Великий маг, свои мне одолжи перуны!

Служитель ревностный небесного отца,

Круммахер, научи глаголом жечь сердца!

Огнем своих стихов, превозносящих веру,

Кнапп, дай мне осветить греховную пещеру!

И ты, насмешников крестом разивший в грудь,

Меня сопровождать, о Клопшток, не забудь!

Чем был бы без тебя, о богослов Иоанн, я?

Благослови мое великое дерзанье.

О царь Давид и ты, Иезекиил пророк,

Я с вами сокрушу неверия порок.

Чтоб до конца довел я песнь во славу божью,

Вы, верой мощные, молитвенно к подножью

Престола вышнего свой обратите лик:

Тогда не страшен мне хулы безбожный крик! —

* — Генрих Лео. Ред.

Обложка брошюры «Библии чудесное избавление»

 

ейблйй Чудесное йзеайлёнйё от Дерзкого покушения 287

Что смолк блаженный хор и не слышна осанна? И песни ангельской почто иссякла манна? Ужель на небеса проник лукавый дух И от его очей свет радости потух? В пределах, где царят блаженство и отрада, Кто поднял плач и стон? О чем иеремиада? То души праведных подняли голоса, Стенанием они смущают небеса:

«Услышь, господь, услышь! Внемли моленью верных, Не дай погибнуть им в страданиях безмерных! Терпенью твоему когда конец придет, Когда ты казнь пошлешь на богохульный род? Доколе процветать ты дашь в земной юдоли Безбожным наглецам? Скажи, господь, доколе Философ будет мнить, что «я» его есть «я», А не от твоего зависит бытия? Все громче и наглей неверующих речи... Приблизь же день суда над скверной человечьей».

Господь на то в ответ: «Не пробил час для труб, Еще не так смердит от разложенья труп. К тому ж и воинство мое — от вас не скрою — Не подготовлено к решительному бою. Богоискателями полон град Берлин, Но гордый ум для них верховный господин; Меня хотят постичь при помощи понятий, Чтоб выйти я не мог из их стальных объятий. И Бруно Бауэр сам — в душе мне верный раб — Все размышляет: плоть послушна, дух же слаб. Но уж недолго ждать. Он сбросит мыслей сети, И сатана его не сможет одолети; Взыскующий меня, в конце концов, найдет: Он дух свой вызволит из гибельных тенет Гордыни мышленья, что душу раздвояет, И в ликовании душа его взыграет. Для философии вот будет-то подвох, Когда уверует он в то, что бог есть бог»..

И души праведных тогда возликовали И славить господа согласным хором стали:

«Достоин славы ты, владыка вышних сил, Который шар земной и небо сотворил. Уж близок день: твой гнев накажет нечестивых, И возвеличишь ты рабов своих радивых».

Господь же продолжал: «Да, Бауэр избран мной, Чтоб верующих стан вести в последний бой.

Ф. ЭНГЕЛЬС

Когда на грешный мир прольются чаши гнева, Разверзнется земля и выкинет из зева Поток огня, когда кровавые бичи Хлестнут морскую гладь и туча саранчи Покроет небосвод, и содрогнутся горы, И звери в ужасе свои покинут норы, — Тогда со знаменем: «за веру и престол» Он в битву полетит, как молодой орел».

И души праведных сильней возликовали И славить господа согласным хором стали: «Ты, господи, велик, и ты непобедим. Пусть жертвенный к нему вовек струится дым».

Еще не отзвучал псалом их величавый, Как появился вдруг шумя, смердя — лукавый. Нечистым пламенем горел свирепый лик, И крови праведных алкал его язык. Он быстро подошел к господнему престолу И, наглые глаза не опуская долу, Вскричал кощунственно: «Доколь ты будешь ждать, Меня к бездействию доколе принуждать? Боишься, верно, ты, что в день, когда сраженье Между тобой и мной за власть произойдет, Я нанесу вам пораженье И захвачу твой небосвод. А если ты не трус, готовься к бою, Вели архангелу трубить. Я войско дикое мое в ряды построю: Мы жаждем встретиться с тобою И ангелов твоих сразить».

Господь: «Терпение! Уж близок, близок час, Когда узнаешь ты, кто всемогущ из нас. Взгляни на землю вниз: там множатся знаменья, Ввергающие мир в великое смятенье: Поджоги, мятежи и за войной война; Закон в забвении, а вера предана; Хулители цветут, а праведники в горе... Но — погоди! — в сто раз ужасней будет вскоре. Я верного слугу теперь себе избрал, Чтобы он грешникам о царствии вещал. Осмеян ими будет он как потерявший разум; Мне это наруку, чтоб все покончить разом. Еще не пробил час. Но если все пойдет И впредь, как шло досель, — то скоро час пробьет».

