Этический аспект: проблема справедливости и милосердия 5 страница

И Дук его простил.

Комментарий

Поэма "Анджело" написана в 1833 г. и представляет собой пересказ комедии У. Шекспира "Мера за меру". Шекспировские образы восхищали Пушкина глубиной психологической характеристики и, главное, близкой к подлинной жизни широтой, разнообразием и противоречивостью черт их характеров.

В части 1, подразд. 4.3.1 приведено высказывание Пушкина о "лицах, созданных Шекспиром", и персонажах Мольера. Пушкин сопоставляет два образа лицемера — шекспировского Анджело и молье-ровского Тартюфа. "У Мольера лицемер волочится за женою своего благодетеля, лицемеря; принимает имение под сохранение, лицемеря; спрашивает стакан воды, лицемеря. У Шекспира лицемер произносит судебный приговор с тщеславною строгостию, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными, увлекательными софизмами, не смешною смесью набожности и волокитства. Анджело лицемер — потому что его гласные действия противоречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!" ("Table — talk") [92, VII].

Поэт высоко ценил это свое произведение, "...думают, что это одно из слабых моих сочинений, — говорил он Нащокину, — тогда как ни-

чего лучше я не написал" [9, II, 195 ]. В комментарии к "Моцарту и Сальери" уже было сказано о проблеме справедливости и милосердия; она имеет прямое отношение и к содержанию поэмы.

В поздние годы поэт постоянно размышлял об этой этической проблеме. В повести "Капитанская дочка" Маша Миронова говорит императрице: "Я приехала просить милости, а не правосудия" [92, V, 332 ]. В знаменитом стихотворении "Я памятник себе воздвиг нерукотворный...", этом поэтическом завещании, Пушкин гордится тем, что "милость к падшим призывал" [92, II, 385 ].

Интересно сопоставить пушкинское произведение с платоновским проектом идеального государства (проблема "философ-властитель") и с рассуждениями Макиавелли. Главу XVII книги "Государь" Макиавелли называет "О жестокости и милосердии и о том, что лучше: внушать любовь или страх".

"...каждый государь желал бы прослыть милосердным, а не жестоким, однако следует остерегаться злоупотребить милосердием. Чезаре Борджа многие называли жестоким, но жестокостью этой он навел порядок в Романье, объединил ее, умиротворил и привел к повиновению. И, если вдуматься, проявил тем самым больше милосердия, чем флорентийский народ, который, боясь обвинений в жестокости, позволил разрушить Пистойю. Поэтому государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку... По этому поводу может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись... любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой... но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся...

Однако государь должен внушать страх таким образом, чтобы, если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти. Чтобы избежать ненависти, государю необходимо воздерживаться от посягательств на имущество граждан и на их женщин..." [71, 49-50 ].

Сравните падение Анджело с падением Сальери и Алипия (см. эпизод из "Исповеди" Августина и комментарий Ауэрбаха).

* * * Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет; Настоящее уныло: Все мгновенно, все пройдет; Что пройдет, то будет мило.

1825

***

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит — Летят за днями дни, и каждый час уносит Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем. На свете счастья нет, но есть покой и воля. Давно завидная мечтается мне доля — Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальную трудов и чистых нес

1834

Комментарий

Стихотворение "Если жизнь тебя обманет..." [92, II, 31 ]иллюстрирует роль надежды в христианской культуре (сравните с рассуждением С. Аверинцева и воззрениями П. Рикера (см. часть 1, подразд. 2.3.2)).

Обратите внимание на то, что душевный покой и свобода, воспетые Пушкиным в стихотворении "Пора, мой друг, пора!" [92, II, 315 ], — высшие ценности эпикурейцев и стоиков.

ГЕРОЙ [92, II, 249-251]

Что есть истина?

Друг Да, слава в прихотях вольна. Как огненный язык, она По избранным главам летает, С одной сегодня исчезает И на другой уже видна. За новизной бежать смиренно Народ бессмысленный привык; Но нам уж то чело священно, Над коим вспыхнул сей язык. На троне, на кровавом поле, Меж граждан на чреде иной Из сих избранных кто всех боле Твоею властвует душой?

Поэт Все он, все он — пришлец сей бранный, Пред кем смирилися цари, Сей ратник, вольностью венчанный, Исчезнувший, как тень зари.

Друг

Когда ж твой ум он поражает

Своею чудною звездой?

