Святитель Игнатий Брянчанинов 8 страница

1. Сказал авва Евпрений: «Наименованием плотского обозначается все вещественное. Любящий вещество любит преткновения и скорби. Если нам случится утратить что-либо вещественное, — утрату должно принимать с радостию и исповедовать, что она избавила нас от попечения»[343].

2. Брат просил наставления у аввы Евпрения, как ему жить. Старец отвечал: «Ешь траву, в траву одевайся, на траве спи; сердце стяжи железное»[344].

3. Он говорил: «Святой Давид молился на всякое время [345] (непрестанно): молился в полночь, пред рассветом, молился на рассвете, молился утром, в полдень и вечером. Потому-то и сказал он: Седмерицею днем хвалих Тя [346].

4. Он говорил: «Скудость в брашнах, страх Божий, плач и смирение да пребывают с тобою»[347].

5. Он говорил: « Зная, что Бог верен и всемогущ, веруй в Него, — и будешь причастником благ Его. Если же ты унываешь и пребываешь в бездействии, то не веруешь. Все мы веруем, что Бог всесилен, — веруем, что все возможно для Него; но ты яви веру свою в Него и делами, и Он сотворит в тебе чудеса»[348].

6. Брат спросил авву Евпрения: « Как приходит страх Божий в душу?» Старец отвечал: « Если человек будет смиряться, нестяжательствовать, если воздержится от осуждения, то придет к нему страх Божий»[349].

7. Однажды обокрадывали авву Евпрения: он помогал
ворам выносить из келлии находившееся в ней. Воры вынесли все, и, забрав вынесенное, пошли. Только жезл старца остался в келлии. Старец, увидевши это, опечалился. Взяв жезл, он пошел за ворами и отдавал им жезл; но они не хотели принять его по подозрению какого-нибудь умысла против них в действии старца. Старец, встретившись с некоторыми людьми, шедшими по той же дороге, упросил их взять жезл и передать его ворам[350].

1. Сказал авва Евгений: «Полезно нам искать одного: пребывания со Иисусом. Богат пребывающий со Иисусом, если он и нищ в вещественном отношении»[351].

2. Он сказал: «Любящий земное более небесного лишится и небесного и земного. Ищущий же небесного — господин всему миру»[352].

3. Он сказал: «Да будут потребности чрева малыми, да будет рукоделие малым, — и возможем изработать в безмолвии спасение наше»[353].

Поведал авва Евсевий, пресвитер Лавры Раифской: «К некоторому из здешних старцев пришел бес в образе монаха и постучался в двери келлии. Старец отворил двери и сказал пришедшему: "Сотвори молитву". Пришедший сказал: "И ныне, и присно, и во веки веков, аминь". Старец опять сказал ему: "Сотвори молитву". Бес опять сказал: "И ныне, и присно, и во веки веков, аминь". Старец сказал ему в третий раз: "Сотвори молитву". Бес и в третий раз сказал: "И ныне, и присно, и во веки веков, аминь". Тогда сказал ему старец: "Так скажи: слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь". Бес, услышав это, исчез, как бы опаленный огнем»[354].

