носят мужские клички; если б он не делалэтого и разных других штук, и в сказках не слыханных, я бы охотно отдала емуназад его подарки и деньги. Ортигоса. Неужели он так ревнив? Лоренса. Я вам лучше скажу: он недавно продал дорогой ковер, потому чтона нем были вышиты мужские фигуры, и купил другой, с деревьями, заплатилдороже, хотя он хуже. Прежде чем войти в мою комнату, надо пройти семьдверей, исключая наружной, и все запираются на ключ, а ключи, - я до сих порне могу догадаться, куда он их прячет на ночь. Кристина. Тетенька, я думаю, что он прячет их под рубашку. Лоренса. Не думаю, племянница; я сплю с ним вместе и знаю, что при немнет ключей. Кристина. Да еще всю ночь ходит, как домовой, по всему дому; и еслислучайно услышит музыку на улице, бросает камнями, чтобы уходили. Он злой,он колдун, он старый! Больше нечего и сказать о нем. Лоренса. Сеньора Ортигоса, смотрите, брюзга скоро воротится домой, онможет вас застать - и все пропало. А что он захочет сделать, так делаетскоро; и все это мне так опротивело, что остается только надеть петлю нашею, чтоб избавиться от такой жизни. Ортигоса. А вот, может быть, как начнется для вас новая жизнь, этидурные мысли и пройдут, и придут другие, более здравые и более приятные длявас. Кристина. Так и будет; я за это готова дать себе палец на рукеотрубить. Я очень люблю сеньору тетеньку, и мне до смерти жаль видеть еетакой задумчивой и скучной и под властью такого старого и перестарого, ихуже, чем старого; я никак досыта не наговорюсь, что он старый, старый... Лоренса. Однако он тебя любит, Кристина. Кристина. Оттого, что старый. Я часто слыхала, что старики всегда любятмолоденьких девочек. Ортигоса. Это правда, Кристина. Ну, прощайте; я хочу вернуться домой кобеду. Держите на уме то, о чем уговорились, вы увидите, как мы обделаем этодело. Кристина. Сеньора Ортигоса, сделайте милость, приведите мнекакого-нибудь школьника-мальчонка, чтобы и мне какая-нибудь забава была. Ортигоса. Я этому ребенку рисованного доставлю. Кристина. Не хочу я рисованного, мне живого, живого, беленького,хорошенького, как жемчужинка! Лоренса. А если его дядя увидит? Кристина. Я скажу, что это домовой, дядя испугается, а мне будетвесело. Ортигоса. Хорошо, я приведу; и прощайте. (Уходит.) Кристина. Вот что, тетенька, если Ортигоса приведет любовника, а мнешкольника, и сеньор их увидит, нам уж больше нечего делать, как схватить еговсем, задушить и бросить в колодезь или похоронить в конюшне. Лоренса. А ведь ты, пожалуй, готова и сделать то, что говоришь. Кристина. Так не ревнуй он и оставь нас в покое! Мы ему ничего дурногоне сделали и живем, как святые. Уходят.