Журналистская этика в пореформенную эпоху

С обретением журналистской профессией массового характера возникла проблема «всеобщей моральности», или этического момента истины не только для корпоративного содружества служителей пера, камеры и микрофона, но и для общества в целом, граждане которого выступают в роли прямых и косвенных потребителей публицистической информации. Этот важный момент связан с тем, что тиражирование массовым словом высоко моральных фактов, событий, явлений (в позитивном контексте) и, наоборот, - аморальных аналогов (в негативном контексте) неизбежно приводит, соответственно, либо к повышению, либо к понижению нравственного тонуса общественной атмосферы. Первый вариант возможен при соблюдении принципов журналистской этики, второй - при их несоблюдении.

В этом значении журналистская деятельность преследует как одну из важных задач самосохранения и развития общества всемерное совершенствование окружающей действительности во всех ее измерениях - и, прежде всего, в человеческом. Само же совершенствование человека означает, в первую очередь, его воспитание (в комплексе с самовоспитанием) в традициях гуманизма и высокой культуры, поставленное на поток и осуществляемое на основе системной, целенаправленной, последовательной методологии. Этот поточный конвейер непреложно включает в себя семью, школу, улицу - для подростка, а также коллектив и среду - для взрослых. Но для людей всех возрастов - еще и прессу как непрерывно и массово работающего воспитателя (порой - антивоспитателя), каждый день обращающегося к гражданам с открытыми и скрытыми нравственными наставлениями через печать, радио и - особенно - телевидение.

В свете этих посылок те немногие из теоретиков и практиков масс-медиа, кто наделяет прессу как институт и журналистику как профессию лишь информативно-рекреативной ролью и отказывает ей в участии в общественном воспитании, либо искренно заблуждаются, либо сознательно лукавят. Достаточно вспомнить не столь давно мелькавший на отечественном телеэкране весьма показательный рекламный ролик, персонажем которого была десятилетняя девочка, оживленно жестикулировавшая большим пальцем правой руки и с восторгом восклицавшая: «У меня будет вот такой миллион! Я буду вот такой миллионершей!», чтобы понять «воспитательную» подоплеку многих подобных демаршей электронной прессы, нацеленных на переделку ментальности российских граждан в духе пресловутого вестерна.

И каких бы современных модных оговорок на счет природы журналистики сегодня ни делали ее теоретики и практики, все-таки она является профессией, несущей в себе ген воспитания. И она (вместе со своим продуктом - газетными публикациями и радио-телевизионными передачами) обязательно входит, в силу большой этической значимости, в систему общественного воспитания как эффективно действующий в этом направлении механизм.

Известно, что журналистика не обладает повелительно-прагматическими свойствами, присущими законодательной, исполнительной и судебной власти. Однако она способна одобрить или осудить факт, событие, явление действительности с нравственной точки зрения, и на основе публично высказанных моральных настояний побудить силой общественного мнения какой-либо класс, слой, группу, индивида, а также орган власти или социальный институт к переменам в сознании и поведении, за которыми последуют конкретные действия или поступки. Последние, к сожалению, могут быть не только созидательными, но и разрушительными, как, например, неадекватная реакция десятков миллионов людей на ежедневно «внедрявшийся» в их сознание перестроечной прессой антипатриотический тезис «Советский Союз - империя!», в результате чего названное государство на карте мира в декабре 1991 года перестало существовать, а многие русские люди в одночасье лишились Родины, оказавшись в Ближнем зарубежье…

В постперестроечный период в российском информационном пространстве активно происходит процесс мутации профессиональной и служебной этики журналиста, который фактически является неизбежным на переходной фазе развития общества. В это время быстро изменяются все факторы эффективности журналистской деятельности, выделяемые в теории масс-медиа:

Организационно-политические факторы (этико-правовой статус прессы в государстве, учредительская принадлежность периодического издания - государственное, партийное, «независимое», роль и место масс-медиа в политической системе общества, организационная структура средств массовой информации).
Материально-технические факторы (полиграфическая база периодических изданий, научно-техническая их вооруженность, сеть изданий, служба распространения).
Социально-психологические факторы (производственно-экономические, социальные, демографические, психологические и иные параметры региона, а также координация журналистской деятельности с другими видами творческой деятельности).
Творческие факторы (профессиональные знания и навыки журналиста, окружающая его творческая среда) [ См.: 4, с. 126 ].

