Мирской град в межкультурной перспективе

Эпоха мирского града наступает во всем мире, а не только на Западе. Семена секуляризации, когда-то разнесенные по всему свету купцами и путешественниками, миссионерами и революционерами, давно проросли, а ростки отцвели и стали приносить плоды. Урбанизация Латинской Америки и Индии, индустриализация Африки и Китая разворачиваются с огромной скоростью. По мере развития этих процессов становится очевидно, что, хотя секуляризация всегда проявляется сходным образом, где бы она ни происходила, тем не менее существенные культурно-исторические различия порождают ярко выраженные различия в maniere d'etre каждого технополиса. Во всех случаях мирской град имеет собственные неповторимые черты.

В этой главе на примере четырех городов, представляющих четыре разных культурных региона, мы увидим, как специфика каждого из них проявляется в процессе секуляризации. Несомненно, это разнообразие — одна из ценнейших особенностей современного мира, которую необходимо сохранить. Секулярная цивилизация вовсе не должна быть однородной или одноцветной. Но цвет и характер, рождающиеся из богатства многообразия, нельзя оставлять на волю случая. Как и все в мирском граде, разнообразие должно быть продумано заранее, иначе его не будет. Об этом надо непременно помнить градостроителям, занимающимся модернизацией. Контраст и многообразие — необходимые элементы нашего мира. Теперь, когда человек берет на себя ответственность за формирование облика своего мира, он должен позаботиться о сохранении его многообразия.

В этой главе мы посетим четыре города: Нью Дели, Рим, Прагу и Бостон. Я сам бывал во всех четырех, хотя не везде подолгу. Они иллюстрируют процесс секуляризации соответственно в Южной Азии, Западной Европе, Восточной Европе и

США. Эти города испытали воздействие секуляризации по-разному, отчасти в силу исторических различий. Их судьба доказывает, что мировая урбанистическая цивилизация совсем необязательно стирает индивидуальные краски города или разрушает
его неповторимые особенности.

Наше путешествие должно также проиллюстрировать то, о чем мы говорили раньше, — различие между историческим процессом секуляризации и идеологией секуляризма. Их не следует путать. Секуляризация — это процесс освобождения. Она разрушает то, что издавна угнетало человека, и ломает бессмысленные установления прошлого. Она полностью доверяет человеку его социальную и культурную жизнь, требуя от него постоянных интеллектуальных усилий и профессионализма. Секуляризм препятствует секулярной революции, превращая ее в застывшее мировоззрение. Он подрезает крылья эмансипации, стремясь зажать общество в тесные рамки еще одной ортодоксии. Цель нашего кругосветного путешествия состоит в том, чтобы показать, что многообразие проявлений секуляризации в разных концах планеты требует от живущих там христиан совершенно разных действий; что разнообразие — величайшая ценность, которую следует оберегать и заранее иметь в виду; что секуляризм — еще один опасный «изм», которому надо противодействовать независимо от его обличий.

Нью дели и индия

Само существование Нового Дели (Нью Дели) свидетельствует о грандиозных переменах, происшедших в Индии в результате ее соприкосновения с Западом. Нью Дели строился с 1912 по 1929 г. англичанами, которые хотели перенести туда из Калькутты столицу Индии. Но и по сей день город кажется недостроенным, незавершенным. Наверное, именно так в первые годы своего существования выглядел Вашингтон. Хотя Новый Дели, как и Старый, составляет лишь часть Большого Дели, все же и сам по себе он производит впечатление поразительного, даже грандиозного города. Несмотря на то что руины зданий, построенных за много веков до прихода династии Великих Моголов, молчаливо напоминают о прошлом, сегодняшний Дели устремлен в будущее. И ни в одном другом городе я не видел столь бурных проявлений культурного многообразия и социальных перемен.

