Стыд, жалость, благоговение;

В.С. СОЛОВЬЕВ. “ОПРАВДАНИЕ ДОБРА.
НРАВСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ”

Стыд, жалость и благоговение – традиционные категории этики и понятия морального сознания. С их помощью описываются различные аспекты нормативно-оценочного отношения человека к самому себе (своим намерениям, поступкам, поведению), к другим людям (семье, обществу, человечеству), к высшим ценностям и идеалам, воплощаю­щим эталоны нравственности и образцы морального совершенства.

В их основе лежат реальные чувства и переживания людей по поводу их нравственного или безнравственного поведения, отношения к окружающему миру. Особенно часто они встречаются в обыденном моральном сознании, фиксирующем реальные нравы. Этика на протяже­нии веков теоретически осмысливает, анализирует и разрабатывает их нормативное содержание.

Стыд, жалость и благоговение близки по своему смыслу поняти­ям “совесть”, “сострадание” и “благочестие”. Всем этим понятиям соответ­ствуют моральные чувства и переживания людей, сложная природа ко­торых исследуется не только этикой, но и психологией. Задача этики состоит в том, чтобы с наибольшей полнотой раскрыть их содержание и выработать общезначимые критерии нормативно-должного для ориентации индивидуального морального сознания.

СТЫД – это непосредственная, импульсивно-эмоциональная реак­ция человека на реальное или мнимое (ложный стыд) несоответствие его поступков, помыслов или намерений господствующим в обществе и разделяемым им самим нормам морали или правилам общественного поведения. Действие стыда проявляется в недовольстве собой, са­моосуж­дении или самообвинении. Испытывать стыд человек может не только по поводу собственных действий, но и действий или поведе­ния близких ему людей (стыд за другого). Диапазон человеческой стыдливости чрезвычайно широк, причиной стыда могут быть самые различные девиации поведения как на естественно-физиологическом, так и на духовно-социальном уровне. Стыд обусловлен ценностными ориентациями человека, и в зависимости от их характера различные люди обладают различными порогами стыда и степенями стыдливости. Вместе с тем в человеческом общественном сознании существуют не­которые определенные универсалии понимания того, какие именно дей­ствия людей считать постыдными. Способность стыдиться явно отли­чает человека от животных и выделяет его из животного мира.

Стыд наполняется нравственным содержанием по мере того, как человек начинает стыдиться тех своих действий, помыслов и поступ­ков, которые принижают и оскорбляют его личное достоинство, про­тиворечат нравственным установкам, принципам, убеждениям. Уже философы античности выделяли способность человека стыдиться как важную и сугубо человеческую добродетель. Демокрит говорил: “Сты­диться самого себя должно столько же, как и других людей, и оди­наково не делать дурного, останется ли оно никому неизвестным или о нем узнают все...”

Чувство стыда может принимать коллективный характер, если оп­ределенное сообщество людей испытывает его одновременно по одному и тому же поводу.

Суждение относительно того, что стыд является изначально присущим человеку свойством, не подтверждено эмпирически. Чувство стыда начинает действовать только на определенном уровне развития индивидуального самосознания. Ребенок, например, до опре­деленного возраста вообще ничего не стыдится. Взрослый человек испытывает чувство стыда по самым различным, подчас внеморальным поводам. Люди могут стыдиться своего происхождения, своих родителей, своей бедности (а то и богатства), своего внешнего вида, невоспитанности, необразованности и т.п. В определенных ситуациях стыд преодолевается. Это говорит о том, что в формировании стыда социальные факторы играют немаловажную роль, хотя и не единственную. Люди, абсолютно лишенные стыда, составляют редкое исключение. Обвинение человека в бесстыдстве или назидание “Тебе должно быть стыдно” свидетельствует о наличии нор­мативных представлений о должном содержании чувства стыда.

В этике стоицизма стыд определяется как одно из проявлений совести, а в последующих этических учениях понятия “стыд” и “совесть” рассматриваются как родственные, рядоположенные.

