Экзистенциальная поддержка терапевта

В шутку я делю отвергающих терапевтов на две категории. На тех, кто пытается ездить на клиенте. И на тех, кто норовит угодить под седло сам. Те­рапия не должна происходить за счет страдания клиента. Но она не должна быть мучительной и для терапевта. Говоря о поддержке клиента, я вовсе не говорил о том, что терапевту должно нравится все, что происходит с клиентом. Если за клиентом признаются все экзистенциальные права, то не значит, что их следует отобрать у терапевта.

 

Концепция изначального добра.

Я уже писал в этой книге о том, что есть два диаметрально противопо­ложных подхода к реальности и к человеку в частности. Одна из них — кон­цепция «борьбы со злом», вторая — «выращивания добра». Первая требует борьбы и уничтожения, вторая — диалога и сотрудничества. Многие психоте­рапевты и духовные лидеры пишут и говорят об этом. Я упоминал в этой книге двух из них: Александра Лоуэна и Доржде Драдула. Лично я верю в изначаль­ную красивость и гармонию человека.

Весь мой опыт работы подтверждает, что все человеческое существо стре­мится к здоровью и гармонии. Но также как и ребенок, который, обучаясь ходьбе, набивает себе синяки и шишки, так и человек, обучаясь обращаться с собой делает это не вполне умело.

И потому от терапевта на самом деле требуется не очень много. Все для того, чтобы вылечится, клиент уже имеет. Только он пока (или уже) не умеет понимать себя и осознавать движения собственной энергии. Как много и часто на протяжении человеческой жизни один человек говорит другому: «Пожа­луйста, будь с собой очень деликатен и бережен, прислушайся к своим чув­ствам и ощущениям, попробуй понять, чего ты хочешь на самом деле?». На мой взгляд, это лучшие слова, которые может сказать терапевт клиенту.

 

Диалог.

Как происходит терапия в диалоге? Клиент встречается с терапевтом. Те­рапевт в ответ на дисгармонию клиента чувствует дискомфорт в собственной душе. Дальше оставаясь во встрече с клиентом, терапевт говорит и делает что-то, что позволяет ему самому прийти в состояние гармонии. В этом — удоволь­ствие и восторг профессии терапевта. Каждая встреча — акт творчества.

«Если терапия осуществляется правильно, но никому не приносит радо­сти — это не очень хорошая терапия», — сказал как-то Джо Гудбред, один из процессуальных терапевтов.

Лучше всего концепция диалога разработана в гештальт-подходе. Хотя, по моим наблюдениям, терапевты любых конфессий работают эффективно, если умеют быть в диалоге. О диалоге писали много. Я попробую сказать, в чем диалог для меня, а потом сошлюсь на классиков.

Для меня диалог—в восприятии человека как другого неизвестного мира. Мира, к которому у вас нет карты и который прекрасен и опасен одновремен­но. Он опасен не в изначальном зле, он требует не агрессивности в ответ. При встрече с незнакомым миром нужна бдительность. Ведь вы не знаете, что вас ждет за поворотом, вы можете стукнуться лбом об дерево, или угодить ногой в лужу, но можете нечаянно наступить на очень красивый цветок. Если вы счи­таете, что у вас есть карта другого человека, то непременно попадете в нелов­кую ситуацию, в лучшем случае. Ведь у вас нет мало-мальски приличной соб­ственной карты, что уж говорить о других. Конечно, воспринимать собеседни­ка, как что-то понятное и известное спокойнее, но и глупее. Ведь джунгли не перестают быть джунглями оттого, что их считают соседней комнатой. Если вам по душе предсказуемость и надежность, лучше не становиться психотера­певтом. Если вы в восторге от неизвестности, то терапевтический сеанс позво­ляет встретиться с ней в полном объеме. Попробуйте отнестись к любому собеседнику, так как я вам описал. Его мир начнет совершенно неожиданно рас­крываться.

Вот почему диалог сам по себе терапевтичен. Обычно любой хронически больной выучил свою судьбу наперед. Каждый новый доктор добавил в его представление о себе какое-то количество знаний, искренне веря в то, что тво­рит благо. Но ведь наблюдатель влияет на состояние наблюдаемого объекта! Врачам не приходит в голову, что больной может болеть именно так, как он болеет, именно потому, что от него этого ждут. Прости, читатель, за корявую фразу.

