Какова периодизация всемирной истории?

Всемирная история возникает на определенном этапе раз­вития человеческих сообществ в результате глобального взаи­модействия своеобразных в историко-культурном отноше­нии стран и народов. Существуют различные периодизации всемирной истории, но основой их выступают фундамен­тальные изменения в характере этого взаимодействия. В ка­честве критериев периодизации при этом рассматриваются разные факторы, как материальные, так и духовные. Наиболее оригинальными в этом плане являются схема мировой истории К. Ясперса, основанная на идее «осевого времени», и концепция всемирно-исторического процесса Л. Васильева, разработанная на основе синтеза различных идей о его единстве.

В западной историографии существуют методологичес­кие подходы, критически относящиеся ко всякого рода по­пыткам рационалистической интерпретации истории и тех­нократическим критериям ее периодизации. Один из таких подходов реализован в 'философско-исторической схеме К. Ясперса, основанной на экзистенциальных представлениях о становлении и развертывании человеческой сущности.

В отличие от популярной в Европе первой половины XX в. теории культурно-исторических циклов (О. Шпенглера), от­рицавшей возможность единства человеческой истории, Яс­перс полагал, что человечество имеет одно происхождение и единый путь развития. В полемике с марксизмом, а также технократическими концепциями мировой истории Ясперс делал акцент на «духовной составляющей» человеческого бытия. Признавая реальность всемирной истории как осо­бой стадии развития человеческого духа и как результата взаимодействия различных культур, Ясперс отмечал, что под­линная связь между народами не родовая, не природная, а духовная. Поэтому реальность всемирной истории, по его мнению, обусловлена прежде всего духовным единством че­ловечества.

В общественном развитии Ясперс выделял четыре «сре­за»: «доисторию», «великие исторические культуры древ­ности (локальные истории), «осевую эпоху» (начало все­мирной истории), «эпоху техники» (единую мировую историю).

В «доисторический период» происходило становление че­ловека, что обнаруживается в использовании огня и орудий труда, появлении речи, образовании групп и сообществ, фор­мировании жизни посредством мифов. «Великие культуры древности», появление которых зна­меновало начало человеческой истории, возникают в трех областях земного шара. Это, во-первых, шумеро-вавилон­ская и египетская культуры, а также эгейский мир (с 4-го тыс. до н. э.); во-вторых, доарийская культура долины Инда (с 3-го тыс.); в-третьих, архаический мир Китая (с 2-го тыс. до н. э.). В этих культурах уже не царило молчание, люди заговорили друг с другом посредством письменности, архитектурных памятников, произведений искусства. Зада­чи организации хозяйственной и социальной жизни пред­полагали централизацию и государственность. Возникли на­роды с единой культурой и языком, общими мифами и впервые осознававшие свое единство. Появляются империи (вначале в Месопотамии, затем у ассирийцев, египтян, пер­сов, индийцев, китайцев) как реакция на постоянные втор­жения кочевых племен, путем их подчинения и завоевания соседних по отношению к «великим культурам» земель.

С 800 по 200 г. до н. э., в «осевое время», в великих культурах древности или в орбите их влияния начинает фор­мироваться универсальная духовная основа всего челове­чества. Независимо друг от друга в разных местах — в Индии, Китае, Персии, Палестине и Древней Греции — воз­никают духовные движения, сформировавшие тот тип чело­века, который существует и поныне.

«Осевая эпоха» — это время рождения и мировых рели-гаи, пришедших на смену язычеству, и философии, заме­нившей мифологическое сознание. Прорыв мифологическо­го миросозерцания сопровождался появлением духовной рефлексии. Пробуждение духа являлось, по Ясперсу, нача­лом общей истории человечества, которое до того распада­лось на локальные, не связанные между собой культуры.

Таким образом, «осевое время» у Ясперса служит фер­ментом, который стал связывать человечество в единую все­мирную историю. Вместе с тем «осевое время» служит у него и масштабом, позволяющим определить историческое значение отдельных народов для человечества в целом. В связи с этим Ясперс выделял «осевые народы» (китайцы, индийцы, иранцы, иудеи и греки), которые, последователь­но продолжая свою историю, совершили скачок и как бы вторично родились в ней, заложив тем самым основу еди­ной духовной сущности человека и его подлинной истории.