По первой группе - организационно-политических факторов - для прессы в переходном обществе увеличивается возможность для усиления идеологической самостоятельности периодических изданий и телерадиокомпаний, успешной реализации ими функций социального контроля за происходящими реформами, конструктивного оппонирования работниками средств массовой информации властным структурам на стороне большинства населения, превращения журналистского аппарата в новую политическую силу, претендующую на свою долю власти в управлении обществом и государством.

По второй группе - материально-технических факторов - для прессы в переходном обществе появляется возможность организации собственного - информационного - рынка, работающего в согласии с основными экономическими законами (соответствия спроса и предложения, стоимости, воспроизводительного потребления), превращения своей продукции - номера газеты, журнала, телерадиопередачи, рекламного образца - в товарную единицу, обладающую потребительной стоимостью и стоимостью, автономного распоряжения полученной от реализации тиража и публикации рекламы прибылью, значительного расширения сети периодических изданий и создания своей службы распространения, коренного технического перевооружения труда журналистов.

По третьей группе - социально-психологических факторов - для прессы в переходном обществе появляется возможность с большей эффективностью работать на читателя, слушателя, зрителя (не на «среднего» потребителя информации, как было раньше, а на «своего», конкретного), максимально использовать в целях улучшения своей деятельности потенциальную, реальную и целевую аудитории, создавать разнопрофильные (газетные, телевизионные, радиовещательные, рекламные, издательские) медиа-холдинги, осуществлять совместные информационно-публицистические проекты в печатном и электронном вариантах.

По четвертой группе - творческих факторов - для прессы в переходном обществе появляется возможность более полного творческого самовыражения журналистов (своя аудиторная «ниша», стимулирующая творческая среда), дальнейшей индивидуализации журналистского труда (авторские телерадиопрограммы, персональные газетные и журнальные рубрики), рациональной персонификации выдаваемого на массовую аудиторию публицистического массива, регулярного повышения профессиональной квалификации с освоением современных информационных технологий (журналистика Он-лайн).

Все эти мутации в системе отечественной журналистики в принципе сводятся к одному интегралу - переходу российской прессы в пореформенный период общественного развития из традиционного состояния «информационного режима» в качественно иное состояние «информационного рынка», что означает реальное (правовое и этическое) обретение журналистами свободы слова, которая квалифицируется во Всемирной Декларации прав человека как одна из самых важных общечеловеческих ценностей. При этом, по утверждению Д. Мэррила, «слово «свобода» не означает, что человек свободен от всего. Быть свободным от всего - от других людей, от законов, от морали, от мыслей и эмоций - в реальности невозможно, и здравомыслящий человек не может желать такой свободы… Таким образом, если мы будем следовать этой этике, то мы должны разрешать свободу только ради добра, но не ради зла» [ 6, с. 38-39 ].

Но между обретением какой-либо духовно-практической ценности и ее полезным фактическим использованием обычно лежит дистанция огромного размера, обусловленная присутствием в любом достижении прогресса неизбежного побочного эффекта. Причем, в переходном обществе, с характерной для него колеблющейся атмосферой зыбкой нравственности, он может достигать весьма больших размеров, за которыми совсем незаметным порой становится основной эффект. Как верно заметил еще в Х I Х веке французский мыслитель Л. Сэй, «свобода печати существует вполне для пользы читающих: дело, однако, в том, чему она служит, - обманывает ли их или выводит из заблуждения» [ 16, с. 315 ].

Итак, провозглашение свободы слова и логически вытекающей из нее свободы творческого самовыражения в 90-х гг. ХХ века явилось серьезным испытанием профессионально-нравственной зрелости отечественного журналистского корпуса, который наконец-то получил возможность перейти от внешней регуляции своей деятельности, в основном, к внутренней ее саморегуляции. В потенциале это сулило значительное расширение идейно-тематического и фактурно-логического, а также лексико-семантического и композиционно-стилистического диапазонов публицистического творчества.