Был в некотором монастыре черноризец, по имени Евфросин, неграмотный, но смиренный и Богобоязливый. Он предал себя со всею покориостию в послушание игумену и братии. Они поручили ему служение в поварне, и в течение многих лет оставили его в этом служении. Евфросин никогда не пороптал, не воспрекословил, — исполнял порученное ему дело со всевозможным тщанием, служа человекам как Богу, а не как человекам. То собирал он зелень, то носил дрова из лесу на плечах своих, топил ими печь и варил сочиво для братии. Занимаясь постоянно исполнением требований послушания своего, редко приходил он и в церковь, но, постоянно смотря на огонь, приводил в сокрушение свою душу, говоря со слезами так: « Увы, грешная душа! ты не сделала ничего угодного Богу! Ты не знаешь Закона Божия! Ты не научилась читать книги, по которым славословят Бога непрестанно. По этой причине ты недостойна предстоять в церкви с братиею, но осуждена предстоять здесь, пред огнем. По смерти же будешь горько мучиться в будущем неугасимом огне». Таким образом добрый исповедник ежедневно очищал свою душу и тело. — Игумен того монастыря, Власий, саном иерей, украшен был всеми добродетелями. Он с юности вступил в служение Богу и угождал Богу постом и молитвою. Этому игумену пришло непреодолимое желание узнать, в какое место вселяются души монахов, подвизавшихся во время земной жизни. Возложив на себя пост и бдение, он начал молить Бога, чтоб Бог открыл ему это. Три года проводил он в келейном бдении каждую ночь. Всеблагой Бог, никогда не презирающий молящихся Ему с верою, исполнил желание и игумена. Однажды ночью стоял он на обычной молитве и внезапно ощутил себя в состоянии исступления. Ему представилось, что он ходит по какому-то великому полю; на поле был рай Божий. Что такое рай? — этого невозможно передать на человеческом языке. Блаженный Власий, вошедши в рай, увидел древа благовоннейшие, осыпанные различными плодами, и насыщался одним благоуханием, которое издавали из себя эти плоды. В раю он увидел монаха Евфросина, сидящего под одною из яблонь на золотом престоле. Увидев его и достоверно узнав, что это он, игумен подошел к нему и спросил его: «Сын мой, Евфросин! что ты здесь делаешь?» Евфросин отвечал: «Владыко! я за твои молитвы в этом месте святого рая поставлен в стража Богом». Игумен сказал на это: «Если я попрошу у тебя что-нибудь, — имеешь ли ты власть дать?» Евфросин отвечал: «Чего ни попросишь, — получишь». Игумен, показав на одну из яблонь, сказал: «Дай мне с этой яблони три яблока». Евфросин тщательно снял три яблока и отдал их игумену. Игумен принял их в мантию и по принятии тотчас пришел в себя. Он оказался в келлии своей, три яблока были в его мантии. Зазвонили к утрени. По окончании Богослужения игумен приказал братиям, чтоб никто из них не выходил из церкви; призвав из поварни Евфросина, спросил его: «Сын мой! где был ты этою ночью?» Евфросин, опустив глаза в землю, стоял и молчал. Но старец не престал его допрашивать. Тогда Евфросин отвечал: «Там, авва, где ты видел меня». Старец: «И где я видел тебя?» Евфросин отвечал: «Там, где ты просил у меня, чтоб я тебе дал, в святом раю». Старец: «Что просил я у тебя?» Евфросин: «То, что я дал тебе: три святые яблока, которые ты и принял». Тогда игумен повергся к ногам его, вынув яблоки из мантии своей, возложил их на святой дискос и сказал братии: «Эти яблоки, которые вы видите, — из святого рая. В течение трех лет я молил Бога в келлии моей, пребывая без сна все ночи, чтоб Бог показал мне, в какое место отходят по смерти души благочестно подвизающихся монахов. В эту ночь благодатию Божиею я возведен был в святой рай, видел его неизреченные блага и нашел в нем брата нашего Евфросина, который дал мне эти три яблока. Умоляю вас: не уничижайте и не бесчестите неграмотных. Они, с верою служа братии, оказываются у Бога выше всех». Когда игумен говорил это братии, Евфросин вышел из церкви и тайно ушел из монастыря в дальнюю сторону, избегая славы человеческой. Игумен разделил яблоки на благословение братиям; больные, бывшие в братстве, вкусив райских яблок, выздоровели[355].

1. АвваЗенон, ученик аввы Силуана, говорил: «Не избирай славного места для жительства твоего и не живи с человеком, имеющим громкое имя»[356].

То и другое неприметным образом может ввести в душу тщеславие и высокоумие, — этим не только повредить духовному преуспеянию, но и отнять всю возможность к нему.

