Москва, Останкино, июнь 1985 года 5 страница

Вся подлость состояла в том, что банк гарантирует сохранность векселей.

Стоит получить по «липовой» доверенности или купчей пакет векселей, быстро перепродать, и можно всю жизнь греться на солнышке в Калифорнии. А лопухнувшийся банк покроет все убытки возмущенному клиенту. Он, гад, будет громче всех орать «держи вора», хотя в девяноста девяти случаях из ста сам погрел руки на этой афере. Банк, спасая доброе имя, безропотно платит – скандал в прессе обходится дороже.

Яровой знал, что их банк дышит на ладан, «свои» клиенты из бандитствующих коммерсантов и бандитов, пробавляющихся коммерцией, кредиты не возвращали принципиально, а от оборонных предприятий, висевших ярмом на шее, лишней копейки не дождешься. На плаву удавалось удержаться только благодаря махинациям на рынке межбанковского кредита и тому, что банк пока еще обошли стороной охотники за чужими векселями.

– Сколько? – прошептал Яровой. От ответа зависело все. Если это были мелкая шушера, еще полбеды. Откусят кусочек и убегут. Потом можно выследить и раздавить. Если берут много – дело плохо. Тогда за этим человеком стоят серьезные люди, решившие опрокинуть банк.

– Задашь этот вопрос клерку, убью, – спокойно сказал сидевший напротив.

Яровой не мог оторвать взгляда от его золотисто‑зеленых глаз. Давно, когда сын еще был мальчишкой, пошли в зоопарк. Дольше всего задержался у клетки с леопардом. И сейчас, как в тот июньский день, по телу прошел холодок. На него смотрели глаза зверя, в любую секунду готового к прыжку. Только сейчас между Яровым и притаившейся смертью не было прутьев решетки.

 

* * *

 

Телефон мелодично запиликал. Яровой дрогнул, затравленно посмотрел на Максимова, руки к телефону не протянул, ждал разрешения.

«Воля подавлена полностью. Попытки сопротивления не будет», – подумал Максимов и показал взглядом на кнопку громкоговорителя.

– Да? – Яровой снял трубку и одновременно нажал на нужную кнопку.

– Из депозитария беспокоят. Верхновский. – Голос был молодой, чуть дрожал.

– Что там у тебя, Саша?

– Проблема, Арсений Степанович. Фирма «Рус‑Ин» изымает пакет векселей.

Надо бы проверить.

– Молодой, ты что, «Рус‑Ин» не знаешь?! Они тут уже все ковры в банке истоптали, один ты о них, блин, первый раз слышишь?

– Конечно, знаю, Арсений Степанович! Но они по доверенности...

Яровой машинально потянулся за сигаретой, но Максимов покрутил в воздухе пальцем – давай быстрее.

– Так, Верхновский! – перешел на крик Яровой. – Совсем уже охренел в своем подвале?! Я начальник службы и вопросы решаю с начальниками отделов, а не с шестерками. Где твой шеф? Пусть перезвонит мне.

– Не могу его найти, Арсений Петрович. А если они не получат векселя сегодня, скандал будет! – взмолился мальчик из депозитария.

– Будет скандал, вылетишь с работы! Одним дураком в банке будет меньше.

Думай сам, я финансовых академий не кончал. – Яровой бросил трубку, но забыл отключить громкоговоритель. Из динамика пошли короткие гудки отбоя.

– Кнопочку нажми. – Максимов дождался, пока Яровой покорно, как автомат, выполнит приказ. – А теперь другую. На мониторе.

Вспыхнул экран. С центрального пульта в кабинет транслировали все сигналы, идущие от многочисленных телекамер наблюдения. В холле все еще о чем‑то беззвучно спорили три толстяка.

Яровой сам догадался, что хочет видеть Максимов, и переключился на камеру в депозитарии.

– Делаешь только то, что я приказываю. – Максимов посмотрел в глаза Яровому, тот тут же отдернул руку от пульта.

Комнату на экране было видно откуда‑то сверху, под острым ракурсом. За столом спиной к камере сидели двое мужчин. Появился молодой человек в темном пиджаке, что‑то сказал мужчинам, те кивнули. Клерк исчез из поля зрения, а когда появился опять, у него в руках была плоская коробка, издалека напоминающая толстый альбом. Он открыл крышку и выложил на стол пачку бумаг, крест‑накрест переклеенную широкой лентой.

«Если пачка векселей после пересчета перекочует в кейс мужчины справа, перед Журавлевым придется снять шляпу. Операция просто виртуозная!» – подумал Максимов.

 

Цель оправдывает средства

 

Ярового рвало мучительно и долго, до желтой желчной пены. Он уткнулся лбом в холодный кафель, уперевшись дрожащими руками в крышку бачка. В животе клокотала нестерпимая боль. Последний позыв рвоты так свел пустой желудок, что он едва не задохнулся. С трудом отдышавшись, он спустил воду. Раз, потом еще раз. Оторвал длинную полосу бумаги, бросил на пол, старательно затер комки слизи. Банк уже наполовину опустел, по коридорам сновали уборщицы, распугивая задержавшихся на работе. Не хотелось, чтобы от этих по долгу службы сующих нос во все углы бабок и пошла гулять сплетня, что кто‑то хамски заблевал туалет, предназначенный для высшего руководства.