СОВЕСТЬ – это как бы осознанный стыд, эмоционально-рациональ­ная способность человека судить самого себя на основании уже име­ющихся в сознании и убеждениях представлений о добре и зле, справедливом и несправедливом, должном и недолжном, честном и бесче­стном и т.д. В совести особенно сильно проявляется субъективность человеческих переживаний в форме раскаяния, переживания своей ви­ны по поводу собственных злонамерений и злодеяний. Трагизм этого переживания, или “угрызения совести”, образно отражен во многих ху­дожественных произведениях (”Макбет” У. Шекспира, “Борис Годунов” А.С. Пушкина и др.). Совесть можно назвать самоконтролирующей и самооценивающей моральной рефлексией, внутри которой, по Гегелю, человек пребывает в глубочайшем внутреннем одиночестве, лишь с самим собой. “Она – уединение внутри себя самого”, “умонастрое­ние волить то, что в себе и для себя есть добро” (см.: Гегель Ф. Сочинения. Т. VII. М., 1936. С. 155). По Канту, совестью обладает каж­дый человек, но не все прислушиваются к ее голосу и обращают на нее внимание, отсюда бессовестность – не отсутствие совести, а пренебрежение ею. Голос совести можно заглушать в себе ссылками на различные обстоятельства, но и это не может предохранить челове­ка от самопорицания и упреков себе. Раскаяние в совершенном мучи­тельно... “оно не может сделать случившееся неслучившимся”. Эту “удивительную способность в нас, которую мы называем совестью”, Кант полностью связывает со свободной волей человека (см.: Кант И. Сочинения. Т.4 (1). М., 1965. С. 427).

В совести человек спорит сам с собой, и потому она высту­пает не только в роли судьи, но и в роли адвоката. Как субъектив­ный принцип ответственности человека за свои действия совесть может быть предупреждающей, предостерегающей от зла.

Как осознанное переживание собственной вины совесть, как и стыд, предполагает наличие в сознании человека некоторого сторон­него судьи, незримого наблюдателя, который вместе с ним знает о его прегрешениях. Отсюда и этимология понятия; со-ведать, знать вместе с кем-то (то же в немецком и французском языках). Этим кем-то в разных этических системах называется Бог (теологическая этика) или другие люди (Л. Фейербах). Этим кем-то может быть и определенный идеальный образ лица, чей нравственный авторитет без­упречен для личной совести. Внутренний голос совести – это эхо внешних проявлений человека, включенного в нравственные отноше­ния с другими людьми.

В общественном моральном сознании складывается определенный нормативный стереотип истинной совести, который объективирует ее индивидуальное содержание и корректирует возможные в ней заблужде­ния. Существование объективного критерия для совести ограничивает индивидуальный произвол и программирует ценностную ориентацию ин­дивидуального морального сознания. По Гегелю, противоречие между формальной (индивидуальной) совестью и истинным добром снимается в нормативной нравственности.

ЖАЛОСТЬ и СОСТРАДАНИЕ отражают альтруистические начала нрав­ственности. Как понятия морального сознания они заложены в эти­ческой традиции и часто употребляются в истории этики для обозна­чения и характеристики нравственных чувств человека.

Д. Юм, например, определял жалость как сочувствие к несчастью других. Аффект жалости соотносил с чувством симпатии и настаивал на том, что в ней всегда есть примесь любви и нежности. Жалость, по Юму, есть желание другому счастья и нежелание ему несчастья. Проявленная жалость может вызвать любовь к своему объекту и стать таким образом прелюдией любви. Сострадание же проистекает из живо­го и сильного представления о страданиях других людей и так или иначе указывает на дружеское участие и нежность (см.: Юм Д. Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1966. С. 527, 634 и др.).

В этике А. Шопенгауэра сострадание является одной из централь­ных категорий для обозначения состояния совместного переживания людьми испытаний, выпадающих в жизни на долю всех и каждого. Сов­местные страдания вызывают в людях чувства взаимной симпатии, необ­ходимые для выживания в этом грустно-трагическом мире. Чувство сострадания выступает у Шопенгауэра “первофеноменом морали”: “учитывай только его (человека) страдания... тогда будешь чувство­вать постоянное родство и симпатию к нему... будешь ощущать... то самое сострадание, которое одно только и есть агапе (любовь)” (см.: Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. М., 1992. С. 11–12).

В обыденном моральном сознании диапазон содержания понятий “жалость” и “сострадание” соединяет в себе способности человека к соучастию, сочувствию, сопереживанию другим людям не только в горестях, но и в радости. В старом русском языке и в фольклоре поня­тие “жалость” аналогично понятию “любовь”: любить – это прежде всего жалеть. Заповедь любви к ближнему вменяет человеку в долженствование проявлять жалость ко всем людям, но особенно к убогим и обездолен­ным, сострадать терпящим несправедливость и бедствие и по мере сил сочувствовать им и помогать.