В самом Нью Дели и на его окраинах многие голодают. Только здесь призрак голода с таким безжалостным упорством следует по пятам за экономическим прогрессом. Важнейшие показатели для Индии — объем производства пищевых продуктов и рост населения. Если рождаемость в Индии существенно не

снизится, то к 1971 г. ее население достигнет 500 млн. человек. Хотя некоторые демографы и предсказывают к 1966г. снижение рождаемости, оно может оказаться запоздалым, так что все равно не удастся преодолеть уже наметившийся разрыв между производством пищевых продуктов и потребностью в них. В 1960 г комиссия по сельскохозяйственному производству при Фонде Форда мрачно констатировала, что годовой прирост производства продуктов питания составляет лишь 3,2%, и заключила, что к 1966 г. разрыв между спросом и предложением достигнет 28 млн. т зерновых в год. Комиссия прямо заявила, что «ни одна из существующих программ импорта и нормирования продуктов не в состоянии преодолеть кризис такого масштаба, и настаивала на немедленном принятии «чрезвычайных мер, направленных на увеличение производства пищевых продуктов»¹. Сегодня индийские демографы и экономисты настроены не столь пессимистично, однако до оптимизма им тоже пока далеко. Индия — последняя возможность проверить, способна ли большая и более или менее демократическая страна решить проблему голода, не прибегая к тоталитарным мерам.

Помимо демографических и экономических проблем Индия вынуждена решать и задачи, связанные с языковой, религиозной и кастовой пестротой своего населения. До сих пор продолжаются горячие споры о том, должен ли стать государственным языком хинди — язык, который южане безусловно считают принадлежностью северной части страны. Периодически вспыхивают столкновения между мусульманами и индусами. Многие наблюдатели полагают, что в течение последнего десятилетия Индия не распалась на части лишь благодаря харизматическим качествам Неру.

Будущее Индии зависит от продолжения процесса секуляризации. Племенные, кастовые и религиозные интересы должны быть подчинены более широким политическим целям. Этими интересами нельзя пренебрегать, но необходимо осознать, что они второстепенны по сравнению с главной и общей для всей страны проблемой — проблемой баланса между ростом производства и населения. В связи с этим возникает вопрос о так называемом секуляризме Неру и важнейших пунктах программы Индийского национального конгресса. Здесь мы находим прекрасный пример того, о чем уже говорилось раньше, — пример различия между секуляризмом и секуляризацией.

Неру, несмотря на приверженность идеям своего учителя Ганди, не был религиозным человеком. Необходимость участвовать даже в самой незначительной религиозной церемонии неизменно вызывала у него гримасу неудовольствия. Однажды, во время освящения какой-то плотины, он сердито отстранил саду,

пытавшегося побрызгать на него святой водой. В этом смысле Неру был совершенно «секулярным» человеком. Но был ли он настоящим секуляристом в том значении этого слова, о котором мы говорили раньше?

Неру руководил страной, где в братоубийственных религиозных распрях было пролито больше крови, чем где бы то ни было еще, и в то же время эта страна с полным основанием славится своей «духовностью». Отношение Неру к религии определялось разнообразными факторами. Среди них — тяжелая борьба за независимость от «христианской» державы; интеллектуальная «отмирность» Хэрроу и Кембриджа, где он получил образование; марксизм, увлечение которым в свое время привело его к резкому расхождению с Ганди по вопросу о необходимости индустриализации для Индии. Кроме того, на позицию Неру повлияла необходимость вести постоянную борьбу с Мусульманской лигой, с одной стороны, и с разнообразными индуистскими партиями — с другой. В своем противостоянии этим религиозным партиям Неру всегда отстаивал идею светского государства, в структуре которого нет места для публичных религиозных действий, никакая религия не пользуется поддержкой государства, а взаимоотношения между религиозными группировками регулируются совершенно беспристрастно.

В этом отношении Неру шел по меньшей мере столь же далеко, как и многие из тех, кого Церковь в других странах опасается и клеймит как «секуляристов». Почему же «секулярист» Неру пользовался многолетней и неизменной поддержкой христиан Индии?

А дело в том, что Неру никогда не был секуляристом-догматиком. Он хотел, чтобы Индия стала светским государством, и христиане Индии в большинстве своем были с ним согласны. Ведь возможной альтернативой, особенно после отделения Пакистана, представлялось лишь сакральное индуистское общество. Но даже если бы это был не единственный вариант, все же ясно, что огромное разнообразие религий и сект Индии (по сравнению с которым знаменитый американский плюрализм кажется унылым однообразием) сможет сохраниться только в светском государстве. Кроме того, лишь дальнейшая секуляризация позволит индийцам освободиться от жестких оков, налагаемых кастовым делением общества: ведь касты представляют собой пережиток племенных и кровнородственных образований.