Однако многие представители журналистского корпуса, де-юре завладев свободой слова, де-факто начали понимать ее как разрешенную возможность выходить за границы этического коридора. А ведь этими границами определяется любое творческое пространство духовно-практического свойства, в том числе - информационно-вещательное, в котором можно с одинаковым успехом насаждать публицистическим словом как разумное, вечное, доброе, так и неразумное, вредное, злое.

В итоге свобода публицистического творчества в России в постперестроечный период все чаще стала оборачиваться журналистским произволом, причем на всех стадиях творческого процесса - при выборе темы, сборе и обработке материала и литературном его оформлении. Сейчас практически по всем узловым моментам профессиональной этики (отношения журналиста - с массовой аудиторией, источником информации, персонажем произведения, нештатным автором) и служебной (отношения журналиста - с редакционным коллективом, редактором, коллегами по профессии) наблюдаются серьезные отклонения от нормативных оснований.

Например, Кодекс профессиональной этики российского журналиста требует от него уважать честь и достоинство людей, которые становятся объектами его профессионального внимания. Но о каком уважении к человеку может идти речь в том случае, когда журналист «Столицы С» даже позитивному персонажу своего интервью (одному из руководителей Гостелерадиокомпании «Мордовия») вкладывает в уста в виде прямой речи вульгарные слова, которые по этическим соображениям не должны употребляться в публичной лексике (и выносит их в подзаголовок): «Пока я здесь работаю, никаких сисек на канале не будет!» [ 12 ].

Помимо этого, в отечественном информационном пространстве стал небезуспешно культивироваться в качестве образца для подражания некий стандарт асоциального и некорректного поведения чересчур продвинутого журналиста, эпатирующего публику вызывающими деталями внешности (намеренно неухоженной бородой, напоказ выставленными подтяжками) и нарочито развязными жестами, которые не может себе позволить в общественном месте любой воспитанный человек.

В подтверждение высказанной мысли можно сослаться на так называемую харизму автора программы «Однако» на телеканале «ОРТ» Михаила Леонтьева, на примере которого следует учить будущих журналистов, как не надо себя вести публично. Это нужно видеть, как популярный в определенной зрительской среде телеведущий с написанным на лице большим самомнением каждый раз в начале передачи садится в раскоряченной позе на повернутый спинкой вперед стул и вальяжно-скрипучим голосом вещает на разные политические темы с претензией на роль пророка в журналистском отечестве…

По мнению большинства отечественных исследователей журналистики, российские средства массовой информации отличаются сегодня «неопределенностью этической ориентации». Конечно, не последнюю роль в сложившейся ситуации играет быстрое проникновение олигархического капитала в информационное пространство, поспешное акционирование отечественных масс-медиа, ставящее прессу в зависимость от финансовых структур, что приводит к возникновению в сфере журналистики гипертрофии товарных отношений. Эти тенденции, в свою очередь, вызывают резкое «пожелтение» периодических изданий и телерадиопрограмм - оно проявляется в погоне за «жареными» фактами и потакании вкусам той части массовой аудитории, которая не отличается высоким уровнем культуры.

Названная выше «неопределенность этической ориентации» отрицательно сказывается на качественном уровне двух основных элементов публицистических произведений - их содержании (идейно-тематический и фактурно-идеологический профиль) и форме (лексико-семантический и композиционно-стилистический профиль).

1. По содержанию современной публицистики, или идейно-тематическому и фактурно-логическому ее профилю - здесь выделяются следующие из общего разряда мутаций прессы доминанты:

- в большинстве средств массовой информации происходит поворот от преимущественного отображения позитивных жизнеутверждающих начал к преимущественному отображению негативных жизнеотрицающих начал;

- добровольно отказавшись от общественной роли проповедника высокой морали, пресса взяла на себя антиобщественную роль рассадника аморализма, и со страниц периодических изданий и с телерадиоэфира на неподготовленного к такому накату читателя, зрителя, слушателя хлынула волна насилия и разнообразных патологий.