Э. Фромм в эссе “Любовь” главным содержанием любви называет заботу людей друг о друге, которая, в свою очередь, осно­вывается на жалости и сострадании. Жалость-любовь не унижает чело­века, если в основе ее лежат добрые чувства и добрые намерения.

БЛАГОГОВЕНИЕ и БЛАГОЧЕСТИЕ – категории наиболее характерные для религиозных этических систем (патристика, св. Августин, Ф. Аквинский и др.). Сакральный смысл этих понятий апеллирует к автори­тету Бога и Христа как идеалам высшего нравственного порядка. Вера в моральную чистоту Христа, персонифицирующего добро во всей его нравственной полноте, должна, согласно теологической этике, служить опорой верующему в его стремлении к нравственному совершенствованию. Идеал совершенства – необходимое условие духовного очищения и нра­вственного возвышения верующего. Благоговение перед идеалом, соб­людение благочестия – высшие христианские добродетели.

Однако содержание этих категорий имеет не только сакральный смысл. Благоговение человек испытывает и к проявлениям высокой нравственности в реальной действительности, и к выдающимся нравст­венно-совершенным людям, и к памяти ушедших из жизни. В мире существуют не только идеалы и идеальные модели нравственного поведения, но и конкретные люди, осуществляющие бескорыстный подвиг служения благу человечества, а потому достой­ные восхищения и благоговения. Справедливость этого суждения подтверждают этика благоговения и жизненный подвиг Альберта Швейцера, нравственная позиция выдающихся гуманистов ХХ в. М. Ганди, М.-Л. Кинга, А.Д. Сахарова и многих других.

Все названные категории отражают реальные явления нравствен­ной жизни человечества и составляют часть общего понятийного аппа­рата этики, или нравственной философии.

С помощью категорий “стыд”, “жалость” и “благоговение” русский фи­лософ, поэт и публицист В.С. Соловьев раскрывает основную идею своей нравственной философии – идею Добра. Называя их первоначальны­ми основаниями нравственности и потенциальными возможностями нрав­ственного совершенствования человека, религиозный мыслитель обос­новывает историческую тенденцию приближения человечества к царству Божию, первым посланником которого на Земле был Иисус Христос.

Этическая концепция В.С. Соловьева (1853–1900) изложена в его основном труде “Оправдание добра. Нравственная философия”, которым фактически завершается творческий путь мыслителя. После него, уже незадолго до смерти, были написаны “Три разговора” (1900).

Книга представляет собой первую часть собственной религиозно-идеалистической философии Соловьева, которая по замыслу ее автора должна была состоять из нравственной философии, метафизики (или учении о бытии), теории познания и эстетики. Нравственную филосо­фию Соловьев рассматривал в качестве основоположения ко всем по­следующим разделам его философской системы. В “Оправдании добра” В. Соловьев переосмыслил, обобщил и систематизировал свои ранние идеи, высказанные в “Критике отвлеченных начал” (1877–1880), “Фи­лософских началах цельного знания” (1877) ”Чтениях о Богочеловечестве” (1878) и других работах. “Оправдание добра. Нравственная философия” вышла в свет в 1897 г., ее второе, значительно пере­работанное и дополненное издание – в 1899 г.

Книга печаталась поначалу отдельными главами и, еще до того как была опубликована полностью, вызвала к себе большой интерес.

Она вызвала также острую полемику и различные отклики, большинство из которых вместе с ответами автора были опубликованы в журнале “Во­просы философии и психологии” в 1897 г. После второго издания число положительных отзывов стало превалировать, и в целом книга получила высокую оценку: она была признана первым отечественным опытом совершенно самостоятельного рассмотрения основных начал нравственной философии и первой в истории русской мысли последо­вательно изложенной этической системой (см.: Грот Н.Н. // Вопросы философии и психологии. 1897. № 36).

Спустя десять лет после смерти В.С. Соловьева интерес к его книге не только не ослабел, но, напротив, как-то особенно возрос, а круг его последователей и почитателей значительно расширился (см.: Асмус В.Ф. Вступительная статья // В.С. Соловьев. Соч. В 2 т. T. 1. М., 1989. С. 12).

А.Ф. Лосев назвал “Оправдание доб­ра” глубоко и последовательно продуманной этической системой, вершиной классического идеализма Соловьева.