2. Он говорил: «Кто хочет, чтоб Бог скоро услышал молитву его, тот, когда встанет для совершения ее и прострет руки горе, прежде всякой другой молитвы, даже прежде молитвы о душе своей, да принесет молитву о врагах своих, и ради этого Бог услышит всякую молитву его»[357].

Из многих памятников монашества первых веков видно, что монахи предстояли на молитве в уединении келейном, с воздетыми руками горе. Так молились преподобные Пахомий Великий, Сисой Великий; вероятно, так молились весьма многие; так советует молиться при особенном наплыве греховных помыслов святой Иоанн Лествичник[358]. Такое положение тела способствует душе прийти в подобное положение: устремиться горе. При этом необходимо остеречься от усиленного вытягивания рук и от усиленного направления их вверх, чтоб не прийти в состояние разгорячения и восторженности, от которых один шаг до самообольщения и бесовской прелести. Должно воздевать руки умеренно, чтоб дух сохранился в тишине, смирении, умилении; должно давать телу положение висящего на кресте, а не летящего на небо. Глава твоя да будет опущенною вниз, хотя бы руки и были воздеты горе.

3. Сказывали о авве Зеноне, что он был ростом мал, телом сух, преисполнен разума, преисполнен усердия и теплоты к Богу, милования к человекам[359].

4. Поведали о авве Зеноне, что он, живя в Скиту, однажды вышел ночью из келлии, как бы к брату, и, сбившись с дороги, блуждал три дня и три ночи. От труда он изнемог и упал на землю замертво. И вот, предстал ему юноша с хлебом и чашею воды в руках и сказал: «Встань, укрепись пищею и питием». Авва встал и помолился, из осторожности не доверяя явлению. Юноша сказал: «Ты сделал хорошо». Услышав это, авва опять помолился; так поступил он и в третий раз. Юноша каждый раз одобрял его действие. После этого авва принял и употребил принесенную пищу. Юноша сказал: «Сколько ты ходил, настолько удалился от твоей келлии; но встань и следуй за мною». И мгновенно старец очутился близ келлии своей. Старец сказал юноше: «Войди в келлию, и сотвори молитву о нас». Юноша вошел в келлию старца и сделался невидим[360].

Поучительна осторожность святых и опытных монахов по отношению к чувственным явлениям из мира духов. Благоразумное поведение их в этих случаях как противоположно легкомысленному поведению неведения и неопытности! Неведение и неопытность слепо и опрометчиво вверяются всякому явлению, любопытно и жадно ищут явления духов и общения с ними, в неизбежный вред себе, во вред часто неисцелимый. И для ознакомленных опытно благодатию Божиею с миром духов мир этот так мало известен и понятен, что величайшая осторожность по отношению к явлениям из него необходима для святых Божиих. Благодать Божия доставляет познания, нужные для спасения, а не такие, каких ищет и требует суетная и тщеславная любознательность мира.

5. Пришли однажды к авве Зенону братия и спросили его: «Что значит написанное в Иове: Небо нечисто пред Ним? [361] Старец сказал на это: «Братия оставили исследование грехов своих и взялись за исследование небесного. Значение же этих слов таково: чист — один Бог; и потому Писание сказало, что небо нечисто пред Ним»[362].