Тогда ль, как с Альпов он взирает

На дно Италии святой;

Тогда ли, как хватает знамя

Иль жезл диктаторский; тогда ль,

Как водит и кругом и вдаль

Войны стремительное пламя,

И пролетает ряд побед

Над ним одна другой вослед;

Тогда ль, как рать героя плещет

Поэт Нет, не у счастия на лоне Его я вижу, не в бою, Не зятем кесаря на троне, Не там, где на скалу свою Сев, мучим казнию покоя, Осмеян прозвищем героя, Он угасает недвижим, Плащом закрывшись боевым. Не та картина предо мною! Одров я вижу длинный строй, Лежит на каждом труп живой, Клейменный мощною чумою, Царицею болезней... он, Не бранной смертью окружен, Нахмурясь ходит меж одрами И хладно руку жмет чуме И в погибающем уме Рождает бодрость... Небесами Клянусь: кто жизнию своей Играл пред сумрачным недугом, Чтоб ободрить угасший взор, Клянусь, тот будет небу другом, Каков бы ни был приговор Земли слепой...

Перед громадой пирамид,

Иль как Москва пустынно блещет,

Его приемля, — и молчит?

Друг

Мечты поэта — Историк строгий гонит вас! Увы, его раздался гласі), — И где ж очарованье света!

¹ Me ¹moires de Bourrienne. (Прим. Пушкина.)

Поэт

Да будет проклят правды свет, Когда посредственности хладной, Завистливой, к соблазну жадной, Он угождает праздно! — Нет! Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман... Оставь герою сердце! Что же Он будет без него? Тиран...

Друг

Утешься..............

29 сентября 1830 Москва

Комментарии

Эпиграф к стихотворению — вопрос Пилата, обращенный к Иисусу (см. Евангелие от Иоанна); ответа не последовало (вспомните текст С. Аверинцева из книги "Поэтика ранневизантийской литературы"). Иисус говорит: "Я есть путь, и истина, и жизнь", однако для язычника Пилата такой ответ неприемлем.

В стихотворении идет речь о конкретном историческом лице — Наполеоне Бонапарте; оно написано "болдинской осенью" 1830 г., почти одновременно с "Моцартом и Сальери" (трагедия окончена 26 октября, "Герой" — 30 или 31 октября) [26, ЗЩ.

"Кто из людей, избранных славой, всех более властвует твоею душой, — спрашивает Поэта Друг. Поэт называет Наполеона. Друг, одобряя выбор, спрашивает, какой день и час из полной событиями жизни Наполеона особенно поражает Поэта. И получает в ответ: не победы полководца и не торжество властелина. Поэт вспоминает, казалось бы, не слишком значительный случай из жизни Наполеона, когда он во время египетского похода посетил чумной госпиталь и пожал руку больному. Пушкин знал цену такому героизму: недавно он и сам, преодолев понятный страх, приехал в чумной госпиталь под Арзрумом и пообещал несчастному больному скорое выздоровление. Друг, ссылаясь на "историка строгого" (в сноске указаны вышедшие

годом раньше мемуары), опровергает легенду о бесстрашном милосердии Наполеона (автор мемуаров утверждал даже, что Наполеон приказал отравить пострадавших).

Поэт просит оставить герою сердце. "Утешься"... — отвечает Друг: рассказ о Наполеоне, возможно, легенда, но всем известно, что 29 сентября 1830 г. царь Николай I явился в Москву, где в это время свирепствовала эпидемия холеры. Таким образом, помета под стихотворением означает вовсе не день и место его создания. Последняя строка, дата под стихотворением сразу "поворачивает" его смысл, открывает простор для размышлений.

Итак, герой подлинный? Да, если у него есть сердце. Иначе тиран, не более" [26, 317-318 ],

Пушкин, взрослея, все более занимался историей. Пушкину-историку посвящена обширная литература, "...при постоянном интересе русских классиков к прошлому только Карамзин и Пушкин могут быть зачислены в профессиональные ученые..." [123, 3 ].

История — особенная наука: "В истории нет ничего абстрактного, отвлеченного. Все абстрактное по существу противоположно историческому. Это социология имеет дело с отвлеченным, с абстрактным, а история — только с конкретным... Все подлинно историческое имеет индивидуальный и конкретный характер" [17, 13 ].

Что есть абстрактное и что есть конкретное? Гегель в работе "Кто мыслит абстрактно?" прекрасно объясняет, что значит мыслить абстрактно и что значит мыслить конкретно [43,1]. Абстрактное мышление неразвито и примитивно. С него начинает ребенок, как начинало и человечество в целом. Такое мышление схватывает предмет лишь со стороны его простейшего, бросающегося в глаза свойства ("у Мольера скупой скуп — и только" — вспомните слова Пушкина о мольеров-ских и шекспировских характерах); оно не способно еще постигнуть предмет во всех его связях и отношениях с окружающим миром, во всей целостности его качеств, то есть конкретно.