Эту негативную роль, поддавших инерции всеобщего «пожелтения», стали выполнять даже традиционные региональные газеты, долгие годы существовавшие в ином (нерыночном) нравственном измерении и в дореформенный период отражавшие действительность именно с позиции жизнеутверждающих начал. Например, газета «Известия Мордовии» - несмотря на то, что в ней не отдают предпочтения криминальным публикациям, относящимся к «группе риска», они здесь все же присутствуют, чаще всего в виде скуповатой хроники происшествий, но иногда встречаются и развернутые повествования с подробностями событий и обязательным резюме в конце.

Основными этическими аномалиями в подобных публикациях являются скрупулезное описание техники совершенных преступлений, а также двусмысленные с точки зрения высокой нравственности и алогичные по фактуре авторские выводы. В качестве примеров можно привести статьи «Увы, не разверзлась земля под бандитами» [ 13 ] и «Двадцать лет и два года» [5]. В первом случае имеет место перенасыщенность подробностями пыток, которые применяли вымогатели к своим жертвам, а во втором - алогичные выводы автора, пытавшегося оправдать бытовое убийство женщины-алкоголички ее собственным мужем.

Что касается новомодных региональных газет («Столица С», «Вечерний Саранск», «Жизнь», «Время»), возникших в сегодняшнем (рыночном) нравственном измерении, то они с самого рождения отличаются весьма сложными взаимоотношениями с Кодексом профессиональной этики российского журналиста. Лидерство среди сомнительных с этической точки зрения материалов в новомодных газетах по традиции держат публикации с отображением криминальных событий. Кроме подробных описаний совершенных преступлений, здесь можно найти еще и обилие сопутствующих фотографий. К примеру, в рубрике «Розыск» газеты «Столица С» регулярно публикуются фотографии неопознанных трупов. Обширные криминальные повествования сопровождаются также красочными иллюстрациями мест, где произошло преступление, многолюдных похорон, родительского горя и т. д.

К криминалу в прессе часто примыкает мистика - это участившиеся в последние годы публикации о странных призраках, кладбищенских привидениях и других байках-«ужастиках». В частности, в публикации под названием «Дом с привидением» [ 6 ] с художественными подробностями рассказывается о призраке давно умершего лесничего: ее автор провел целую ночь в «нечистом месте» и якобы стал очевидцем жутковатых проделок хулигана-призрака. В итоге все события, описанные журналистом, выглядят вполне достоверно, а сама публикация, как хичкоковский фильм ужасов, вызывает у читателя откровенный страх.

Криминал и мистика в прессе часто дополняются секс-шоками на грани вербальной порнографии. К примеру, газета «Вечерний Саранск» помещает большую статью под названием «Секс-бизнес по-мордовски», в которой рассказывается о деятельности местных «секс-агентств», поставляющих всем желающим «девочек по вызову», причем особенно радуют журналиста перспективы развития этого промысла: «Мордовский секс-бизнес… будет выходить на новые рубежи, т. е. появятся стационарные точки в виде элитных массажных салонов, саун со спецобслуживанием, шикарных борделей с ассортиментом секс-услуг, способных удовлетворить разнообразнейшие притязания саранской озабоченной и обеспеченной публики мужского пола. А, может, чем черт не шутит, - и до обеспечения секс-услугами саранских женщин дело дойдет?!» [ 3 ]. Все эти авторские суждения для обывателя с низменными вкусами, конечно же, интересны и увлекательны, и газета опять же наверняка делает очередной коммерческий успех. Но по большому счету эта публикация никоим образом не соответствует главной этической цели журналистики - пропаганде общечеловеческих ценностей, поскольку проституция во все времена считалась позорным ремеслом и общество, допускавшее его существование, не могло считаться высоконравственным.

«Переизбыточность» криминальной тематики нередко ставит авторов подобных публикаций в положение двусмысленных моралистов. В частности, однажды «Столица С» умудрилась повторить классическую ошибку, еще в 80-х гг. проанализированную Д. С. Авраамовым в книге «С нравственных позиций» [ 1, с. 112 ], где он, рассуждая о деформациях авторской морали и связывая их с представлениями, вынесенными из детства, апеллирует к очерку, опубликованному в одном из московских изданий.