6. Беседуя с некоторым старцем, жившим близ аввы Зенона, мы спросили его: «Если кого беспокоит греховный помысл, и он прочитает или услышит сказанное отцами о борьбе с таким помыслом, хочет исправить свое душевное настроение, но не может, — хорошо ли исповедать это кому-либо из старцев, или должно руководствоваться прочитанным и удовлетворяться своею совестию?» — Старец отвечал нам: «Должно исповедать отцу, но отцу способному оказать помощь, и не уповать на себя. Боримый страстию не может сам себе принести пользы, в особенности, если страсть обладает им. Со мною, в юности моей, случилось нечто таковое. Душа моя была уязвлена страстию, и я побеждался ею. Слышав об авве Зеноне, что он исцелил многих, я вознамерился идти к нему и возвестить совершающееся надо мною. Но помысл удерживал меня, внушая мне: "Ведь ты знаешь, как должно поступить! поступи сообразно прочитанному тобою и не соблазняй старца". Когда я решался идти, брань облегчалась несколько, и я оставлял намерение мое. Тогда снова потопляла меня страсть, и я снова понуждал себя сходить к старцу, но враг опять обольщал меня, не попуская исповедать старцу борющих меня помыслов. Даже не раз я ходил к старцу; но враг не допустил меня до исповеди, принося стыд сердцу моему и представляя, что способ исцеления мне известен. "Какая нужда, — говорил он, — рассказывать о себе кому-либо?" Это приносил мне враг, чтоб я не открыл страсти и не получил исцеления. Старец проз и рал, что я имею что-то на сердце, но не обличал меня, а ждал, чтоб я сам исповедал ему; вместе с тем он наставлял меня на благое жительство и отпускал с миром. Приходя к себе, я скорбел и плакал, говоря душе моей: "Доколе, окаянная душа моя, ты отвергаешь врачевание? Издалека приходят к старцу и получают исцеление, а ты не можешь возобладать собою, не хочешь исцелиться, имея врача близ себя!" Разжегшись сердцем, я встал и сказал сам себе: "Пойду к старцу, и если никого не найду у него, то это будет для меня знамением воли Божией, чтоб я исповедал ему мои помыслы". С такою решимостию я пошел к старцу и не нашел у него никого. Старец по обычаю поучал меня спасению души и как кто может очиститься от скверных помыслов. Победясь опять стыдом и не будучи в состоянии исповедать, я просил отпустить меня. Старец сотворил молитву и, провожая меня, шел впереди меня к дверям, а я, томимый помыслами, сказать ли старцу или не сказать, шел за ним, ступая медленно. Старец, видя, что помыслы очень истомили меня, обратился ко мне и, прикоснувшись к груди моей, сказал: "Что делается с тобою? И я человек". Когда старец сказал мне это, — сердце мое как будто отверзлось, и я упал лицом на ноги его, умоляя его помиловать меня. Он сказал мне: "Что с тобою?" Я отвечал: "Ты знаешь, чем я страдаю". Он сказал: "Нужно самому тебе обличить твое состояние". Тогда я с великим стыдом исповедал страсть мою. Он сказал мне: "Чего ты стыдишься? скажи мне: не человек ли я? не три ли года ты приходил сюда, имея эти помыслы и не исповедуя их?" Я припал к ногам его и умолял его, говоря: "Помилуй меня, ради Бога, скажи мне, что мне делать?" Он отвечал: "Поди, усиль молитву твою и ни о ком не говори худо". Я возвратился в келлию мою, усилил молитву мою, и благодатию Христовою за молитвы старца освободился от смущения этою страстию. По прошествии года пришел мне помысл, что, может быть, Бог помиловал меня по милости Своей, а не ради старца. Я пошел к нему, и, желая испытать его, наедине поклонился ему и сказал: "Авва! помолись о мне ради того помысла, который я исповедал тебе прошлого года". Он не поднял меня тотчас, но оставил в положении сделанного мною поклонения, и, помолчав немного, сказал: "Встань, и имей веру". Когда я услышал это, — мне сделалось так стыдно, что от стыда я желал бы, чтоб земля поглотила меня. Я встал и не мог взглянуть на старца; дивясь ему, я возвратился в мою келлию[363].