Большинство христиан Индии не сомневаются в необходимости созданий светского государства. Возможно, это самый бла-

гоприятный путь также для Бирмы и Таиланда, где постоянно существует опасность сакрализации государственной власти. Поэтому в тех странах, где на смену древним сакральным обществам начинает приходить светское государство, христианам не стоит брюзжать о вреде секуляризации. В этих странах особенно наглядно проявляется освобождающее действие секуляризации, и, как не раз заявляла Церковь в Индии, христиане должны ее всячески поддерживать.

РИМ И ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА

Самолет донесет вас от Нью Дели до Рима в считанные часы. И снова вы оказываетесь в городе, который, как и Нью Дели, разворачивает перед вами все периоды своей истории. Существует не один Рим — их много. Есть Рим суровой и добродетельной Республики, населенный стройными потомками Ромула и Рема. Есть Рим надменной Империи, разрываемой внутренними конфликтами и тронутой распадом. Есть Рим католического господства, где папы — словно Цезари — правят духовной империей. Есть Рим революции, среди участников которой — Гарибальди и Мадзини, боровшиеся за освобождение Италии от иностранного и клерикального контроля. Есть Рим Муссолини, разукрашенный псевдоримской символикой и четко марширующий к военным эшелонам которые строго по расписанию мчат всю страну к катастрофе. Наконец, есть послевоенный «Рим — открытый город», а позже — родина «Сладкой жизни», официальная резиденция киномагнатов, столица итальянской автомобильной промышленности и скуки.

В сегодняшнем Риме легко открывается каждый из этих ликов города. У него нет тайн. Можно пройти пешком от Форума до Ватиканского музея, а оттуда — к Виа Венето, переходя от эпохи к эпохе и ничто, кроме напряженного дорожного движения не помешает вашим странствиям. Бурная секуляризация Рима особенно выразительно свидетельствует о том, что произошло со всей Западной Европой. И это свидетельство трудно не заметить. Хотя Рим по-прежнему стоит все на тех же семи холмах, однако это уже не тот город, где Юлий Цезарь упал к подножию статуи Помпея, или где монах брат Мартин в ужасе отшатнулся от роскоши и разложения ренессансного папства, или где Генри Джеймс писал в 1873 г, сидя на залитой солнцем террасе на Корсо «В майском Риме все имеет привлекательные стороны, даже народные бунты»². Конечно, убийства разложе-

ние и даже привлекательные бунты и сегодня в духе Рима. Но секуляризация, процветающая там, по крайней мере, еще со времен Возрождения, наконец-то добилась признания. То обстоятельство, что это произошло в столице христианского мира, делает Рим особенно интересным для нашего исследования. Кроме того, это вынуждает всех добросовестных противников секуляризации перейти к обороне: ведь современный Рим — одно из самых удобных для человеческой жизни мест в мире.

Ну, а бурная секуляризация? Не жалко ли, что нельзя приостановить ее хоть на секунду, чтобы не видеть ее разрушительного действия в колыбели христианства? Нет, не жалко, христианам не стоит оплакивать уход сакральных цивилизаций, независимо от их характера. С тех пор как наши глаза открылись всемирному охвату библейской веры, мы видим то, чего могли не замечать несколько десятилетий назад: хотя Европа и не стала вполне сакральным обществом, все же средневековая «христианская цивилизация» имеет много общего с такими классическими сакральными культурами, как буддийский Тибет или государство инков в Перу. Христианство было европейской религией. Оно было тесно связано с европейской культурой, и именно как религию Европы воспринимали его неевропейцы. Но так называемый константиновский период завершился, и христиане должны этому радоваться. Медленно, очень медленно начинают неевропейцы воспринимать Евангелие не только как религиозное освящение ценностей западной культуры. Секуляризация Европы позволила нам увидеть истинно вселенский («католический») потенциал той религии, которая прежде была немыслима без греческой метафизики, римских ритуалов и готической архитектуры. Некогда «быть христианином» означало одно: быть рожденным (или крещеным) в пределах христианского мира. Но после того как аббат Мишонно и кардинал Суар обнаружили, что Франция, как и Мозамбик, тоже «страна, открытая для миссионерства», после аналогичного религиозного пробуждения в Англии и Германии прежнее географическое понимание больше неприменимо. Кардинал Суар когда-то назвал Францию страной крещеных язычников.