Яровой бросил липкий комок бумаги в унитаз и еще раз спустил воду.

Прислушался к себе. Боль в животе не унималась, но в голове прояснилось.

Он, покачиваясь на подгибающихся ногах, прошел к умывальнику, стал плескать в лицо холодную воду. Поднял голову. Из зеркала на него смотрело бледное, отекшее лицо. Глаза залило кровью так, словно в них плеснули кислотой.

– Вот и все, Сеня! – прошептал он своему отражению.

В туалет он ворвался после ухода гостя из Питера. Но не сразу – еще минут десять сидел, тупо глядя перед собой. Что с ним произошло, так и не смог понять, словно затмение нашло. Если бы не тошнота, перевернувшая все внутри, до сих пор бы не очнулся.

"Лихо они банк поимели! Все, сволочи, просчитали. Знали, что начальник депозитария после пяти убегает с работы. Фирму подобрали не последнюю, на хорошем счету в банке. Ни у кого и вопросов не возникнет, стабильный клиент!

Таких, с кем руководство крутит шуры‑муры, негласно подкапливая на домик в Калифорнии, у нас особенно не проверяют. Это они тоже знали. Накопили информацию, а потом разыграли, как по нотам".

Он закрыл воду, осторожно мокрыми пальцами достал из пачки сигарету. От первой затяжки голова пошла кругом. Страх, паника и отупение – все куда‑то исчезло, будто и не с ним это произошло. Сейчас думалось легко, быстро. В нем проснулся инстинкт сыщика. Был когда‑то такой, ежечасно бередил изнутри, не давал покоя молодому оперу Яровому. Пока добрые люди с большими звездами не научили «жить как все».

Любой сыщик обладает криминальным мышлением, без него понять и переиграть преступника практически невозможно. Оба знают, как украсть, но сыщику с детских лет вдолбили, что красть грешно, а преступник с малолетства плевал на все законы, кроме правил содержания заключенных. По логике преступления сейчас полагалось рубить концы и подбрасывать ложные следы.

«Нас всего двое. Я и этот пацан из депозитария. Подставил его шеф или прикормили с рук, сейчас неважно. Мальчик должен был выдать векселя, и он это сделал. „Кому выгодно?“ – первым делом спросит следователь. А выгодно Яровому, суке и менту поганому, продавшему родной банк. Как подбрасывают наводящую на нужный след информашку, меня учить не надо! Только Яровой за себя слова уже сказать не сможет. Потому что официально ударится в бега, а неофициально – будет гнить где‑нибудь в лесочке».

Пришедшая в голову мысль сначала показалась ему дикой. Он невольно посмотрел на свое отражение, чтобы убедиться, да, это он, Арсений Степанович Яровой, не по‑человечески легко подумал о чужой смерти.

Не отпускавший уже которую неделю страх вновь закопошился внутри.

«К черту! Кого первого уберут, тот и виноват. А нас всего двое». – Он до хруста закусил фильтр сигареты и плюнул ею в свое отражение в зеркале.

 

* * *

 

Монитор в кабинете все еще показывал комнату депозитария. Ничего не подозревающий клерк собирал со стола бумаги. Плащ уже висел на спинке стула.

Яровой открыл сейф, вытащил коробку с тонкими папками, пробежал пальцами по корешкам, выхватил нужную.

Пока Саша Верхновский обстоятельно и аккуратно, как с детства приучила мама, убирал рабочее место, Яровой успел пробежать глазами его досье. Четвертый курс Финансовой академии. Мальчик пока не успел напакостить по‑крупному, но и особых заслуг пока не имел. Типичный «подающий надежды, который далеко пойдет», – на радость себе и маме. Все бы ничего, если бы не встречи с некой дамой, старше его лет на десять, о которых докладывала служба наружного наблюдения.

Спал с ней Саша или нет, в досье не указывалось, но регулярно по пятницам сразу же после работы отправлялся к даме сердца. Ужин затягивался допоздна и порой переходил в завтрак. Что он лепил маме по этому поводу, неизвестно.

По линии МВД на даму имелась информация, добросовестно подшитая кем‑то из оперативников к последней странице. Бывшая валютная путана, неудачно вышедшая замуж за итальянца, вернулась к родным осинам. На всех, как в молодости, ее уже не хватало, Да и былой дефицит сексуальных услуг практически сошел на нет.

Романтики, понятно, с ее стороны в отношениях не было никакой, сплошной голый расчет. Хомут для Сашиной тонкой шеи был уже приготовлен и украшен бумажными цветочками и яркими лентами. Так могла подумать мама, узнай она о неожиданном увлечении сына. Но Яровой мог дать руку на отсечение – даму Саше подвели не для этого. И регулярные встречи именно по пятницам, когда в банке царит предвыходной бардак, были, естественно, не прихотью дамы, а точным расчетом закрутивших эту операцию.

«Сегодня пятница, – прошептал Яровой, покосившись на экран. – Только он может дать показания, что я отказался проверять доверенность. А так... Нет человека – нет проблем».

Адрес дамы сердца в досье был: Волгоградский проспект, дом семь.

 

 

Глава тридцать шестая