7. Старец этот ради нашей душевной пользы поведал и следующее: однажды два брата пошли к авве Зенону. Каждый виделся с ним наедине и исповедал ему свои помыслы. После этого случилось им быть вместе, и один сказал другому: «Когда мы ходили к старцу для исповеди наших помыслов, — получил ли ты пользу от исповеди?» — «Да, — отвечал спрошенный, — за молитвы его Бог исцелил меня». Спросивший сказал на это: «Я хотя и исповедал, но не ощутил исцеления». Получивший пользу спросил: «Как ты исповедался старцу?» — «Я сказал ему, — отвечал первый, — авва! помолись о мне: такой-то помысл беспокоит меня». Второй сказал на это: «Я, исповедуя ему помыслы мои, поливал слезами ноги его, и за молитвы его Бог исцелил меня». Старец, поведая нам это, хотел объяснить нам, что те, которые исповедуют помыслы свои Отцам, должны исповедывать со всею искренностию, с сокрушением сердца, как бы пред Самим Богом: тогда они могут получить милость. Исповедь же, совершаемая с небрежением или с намерением искусить старца, не только не приносит пользы, но и служит к осуждению[364].

1. Некоторый египтянин, по имени Карион, имел жену и двух детей. Оставив их, он пошел в Скит и принял монашество. По прошествии некоторого времени настал голод в Египте. Приведенная в затруднительное положение жена Кариона пришла в Скит с обоими детьми, из которых сын назывался Захариею; другое дитя было женского пола. Супруга Кариона села под деревом на берегу ручья, против церкви, по обычаю, принятому в Скиту. Обычай был таков: если приходила в Скит женщина для беседы с монахом или монаху встречалась нужда поговорить с женщиною, то они садились вдали друг от друга, на противоположных берегах речки и таким образом беседовали между собою. Сказала Кариону жена его: «Вот ты принял монашество, а наступил великий голод: кто прокормит детей твоих?» Карион отвечал: «Пусть сын придет ко мне, я возьму его и вскормлю в Скиту, а ты прими на себя воспитание дочери». Они так и сделали. В Скиту все знали, что при Карионе живет сын его. Несмотря на это, когда Захария стал приходить в возраст, монахи начали роптать по причине его. Карион, узнав, что братия ропщут, сказал Захарии: «Пойдем отсюда: отцы ропщут». Захария сказал на это: «Ведь все знают, что я — сын твой». Они удалились в Фиваиду и поместились в келлии. Но и там, по прошествии краткого времени, поднялся из-за них ропот. Они возвратились в Скит; там братия продолжали роптать на них. Тогда Захария пошел к минеральному озеру и, погрузившись в него до ноздрей, пробыл в нем целый час. От этого он сделался как бы прокаженным. Когда он пришел к отцу своему, отец едва узнал его. Вскоре после этого Захарии привелось приступить к Святому Причащению, и было о нем откровение преподобному Исидору Пресвитеру, который сказал ему: «Сын мой, Захария! в минувший воскресный день ты причастился, как человек, а ныне претворился в Ангела»[365].

2. Когда таким образом Захария жил в Скиту, — он сподобился духовного видения и сказал об этом отцу своему. Старец не был духовным делателем и ничего не знал об этих предметах. Он начал бить сына, говоря: «Это от неприязни». Но Захария пребывал в состоянии, которое производится видением. Ночью пошел он к авве Пимену и сказал ему все, и как горит внутренность его. Старец, хотя и знал, что духовное состояние от Бога, но послал его к некоторому другому старцу, сказав: «Как этот скажет тебе, так и поступи». Когда Захария пришел к старцу, — старец прежде, нежели сказал ему что-либо Захария, объяснил ему все, и что видение от Бога. «Но, — присовокупил старец, — повинуйся отцу твоему»[366].

Благодатный, духовно мудрый старец позаботился сохранить для Захарии то основание, на котором создалось его духовное преуспеяние. От истинного послушания рождается и истинное смирение: истинное смирение осеняется милостию Божиею. От неправильного и человекоугодливого послушания рождается ложное смирение, отчуждающее человека от даров Божиих, соделывающее его сосудом сатаны.