Кто мыслит абстрактно? Необразованный человек, а вовсе не просвещенный. Вот ведут на казнь убийцу. Вокруг толпа, и для нее этот человек — воплощение одного-единственного качества, одной абстракции — он убийца. Ничто другое во внимание не принимается. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Но такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу красивым? Сами небось не лучше! Это и называется "мыслить абс-

трактата" — видеть в убийце только одно, что он убийца, и абстрагироваться от всего остального, что характеризует человеческое существо, растворить в этом одном-единственном качестве все остальные.

"Конкретный" и "абстрактный" — философские термины, происходящие из латыни. Конкретный по своему буквальному смыслу значит "сращенный, объединенный из многих частей в единое" в противоположность абстрактному, как разорванному, разъединенному, расщепленному. Конкретное возникает в мышлении через своего рода сращение абстрактных определений, образующих единство в многообразии. Путь, которым мышление воспроизводит для себя предмет во всей его полноте, целостности, конкретности Гегель назвал восхождением от абстрактного к конкретному [39, 112—114 ]. На этом пути мышление классицистов соответствует более низкой ступени ("у Мольера скупой скуп — и только"), мышление Шекспира и его последователей — более высокой ("у Шекспира Шайлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен").

Созревание мышления поэта, движение его от абстрактного к конкретному очень ярко выразилось в этом его обращении к истории. "Он только что созревал", — горестно скажет в 1840 г. Е. Баратынский о погибшем Пушкине [13, 270 ].

"То, что было понято лучшими учеными, прежде всего французской исторической школой (Тьерри, Минье, Гизо, Тьер) — все это прекрасно усвоено и несколькими прекрасными европейскими художниками XIX века: Вальтер Скотт, Мериме, Пушкин... Итак, мировая история, лучшие историки-писатели, а также писатели-историки — вот что развивало пушкинский историзм; но есть еще одна причина его расцвета, может быть главнейшая: талант, гениальность поэта. По природе своей талант объективен, по существу своему не может не искать, например, в веселом печального, в трагедии — комического, в высоком — снижающего, иронического. Этот поиск противодействия на всякое "действие", органическое неприятие одного тона, законченных, "исчерпывающих" оценок — вот прекрасные качества для историка; и в этом смысле, вероятно, всякий гений-художник является и потенциальным историком" [123, 361 ].

Конечно, эти качества пушкинского гения не возникли вдруг; это итог длительного пути, — пути восхождения от мышления в бедных содержанием односторонних абстракциях к подлинно конкретному, зрелому историческому мышлению, постигающему людей и события в их многосторонности и противоречивости.

Еще в феврале 1826 г. в двух письмах — к А. Дельвигу и к П. Катенину Пушкин очень определенно высказался об односторонности. К Дельвигу — о восстании декабристов: "Не будем ни суеверны, ни од-носторонни — как французские трагики; но взглянем на трагедию взглядом Шекспира". "Не будем суеверны" — то есть не стоит толковать о роке, предопределении, неминуемо ведущих мятежников к гибели, но поищем исторические причины, оценим возможности, характеры смелых действователей. "Не будем односторонни" — то есть не стоит восклицать, декламировать о величии свободы и низости тирании: оценим (как велит Шекспир) слабости, недостатки свободолюбцев и сильные черты подавителей [123, 93 ]. К Катенину — предлагая ему затеять журнал: "Многие (в том числе и я) много тебе обязаны; ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба мысли. Если б согласился ты сложить разговоры твои на бумагу, то великую пользу принес бы ты русской словесности". Эти "разговоры" Пушкин мог слышать только по выходе из лицея; после этого они увиделись с Катениным только в 1827 г. [33, 377—378 ]. Напомним, что год окончания Лицея — 1817. Вот начало пути.

"Отдав долг молодости — резкому, "неисторическому" делению истории на порок и добродетель, благое просвещение и темную тиранию, Пушкин с середины 1820-х годов далеко уходит от этого "мора-лизаторского декламаторства"; он обретает историзм, иногда граничащий с "фатализмом" — признанием разумности сущего..." [123, 90 ]. Как это близко знаменитой гегелевской формуле: "Все действительное разумно; все разумное действительно!" Н. Эйдельман замечает: "...поэт, поднимаясь благодаря такой высокой объективности, одновременно должен и преодолевать ее; насмехаясь над упрощенным делением мира на черное и белое, Пушкин все равно отвергает черное, все равно гениально морализирует:

Оставь герою сердце! Что же Он будет без него? Тиран... (Пушкин А. С. Герой. 1830)".