Поскольку прорыв был решающим по своему универсаль­но-историческому значению, но не повсеместным событием, то Ясперс различает также «народы, не знавшие прорыва», и «последующие народы». К первым он относил египет­скую и вавилонскую культуры, которые, достигнув громад­ных успехов в области организации государственной и об­щественной жизни, в архитектуре, пластике и живописи, в создании своей магической религии, застыли на стадии до-осевого времени и стали затем медленно перерождаться: в Месопотамии — в персидскую, а затем сасанидскую куль-туру и ислам, в Египте — в римскую и христианскую куль­туры, позже — в ислам.

К «последующим» Ясперс относил те исторические на­роды, основой формирования которых стал мир, возникший в результате прорыва, и те первобытные народы, которые остались в стороне и сохранили до соприкосновения с евро­пейцами в эпоху великих географических открытий все мно­гообразие своих примитивных культур.

«Эпоха техники», которая духовно конституируется в XVII в., приобрела всеохватывающий характер в XVIII столетии и получила чрезвычайно быстрое развитие в XX, зна­менуя собой время наступления духовного единства челове­чества, мировой истории, не как идеи, а как реальности. Ситуация единства мировой истории была создана Европой, которая благодаря географическим открытиям, достижени­ям науки и техники, к концу XIX в. обрела власть над ми­ром, усвоившим европейскую технику, но сохранившим в своих устремлениях уникальные культурные различия.

Л. Васильев, разрабатывая концепцию всемирно-истори­ческого процесса, подвергает критике его периодизацию, су­ществующую в отечественной исторической науке: древний мир (рабовладельческий строй), средние века (феодализм), новое время (капитализм), новейшее время (социализм). Эта периодизация, считает Васильев, опирается только на евро­пейские реалии, и притом произвольно идеологически интер­претированные.

Для Европы крушение античности, распространение хрис­тианства и выход на авансцену европейской истории гер­манских племен стало рубежом между древностью и сред­невековьем, между античностью и феодализмом. Для неевропейского мира этот рубеж условен и может быть ис­пользован лишь для удобства или сравнение дихотомных процессов исторического развития.

Для Европы переходом от средневековья к новому вре­мени стали Ренессанс, Реформация и Великие географичес­кие открытия. Для неевропейского мира новое время при­обретает в отличие от средневековья вполне конкретный вид это начало колониализма и связанных с капиталистической модернизацией восточно-цивилизационных мутаций. В но­вейшее время эти социальные мутации проходили уже не только в лоне буржуазно-капиталистической, но и социа­листической модернизации.

В истории человечества Васильев выделяет три этапа:

1. Время существования локальных обществ «азиатско­го» типа (с древнейших времен до VII—VI вв. до н. э.).

2. Период параллельного сосуществования локальных об­ществ «античного» (европейского) и «азиатского» (неевро­пейского) культурно-исторических миров (VII—VI вв. до н. э. - XIV XVII вв. н. э.).

3. Время возникновения всемирной истории на путях об­щечеловеческой интеграции локальных обществ в ходе их модернизации и глобальной трансформации (с XVII в. по настоящее время). \

Рассматривая возникновение деспотических государств с «азиатской» структурой на основе эволюции постпервобыт­ных обществ, Васильев выделяет несколько принципов, ле­жащих в основе жизнедеятельности людей, объединенных в общину. Во-первых, в общине существовал обязательный взаимообмен по формуле: каждый вносил в общий котел то, что мог, и получал то, что ему положено; разница между тем и другим обусловливала уровень престижа его облада­теля (принцип реципрокности) Во-вторых, господствовало право обладателя авторитета и власти распоряжаться об­щинным достоянием и тем самым перераспределять сово­купное ее имущество (принцип редистрибуции). Эти прин­ципы функционирования общины предопределяли господство в ней авторитарно-административной системы.

Общество «азиатского» типа, унаследовавшее эти прин­ципы, по мнению Васильева, характеризуется следующими чертами

1. Отсутствие частной собственности и экономических классов.

2. Господство аппарата администрации и принципа цен­трализованной редистрибуции.

3. Автономия общин и иных социальных корпораций (клан, каста, секта, цех-гильдия, землячество в городах и т. п.) при решении своих внутренних проблем.

4. Произвол власти при соприкосновении индивида с го­сударством (синдром сервильного комплекса, или «принцип поголовного рабства»).

Общество с таким социальным генотипом обладало проч­ностью, которая проявлялась прежде всего в его способно­сти к социальной регенерации: на базе рухнувшего по той или иной причине государства с легкостью, почти автомати­ческой, возникало новое с теми же параметрами, даже если это новое государство создавалось иным этносом.