3. Когда Кариону пришло время преставиться к Богу, то он сказал братии: «Много телесных трудов понес я; понес их больше, нежели сын мой Захария; но не пришел в меру его по причине смирения и молчания его». И преставился старец[367].

4. Некогда авва Моисей пришел на колодец почерпнуть воды и увидел юного монаха Захарию, молящегося при колодце. Дух Божий, в подобии голубя, восседал на главе его. Авва Моисей сказал Захарии: «Дай мне наставление для мое го жительства». Захария, услышав это, пал к ногам старца, говоря: «Меня ли вопрошаешь, отец?» — Старец сказал ему: «Поверь, сын мой, Захария, что я видел Святого Духа сошедшим на тебя и нахожу нужным для себя вопросить тебя». Тогда Захария снял куколь с головы, положил его под ноги и, истоптав, сказал: «Если человек не будет попран таким образом, то он не может сделаться монахом»[368].

Вот кого должны вопрошать желающие получить правильное, душеспасительное наставление! они должны вопрошать людей благодатных, говорящих слово Божие, а не свое.

5. Авва Макарий сказал брату Захарии: «Скажи мне, в чем заключается дело монаха?» Захария отвечал ему: «Меня ли вопрошаешь, отец?» Авва Макарий сказал: «Открываю тебе, чадо мое, Захария, что есть понуждающий меня вопрошать тебя». Тогда Захария сказал: «Авва! по мнению моему, монах — тот, кто постоянно понуждает себя на заповеди Божий»[369].

6. Поведал авва Пимен: «В то время, как умирал брат Захария, вопросил его авва Моисей: "Что видишь?" Захария отвечал: "Авва! не лучше ли умолчать об этом?" Моисей сказал: "Умолчи, сын мой". В час смерти Захарии сидел у него авва Исидор пресвитер, и, воззрев на небо, сказал: "Веселись, Захария, чадо мое! Тебе отворились врата Царствия Небесного". Тогда Захария испустил дух, и погребен был Отцами в Скиту»[370].

1. Авва Исайя, названный Отшельником по избранному им роду иноческого подвижничества, жил в Египетском Ските, в этой обширной и дикой пустыне, служившей пристанию для многочисленного сонма безмолвников в течение четырех столетий[371]. Имя великого пророка иудейского носили многие великие иноки[372] Скита, жившие в разное время. Исайя Отшельник, очевидно, жил в V и VI столетиях. В новоначалии своем он пользовался наставлениями преподобного Пимена Великого[373], и некоторые из изречений Великого включил в свои сочинения. Вообще характер преподобного Исайи очень сходствует с характером наставлений преподобного Пимена и очень отделяется от характера наставлений, произнесенных первыми иноками Скита[374]. На писания и изречения древних иноков Скита Исайя ссылается[375]. Из книги Варсонофия Великого, сперва египетского, потом палестинского инока, жившего в VI столетии, заметно, что он знал лично святого Исайю[376], — даже можно догадываться, что пользовался его назиданиями. В книге говорится о преподобном Исайи как о лице несомненной святости, известном по опытности и познаниям в монашеской жизни. Из повести преподобного Елисея видно, что преподобный Исайя жил после IV Вселенского Собора[377] и был современником Александрийского патриарха, святого Евлогия. Наставления преподобного отшельника, как и всех святых иноков Скита, относятся наиболее к безмолвникам. Имеем мы неполное собрание слов святого. Некоторые и, вероятно, весьма многие из них утратились, как это должно заключать по отрывку, который помещен святым Иоанном Дамаскиным в его сочинениях, и отрывку о сокровенном поучении. Их нет в книге отшельника. Магометане, завоевывая страны христианские, уничтожали письменные памятники христианства. С исступленным неистовством и особенным успехом совершили они это в Египте.