Итак, мышление поэта движется от абстрактного к конкретному, от односторонности к многосторонности, от классицизма к романтизму. Р. Якобсон скажет о его лирике: "...классицизм, освещенный романтизмом" [126, 214 ]; если кумир его юности — глава французских классицистов XVIII в. Вольтер, то позднее он увлекается Байроном, после — Шекспиром.

У замечательного русского драматурга-классициста Д. Фонвизина (1744—1792) герои очень отчетливо делятся на положительных и отрицательных; например, персонажи его знаменитой комедии "Недоросль" имеют выразительные фамилии Правдин и Скотинин. У Пушкина совсем иначе. Сложные и многосторонние характеры в "маленьких трагедиях" (1830) ближе к Шекспиру, чем к драматургии классицизма. Пушкинист В. Вацуро в статье "Повести Белкина" пишет о них: "Скупой рыцарь не скуп; он властолюбив и умен; он понимает, что в "железный век" владычества денег сундук, наполненный сокровищами, есть единственная гарантия господства и силы. Сальери — не завистник в общепринятом, тривиальном понимании: в его "зависти" к Моцарту заключена целая жизненная философия, включающая, между прочим, и преданность подлинному искусству. Дон Гуан, имя которого стало нарицательным обозначением обольстителя, погибает как идеальный герой, с любовью в душе и именем возлюбленной на устах. "Многосторонность" человеческого характера оказывается почти парадоксальной, когда обстоятельства вынуждают его раскрыться" [32, 32 ]. Пушкинский Дон Гуан, этот обаятельный убийца и неотразимый обманщик, заставляет вспомнить о том убийце, которого описал Гегель в вышеупомянутой работе "Кто мыслит абстрактно?"

Прекрасный пример неоднозначного, амбивалентного образа находим в наброске 1835 г. "Мы проводили вечер на даче...". Там приводится текст латинского писателя IV ст. Аврелия Виктора о египетской царице Клеопатре. Наес tantae libidinisfuit ut saepeprostiterit; tantaepuk-hritudinis ut multi noctem illius morte ernennt... (Она отличалась такой похотливостью, что часто торговала собой; такой красотой, что многие покупали ее ночь ценою смерти...). "Мысль, как видим, начинается с черного цвета (похотливость, торговля собою), но мгновенно "взмывает в небеса" (необыкновенная красота, цена смерти)..." [123, 91 ].

Еще один пример многостороннего характера — пушкинский Сальери: он горд, серьезен, умен, решителен, честолюбив и страстно любит музыку. Особенное значение для постижения этого характера имеет противоречие между любовью к искусству и любовью к славе (честолюбием).

В истории Европы первые полтора десятилетия XIX в. — наполеоновская эпоха. Наполеон — властитель дум всех мыслящих европейцев. Размышления поэта-историка о нем также являются ярким примером восхождения от абстрактного к конкретному.

В раннем стихотворении "Наполеон на Эльбе" (1815) [92,1, 350-352 ]полководец охарактеризован однозначно отрицательно — "губитель" и "хищник"; то же в оде "Вольность"(1817) [92,1, 46-47 ]:

Самовластительный Злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу. Читают на твоем челе Печать проклятия народы, Ты ужас мира, стыд природы, Упрек ты Богу на земле.

В 1821 году, получив известие о смерти Наполеона, Пушкин создает большое стихотворение, которое начинается так [92, I, 162 ](курсив мой. — А. П.):

Чудесный жребий совершился: Угас великий человек.

В 1824 г. поэт создает стихотворение, оставшееся незаконченным [92,1, 592]. Оно представляет собой размышление о Наполеоне и его времени:

Зачем ты послан был и кто тебя послал?

Чего, добра иль зла, ты верный был свершитель?

Зачем потух, зачем блистал, Земли чудесный посетитель?

Вещали книжники, тревожились цари,

Толпа пред ними волновалась,

Разоблаченные пустели алтари,

Свободы буря подымалась.

И вдруг нагрянула... Упали в прах и в кровь,

Разбились ветхие скрижали,

Явился Муж судеб, рабы затихли вновь,

Мечи да цепи зазвучали.

И горд и наг пришел Разврат, И перед ним сердца застыли, За власть Отечество забыли,

За злато продал брата брат. Рекли безумцы: нет Свободы, И им поверили народы. И безразлично, в их речах, Добро и зло, все стало тенью — Все было предано презренью, Как ветру предан дольный прах.