БИБЛИИ ЧУДЕСНОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ДЕРЗКОГО ПОКУШЕНИЯ 289

«Кто ж избран? Имя чье у вас отныне свято?» «Я Бауэра избрал». —

«Какого? Лиценцьята?»

«Да именно его». —

«Ну, он не так уж прост: Его не радуют ни пение, ни пост, Он просит у тебя сокровищ чрезвычайных, Чтоб умозрительно их постигать в тиши; А в догматах, в их выспреннейших тайнах Не обретает он покоя для души».

Господь: «Пускай теперь со странностями он, — В его мозгу, поверь, все скоро прояснится; Пускай он в дерзкие раздумья погружен, — Ты в том уверен будь: рассудка он лишится».

Лукавый: «Я берусь отбить его у вас И вставлю в мой венец чудесный сей алмаз. Ведь Гегель в нем засел гвоздем, как говорится; Уж я за этот гвоздь сумею ухватиться».

Господь: «Я отдаю его тебе во власть, За праведной его душой ступай! Не мешкай! Заставь его с собой в твой черный ад упасть И оглуши его злорадною насмешкой. Но чтб как доказать сумеет он, что тот, Кто верует в меня, путь не теряет правый, Куда б ни завели его огни болот?»

«Я вызов принял твой! — ответствовал лукавый, — От Бруно Бауэра не жди для неба славы!» Сказал и бурею понесся в черный ад, Оставив за собой невыносимый смрад.

Пока бесчинствовал на небе враг господний, Волненье вспыхнуло внезапно в преисподней; Мятежным пламенем охвачена она; Несутся возгласы: «Явись к нам, сатана!» Толпу мятежников сам Гегель возглавляет, Вольтер над головой дубиной потрясает, Дантон безумствует, и Эдельман орет, Наполеон, как встарь, командует: «Вперед!» Орда проносится средь огненного чада, Свирепо требуя к себе владыку ада. И. вот стремительно свергается с небес В владенья мрачные свои лукавый бес. «О чем, — кричит он, — шум? Чтб разыгрались страсти? Иль вы из-под моей хотите выйти власти? Вам не достаточно ли пекло я топил,

IflÛ

Ф. ЭНГЕЛЬС

Вас кровью праведных не досыта ль поил?»

«Молчи, — кричит Вольтер, трясясь от возмущенья, —

Бездельник! Для того ль я насаждал сомненье,

Ч.тоб умозрительный везде повис туман

И философия прослыла за обман?

Чтоб даже Франция глумилась надо мною?

Все это терпишь ты? Стыдись! Будь сатаною!»

«К чему, — кричит Дантон, — богослужебный чин

Я создал разуму и сотням гильотин

Работу задавал, коль вновь стоят над миром

Бездарнейшая знать с прожженным вкупе клиром?»

Тут Гегель, чей язык со зла прилип к гортани,

Вдруг словеса обрел, потребные для брани.

«Я жизнь свою науке посвятил, Учил безбожью, не жалея сил, Возвел самосознанье на престол я, На божество успешно штурм повел я.

Но мне стать жертвою невежд пришлось, Меня истолковали вкривь и вкось; И, наложив на умозренье цепи, Рождали чушь, одну другой нелепей.

Но вот явился Штраус. Когда ж, смельчак, Меня постичь сумел он кое-как, Ему тотчас влиятельные лица Из Цюриха велели удалиться ¹⁵⁰.

Какой позор! Революционный нож Я мудро изобрел — и что ж? Нигде, нигде пристанища нет ныне Поборнице свободы, гильотине!

Итак, я жил и мыслил столько лет Напрасно, сатана? Держи ответ! Когда ж придет за нас могучий мститель, Отродья набожного истребитель?» —

Все это выслушав с улыбкою слащавой, «Да перестань скулить, — сказал в ответ лукавый, — Вам, верные рабы, несу благую весть: Я мстителя нашел. Да, мститель этот есть». «Так кто же это, кто?» — кричат все в нетерпеньи. «То — Бруно Бауэръ. Смех и крики возмущенья Послышались в ответ; как разъяренный лев, Тут Гегель зарычал, свой изливая гнев:

«Ну и выбрал же! Над нами ты глумишься, окаянный. Бауэр подчиняет разум трибуналу веры чванной И велит идти науке к ней с молитвой покаянной!»