2. Поведали о авве Исайи, что он однажды пришел на гумно и сказал владельцу земли: «Дай мне пшеницы!» «А жал ли ты, авва?» — спросил его владелец. «Нет», — отвечал старец. Владелец возразил: «Как же ты хочешь получить пшеницы, когда ты не жал?» На это старец сказал: «Разве не получает пшеницы тот, кто не жал?» «Не получает», — отвечал владелец. Выслушав этот ответ, старец ушел с гумна. Братия, бывшие свидетелями поступка, поклонились авве и просили объяснить им поступок его. Старец сказал им: «Я сделал это с целию показать, что не получит от Бога награды тот, кто не будет подвизаться»[378].

3. Однажды авва Исайя увидел, что брат совершает тяжкий грех; он не обличил его, сказав сам себе: «Если Бог, Который создал его и видит это, милует его, то кто я, чтоб мне обличить его»[379].

4. Однажды авва Исайя пригласил к себе брата. Он умыл посетителю ноги, всыпал горсть чечевицы в горнец, и, когда она немного поварилась, снял горнец с огня. Увидя это, брат сказал: «Авва! чечевица еще не уварилась!» Авва отвечал: «Разве не довольно для тебя, что она побыла на огне? и это великое утешение»[380].

5. Поведал авва Исайя: «Случилось, что братия вкушали пищу в церкви на вечери любви. Они завели разговор между собою. Тогда пресвитер из Пелусии, бывший тут, остановил их, сказав: "Молчите, братия. Я знаю, что один из братии вкушает пищу с нами и пьет чашу наравне с прочими, но молитва его, как пламень огненный, восходит к Богу"»[381].

6. Авва Исайя говаривал о себе: «Вижу себя подобным коню, блуждающему без всадника. Кто ни найдет его, садится на него и ездит на нем сколько угодно. Когда же этот оставит коня, другой поступает с ним точно так же»[382].

7. Он говорил: «Я подобен пленнику, окованному врагами и ввергнутому ими в ров, наполненный нечистотами. Когда этот пленник возопиет к Господу своему, тогда враги бьют его, чтоб он замолчал»[383].

8. Говорил также: «Я подобен птичке, пойманной мальчиком и привязанной им за ноги на нить. Когда мальчик ослабит нить, птичка вспархивает, полагая, что освободилась; но мальчик натягивает нить и снова низвергает птичку на землю. Таким вижу себя. Говорю же это с целию показать, что никто не может предаться нерадению о спасении своем до последнего издыхания своего»[384].

9. Он говорил: «Если ты дал что взаймы ближнему и не требуешь этого обратно, то действуешь в естестве Иисуса. Если же потребуешь возвращения, то поступишь по естеству Адама. Требование же лихвы ниже и Адамова естества»[385].

10. Опять сказал: «Если совершаешь молитвы и подвиги со смиренномудрием как недостойный, то они будут благоприятны Богу. Если же вспомнишь о другом спящем или нерадящем и превознесешься сердцем, то тщетен труд твой»[386].

И. Опять сказал: «Смиренномудрый даже не имеет языка сказать о ком-либо, что он нерадив или небрежет о спасении своем. Он не имеет очей, чтоб видеть недостатки других. Он не имеет ушей, чтоб слышать слова и разговоры душе вредные. Он не заботится ни о чем временном; заботится единственно о грехах своих. Он сохраняет мир со всеми ради заповеди Божией, а не по причине дружбы по началам человеческим. Тщетны труды того, кто вне смирения, поститься много и несет тяжкие подвиги»[387].

12. Кто говорит, что боится Бога, и не находит в себе страха Божия в то время, как представится нужда в нем, чтоб обуздать гнев, дерзость, покушение учить другого тому, чего сам не узнал опытом, чтоб обуздать человекоугодие или искание славы человеческой, или какую другою страсть, того все подвиги суетны[388].