Психотерапевт говорит: «Понятия не имею, отчего вы болеете и уж точ­но не знаю, как вас лечить. Все, что я умею — это искать и то и другое заново с каждым новым пациентом. Если вас устраивает, — давайте начнем». Часть пациентов сбегает. У них другой путь. Некоторые магическим образом выздо­равливают к концу этой фразы. Почему выздоравливают? Им впервые в жизни кто-то разрешил вылечиться.

Вернемся к более сухой теории. Ниже я опишу положения теории диа­лога так, как я их услышал от Роберта Резника (Robert W/ Resnik)) и Тода Берли (Tood Burley), тренеров из Лос-Анджелеса.

Итак, компоненты диалога.

Готовность. Это похоже на то, о чем я писал выше. Если люди не готовы встречаться и узнавать друг друга, а готовы к другому процессу: учебе, тера­пии, развлечению, — встреча не произойдет. Учеба, терапия, развлечение важ­ны, но сначала важно встретиться, а потом, — все остальное. Для учебных программ я придумал простое и приятное упражнение.

 

УПРАЖНЕНИЕ

Я ставлю в центр круга два стула и говорю, что это — инструмент для встреч. Задание очень простое. Одному человеку нужно сесть в центр, осмотреться по сторонам и выбрать кого-нибудь, с кем было бы приятно встретиться в центре круга. А затем молча пригласить этого человека. В центре можно обменяться несколькими фразами, от которых на сердце стало бы теплее. Затем приглашающий возвращается на свое место, а. приглашённый выбирает себе нового партнера. Так повторяется, пока в центре не побывает вся группа. Или почти вся.

Через пятнадцать минут после начала упражнения кажется, что потолок раскрылся и выглянуло весеннее солнце. В группе становится светлее и теп­лее. Радость настоящей встречи удивительна! Иногда я плачу от этой радости. И так встречаться умеют все! Но почему-то забывают об этом и в терапии, и в жизни. Если терапия не приносит радости, это не очень хорошая терапия.

Сюда я добавил готовность к любому результату. Часто стараясь добиться определенного результата, терапевт и клиент напоминают парочки безумных, пытающихся открыть дверь не в ту сторону. Хорошее настроение для терапии: «Давай посмотрим, может быть, тут что-то есть? Хм, дверь?! Ты не помнишь, что с ней следует делать?» Шутка.

Смысл терапии — поддержать способность к саморегуляции клиента, а не зарегулировать его по усмотрению терапевта.

Присутствие. Сложно встретиться с тем, кого нет. Если ваше внимание на Луне или в соседней комнате, или еще где-то — вашему клиенту не с кем встречаться. Но нет нужды насиловать себя. Возможно, ваше внимание нахо­дится как раз там, где нужно. Возможно, вы отсутствуете как раз потому, что клиент не говорит ни о чем, действительно актуальном для себя. А может быть там, куда вы унеслись, кроется разгадка того, что происходит с клиентом.

Нет нужды насиловать клиента и кричать, как удав из мультфильма: «Смот­ри мне в глаза!». Если клиент куда-то уносится — значит, ему это тоже для чего-то нужно. Важно узнать, куда отправляется его внимание и что оно там делает. Я понимаю присутствие в диалоге не как непрерывный контакт клиен­та и терапевта, а как осознанное присутствие во всех процессах, которые про­исходят во встрече. В том числе и в уходе от контакта.

Включенность. Под включенностью я понимаю способность следовать за своим интересом во встрече. Если вам не интересно то, о чем говорит кли­ент, ваш диалог не получится. Если то, что пытаетесь сказать вы, не важно клиенту — терапия также не получится. Люди привыкли из вежливости де­монстрировать свою заинтересованность. Терапия — не то место, где полезно это делать. Обычно врачи привыкли задавать кучу правильных вопросов. Но обратите внимание на то, с какой тоской собирают они все эти анамнезы. По­чти каждый терапевт имеет истории о том, как он однажды включился и как это пошло на пользу терапии. Я — не исключение.