По мере эволюции общества «азиатского» типа появи­лась частная собственность, сформировались товарно-денеж­ные отношения. Однако эти явления с момента своего воз­никновения сразу же ставились под контроль государства и потомуоказывались полностью от него зависимыми и ли­шенными возможности для органического саморазвития на приватной основе. Многие восточные государства, древнос­ти и средневековья имели процветающее хозяйство, боль­шие города, развитую торговлю. Но все эти зримые атрибу­ты частнособственнической рыночной экономики были лишены того главного, что могло бы обеспечить их самораз­витие: правовых гарантий собственности и правового обес­печения рынка. (Все агенты рынка были заложниками власти и не имели не только прав и привилегий, но даже уверен­ности в завтрашнем дне. Любое неудовольствие чиновника, не получившего вовремя бакшиша, оборачивалось разоре­нием, если не гибелью и конфискацией имущества в пользу казны)

В «азиатских» обществах господствовал принцип «влас­ти-собственности», то есть существовал такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значи­мость в государствах Востока имели лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными.

Социальная мутация в рамках традиционного общества (с господством принципа «власти-собственности» и основан­ной на ней централизованной редистрибуцией) впервые про­изошла на рубеже VII— VI вв. до н э. в Южной Европе. В результате реформ Солона и связанных с ними процессов в полисах Древней Греции возник феномен античности, осно­ву которого составляли специально выработанные юриди­ческие нормы, правила, привилегии и гарантии для защиты интересов граждан, собственников, свободных агентов рын­ка, то, что позже получило название гражданского общест­ва и правового государства.

Основное (принципиальное) отличие античных структур от "азиатских" состояло в том, что частная собственность и рынок в Древней Греции были динамичным и и способство­вали развитию общества, причем не только в экономичес­ком, но и политическом и культурном отношениях.

Таким образом, начиная с античности и вплоть до активной еврокапкталистической экспансии колонизации Восто­ка) сосуществовали две принципиально различные общес­твенные системы и, соответственно", два типа исторического развития

Первая система — это общество «азиатского» типа, тра­диционалистское, социоцентристское и авторитарно-деспо­тическое, основанное на «власти-собственности» и центра­лизованной редистрибуции. Для этого общества было характерным медленное циклическое воспроизводство соци­альных отношений со сменяющими друг друга в разных ре­гионах периодами существования мощных централизован­ных государств и периодами политической децентрализации (при минимальных изменениях в традиционной социоцен­тристской структуре общества и его хозяйстве).

Вторая система — общество «античного" типа, частно-собственническое, рыночное, персоноцентристское, с частью населения, обладающей гражданскими правами Основу этого общества составляло энергичное инновационное развитие, то есть постоянное наращивание нового качества, прежде всего в экономике.

Основные элементы античной структуры не только вы­жили, но и в синтезе с христианством способствовали фор­мированию в средневековой феодальной Европе основ част­нособственнического рыночного хозяйства. В эпоху средневековья это — торговые республики, города-комму­ны (Венеция, Ганза, Генуя), которые имели автономию и "самоуправление («Воздух города делает человека свободным"). В эпоху возрождения, а затем Просвещения античный генотип европейской цивилизации проявился в полной мере, приняв форму капитализма.

В этом смысле капитализм является не детищем евро­пейского феодализма, как это трактуется в свете теории об­щественно-экономических формаций, а стадией развития античного генотипа. Капитализм — это возрождение «ан­тичности» в новых, более благоприятных для частнособствен­нических и рыночных структур условиях, которые стиму­лировались протестантской трудовой этикой, Великими географическими открытиями с последующим включением Америки и Азии в мировой рынок, а также постренессанс­кой культурой индивидуализма, породившей нормативно-ценностные установки утилитаризма и либерализма.

Столкновение двух типов социального развития — евро­пейского и неевропейского («традиционного» и «инноваци­онного») — в условиях, когда сила государств определя­лась технико-экономическим и военно-политическим потенциалом, обнаружилось явное превосходство европейс­кой цивилизации. Это породило иллюзию «неполноценнос­ти» неевропейского мира. Европейскими интеллектуалами были разработаны различного рода концепции «модерниза­ции» Востока, а неевропейские политики все чаще стали оперировать понятием «догоняющего развития». Под зна­ком этой иллюзии прошли XVIII— XX вв. В XVIII— XIX вв. происходил симбиоз, а в XX столетии наблюдался синтез традиционных и европейских структур на Востоке, пока в конце XX в. не обнаружились негативные последствия европейского типа цивилизации для всего человечества, вы­звавшие глобальный кризис, и, наоборот, не выявились пре­имущества неевропейского варианта общественного разви­тия.