Повод для написания очерка был трагическим: владелец дачи убил подростка, залезшего к нему в сад за вишнями. По ходу повествования столичный журналист защищал подростка, стараясь подспудно внушить читателю мысль, что в краже вишен из чужого сада, в сущности, нет ничего плохого. Скорее всего, на восприятие очеркиста оказал влияние жуткий контраст преступления и наказания. Если бы ситуация была несколько иной (подросток бы остался живым), то и расставленные автором акценты наверняка были бы другими. И, как по заказу, в «Столице С» в 1998 году появилась статья «10-летняя Инга стала инвалидом из-за горстки малины», где авторские выводы были точно такими же, как в московском варианте.

2. По форме современной публицистики, или лексико-семантическому и композиционно-стилистическому ее профилю - здесь выделяются следующие из общего разряда мутаций прессы доминанты:

- в большинстве средств массовой информации происходит быстрый поворот от элитарно-культурной к массово-культурной ориентации на используемую лексику, семантику, композицию и стилистику в обнародованных материалах;

- в выступлениях прессы наблюдается заметное «снижение» профессионального уровня их словесного воплощения, «опрощение» заданного смысла, «огрубление» элементов построения, «деградация» качества изложения.

В самом постперестроечном факте быстрого падения семантики и стилистики в прессе не усматривается ничего удивительного, ведь корни этого явления кроются в социальных причинах. После 91-го года, в результате шоко-терапевтических реформ, снизилось качество жизни большинства россиян, а в понятие «качество жизни» входит и обеспеченность граждан социально значимой информацией. Если переходное общество (за вычетом десяти процентов преуспевающих граждан) обеднело материально, то оно в этих условиях никак не могло «разбогатеть» духовно.

Резкое вторжение в информационное пространство товарно-денежных отношений приводит к тому, что в нынешнем кадровом корпусе прессы, в том числе - среди ее руководителей, появляется многочисленная прослойка идеологов «новой» журналистской морали. И они, ничуть не стесняясь отступлений от нравственных принципов, публично заявляют, что сегодня писать и вещать нужно лишь о том, за что деньги платят, а бороться словом за правду и истину, добро и справедливость - это предрассудки, доставшиеся в наследство от прошлого соцреализма. Такое утилитарное понимание роли прессы грозит для общества большой бедой, ведь полная коммерциализация журналистики как рода деятельности обязательно приведет к воспроизводству зла в больших размерах.

Неслучайно молодой К. Маркс еще в Х I Х веке предупреждал журналистов: «Главнейшая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом» [ 9, с. 96 ]. Если по части морали у журналиста случаются отступления от правды и истины, добра и справедливости в угоду коммерческой выгоде, то и лексикон для этого подбирается соответствующий - не литературный, а разговорный вперемешку с вульгаризмами. Отсюда проистекают все большие и малые беды композиции, языка и стиля отечественной прессы (от ярлыков, кличек, оскорблений до внешне безобидного засилья иноязычия, типа «сникерсни!»).

Основным композиционным приемом в современной публицистике становится «обыгрыш» сенсации в тексте повествования с обязательным внушением читателю (зрителю, слушателю) состояния аффекта - страха, испуга, отчаяния и т. д. К такому разряду публикаций следует отнести расширенную заметку из газеты «Вечерний Саранск» под названием «Крысы объели труп до костей», где речь шла об умершей от ишемической болезни сердца одинокой пенсионерки, которую слишком поздно обнаружили. Описание этого случая достойно сценария для фильма ужасов: «Полчища грызунов съели более девяноста процентов тела женщины. Так, например, ноги были объедены полностью, внутренние органы при обнаружении тела отсутствовали, мясо и кожа сохранились лишь частично на грудной клетке и голове» [ 8 ].