13. Ум прежде, нежели воспрянет от сна лености, находится с демонами. Когда же Господь Иисус Христос возбудит его от лености и соделает его способным видеть и рассуждать, тогда он получает возможность взойти на крест. При этом диавол начинает хулить и произносить непотребные слова в надежде, не ослабеет ли ум, не оставит ли подвига, не обратится ли к прежним лености и бездействию. Образом этого были два разбойника, которых разлучил друг от друга Господь Иисус Христос, распявшись между ними. Один из них хулил Господа, а другой молился Ему, и услышал: днесь со Мною будеши в раи [389]..

14. Он говорил о Святом Причащении: «Этот дар сочетавает и соединяет нас с Богом. Если так, то где же у нас это соединение? Побеждаясь страстями, гневом, завистию, человекоугодием, тщеславием, ненавистью и другими, мы отстоим далеко от Бога»[390].

15. Желающий истинно безмолвствовать в келлии и не увлекаться внушениями демонскими да устранит себя от всего, обычного между человеками; да не порицает и не похваляет никого, да не превозносит правды человеков, да не внимает недостаткам их, и да не попустит пребыть в сердце своем жалу памятозлобия на ближнего.

16. Не передавай неразумным таинственного знания, которое тебе открылось, и безумным — стремлений твоего благого произволения; познай самого себя и изучи то, что приносит вред душе твоей[391].

17. Надеющиеся на свою правду и последующие воле своего падшего естества не возмогут избежать козней демонских, не возмогут стяжать сердечного безмолвия, не возмогут усматривать окрадении, которым подвергаются, а по исшествии из тела затруднительно будет им получить милость от Бога[392].

18. Венец всех благих деланий состоит в том, чтоб возложить на Бога всю надежду, прибегать к Нему единому от всего сердца и от всей крепости, быть преисполненным благости ко всем, плакать пред Богом и молиться Ему о помощи и помиловании[393].

19. Он говорил об учении ближних заповедям Божий: - «Откуда могу знать, угоден ли я Богу, чтоб сказать брату: "Поступи так, или иначе". Сам нахожусь еще под игом покаяния по причине грехов моих»[394].

20. Кто пал когда-либо, тот находится под законом покаяния. Он не может успокоиться и перестать от плача, доколе не узнает наверно, что прощен ему грех его[395].

21. Знамением, что грех прощен, служит то, что он уже не производит никакого действия в сердце твоем и ты забыл о нем до того, что, при разговоре ближних о подобных грехах, ты не ощущаешь никакого сочувствия к нему как вполне чуждому тебе. Это значит, что ты помилован[396].

22. Напротив того, неблагоприятен признак, если сочувствие к греху продолжает жить в тебе и действовать, а ты небрежешь об этом. Плачь, сокрушайся, болезнуй о таком состоянии, доколе не испросишь милости у Бога[397].

23. Бог соделывается учителем всех, произволяющих повиноваться Ему. Если Бог не со делается учителем человека, то труды его тщетны[398].

24. Великой важности сердечный подвиг, состоящий в том, когда человек оставляет свою правду и волю, которые он признает благоугодными Богу, и исполняет слово наставника своего, которому он ради Бога предался в послушание[399].

25. Если кто начнет говорить тебе неполезные слова, то не преклонись выслушать его, чтоб не повредить душу твою. Не устыдись лица его, если он оскорбится этим. Не потерпи, чтоб он продолжал речь свою, скажи ему: - «Душа моя не может выносить слов твоих! Перестань говорить об этом, умоляю тебя. Я не тверже первого человека, которого создал Бог руками Своими и который был обольщен беседою злою». Беги от душевредных слов, не желай слышать их. Смотри же, чтоб, убегая телом, не сохранить тайного желания знать, что намеревался сказать тебе начавший говорить неполезное. Беги бегством решительным, чтоб тотчас забыть и то, что успел выслушать. Если допустишь остаться чему-либо из слышанного, то демоны не преминут воспользоваться этим и нанести тебе язву[400].