 

ПРИМЕР

Я уже писал о том, что одно время работал в достаточно престижном санатории. Там было много клиентов «со статусом». Я старался вести себя с ними максимально почтительно и вежливо. Теперь я понимаю, что любая роль — разрушает диалог. Клиенты изображали «людей со стату­сом», я «почтительного терапевта». Сейчас я, возможно, предложил бы в это поиграть. Или еще что-нибудь. В те времена я был совсем беспо­мощным. Однажды мне попалась клиентка с выпадением волос. Минут через пятнадцать выяснилось, что она безумно стремится контролировать все. У нее на самом деле все было «схвачено». Единственными, кто смел ее не слушаться, были ее собственные волосы. На этом терапия застопорилась. Из почтительности я не смел ей ничего сказать правильно, и намеков она не понимала. На третий сеанс я не выдержал. Меня прорвало. Очень эмоционально я высказал ей все, что думаю и чувствую в ее адрес. Она ответили там же! Людям, которые были за дверью кабинета, каза­лось, что мы ругаемся. На самом деле, мы наконец-то включились. К концу сеанса эта клиентка сказала, что я первый человек за последние несколько лет, с.кем она поговорила прямо и чьи слова вызвали ее доверие. Для нее складывалось впечатление, что вокруг одни марионетки, которые гово­рят лишь то, что она хочет слышать. Конечно, так и было. Но она совсем не понимала того, что сама добилась такого результата.

 

Включаясь по-настоящему, вы рискуете сказать что-то неудобное для дру­гого человека. Вы рискуете поссориться. Или влюбиться, восхититься, ужас­нуться, поразиться. Быть живым. Не знаю, что опаснее. Если вы выразите свои мысли и чувства в чей-то адрес без обвинения, то у вас есть все шансы быть услышанным. Например, есть огромная разница между тем, чтобы наорать на другого человека и тем, чтобы сказать: «Я так зол на тебя, что готов наорать». Но может, у вас будут другие чувства. Есть огромная разница между тем, что­бы дать советы и рекомендации, основанные на хороших терапевтических иде­ях, и действительной примеркой опыта другого человека на себя. Это никогда нельзя сделать до конца. Но если вы примерите на себя чей-то действительно мучительный способ жизни, то заорать: «Это же невыносимо!», — будет са­мой естественной реакцией терапевта.

Австрийский психоаналитик Кохут(1 Другие творческие способности: способность к любви, осознание ограниченности собственного бытия, способности к юмору и мудрости, — в книге Лейтц Г. Психодрама-теория и практика. Классическая психодрама Я.Л. Морено. Пер. с нем. /Общ. ред. и прсдисл. Е.В. Лопухиной и А.Б. Холмогоровой. —М,: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994.- 352 с.: ил.) называл способность вчувствовать­ся одной из величайших творческих способностей человека. Без включеннос­ти терапия происходит на очень низких энергиях. Все плотины и заторы в жиз­ни и организме клиента, остаются на своих местах.

ПРИМЕР

Когда-то я вел учебную программу для врачей. Врачи учатся не включать­ся. Они учатся демонстрировать стандартное участие Айболита. Моей включенности было мало для этой группы. Я казался им психом, но что-то знающим и умеющим. Они хотели взять знания и техники, а все остальное выбросить. Но ведь без «остального» знания бесполезны. Тогда я пригла­сил на эту группу студентку из другого города. У нее была другая край­ность. Она не умела не включаться. Если ей было грустно, она плакала, если смешно — смеялась, если ей что-то нравилось — она говорила «мне это нравится» и т.д. Вся детская непосредственность во взрослом чело­веке. Группу начало лихорадить. Джина выпустили из бутылки! Но кто-то из участников группы начал подозревать у нее психическое заболева­ние! Психотерапевт классический должен быть стандартно-учтивым. Да?

 

Уважение к феноменологии.

Это положение я бы разделил на два:

-внимание к феноменам

-уважение к феноменам

1. Внимание к феноменам.

Все, что происходит во время терапевтического сеанса, потенциально важ­но. Любой жест, который делает клиент, любое его движение или ощущение могут быть важны для развития терапии. Я уже приводил в этой книге пример с движением рукой, которая делала моя клиентка, пытаясь отодвинуть свое женское начало. Метафора такая. Вы видите маленький хвостик, выглядываю­щий из-за стены. К чему привязан этот хвостик, вы не знаете. На другом конце хвостика может быть слон, а может быть маленькая мышка, а может ничего и не быть. Ослик Иа, потерявший этот хвостик, уже находится в совсем другом месте.