В этом случае журналист, с одной стороны, не отклоняется от фактурной основы, он точно описывает в деталях случившееся, не скрывая от читателя жестокой правды случившегося, но, с другой стороны, вряд ли отвратные натуралистические подробности представляют для аудитории какую-либо ценность и полезность, к тому же не ясны цели такого правдолюбия. На размышления об экономическом бедствовании пенсионеров эта заметка не наводит, так как, по уверениям автора, умершая женщина относилась к разряду неблагополучных граждан - злоупотребляла спиртным, муж-уголовник у нее погиб несколько лет назад, двое сыновей находились в тюрьме, а третий - в интернате. Выходит, что рассказ о ее смерти является простой констатацией жестокого факта, без малейшей попытки морализирования и, в сущности, он ничего не дает читателю, кроме внушенного на короткое время приступа страха.

Еще один пример использования сенсации в композиции публицистического произведения - расширенная заметка в той же газете под названием «Страшная смерть санитарки», где подробно описывается самоубийство (самосожжение) 54-летней жительницы пригородного села Берсеневки. О причинах, толкнувших ее на этот шаг, гадать не приходится - женщина была давней пациенткой психиатрической больницы, зато картина происшедшего описана весьма красочно: «Тело Петровой практически по пояс находилось в огненном чреве банной печи. Когда труп удалось вытащить на улицу, выяснилось, что ноги женщины практически сгорели и представляли собой обугленные головешки» [ 11 ].

Далее по тексту следует описание приготовлений к акту самосожжения, собранное по свидетельствам соседей. Женщина готовила себе могилу в своем сарае, занимала у односельчан бензин и керосин, не объясняя, зачем это нужно, т. е. для читателя все было ясно, как божий день: самоубийство произошло на почве психического заболевания. И тогда, как и в предыдущем случае, становятся непонятными причины, побудившие журналиста обнародовать эту информацию. Душевного спокойствия родственникам погибшей она не добавит, тем более что когда-то женщина была совершенно здоровой, и в заметке даже упоминаются ее прежние заслуги на работе. Вероятно, газетой преследовалась другая цель - очередной жуткой сенсацией ввергнуть аудиторию в аффективное состояние испуга и добавить к рейтингу издания дополнительный «плюс» обывательской популярности.

Выходит, в настоящее время с трудом добытая свобода слова на глазах читателей, зрителей, слушателей постепенно превращается в свободу злоупотреблять словом. И можно констатировать: по уровню семантической культуры и стилистической грамотности дореформенная журналистика, в том числе и провинциальная, была значительно выше нынешней, пореформенной журналистики, которую следует в этом смысле назвать полуграмотной. Нынешняя публицистика накрылась «девятым валом» непрофессионализма, при котором вольное обращение с фактом и небрежное - со словом стали едва ли не «этической нормой» этой разновидности творческого труда.

Вольное обращение с фактурой часто объясняется стремлением журналистов выжать сенсацию практически из любого события, даже из такого безобидного, каким является традиционный ежегодный фестиваль «Студенческая весна», что наглядно продемонстрировала газета «Столица С» в расширенной заметке под названием «Филфак сделал ход лошадью» (в композицию своего выступления студенты-филологи заложили 5-минутную мизансцену с участием живой лошади, которая вполне достойно для животного, безо всяких эксцессов вела себя перед зрителями).

Однако журналист, зацикленный на поиске сенсации, весьма своеобразно интерпретировал процесс произошедшего в республиканском Дворце культуры действа. Основным моментом выступления, по его мнению, были лошадиные экскременты за кулисами, которые студенты вынуждены были убирать собственноручно. То, что происходило на сцене, журналиста, видимо, не заинтересовало, поскольку в публикации никакого отражения оно не нашло.

В то же время вышеназванный казус, наоборот, сотрудником редакции был очень подробно и всесторонне изучен: «Подвох не заставил себя ждать: на память о себе лошадь оставила за кулисами несколько кучек навоза. Как прокомментировала сей эпизод уборщица РДК Антонина Гуськова, это обстоятельство крайне возмутило ее коллегу, дежурившую в тот вечер» [ 14 ]. Эта цитата красноречиво свидетельствует о добросовестности и глубине журналистского «расследования», в котором совершенно не было необходимости по этическим и даже гигиеническим соображениям.

