Страной харакири и пыток, коварства и жестокости, беспрекословного

Повиновения и дьявольской хитрости.

Конечно, в тридцатые годы нашего века японские генералы старались

Удесятерить штаты шпионов, а полиция не жалела средств на секретных

Осведомителей. Но ведь это относится к политической истории страны, а не к

Характеру народа. Между тем авторы, рисовавшие Японию черной, уверяли, будто

Каждый японец рождается шпионом, нет для него более возвышенного

Времяпрепровождения, нежели добровольный сыск. Достаточно вспомнить, как в

Добродушной Италии чернорубашечники убивали детей, как в городе четырех

Революций картезианцы маршировали под окрик фельдфебелей, как сжигали книги

В стране Гутенберга, чтобы отвести всякие попытки сделать национальный

Характер ответственным за злодеяния того или иного режима.

И. Эренбург, Япония, Греция, Индия. Москва, 1960

 

 

Капли с копья Изанаги

 

Когда боги Изанаги и Изанами по радуге спускались с небес, чтобы

отделить земную твердь от хляби, Изанаги ударил своим богатырским копьем по

зыбко колыхавшейся внизу пучине. И тогда с его копья скатилась вереница

капель, образовав изогнутую цепь островов.

Древняя легенда о сотворении Японии приходит на память, когда смотришь

на эту страну с самолета. Изогнутая гряда гористых островов и впрямь похожа

на окаменевшие капли.

Или, может быть, это караван гор, прокладывающий себе путь через

бескрайнюю пустыню океана? "Путь гор" -- таково одно из толкований древнего

имени этой страны: Ямато.

Действительно, Япония -- это прежде всего страна гор. Их всегда видишь

на горизонте, даже находясь посреди самой большой равнины. Для большинства

японцев солнце всегда поднимается из-за моря и спускается за горы. Для

меньшей части -- наоборот. И коль уж существует исключение из этого общего

правила, то лишь для глубинных районов, огражденных хребтами от обоих

побережий. Там солнце всегда встает из-за гор и за горы же садится.

Древние японцы считали горы промежуточной ступенью между небом и

землей, а потому -- святым местом, куда нисходят с небес боги, где

поселяются души умерших предков. Люди также поклонялись горам как воплощению

неведомой божественной силы, которая дремала в их недрах, а иногда вдруг

вырывалась наружу в виде пламени, грохота, каменных дождей и испепеляющих

огненных рек.

Имя Ямато напоминает, что сотворение Японии еще не завершено. Капли,

упавшие с божественного копья, еще не остыли окончательно. Вся эта

дугообразная вереница островов из конца в конец вздулась волдырями вулканов.

Вся эта молодая суша то и дело колышется, ходит ходуном из-за землетрясений.

Но Страна огнедышащих гор больше известна как Страна восходящего

солнца. И второе образное название Японии поэтизирует уже не время, а место

ее рождения.

Именно под этим именем Япония впервые дала о себе знать западному миру

со страниц книги Марко Поло. В главе "Здесь описывается остров Чипингу"

путешественник приводит название, которым китайцы обозначали острова,

лежащие к востоку от восточного края земли.

Слово, которое прозвучало для Марко Поло как Чипингу, пишется тремя

иероглифами "жи-бэнь-го" (каждый из которых соответственно значит: солнце --

корень -- страна).

Иероглифы "жи-бэнь" на диалектах Южного Китая

произносятся как "я-пон" (такое звучание и перешло потом в европейские

языки), а по-японски читаются как Ниппон (как раз это слово и утвердилось

официальным названием японского государства вместо древнего имени Ямато).

Итак, Страной восходящего солнца прозвали Японию ее соседи. Но такое

имя не прижилось бы у японцев, если бы не совпало с их собственным

мироощущением. Народ этот почитал Изанаги и Изанами не только за сотворение

Японии, но и за то, что они произвели на свет дочь Аматерасу -- лучезарную

богиню солнца, культ которой составляет основу обожествления природы.

Исконная японская религия синто (то есть "путь богов") утверждает, что

все в мире одушевлено и, стало быть, наделено святостью: огнедышащая гора,

лотос, цветущий в болотной трясине, радуга после грозы... Аматерасу как

светоч жизни служит главой этих восьми миллионов божеств.

Перед любым синтоистским храмом непременно высится торий -- нечто вроде

ворот с двумя поперечными перекладинами. (Торий считается национальным

символом Японии, так как это один из немногих образцов подлинно японского

зодчества, существовавшего до чужеземных влияний.)

В своем первоначальном смысле слово "торий" означает насест. Он

ставится перед храмом в напоминание о легенде, рассказывающей, как Аматерасу

обиделась на своего брата и укрылась в подземной пещере.

Долгое время никто не мог уговорить богиню солнца выйти оттуда и

рассеять мрак, в который погрузился мир. Тогда перед пещерой соорудили

насест и посадили на него петуха, а рядом поставили круглое зеркало. Когда

петух прокукарекал, Аматерасу по привычке решила, что пора вставать.

Выглянув наружу, она увидела в круглом зеркале собственное отражение и

приняла его за незнакомую красавицу. Это задело женское любопытство богини,

и Аматерасу вышла из пещеры, чтобы посмотреть, кто посмел соперничать с ней

в красоте. Мир тут же снова осветился, и жизнь на земле пошла своим чередом.

Из подобных легенд и состоит священная книга синто, которая называется

кодзики (что значит летопись). В ней, однако, вовсе нет каких-либо

нравственных заповедей, норм праведного поведения или предостережений против

грехов. Из-за отсутствия собственного этического учения синто, пожалуй, даже

не назовешь религией в том смысле, в каком мы привыкли говорить о

христианстве, исламе или буддизме.

В сущности, синто -- это обожествление природы, рожденное восхищением

ею. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха

перед непостижимыми и грозными стихийными силами, а из чувства благодарности

к природе за то, что, несмотря на внезапные вспышки своего необузданного

гнева, она чаще бывает ласковой и щедрой.

Именно синтоистская вера воспитала в японцах чуткость к природе, умение

наслаждаться ее бесконечной переменчивостью, радоваться ее многоликой

красоте.

Синто не требует от верующего ежедневных молитв -- достаточно лишь

присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. В

быту же исповедующие синто проявляют себя лишь религиозным отношением к

чистоте. Поскольку грязь отождествляется у них со злом, очищение служит

основой всех обрядов.

Присущее японцам чувство общности с природой, а также чистоплотность

имеют, стало быть, очень глубокие корни.