Несмотря на пример Испании, как будто свидетельствующий о противном, подлинно христианское сакральное общество невозможно. «Христианского мира» больше нет. Церковь повсюду живет «в условиях миссии», но именно так и должно быть.

Каждый церковный приход — это или communaute missionnaire (термин аббата Мишонно) или это вообще не христианская община а всего лишь рудимент христианства как культуры³.

Более столетия назад Кьеркегор спрашивал, как вообще можно быть «христианином в христианском мире»? Ему представлялось невозможным принять Евангелие смысл которого оказался совершенно затуманенным в результате его почти полного отождествления с европейской культурой и буржуазными ценностями.

По мере секуляризации Европы поставленная Кьеркегором проблема становится менее острой. Разные варианты марксизма экзистенциализм во всех его формах, страстный гуманизм Камю, отказ — в духе «Сладкой жизни» — от всякой вообще идеологии постоянно предлагают европейцам все новые живые альтернативы христианской вере. «Быть христианином» все чаще становится делом сознательного выбора не обусловленным местом рождения или культурной инерцией.

Молодые христиане Европы в частности члены Евангелического студенческого движения (ESG) в Германии или «Молодые рабочие католики» (JOC) во Франции не оплакивают закат христианской цивилизации. Многим из них атмосфера новой «постхристианской» Европы представляется более здоровой. Теперь в университетах и профсоюзах они могут говорить о требованиях Евангелия не испытывая постоянной необходимости извиняться за буржуазный багаж ветшающего христианского мира.

Конечно в новом европейском климате есть и свои опасности. Его богатство часто приводит к утрате устойчивых ориентиров что характерно для всякого переходного периода и порождает тот тип аномии который прекрасно отражен например в фильмах Жана Люка Годара. Но нелепо было бы думать что такого рода потерянность можно устранить повернув Европу вспять к одной из ушедших эпох культурного синтеза — к викторианской, габсбургской или средневековой. Сейчас христианская Церковь может содействовать созданию в Европе новой духовной среды подлинно гуманистической и пригодной для человеческой жизни но в этой среде христианская вера уже не будет формировать господствующий этос а предоставит человеку возможность сделать собственный выбор предлагаемый истинно плюралистической культурой.

ПРАГА И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА

Эти записи я сделал в дорожном дневнике после посещения Праги в 1963г но запечатленные в них ощущения живы для

меня и сегодня. «Все туристы в восторге от Праги. Некоторые утверждают, что это самый прекрасный город между Ленинградом и Флоренцией. Думаю, что они не преувеличивают Мой первый полный день в Праге начался с поездки по центру го рода, а затем к почтенному Карлову университету, величественный зал заседании которого используется лишь для особо важных академических собраний. Стояла чудесная погода. Солнце оставляло неровные жаркие отблески на металлической крыше собора св. Вита. В водах Влтавы казалось, рокочут хоры Сметаны. И еще мне виделся призрак Кафки вот он, изможденный, с горящим взглядом, пробирается по лабиринту вечного гетто»⁴.

Прага всегда была городом на перекрестке. Многоликая столица государства, составленного в 1918 г из частей распавшейся Австро-Венгерской империи, она всегда была либо самым западным городом Восточной Европы либо самым восточным — Западной. Сосуществование разных народов и традиций всегда плодотворно для культуры, хотя, конечно, создает политические трудности. И сегодня в отношениях между немцами и славянами в Праге между чехами и словаками во всей Чехословакии чередуются периоды холодной враждебности и активного сотрудничества. Сейчас Праге больше всего хотелось бы играть свою прежнюю роль посредника между Востоком и Западом. А ее культурное и географическое положение в сочетании с собственной бурной историей делают Прагу самым подходящим кандидатом на эту роль

Прага дала миру невероятное разнообразие религиозных и интеллектуальных движений. Возглавляемая Яном Гусом реформация началась здесь за сто лет до того, как Лютер прибил свои знаменитые тезисы к дверям кафедрального собора в Виттенберге. Здесь же Тихо Браге и Иоганн Кеплер совершили прорыв в современную математику и астрономию. Между двумя мировыми войнами тут процветала немецко-еврейская культура, одно из лучших проявлений которой — творчество Франца Кафки.