Низкий уровень языковой и стилистической культуры современной прессы подтверждается многими публикациями, в частности, из газеты «Столица С», которая является очень популярной в Мордовии, если судить по самому большому тиражу (2004 г. - 39 тыс. экз.). Например, отчет о прошедших в Саранске концертах музыкальной группы «Сектор газа» назывался «Хой! Все охоели!» [ 15 ]. По поводу ассоциаций, вызываемых этим заголовком, комментарии излишни. Или скандальные откровения популярного российского певца, изложенные в интервью с ним под названием «Александр Буйнов был сифилитиком» [ 2 ]. Еще одно интервью в том же роде, но уже с писателем Киром Булычевым, озаглавлено не менее экстравагантно: «Откровение: «Лучше подумать, чем писать против ветра!» [ 10 ]. Иногда подобные заголовки аморального свойства выносятся даже в анонсы на первую страницу названной газеты.

ВЫВОДЫ

Коренные изменения в профессиональной и служебной этике журналиста представляются неизбежным процессом на переходном этапе развития общества, когда трансформируются все факторы эффективности информационно-вещательной деятельности - организационно-политические, материально-технические, социально-психологические и творческие.

Общим знаменателем этого «мутационного» процесса выступает структурно-идеологический переход российской прессы в постперестроечном периоде из традиционного состояния «информационного режима» в качественно иное состояние «информационного рынка»; результатом названного перехода является реальное (правовое и этическое) обретение журналистами свободы слова - одной из самых важных, по Всемирной Декларации прав человека, общечеловеческих ценностей.

Провозглашение свободы слова с логически вытекающей из нее свободой творческого самовыражения явилось серьезным профессионально-этическим испытанием для журналистского корпуса, которому представилась возможность перейти от внешней регуляции своей деятельности, в основном, к внутренней ее саморегуляции; преодоление этого «рубикона» предполагало в потенциале значительное расширение идейно-тематического и фактурно-логического, а также лексико-семантического и композиционно-стилистического диапазонов публицистического творчества.

Практическое освоение журналистами нового этико-правового статуса в большинстве случаев привело к побочному эффекту: многие работники масс-медиа, де-юре завладев свободой слова, де-факто начали понимать ее как разрешенную возможность выходить за границы нравственного коридора, которыми определяется любое творческое пространство духовно-практического свойства, в том числе - информационно-вещательное.

Свобода публицистического творчества в пореформенной России стала часто оборачиваться журналистским произволом, причем на всех стадиях творческого процесса (при выборе темы, сборе и обработке материала, литературном его оформлении), а также во всех парах этических отношений работника прессы на профессиональном (с массовой аудиторией, источником информации, персонажем произведения, нештатным автором) и служебном (с редакционным коллективом, редактором, коллегами по профессии) уровнях; при этом в медиа-сфере сегодня культивируется некий стандарт асоциального и даже аморального поведения «продвинутого» журналиста, эпатирующего публику низкой речевой культурой, неухоженной внешностью, развязными манерами и др.

Большинство отечественных масс-медиа в настоящее время характеризует «неопределенность этической ориентации», обусловленная быстрым проникновением олигархического капитала в информационное пространство, поспешным акционированием прессы крупными финансовыми структурами и - как следствие - возникновением в сфере журналистики гипертрофии товарных отношений: эта тенденция, в свою очередь, вызывает резкое «пожелтение» многих периодических изданий и телерадиопрограмм, потакающих вкусам той части массовой аудитории, которая не отличается высоким уровнем культуры.

Названная «неопределенность этической ориентации», отличающая весь творческий процесс, отрицательно сказывается на качественном уровне двух основных элементов журналистских произведений:

а) на содержании публикаций (идейно-тематический и фактурно-идеологический профиль публицистики), для которого характерен поворот от преимущественного отображения позитивных жизнеутверждающих начал к преимущественному отображению негативных жизнеотрицающих начал, - в результате со страниц периодических изданий и с телерадиоэфира на психологически не подготовленного читателя, зрителя, слушателя «накатывает» в информационной обертке волна жестокого насилия и разнообразных патологий (криминальная проблематика, мистическая тематика, деловой и бытовой аморализм, сексуальные «шоки» и др.);
б) на форме публикаций (лексико-семантический и композиционно-стилистический профиль публицистики), для которой характерен поворот от элитарно-культурной к массово-культурной ориентации на используемую журналистами лексику, семантику, композицию и стилистику, связанный со «снижением» их словесного воплощения, «опрощением» заданного смысла, «огрублением» элементов построения, «деградацией» качества изложения (перебор аффективных сенсаций, наличие приемов внушения страха, испуга, отчаяния, вульгаризация языка и стиля и др.).