Внимание к феноменам не значит непрерывное напряжение. Арни Минделл как-то сказал, что терапевт может быть настолько невнимательным, на­сколько ему нужно. Всю ценную информацию клиент все равно сообщит и будет сообщать до тех пор, пока вы ее не услышите или не заметите. Это назы­вается: «Принцип сохранения значимой информации». В этот момент работа психотерапевта сильно отличается от деятельности детектива. Хвостик перед вашим носом, если он возник не случайно, будет маячить и маячить...

Также стоит относиться и к собственным феноменам. Если с вами что-то начинает происходить при встрече с клиентом, то, может быть, это не случай­но. Я уже приводил в этой книге пример того, что при работе с одним из клиен­тов начало что-то происходить не только с моим сердцем, но и с сердцами всех участников группы. Железное правило для терапевта, работающего с психосо­матикой:

Не игнорируйте свои неприятные и болевые ощущения

 

Чувства и ощущения терапевта — основной инструмент в работе. Даже современные психоаналитики научились интерпретировать не на основании идей, а на основании собственных чувств. Боль всердце, или головная боль, или еще какая-то боль — это инструмент, это показатель вашей включенности и неосоз­нанности одновременно. Если бы вы были бдительней, то успели бы осознать, что это за боль, раньше, чем оно стало болью. Но никто не совершенен. Нет беды в том, что ощущение возникло. Беда в том, чтобы продолжать его игнорировать. Если ваш терапевт скажет: «А какое мне дело до вашего сердца?» — скорее всего, ему нет дела и до нужд его собственного сердца. Форма межлич­ностных отношений совпадает с формой внутриличностных. Или более кратко — как снаружи, так и внутри. Все злобные тираны умеют обрушивать такое же количество ненависти и на самих себя. Мир справедливо устроен.

Уважение к феноменам.

Когда-то у меня в доме на стенах висели таблички на всех видных местах. Их было две: «Люди разные» и «Мир не обязан быть удобным». Приходит кто-нибудь в гости и начинает жаловаться на кого-то. Замечает таблички и умолкает. Опыт каждого из нас уникален, и для того, чтобы абсолютно понимать другого человека, нужно прожить его жизнь. Да и в этом случае сохранятся различия.

Пожалуй, в этом месте стоит сказать еще несколько слов о теории процессуального подхода. Еще одна модель. Извини, читатель!

Процессуальные терапевты выделяют три уровня реальности. Первый, самый глубокий, или основной — уровень духа, или глубинный уровень. Это тот уровень, которым занимаются или пытаются заниматься пред­ставители самых различных духовных школ и направлений. Этот уровень пси­хотерапия обычно игнорирует. Прикосновение к этому уровню позволяет об­наружить, что на уровне духа все мы являемся светлыми существами.

Второй уровень — сновидческий. Это те образы, которые рождаются нашим духом. Осознаваемые и неосознаваемые сны, фантазии и мечтания. Если хотите — это то, как наше сознание воспринимает собственные глубинные импульсы. На этом уровне могут начинаться кошмары. Кошмар — это всего лишь признак того, что глубинные импульсы не могут найти выражения.

Но сны рано или поздно сбываются. «Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью...». Это не опечатка. Сновидческий уровень воплощается в нашу обще­принятую реальность. Этот, самый поверхностный уровень, принято называть консенсусной или договорной реальностью. Люди договорились воспринимать мир таким. Например, считать болезни болезнями.

Болезни и неприятности на уровне общепринятой реальности лишь признак того, что человек пытается игнорировать и не понимать импульсы собственного духа. В общем-то, ничего нового в этих идеях.

Я пишу здесь об этом, чтобы подчеркнуть, насколько наши феномены могут быть различными. Для того, чтобы полностью понять другого человека, мало иметь похожий опыт. Важно совпадать на всех уровнях реальности. Как говорят мои учителя: «Если бы люди понимали и уважали различия друг дру­га, в этом мире не было бы конфликтов».

Как работают с феноменами? Да очень просто: не стесняются лишний раз спросить: «А что это такое, а что это значит, а что в этом плохого...?»

О диалоге все. Любая книга о гештальт-подходе много пишет о диалоге.

 

Целостный взгляд.

Человек целый. Целое не является алгебраической суммой составляю­щих. Человек — единая система, а не мешок с органами. Разделение врачей на разных специалистов удобно для медицины, но в высшей степени абсурдно. Абсурдно потому, что разные специалисты привыкают игнорировать те участ­ки тела, которые находятся вне их компетенции. Я уже говорил о том, что сим­птомы обладают способностью перетекать из одного органа в другой.