Поворотным пунктом в истории Праги стал тот мрачный сентябрьский день в 1938 г, когда Франция и Англия согласились отдать нацистской Германии Судетскую область. Это событие остается незаживающей раной в душах чехов. Они считают его самым подлым из предательств. Некоторые из них видят в этом свидетельство слабости и нерешительности западной демократии. Мюнхенские соглашения значительно способствовали росту популярности чешских коммунистов, и когда в 1948 г произошел государственный переворот, то оказалось, что компартия Чехословакии — одна из самых больших в Европе

Сегодня в Праге, как и повсюду в Восточной Европе, процесс секуляризации идет быстро. Конечно, в Восточной Европе ситуация осложняется присутствием воинствующего секуляристского мировоззрения. Но и у этого колосса ноги из глины. Коммунизм играет двойственную роль в процессе секуляризации. Мы уже говорили о том, что присущий ему атеизм и релятивации ценностей создают некоторые культурные предпосылки для секуляризации. Однако иногда коммунизм стремится стать квазирелигиозным мировоззрением со всеми положенными новой государственной религии ритуалами. Это хорошо видно в случае ГДР, где коммунисты пытаются использовать в своих целях традиции и обряды слабеющей лютеранской церкви, в частности предлагая некие эрзацы конфирмации, церковного бракосочетания и погребального обряда.

При нынешнем положении дел в Восточной Европе, в условиях квазирелигиозного марксистского истэблишмента, христиане оказываются главными сторонниками и активными проводниками секуляризации. Так, в сегодняшней Польше в поддержку «культурного плюрализма» наиболее последовательно выступает католическая интеллигенция на страницах варшавского журнала Slowo powszechno. To же относится и к другим восточноевропейским странам. Один теолог из ГДР сказал: «Мы против коммунизма не из-за его рационализма, а потому что он недостаточно рационалистичен, не из-за его материализма, а потому что он метафизичен. Мы хотим, чтобы коммунизм был тем, за что он себя выдает, то есть научным и социалистическим учением, а не новой священной ортодоксией».

Такие проницательные исследователи коммунизма, как Хельмут Гольвицер, работающий в Свободном университете Берлина, все больше убеждаются в том, что он представляет собой странное соединение политической теории и программы действий с мессианским утопизмом. Это вполне конкретная программа в сочетании с экстатическим сектантским культом, имеющим своих святых и свое представление о райском блаженстве⁵.

Христиане Восточной Европы — одна из сил, способствующих распаду этого принципиально неустойчивого соединения. Сохраняя политическую верность государству, но отвергая при этом его закрытое атеистическое мировоззрение, христиане содействуют тому, что некоторые исследователи называют «деидеологизацией» коммунизма. По-другому это можно назвать секуляризацией коммунизма. Христиане Восточной Европы хотят, чтобы он стал по-настоящему «секулярным». Они хотят, чтобы он освободился от своего холистского, квазирелигиозного ореола и стал тем, что он есть на самом деле: одним из много-

численных способов связи экономики с государственной властью. Тогда коммунизму придется показать, на что он способен в мирной конкуренции с другими обществами, в которой он пока что больших успехов не проявил.

Многие церковные деятели Запада с большим подозрением смотрят на восточноевропейских христиан, проявляющих хотя бы минимальную лояльность по отношению к коммунистическим режимам. Эти критики полагают, что истинные христиане должны либо бежать на Запад, либо организовать сопротивление изнутри. Однако, оставаясь в своей стране и участвуя в движении политически лояльном, но идеологически независимом, христиане тем самым приносят пользу своему обществу, а также способствуют скорейшей «деидеологизации» холодной войны. И эта их позиция поразительно напоминает отношения первых христиан к императору (мы говорили об этом в главе 1). Они рассчитывают на то, что в конце концов произойдет секуляризация коммунизма и марксизм перестанет быть отрицательной ортодоксией. Поэтому, когда христиане обличают всякую секуляризацию во всех ее формах, они лишь запутывают дело.