Исходя из сказанного, можно утверждать, что проблема изначального «недобора» морали в журналистской работе продолжает оставаться актуальной. На самом деле, сложившуюся сегодня в средствах массовой информации ситуацию следует назвать критической и требующей скорейшего разрешения. Весь этот поток аморализма, надвигающийся со стороны прессы на сознание и подсознание россиян, никак нельзя назвать безобидным, не приводящим в ближайшей перспективе к серьезным общественным аномалиям. И если не противопоставить ему в ближайшее время иной качественный поток - высоконравственной социально-значимой информации, тогда с помощью «расхристанной» прессы страна рискует получить новое поколение граждан, не имеющих в жизни четких нравственных ориентиров, со всеми вытекающими последствиями.

Вопросы для самопроверки

Что означает проблема «всеобщей моральности», или этического момента истины для общества в целом и журналистской деятельности в частности?
Какими инструментальными свойствами, в отличие от законодательной, исполнительной и судебной власти, обладает «четвертая власть» - журналистика (печать, радио, тедевидение, или система средств массовой информации)?
Какие изменения в настоящее время происходят в сфере факторов эффективности журналистской деятельности, выделяемых в отечественной теории прессы?
Что является интегральным моментом по отношению ко всем кардинальным переменам, происходящим в работе российской прессы в пореформенную эпоху?
Чем принципиальным для прессы отличается состояние «информационного режима» от состояния «информационного рынка»?
Какая взаимосвязь прослеживается между «неопределенностью этической ориентации» отечественной прессы и возникновением в сфере журналистики гипертрофии товарных отношений?
Какими изменениями с этической точки зрения характеризуются сегодня содержание (идейно-тематический и фактурно-логический профиль) и форма (лексико-семантический и композиционно-стилистический профиль) современной публицистики?

Приложения

Авраамов Д. С. С нравственных позиций. - М.: Мысль, 1981. - 158 с.
Александр Буйнов был сифилитиком // Столица С [Саранск]. - 1999. - 19 фев.
Белякова А. Sex -бизнес по-мордовски // Вечерний Саранск. - 2001. - 21 марта.
Васильев В. П. Факторы эффективности журналистского труда // Средства массовой информации и пропаганды. - М.: Политиздат, 1984. - С. 124-140.
Двадцать лет и два года // Известия Мордовии. - 1999. - 22 янв.
Дом с привидением // Столица С [Саранск]. - 1999. - 7 нояб.
Дэннис Э., Мэррил Д. Беседы о масс-медиа. - М.: Вагриус, 1997. - 328 с.
Крысы объели труп до костей // Вечерний Саранск. – 2001. – 14 марта.
Маркс К., Энгельс Ф. О печати. 1839-1895. - М.: Высш. шк., 1972. - 519 с.
Откровение: «Лучше подумать, чем писать против ветра!» // Столица С [Саранск]. - 1999. - 22 фев.
Страшная смерть санитарки // Вечерний Саранск. - 2001. - 28 марта.
Телебосс Вячеслав Кисляков борется за моральный облик ГТРК «Мордовия» // Столица С [Саранск]. - 2003. - 9 сент.
Увы, не разверзлась земля под бандитами // Известия Мордовии. - 1999. - 20 янв.
Филфак сделал ход лошадью // Столица С [Саранск]. - 2001. - 11 апр.
Хой! Все охоели! // Столица С [Саранск]. - 1999. - 10 апр.
Энциклопедия Ума, или Словарь избранных мыслей авторов всех народов и всех веков. - М.: ТЕРРА, 1998. - 624 с.

Раздел 6.