Лекарственные средства действительно просто меняют баланс энергий. Гомеопаты или рефлексотерапевты более адекватно воспринимают человека. Они обучены видеть целое.

Видеть целое важно для психотерапевта. Хороший терапевт, выслушав жалобы, спрашивает: «А теперь расскажите, как вы живете?». Вполне возмож­но, что рассказав о том, как он живет, клиент сам себе расскажет и о том, как возникает его болезнь.

 

Принцип «здесь и сейчас».

Классическое гештальтистское положение невероятно важно при работе с психосоматикой. Своим студентам, которые забывают об этом принципе, я говорю: «С чего ты взял, что твой клиент болен? То, что он болел пятнадцать минут назад, вовсе не значит, что он до сих пор болеет». Помните, я приводил пример с астматиком, который на два месяца нечаянно забыл о своей астме.

Здесь и сейчас у любого из нас есть все, для того чтобы быть больным или здоровым. Есть организм и есть энергия для осуществления самых разных процессов. Человеческие батарейки могут месяц обходиться без перезарядки. Даже если кажется, что у вас совсем нет сил, энергии всегда достаточно. Просто, скорее всего, эта энергия расходуется на изнурительную борьбу с самим собой.

Как реализуется принцип «здесь и сейчас» в терапии? Очень просто.

«Какие у вас основания здесь и сейчас утверждать, что вы больны? Може­те, не опираясь на вчерашние снимки и анализы, найти признаки своего заболе­вания в себе? Может так случиться, что вы действительно выздоровели со вче­рашнего дня? С чего вы взяли, что это невозможно? Если вы выздоровеете навсегда, то здесь и сейчас как вы узнаете о том, что это произошло?». И так далее. Обычно я очень извиняюсь, когда задаю эти вопросы. Если не извиняться, то вас могут поколотить. Но если эти вопросы не задавать, то можно лечить одного и того же пациента вечно. Помните «Алису в стране чудес»? «Варенье на завтра». Но ведь завтра никогда не наступает. Если вы очень хотите, чтобы ваш клиент лечился вечно и только смерть вас разлучила, никогда не используй­те принцип «здесь и сейчас».

1.7. Ответственность.

Яискренне верю в то, что люди способны отвечать сами за свое здоровье, свою жизнь и свой путь в этой жизни. Мне чужого не надо. Если клиент ищет кого-то ответственного, что я могу сделать, кроме как предложить зеркало? Я не гуру, не целитель. Я просто тренер-психотерапевт.

Ответственность — то, с чего начинается работа с психосоматикой. Если терапевт взялся отвечать за здоровье клиента, я не завидую ни тому, ни друго­му. Кстати, стоит сказать, что я понимаю под ответственностью.

Ответственность — осознанная свобода выбора. Все, что я могу — спро­сить у своего клиента: «Хочешь ли ты выбирать сам или продолжи искать кого-нибудь, кто будет выбирать вместо тебя?»

Распределение ответственности — не простая прихоть или каприз тера­певта. Если я отвечаю за состояние здоровья другого человека, то здесь закан­чивается моя экзистенциальная поддержка. Я перестаю признавать права дру­гого и стремлюсь распоряжаться его здоровьем так, как считаю правильным. Миллионы людей болеют именно потому, что их заставляют быть здоровыми.

 

ПРИМЕР

Обратилась женщина, которая за последние два года буквально разваливалась на кусочки. У нее не было ничего здорового. Обычно так бывает, когда человек не может пережить траур. Я прямо спросил об этом оказалось, что действительно, два года назад у клиентки умер муж. Она ре шила уйти из жизни вслед за ним. Все ее родственники друзья и знакомые набросились на нее, буквально требуя, чтобы она продолжала жить. Формально она послушалось, а на деле начала умирать нечаянно. Я сказал о том, что, на мой взгляд, за ее жизнь отвечает только она. И что я точно не вправе ничего решать. Еще я попросил ее прислушаться к себе и почувствовать, чего ей самой хочется. Она сделала паузу. И через мгновение улыбнулась, единственный раз за весь сеанс: «А ведь знаете, я впервые за последние два года почувствовала, что действительно очень хочу жить».

 

Подталкивая наших «ближних» или «дальних» к наилучшему для них выбору, мы очень часто добиваемся обратного эффекта. Как известно, дорога в ад вымощена именно благими намерениями.