(Курсив мой. — А. П.)

Первые четыре строки — вопросы, остающиеся без ответа (обратите внимание на то, что знаменитый вопрос пушкинского Моцарта "...гений и злодейство — две вещи несовместные. Не правда ль?" — тоже остается без ответа), указывают на сложность проблемы.

Действительно, нелегко решить, является ли деятельность Наполеона добром или злом. Конечно, Франция при нем вела непрерывные войны и вся Европа была залита кровью французов и их жертв — немцев, итальянцев, испанцев, русских. Наполеон — великий полководец и, — как любой великий полководец, например, Александр Македонский или Юлий Цезарь, — виновен в гибели многих людей. Но не следует забывать и о том, что "на штыках наполеоновских армий в Европу шли достижения Французской революции, завоевания Наполеона были сильнейшим ударом по феодализму", отмечает Б.Парамонов в своей статье "К вопросу о Смердякове" [85,1, 351 ].

Что такое феодальное общество? Это общество сословное, т. е. такое, в котором люди не равны перед законом. Представителю высшего сословия, например, сыну герцога, можно гораздо больше, чем представителю низшего сословия, например, сыну крестьянина. На знамени революции начертано: свобода, равенство, братство. О каком равенстве идет речь? О равенстве перед законом всех людей, независимо от их происхождения. Если мы признаем такое равенство хорошим, а феодальное неравенство — плохим, тогда мы должны признать за Наполеоном заслугу продвижения Европы от феодализма к буржуазной демократии, — ведь его завоевания способствовали торжеству равенства! Деятели революции — и французской, и русской, — воодушевленные перспективой светлого будущего, стремились к свободе и равенству людей, что не помешало им пролить реки крови. За каждый шаг на пути прогресса приходилось платить очень дорого! Насколько светлым оказалось будущее, к которому этот путь привел, — вопрос открытый. Сам Пушкин был противником катастрофических, революционных

преобразований. Он писал: "Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества" (Франк С. Пушкин как политический мыслитель) [93, 414 ].

В том же 1824 г. в стихотворении "Недвижный страж дремал на царственном пороге" А. Пушкин создает уже не односторонний, абстрактный, а конкретный, многосторонний образ Наполеона,отдавая должное его величию, но не забывая и о его преступлениях ¹ (поэт пишет об императоре — "мятежной вольности наследник и убийца"; наследник вольности, потому что возвышение Наполеона, выходца из низов, стало возможным только благодаря тому, что революция разрушила сословные перегородки; в феодальном обществе сын корсиканского адвоката не смог бы стать императором Франции; убийца вольности, потому что, взяв власть, Наполеон стал диктатором) [92,1, 220}:

То был сей чудный муж, посланник провиденья, Свершитель роковой безвестного веленья, Сей всадник, перед кем склонилися цари, Мятежной вольности наследник и убийца, Сей хладный кровопийца, Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари.

Здесь можно усмотреть триадическое движение мысли, присущее немецкой классической философии: тезис — губитель, хищник, ужас мира, стыд природы, антитезис — великий человек, синтез — только что приведенная характеристика. Стихотворение "Герой" — итог размышлений поэта о Наполеоне.

Итак, в пределах теоцентрического мировоззрения Истина, Красота и Добро едины; и Истина, и Красота, и Добро есть Бог. Богу противостоит Его антипод — диавол, воплощение Лжи, Безобразия и Зла. Противоположности разделяются и противопоставляются друг другу. В пределах антропоцентрического мировоззрения противоположности диалектически сопрягаются; имеет место секуляризация ² культуры, становящейся все более независимой от церкви; граница между Добром и Злом размывается, теряет отчетливость, становится неразличимой.

¹ Вспомните еще раз максиму Паскаля: "Не в том величие, чтобы достичь одной крайности, а в том, чтобы, одновременно касаясь обеих, заполнить все пространство между ними". — А. П.

² От лат. saecularis — светский.

"И безразлично, в их речах, добро и зло, все стало тенью..." — пишет Пушкин в вышеприведенном стихотворении "Зачем ты послан был и кто тебя послал...". Поэт говорит о буре свободы. Свобода — грозная, стихийная сила, подобная урагану или грозе (вспомните стихотворение Пушкина "Кто, волны, вас остановил", процитированное в части 1, подразд. 2.3); сравните также с фрагментом трагедии "Пир во время чумы" — см. комментарий к диалогу Платона "Горгий").